Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Агентство 'Золотая Пуля' (№11) - Дело о заикающемся троцкисте

ModernLib.Net / Детективы / Константинов Андрей Дмитриевич / Дело о заикающемся троцкисте - Чтение (стр. 13)
Автор: Константинов Андрей Дмитриевич
Жанр: Детективы
Серия: Агентство 'Золотая Пуля'

 

 


Когда я выйду замуж за миллионера и состарюсь, я вплотную займусь художественным творчеством. Куплю виллу, сяду в ней и буду писать эротические триллеры.

— А я вот не могу понять, что такое интрига.

— Это просто. Представь, читаешь ты книжку. Читаешь, читаешь, читаешь. Доходишь до интриги — и тут у тебя аж дыхание захватывает, так хочется дочитать до конца. Читаешь и не успеваешь думать, читаешь и читаешь… А потом — развязка, хлоп, и неинтересно. — Светка выдохнула и обмякла. — В общем, как в сексе: все точно так же, прелюдия, то есть завязка, кульминация, развязка.

Каширин, беззастенчиво подслушивавший наш разговор, делая вид, что играет на компьютере, повернулся на стуле и с интересом спросил:

— Светочка, ты все книжки так читаешь?

— Да я, честно говоря, их почти не читаю, — не почувствовав подвоха, ответила Завгородняя.

— А я хотел предложить вместе книжку почитать. На днях купил. Называется «Заводной апельсин». Слышала?

— Ой, да… Что-то сельскохозяйственное?

Тут в кабинет заглянул Скрипка и, увидев красное от едва сдерживаемого смеха лицо Каширина, любопытно протиснулся в дверь полностью.

— Отчасти да. Светка! — продолжал издеваться Каширин. — Ты никогда не думала в школу устроиться преподавателем литературы?

— Нет, я детей не люблю.

— Бывает. Однако любовь или нелюбовь к детям не сказывается на их окончательном количестве. — Скрипка решил поддержать разговор. — Был у меня один знакомый. Он очень не любил детей. Ну просто до дрожи в коленках. Но он очень любил женщин.

И женщины любили его, потому что он был красивый, богатый и глупый. Мой знакомый любил женщин бескорыстно, что нельзя сказать о них. Они норовили от него забеременеть, и беременели. По две-три штуки в неделю. А мой знакомый был честный и порядочный человек и считал своим долгом на них жениться. Но на всех жениться он не мог и от этой коллизии еще больше не любил детей. А женщины все беременели и беременели — видимо, у моего знакомого такой организм был, что стоило ему только к женщине прикоснуться, как она тут же беременела…

Последнюю фразу услышала Агеева, проходившая мимо. Кардинально изменив траекторию, она завернула в кабинет:

— Кто беременела? — грозно спросила она Скрипку.

— Да так, знакомая одного моего знакомого… — пробормотал он.

— Ага. То-то я гляжу, Горностаева бледная ходит в последнее время. Доигрались! — Агеева развернулась и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.

Минуту все сидели молча. Скрипка, побледневший, видимо, из солидарности с Горностаевой, развел руки и двинулся к выходу.

— Так что дальше с твоим знакомым было? — спросила Завгородняя.

— Женился…

— На всех?

— Ага. В Турцию уехал и женился, — скорбно произнес Скрипка и тоже ушел.

Что— то подсказывало мне -скорбит он совсем не из-за своего знакомого.

— Вот, Анна Владимировна, теперь тебе понятно, что такое интрига? — Каширин многозначительно поднял брови.


***

— Соболина! — Обнорский был сегодня не в духе и явно настроился похамить. — И это называется «детективная новелла»? Где здесь детектив, где здесь интрига, где здесь, твою мать, новелла?

Обнорский швырнул передо мной пачку листов, которые я ему отдала накануне.

Я отшатнулась. Мне хотелось плакать, но я сжала кулаки и твердо ответила:

— Если вы, Андрей Викторович будете сдержаннее в выражениях, я готова выслушать суть ваших претензий к моей новелле.

