В силу того, что и Тараканников, и Правшов были широкой души люди, результаты их участия были очевидны не только для их коллег по цеху, но и для простого люда. Народный избранник разъезжал на иномарках в тесной компании с Тараканниковым и устраивал пьяные оргии прямо в колыбели питерской законности — Мариинском дворце. Видимо, помимо заботы о бюджете товарищи взяли на себя заботу о молодежи, потому что в оргиях участвовали малолетние подростки. И, как потом выяснились, некоторые — против своей воли. Поэтому прокуратура и предъявила Правшову и Тараканникову обвинение по статье «похищение человека».

Освободившись, бледный и изрядно похудевший Тараканников появился в Агентстве и заявил, что за поруганные честь и достоинство Агентство обязано выплачивать ему пенсию. Шаховский, который имел честь беседовать с ним, заявил, что к моменту написания статьи у Тараканникова не осталось ни чести, ни достоинства, поэтому поругать было нечего. Тараканников очень быстро с этом согласился, уточнив, что «он — главный подонок этого города», и сей титул позволяет ему делать все, что заблагорассудится. Через секунду, не переводя дыхания, Вадик предложил нам купить у него какую-нибудь информацию.

Несмотря на то, что от его предложения отказались, Тараканников с настойчивостью маньяка еженедельно заходил в Агентство и предлагал то сведения о последних разработках американских ядерщиков, то секретную информацию о готовящемся заговоре против президента. Бесценные знания он продавал дешево — иногда просто за бутылку пива, что, вероятно, и сподобило Кононова однажды воспользоваться его услугами в сборе сведений о подростковой проституции Питера. Признаться, эту сферу Тараканников знал блестяще… После получения от Макса бутылки энтузиазм Тараканникова возрос до катастрофических размеров, и он объявил себя портативным информационным агентством, услугами которого пользуется сама «Золотая пуля». Коллеги-журналисты из других изданий, услышав это, несказанно удивились, а Кононов при вторичной попытке Тараканникова втюхать ему новый пакет своих услуг, послал его туда, куда Макар гусей не гонял… Однако судя по тому, что Тараканников снова в «Пуле», он уже успел вернуться из такой дали.

…Стоящий у входа Вадик, в свою очередь, заметил меня и закричал:

— Вот, я к ней пришел. Как вас зовут?

Аня Соболина, я помню. Я пришел вам рассказать, кто убил Крепыша. Я все знаю.

Пропустите меня.

Я прибавила шагу. Если он сейчас прорвется и «сядет на уши», то слезет не скоро, а значит — рабочий день можно считать загубленным. Ну а поскольку я не умею грубо посылать, то Тараканников может со мной разговаривать вплоть до моей кончины. Причем, что удивительно, несмотря на обилие разноплановой информации, которую он выплескивает, в памяти не остается ровным счетом ничего. Он уходит, а ты потом вертишь головой по сторонам: куда делись три часа из твоей жизни? Поэтому от Спозаранника я рискнула вернуться в свой кабинет, только когда убедилась, что Вадик мне уже не страшен. Он стоял и, держась руками за дверной проем, рассказывал жаждущему его выпроводить Каширину, что лично знаком с убийцей Кеннеди.

— Аня, вы не интересуетесь детской порнографией? Могу поделиться очень интересными данными, — крикнул мне вслед Тараканников, когда я скрывалась за дверью своего кабинета.

В кабинете стояла Агеева и держала телефонную трубку в руках.

— Анечка, это тебя, — с некоторым удивлением произнесла она. Дело в том, что мне редко звонили на работу, а если и звонили, то знакомые Марине Борисовне люди. Этот, видимо, был чужой, и Агеева пояснила:

— Приятный мужской голос…

Обладателем его оказался Артемкин.

— Я просто хотел узнать, как у вас дела продвигаются, может, чем помочь надо? — сказал он, извинившись за беспокойство.

— Дела идут по плану, я пока занимаюсь сбором предварительной информации, — ответила я, сама слабо представляя, что значит «предварительная информация». Однако это словосочетание произвело впечатление на Артемкина:

— О! А я подумал, что, может быть, вы хотели поехать поговорить с теми людьми, которые сейчас живут в квартире Ягодкина. Я бы вам предложил свою помощь, потому что, на мой взгляд, одной туда идти небезопасно…

— То есть?