— «Выслушать!» — передразнил Обнорский, сбавляя обороты и усаживаясь в кресло. Я так и осталась стоять. — Ладно.

Слушай сюда. Я просил, чтоб в новелле были секс, эротика, интрижки. Где оно?

— Как — где? — Я была возмущена. Уж чего-чего, а эротики там хватает. Я схватила листы и стала показывать Обнорскому. — Вот. И вот. И тут чуть-чуть. А здесь вообще две страницы. А вот это?

— Что «это»? «Самойлов нежно раздвинул мне ноги…» — это ты считаешь эротикой? — Обнорский удивленно посмотрел на меня. — Эротика с собственным мужем?

Запомни — секс, эротика и порнография — это когда мы с тобой, или ты с Повзло, или там с Кашириным, как хочешь. А с собственным мужем — это картины семейного быта. Я хочу интриг на стороне!

— Как? С кем? — я растерялась.

— С кем хочешь. Далее. Чем занимается твоя героиня? Любит собственного мужа, ходит в магазин и путается под ногами остальных сотрудников Агентства. Где расследование?

— Ну, там труп есть…

— А толку? Расследование одним трупом не ограничивается. Героиня должна ходить, думать, разговаривать. А она у тебя какая-то вялая. И этой, интриги, нету. — Обнорский опять нарисовал в воздухе женскую фигуру. — Переделывай. Знаешь что напиши? Ту историю с похищением твоего сына, помнишь?

Я кивнула. Конечно, помню. Такое вряд ли забудешь. Только вспоминать не очень хотелось — а уж тем более делать достоянием публики историю про суку-прокуроршу, с которой спутался мой муж и которая устроила похищение Антошки…

Видя мое смятение, Обнорский бескомпромиссно приказал:

— Пиши, пиши. Чтоб пятнадцатого текст был у меня на столе, и эротики побольше. Все. Иди.

Только вечером я вспомнила, что опять не позаботилась о запросе в ГБР насчет квартиры Ягодкина…


***

— Ты что, забыла? Мы же договаривались… — На пороге стоял Артемкин, протягивая мне бледную розу. Джентльменский; жест смотрелся еще трогательнее оттого, что Артемкин был в ярком спортивном костюме и кроссовках.


***

О, у меня совершенно вылетело из головы, что я договорилась с ним ехать искать Ягодкина в южное садоводство. Вспомни я об этом раньше, я бы перезвонила ему накануне, отказалась бы. Мне совершенно не хотелось ехать, особенно после того, что рассказал Тараканников. А если Артемкин действительно преступник? Нельзя сказать, что я поверила этому чокнутому трепачу Тараканникову, но получилось, как в том анекдоте: «ложки-то нашлись, но осадок остался». Тем более что на сегодняшний выходной у меня были совершенно другие планы: перестирать все накопившееся за две недели белье, сходить на рынок, испечь беляши к приходу Володи…

— Да нет… что ты… то есть нет, — замялась я, со смущением взглянув на свои домашние тапочки. — Если честно, то действительно забыла.

— Ну так собирайся, я подожду. Я специально пораньше встал.

— Понимаешь, Сергей… Я… — Я не знала что сказать. Не могла же я ему заявить: «Понимаешь, Сергей, я боюсь с тобой ехать, потому что после слов сумасшедшего уголовника мне кажется, что ты убийца»? Других причин отложить поездку я, как назло, не могла придумать… — Я хотела голову помыть.

— Мне всегда нравились аккуратные женщины, но ты, по-моему, слишком самокритична. Поверь мне, в садоводстве среди дачников у тебя будет самая чистая голова, — засмеялся он.

Я вздохнула. Посмотрела на розу. Кивнула.


***

«Он нежно приобнял ее за плечи…» — глядя на закатное солнце, вспоминала я куски своей новеллы. Окружающая природа тосненского садоводства располагала к лирике: кругом звенели птицы, зеленые острова простирались до самого горизонта, легкие дуновения ветерка доносили благоухание цветов. Я стояла на краю обрыва, которым заканчивалось опустевшее к вечеру садоводство, на дне обрыва игриво поблескивал маленький ручеек. Да, у Ягодкина губа не дура, если он выбрал это садоводство в качестве среды обитания.

— Знаешь, Сергей, мне кажется, что Ягодкин здесь. И мы его найдем, живого или мертвого, как велел мне Обнорский, — я услышала, что Артемкин что-то промычал в ответ. — А представляешь, он убит, а пока мы его ищем, квартиру Ягодкина уже переписали на какого-нибудь… — я на секунду задумалась, -… Цветом кина.

Я улыбнулась и продолжила нелепую версию:

— А алкоголики ни при чем, просто так там живут…

Спиной я почувствовала, как подошел Сергей. «Он нежно приобнял ее за плечи…» Вдруг холодные крепкие пальца сжали мое горло, тут же потемнело в глазах. Я хотела закричать, но крик застрял где-то внутри, наружу вырывались только хрипы. Я попыталась разжать его пальцы, но поняла, что слабею. Я хотела что-то сказать, просить, уговорить, молить о пощаде, отречься от всего, продать душу, воззвать к человеческому… Я бы смогла его уговорить, объяснить, спастись, если бы он дал сказать мне хотя бы слово.

Мысли обволакивались в слова, теснились в голове, но ни звука произнести я была не в силах. И тогда я поняла, это конец.

Было не больно, только страшно. Удивительно, как это не больно умирать.

Умирать?… Но Антошка… Изнутри меня разрывал отчаянный волчий вой, который холодные пальцы превращали в жалкий хрип. Ноги подогнулись, я начала сползать на землю, цепляясь за нее руками.

Холодные пальцы отрывали меня от земли, а я продолжала хватать руками пучки травы и комья ссохшегося песка. Внезапно земля увернулась из-под рук, и я куда-то полетела. Чужие руки последовали было за мной, но хватка ослабла. Я изо всех сил дернулась. Руки напоследок впились в волосы, но я уже ушла из-под их власти.

Земля обнимала меня и ласкала, когда я катилась вниз по обрыву…

Мокрая от поцелуев ручья, я бежала сквозь березовую рощу, расталкивая и ломая маленькие деревца. Под ногами хлюпало, за каблуки цеплялись кочки. Вне себя от страха, я спиной чувствовала за собой Артемкина, хотя шума погони вроде не было слышно. Ощущение, что Артемкин стоит за спиной, не прошло и тогда, когда я села в машину, резко затормозившую в двух метрах от меня, когда я выскочила на неизвестно откуда взявшуюся грунтовую дорогу. Это ощущение не прошло никогда.


***

Прошло две недели после того, как убийца алкоголика Ягодкина пытался меня задушить. За этот период прошло достаточно событий, чтоб написать не одну, а целых десять новелл. Во-первых, дело все-таки возбудили, только не розыскное, а по факту попытки убийства. Сбежавшего после совместной поездки в садоводство Артемкина нашли довольно быстро — в Баку, у собственной бабушки. Он довольно быстро признался в убийстве Ягодкина и еще пяти пропавших человек из Южного района. Труп Ягодкина был обнаружен в одном из домиков в садоводстве — том самом, где мы безуспешно пытались с Артемкиным его найти живого.

Отчасти милиция была права — Ягодкин действительно пребывал в Тосно… его Артемкин нашел самостоятельно. Кому как не ему знать, куда он спрятал труп… еще в конце февраля. То есть участковый Владимир Алексеевич, так упорно не хотевший разыскивать пропавшего, видел в середине июня у пивного ларька, очевидно, призрак Александра Ягодкина.

Во— вторых, я написала статью. После публикации купалась в лучах славы: все считали свои долгом подойти и выразить свое восхищение. Даже Обнорский снизошел и произнес длинный и витиеватый комплимент -что-то про серую мышку и превзойденные ожидания. Напоследок он заметил, что в Агентстве вызревает новый талант, и это не пройдет незамеченным для руководства. Новеллу мне разрешили сдать позже всех — при условии, что она будет такая же блестящая, как и статья.