— Ну там пьянки постоянные, драки.

Давайте я за вами заеду завтра во второй половине дня, часа в четыре — и вместе сходим?

— Давайте, — я обрадовалась. Появился шанс сделать хоть что-то по розыску этого несчастного алкоголика. Может, его друзья-собутыльники расскажут, что с ним случилось. Что ни говори, а этот агент проявился как нельзя кстати…

После работы я зашла в супермаркет недалеко от дома. Когда я в задумчивости бродила мимо витрин с ветчиной и сыром, размышляя, что бы такого купить на ужин Володе с Антошкой, вдруг услышала противный, но знакомый голос сзади: «Это моя бутылка пива. Я с ней пришел, э-э-э, не бейте меня по голове, не бейте. Помогите, я буду жаловаться Карачаевцеву!».

Тирада сопровождалась звуками вялой потасовки. Я оглянулась с самыми плохими предчувствиями. Так и есть: Тараканников, этот жуткий сумасшедший уголовник.

Он стоял в окружении трех охранников супермаркета, пытаясь вырвать рукав своего длинного потрепанного плаща из рук продавщицы. Второй рукой с зажатой в ней бутылкой он размахивал над головой.

— Я помощник депутата Правшова, вот мое удостоверение. У нас депутатская неприкосновенность! — не унимался Тараканников, защищая свои права собственности на бутылку пива, по-видимому, только что спертую с прилавка.

— Молчи, лишенец, — легкими пинками охранники теснили Тараканникова к выходу. Я представила, как буду выглядеть в глазах окружающих, если эта одиозная личность вдруг сейчас заорет на весь зал: «Соболина!». В том, что он не преминет меня опознать, я не сомневалась. Я быстро нагнулась и пошла вдоль витрины с колбасами, побыстрее к выходу, лишь бы Тараканников не успел заметить мое присутствие в зале. Так я шла, пока не уткнулась головой в толстый живот одного из охранников, только что задержавшего Вадима.

— Вы что, вместе? — грозно спросил он.

— Нет, что вы, — мне пришлось разогнуться.

— Зачем тогда прячетесь? — полюбопытствовал секьюрити.

— Я? Прячусь? Я колбасы разглядывала, — не успела я порадоваться, что так ловко выкрутилась, как на весь магазин раздался окрик:

— Соболина! Вот спросите у той женщины, какие у меня связи в этом городе. Вот она, вот! Аня, я здесь, — Тараканников стоял у выхода и усиленно тыкал в меня пальцем.

Я готова была провалиться сквозь землю.

Из магазина нас выперли обоих. Тараканников, едва оказавшись на свободе, отряхнулся, пригладил помятый плащ и продолжал вещать на всю улицу:

— Это была моя бутылка пива. Я ее купил в соседнем магазине! Хотел взять рыбы здесь. Мерзавцы, я в прокуратуру пожалуюсь. А то распустились. Сейчас позвоню зампрокурора, а то совсем эти магазинные охранники распустились. Это нарушение прав человека. Аня, а вы знаете, что я известный правозащитник?

— Угу, только, пожалуйста, тише. — Я едва ли не бегом бежала от места происшествия, пытаясь оторваться от Тараканникова, но он вслед за мной прибавлял шагу. Мне хотелось оказаться хотя бы в тихом и безлюдном месте, чтоб никто не увидел моего попутчика.

— Аня, я в тюрьме ел раков. Думаете, это просто так? У меня был негр-повар.

Меня все слушались. Хотите, я открою тайну: я спал с женой губернатора, — «тайну» он открыл не только мне, но и десятку людей, оказавшихся в ближайших пятидесяти метрах от нас, потому что произнес он это чрезвычайно громко и визгливо.

— Только тише, умоляю, — я была просто в отчаянии, не зная как отделаться от него. Мои слова: «до свидания, мне пора домой», которые я произнесла за последние пятнадцать минут раз двести, Тараканников попросту пропускал мимо ушей.