Обнорский по своим каналам выяснил, что рассказывает на следствии Артемкин. В частности, его больше всего волновал вопрос, почему убийца покусился на жизнь его сотрудника. По этому поводу Артемкин объяснил следующее: несмотря на мою очевидную безобидность, он все-таки боялся, что мне придет в голову проверить, кому принадлежит квартира Ягодкина. Ведь «Золотая пуля» — единственное, что могло разоблачить Артемкина, поскольку в милиции благодаря связям Бардакова все дела о «потеряшках», отправившихся на тот свет благодаря Артемкину, успешно волокитились. Удержать друзей пропавшего Ягодкина от визита к нам Артемкин не мог и потому решил сам следить за моим расследованием и держать его под контролем. Поэтому он был так щедр, предлагая свою помощь.

Честно говоря, ему удалось меня запутать и пустить по неверному следу.? Если бы я сразу попросила Обнорского отправить через своих ментов запрос в ГБР! Он показал бы, что уже после своей пропажи Саша Ягодкин быстренько провел в суде наследственное дело (естественно не лично, а по нотариальной доверенности). И так же быстренько по той же доверенности продал квартиру гражданке Колупко, приезжей хохлушке. К сожалению, я не успела это сделать, прежде чем отправиться в поездку с Артемкиным…

Я долго ломала голову, почему он все-таки решил меня задушить? Потом меня осенило: может, он и не попытался бы это сделать, если бы не дурацкое совпадение — я пошутила, что квартира Ягодкина может быть оформлена на Цветочкина.

А так оно и оказалось — доверенность была выписана на Якова Цветочкина, сокурсника Артемкина. Вот Сергей и подумал, что я уже все знаю и только делаю вид, будто ни о чем не догадываюсь. И… даже у убийц нервы не железные.

А что касается остальных убийств, то Артемкин честно признал свою вину, утверждая, что он якобы находил алкоголиков и убивал их самостоятельно. Ягодкина же и вовсе искать не пришлось — Артемкин оказался одним из его многочисленных знакомых, которым Ягодкин безмерно доверял. А «Китеж-град» и местные розыскники якобы ни при чем.


***

…К счастью, моя оплошность с ГБР осталась незамеченной — никому в голову не пришло поинтересоваться у меня, почему я не отправила запрос до того, как меня пытались убить.

— Молодец, Аня! Разоблачить убийцу — это даже не всегда мне удается. — Нонна Железняк крепко пожала мне руку. — А что будет с самим «Китеж-градом» и с милиционерами, которые не хотели искать алкоголика?

— Не знаю. Я думаю, прокуратура не оставит без внимания тот факт, что по всем пропавшим с помощью Артемкина не были заведены розыскные дела и что участковый видел Ягодкина после его смерти.

— Напрасно так думаешь! Если участкового до сих пор не привлекли, то ему ничего не грозит. Вообще мне кажется, что этот мент был наводчиком у «Китежграда». Кому как не участковому знать, где живут «синяки», обремененные жилплощадью?

Я задумалась. Действительно, степень участия милиции в делах «Китеж-града» осталась какой-то недооцененной…

И тогда мне показалось, что было бы уместно написать еще одну статью про агентство недвижимости «Китеж-град».

Клиенты, рискнувшие доверить ему свою жилплощадь, действительно переезжают в невидимый град Китеж — на веки вечные… К тому же теперь у меня появился хороший информатор об их делишках.

…Тараканников звонил мне едва ли не каждый вечер. Я терпеливо и внимательно выслушивала его словесный понос, стараясь выбрать те крупицы информации, которые были бы мне полезны. Непонятно было, откуда он столько знал про «Китеж-град», но, если верить его словам, то Бардаков занимался полнейшим беспределом. Подозреваю, что просто иногда он был вынужден обращаться к помощи Тараканникова. Основным направлением деятельности Агентства были мошенничества, причем настолько изощренные, что Тараканникову приходилось по часу объяснять их смысл. Особенно ценным в Вадике было то, что он имел возможность общаться с Бардаковым и практически со скоростью телеграфа передавать мне его высказывания.

— Что у нас в дальнейших творческих планах? — поинтересовался однажды Тараканников, позвонив с присущей ему бестактностью, когда сутки уже перевалили за полночь.

— Буду писать новую статью, этого нельзя так оставить.

— Может, бросишь? Я знаю, что Бардаков поручил одному человеку разобраться с тобой. Так получилось, что этот человек… ну я его очень хорошо знаю.

— Как разобраться? — испугалась я.

— Ну сначала мелкие запугивания.

Например, дверь в квартиру подожгут или стекло выбьют. Что дальше — не знаю.

Может, вплоть до ликвидации.

— Он меня не тронет. Если он не совсем дурак. Меня ликвидируют, так на мое место придут другие, — твердо и с некоторым пафосом заявила я.

— Ну смотри, — сказал Тараканников и повесил трубку. Это был первый случай, когда разговор закончился по его инициативе.


***

Через несколько дней после этого разговора произошли события, после которых я поняла, что Бардаков совсем невменяемый, и его поступки никаким законам логики не подчиняются. Утром, выйдя из квартиры, я обнаружила на двери надпись, сделанную кровью: «Берегись, сука».

Вновь я испугалась по-настоящему — едва ли не так же, как тогда, в садоводстве.

И я поняла, что защитить меня не смогут ни Соболин, ни Обнорский, ни уж тем более вся питерская милиция. Статья была уже написана, сверстана и должна была выйти в понедельник в очередном номере «Явки с повинной».

…В воскресенье вечером, когда я плескалась в ванной, мне позвонил сам Бардаков. Я была бы не так удивлена, провались подо мной пол, как этим звонком.

Больше всего меня поразил тот факт, что его голос был спокойный, почти ласковый. Бардаков сообщил не о моей скорой смерти, а о том, что жаждет со мной увидеться.

— Нам нужно многое обсудить, не так ли?

— Что, например?

— Ну, например, вашу статью.

— А может, ваши методы работы?

— Ну у каждой организации бывают промахи. Осечки, так сказать.

— То есть убийство Ягодкина вы считаете осечкой?

— Не надо передергивать факты, как вы это сделали в вашей газете.

От возмущения я даже вылезла из ванны и присела на ее край. Этот невменяемый позвонил специально, чтоб меня разозлить?

Нет, он не хотел меня злить. Он просто хотел со мной поговорить. Я с ним разговаривать не хотела, но почему-то согласилась на встречу у него завтра в конторе.

Наверное, я просто устала, и мне было легче помириться с Бардаковым, нежели читать кровавые надписи каждое утро. Так или иначе, на встречу я согласилась, и это была моя роковая ошибка. Только это мне объяснили гораздо позже, во вторник, на следующий день после встречи с Бардаковым.


***

Бардаков оказался маленьким смешным человечком с вытертыми сзади штанами и нервными ужимками. Несмотря на вполне пристойный костюм, директор «Китеж-града» производил неряшливое впечатление — то ли засаленными темными волосами, то ли отвратительно грязными ботинками. Его глаза, расположенные чуть-чуть навыкате, испуганно и с ненавистью глядели на этот мир. При виде меня он радостно задергал головой и суетливо выскочил навстречу.

— Садитесь, Анна Владимировна! Хотите кофе? — Бардаков по-халдейски склонился надо мной.

— Почему бы и нет, — я вдруг почувствовала уверенность. — Так о чем вы хотели поговорить?

— Я хотел вам предложить: давайте мириться, Анечка.

— Я разве с вами ссорилась?…


***

…Я уже успела дойти до дома, когда меня снова вызвали на работу. Позвонила Ксюша и официальным голосом сообщила, что меня хочет видеть Обнорский.

С очень плохим предчувствием я поймала машину и вернулась обратно.

Обнорский начал с допроса. В его лице читалась одна суровость.

— Ты была в «Китеж-граде»?

— Да.

— Зачем?

— Позвонил Бардаков и пригласил…

— О чем говорили?

— Да так, ни о чем. Он критиковал мою статью, а я говорила, что в статье нет ни слова не правды.

— Но вы пришли к общему мнению?

Ты сказала, что больше не будешь писать?

— Ну да.

Обнорский задумался и замолчал. Некоторое время он сидел так, покачивая головой, словно в чем-то убедившись. Допрос продолжился:

— Почему?

— Просто уже нечего было писать, — неуверенно произнесла я. Мне было как-то неловко признать, что я испугалась Бардакова.

— Тараканников при вашей беседе присутствовал?

— Да, но я не знала, что он там будет.

Его, видимо, тоже пригласил Бардаков.

Нес какую-то чушь, как всегда. Он зашел через полчаса после меня, — я почувствовала, что мне приходится оправдываться, и стало противно, — а что случилось?

Тут Обнорский взорвался:

— А случилось то, моя дорогая, что твоего приятеля Тараканникова полчаса назад рубоповцы взяли при получении двух тысяч долларов от Бардакова в качестве взятки и собираются предъявить ему обвинение в вымогательстве. И не надо смотреть на меня такими невинными глазами. Он вымогал деньги от твоего имени, за то, что ты больше не будешь писать клевету про «Китежград». Так что ты вполне можешь пойти с ним как соучастница!

…Подробности мне рассказали уже позже. Оказывается, Бардаков предъявил следствию

диктофонные записи, где Тараканников открытым текстом требует у него деньги за то, чтоб в дальнейшем не было проблем с журналистами. Говорит, что я тружусь над текстом по его заданию, и в подтверждение этого приводит некоторые факты из еще неопубликованного текста. То, что Тараканников присутствовал при нашей с Бардаковым встрече и вставлял в наш разговор туманного содержания фразы — лишнее подтверждение нашего с ним «сговора».


***

Мне было так худо, что хоть, в петлю лезь. Более всего меня пугали не возможные последствия случившегося, какими бы они ни были, а то, что мне никто не верил. Я была бы готова повеситься ради того, чтобы коллеги поверили в мою невиновность… если бы не Антошка. Но даже сделай я это — думаю, никого бы я не убедила, что не вступала в преступный сговор с Тараканниковым. Может, прибавилось бы жалости ко мне. Но ее и сейчас было предостаточно.

В Агентстве все словно сговорились.

Все, как один, смотрели на меня так, будто я смертельно больна — заговаривали со мной сочувственно и тихо, но приблизиться боялись, чтоб не заразиться. Обнорский, видимо, больше всего боялся заразы — в последние дни он меня игнорировал. Лишь пару раз я чувствовала спиной его хмурый взгляд.

Пожалуй, одна только Железняк не изменилась в отношении ко мне. Но меня это мало утешало: окажись я не только шантажисткой, но и, скажем, убийцей, она бы вела себя со мной одинаково.

— Слушай, Аня, — Нонна подошла ко мне вчера, — я придумала. Следствие пока не решило, предъявить ли тебе обвинение, так? Вот пока оно не решило, может, тебе скрыться за границей? Например, в Турции. Я знаю, у тамошней полиции с нашей нелады, поэтому там тебя будут долго искать. Бери отпуск на полгода и уезжай.

Я никому не скажу, где ты. Будем держать связь через мою тетю.

Нонна достала цветной рекламный журнал и начала показывать объявления о продаже туров. Я листала журнал как во сне, только изредка кивая Железняк. А путевки действительно были дешевые: всего по 200-300 долларов. Вот бы взять Антошку, Соболина и махнуть на юг. Не обязательно в Турцию, можно в Анапу. Мы с Соболиным давно не были на юге…

— Не, найдут ее в Турции. Вычислят, — к Железняк присоединился Кононов, тоже решивший поучаствовать в обсуждении вопроса. Я горько усмехнулась: в искусстве словоблудия Максу и Каширину нет равных. Главным их номером было нести абсолютный бред с очень серьезным видом и заставлять окружающих выслушивать его. Макс продолжал:

— Надо сделать так, чтоб ее никто не искал. Например, инсценировать ее смерть. Как вам такая картина: приходит Соболин домой, а там кровь повсюду, дверь взломана, клочья волос, украден телевизор и холодильник. Соболиной нету. Какой вывод напрашивается? Аньку убили, квартиру обокрали.

— А может, Соболина в это посвятить?

— Нельзя. В этом-то вся суть, что он будет искренне горевать, и милиция поверит, что ее действительно убили.

— Никто не поверит. Потому что грабителям незачем похищать труп из квартиры. Получается, они украли телевизор, холодильник и труп? Нелогично. Зачем им труп. Как они его будут транспортировать?

— Чтоб скрыть улики. Чтоб никто не подумал, что они еще и убийство совершили. И вообще, это были сумасшедшие грабители. Нормальные грабители не стали бы брать из богатой квартиры Соболиных только телевизор и холодильник. Дело в том, что им нравятся не ценные вещи, а габаритные грузы.

— Подождите. — Нонна и Макс умудрились втянуть меня в их бредовую игру. — Откуда вы знаете, что квартира Соболиных богатая, и почему это мой труп — габаритный груз?

— Ну хорошо, — согласился с возражениями Макс. — Тогда пусть будет инсценировано не ограбление с убийством, а преднамеренное убийство. Так бывает: например, кто-то кого-то убивает, и труп прячет, чтоб не было возбуждено уголовное дело. Как говорится: нету тела, нету дела.

— Какая разница? Все равно придется труп уносить из квартиры, — продолжала спорить Железняк.

— Стоп! — закричала я. — Хватит! Какой труп? Вы что, совсем с ума посходили? Вам лишь бы потрепаться, а я больше не могу! Мне никто не верит!

Из глаз полились слезы. Железняк махнула рукой, и Макс скрылся из кабинета. Нонка присела ко мне и протянула отмотанный с рулона, стоящего в нашем туалете, кусок туалетной бумаги.

— На, не плачь. Не переживай. Мы это специально, чтоб тебя развеселить… все образуется. Мы что-нибудь придумаем…

— Нет, пожалуйста, не надо, — всхлипывая, сказала я, сообразив, что лучше не позволять Железняк что-то придумывать.


***

Через несколько дней благодаря Лукошкиной дошли сведения, что честность Тараканникова с каждым днем тает все больше и больше. Сначала он показания против меня не давал, рассказывал, что вымогал деньги от моего имени без моего ведома. Это было странно — следование истине не в характере Тараканникова. Но потом все стало на свои места: постепенно моя роль в этом деле с каждым новым допросом Тараканникова все возрастала — вероятно, из-за вмешательства Бардакова. Именно ему, в первую очередь, нужно, чтоб вымогательницей была я — только так он может вернуть себе честь и достоинство, существенно потрепанные в «Явке с повинной». Поэтому он через своих следователей легко заключил сделку с Тараканниковым и уже сейчас предпринимает телодвижения по освобождению Вадима под подписку — чтоб было проще с ним договориться. И со стопроцентной уверенностью можно сказать, что они договорятся… Теперь я догадалась, даже кровавые надписи на моей двери — дело рук подонка Тараканникова… И что будет со мной — вместо Вадима в камере окажусь я? Подумать только, моя судьба зависит только от показаний этого мерзавца!

Я не знаю, что послужило толчком к тому поступку, который я совершила в тот же вечер. Может быть, информация о том, что Тараканников продолжает меня оговаривать, и поэтому нам предстоит очная ставка… А может — поведение Соболина.

Мы мирно и уютно поужинали при свечах, Соболин весь вечер шутил и пытался отвлечь меня от грустных мыслей.

Ему это почти удалось.

Но когда мы ложились спать, я зачем-то задала ему вопрос:

— Ты мне не веришь? — пояснять, что я имею в виду, не было нужды.

— Верю, глупая, конечно, верю. — Соболин, как мне показалось, натянуто улыбнулся и обнял меня.

— Честно?

— Честно! Я тебя никогда не оставлю, тем более в такой дурацкой ситуации.

Я ведь тоже виноват в том, что произошло.

— То есть?

— Ну надо было уделять тебе больше внимания, чувствовать тебя. Я знал, что ты хочешь все время быть самостоятельной, а не ощущать себя в Агентстве только моей женой. Я это знал, но ничего не делал.

— Что бы ты мог сделать?

— Ну… не знаю. — Соболин замялся.

Я заподозрила неладное.

— Нет, подожди! Что ты мог сделать?

Сделать так, чтоб Тараканников не подставил меня? Каким образом, интересно?

— Ну нет, не это. Дать тебе возможность заработать, например…

— А! Ты хочешь сказать — ты вовремя не заметил, что я собираюсь ступить на путь нетрудовых доходов? В этом твоя вина? То есть ты тоже считаешь, что я шантажистка!

— Нет. Это не шантаж. Ведь этим все журналисты занимаются… только мягче.

Рыночные отношения: информацию за информацию, неразглашение информации за другую информацию, а другая информация — это деньги. Тонкая грань, понимаешь ли…

Я отвернулась к стене. В горле застыл комок. Теперь все встало на свои места: даже Соболин не верил мне. Что уж говорить о других — об Обнорском, о Железняк, Агеевой. А что говорить о следователях! Перспектива превратиться в уголовницу предстала передо мной как никогда четко. Соболин уже мирно посапывал, когда я медленно встала. Накинула халат и подошла к кроватке, где спал Антошка, склонилась над ним и долго разглядывала его ровный маленький лобик, слегка сдвинутые брови (в этом он пошел в Володю, такой же чрезмерно деловой), насупленные губки. Когда я представила, что не буду его видеть долгое время, сжалось сердце. И тогда я решила…

На кухне в сумочке при свете уличного фонаря я нашла записную книжку.

Интересно, изменился ли у него мобильный за то время, что мы не виделись?

Однажды я помогла этому человеку — почему бы теперь ему не ответить благодарностью?

— Алло, — раздался в трубке хрипловатый голос с кавказским акцентом, от которого просто мурашки пробежали по всему телу. Голос был таким далеким и таким нереальным…

— Алле, Георгий… Георгиевич, это Аня. Из «Золотой пули» Обнорского. Не помните уже, наверное, — забормотала я.

— Анечка! Ха-ха! Конечно помню, зайчик. — Гурджиев говорил так, как будто мы расстались только вчера. — Как дела?

— Плохо. Очень плохо… Меня даже могут в тюрьму посадить.

— Ха-ха-ха! Ну ничего страшного.

Я так говорю, потому что там побывал.

— Я не знаю, что делать.

— Ты уже сделала — позвонила мне.

— Так в чем проблема?

Путаясь в словах и запинаясь, я рассказал всю историю с «Китеж-градом».

Про то, как ездила по садоводствам с убийцей, про сумасшедшего Тараканникова, про говнюка Бардакова, про то, что чокнутый уголовник пошел на сговор со своим «пострадавшим» с целью очернить меня, про то, как никто не хочет мне верить. А Гурджиев в ответ только смеялся.

— Как, ты говоришь, фамилия этого насекомого? И где содержится? — спросил напоследок Гурджиев и попрощался:

Спокойной ночи, зайчик! Не волнуйся.

Я проревела полночи.


***

Едва я успела нажать на звонок, чтобы охранник Григорий открыл мне дверь, как она сама распахнулась — и навстречу мне вышла массовая делегация из сотрудников Агентства. Ее возглавлял сам Обнорский, держа за шиворот нашего компьютерщика Петю. Каширин скакал сзади и норовил дать компьютерщику пинок. Судя по тому, как злобно шипел на Родю Обнорский, все пинки доставались ему.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14