— Когда я стану губернатором, я сделаю вас своим пресс-секретарем. Вы мне нравитесь. Выходите за меня замуж…

Тут я поняла, что единственный выход — это расслабиться и не слушать Вадика. Только так можно избежать сумасшествия. Из-за него я так и не купила продукты к ужину. Когда я дойду до следующего магазина, будет уже полдевятого, в девять я буду дома. К половине десятого подойдет Володя, да и Антошку надо поскорее накормить. Что бы такое сделать на быструю руку? В принципе, курица недолго готовится, на сковородку — и все. Хотя нет, хочется, чтоб было вкуснее, с гарниром, шампиньонами, чесноком. В морозилке еще пельмени остались, но это совсем не выход…

— …Лично знаком с начальником оперчасти «Крестов». Семьями дружим. А с начальником питерского уголовного розыска мы в начале девяностых вместе куртками конфискованными торговали. Тогда у нас кооператив был, «Север» назывался…

Нет, так дело не пойдет. Надо срочно что-то придумать. Пельмени на ужин — это катастрофа. Может, сделать пюре? А где в такое время найти нормальную картошку? Везде дорогущая. Все дороговато. Скоро надо будет думать, как Антошку в школу собирать. Столько всего надо будет купить: ранец, учебники, костюмчик… Еще в начале года думали с Соболиным, не отдать ли нам Антошку в частную школу, теперь ясно, что придется ему идти в обычную. Бедный мой ребенок, даже лето нормальное родители ему не смогли устроить…

— Я был богатый и ездил на «мерседесе». Меня посадили специально, из зависти. Интриганы! Меня предали. Никого я не похищал. То есть похитил, но с его согласия. Я так тыщу раз делал — и ничего. А тут из-за одного сраного мальчика — целых пять лет…

— До свидания, Вадим, я уже пришла. — Я не стала дожидаться, пока Тараканников распрощается со мной, и кинулась в подъезд. Последнее, что я услышала, было визгливо-удивленное: «Как, уже?»

— Анюта, почему вы такая задумчивая сегодня? — спросил Сергей, кинув на меня взгляд сбоку. Мы мчались на его машине по Московскому шоссе в отдаленный район, где затерялись следы пропавшего Ягодкина и где ныне в его квартире проживают какие-то странные люди. Мимо мелькали отстающие машины и серые «сталинки» проспекта. Артемкин вел машину легко и уверенно, вызывая у меня уважение и зависть — я понимала, что никогда не смогу научиться так водить.

— Я раздумываю над сюжетом новеллы, которую надо написать для книжки, — как можно более безразличным тоном ответила я.

Артемкин заметно заинтересовался, даже заерзал на водительском сиденье:

— Правда? Какая интересная у вас работа! А я, между прочим, тоже роман сочиняю. Уже несколько лет подряд. Эпохальный замысел.

Я с любопытством посмотрела на Сергея. Определенно, он мне нравился все больше и больше. Хоть какая-то польза от пропавшего алкоголика — познакомилась с таким приятным человеком, и даже потенциально полезным, все-таки агент по недвижимости. Мы повернули с Московского проспекта на Ленинский.

— Действие происходит в Древнем Египте, тайны которого до сих пор не разгаданы, — продолжал Артемкин. — Главная героиня — царица. Параллельно идет вторая сюжетная линия, уже в современности. Там та же царица, но только в другой жизни.

— Как интересно. И про что этот роман?

— Как всегда. Про любовь. Про вечность. — Артемкин серьезно посмотрел на меня.

— А Саша был вашим близким другом? — спросила я, чтоб сменить тему.

— Не так, чтоб очень. Раньше плотно дружили, а потом поддерживали отношения в основном благодаря Лене, она у нас магнит компании. И когда Сашка начал спиваться, Ленка не брезговала его обществом.

— Кажется, приехали, — радостно сообщила я, увидев издалека табличку с адресом дома, откуда пропал Ягодкин.

Когда дверь открылась, мы с Артемкиным недоуменно переглянулись. Даже ожидая увидеть за дверью все, что угодно, вплоть до призрака убиенного Ягодкина, мы были шокированы. Мадам, эксплуатировавшая жилплощадь потерянного, была пьяна в стельку и едва держалась на ногах. Видимо, последний раз одежду она меняла в феврале, потому что одета была как раз по тому сезону: выщипанная заячья телогрейка, дырявые шерстяные колготки и валенки. О том, что она знает — на дворе все-таки месяц июнь, говорила ее шляпка с бумажными розами, кокетливо сдвинутая на левое ухо. Вместе с открывающейся дверью дама по инерции впечаталась в стенку. Поправляя шляпку, женщина сделала пригласительный жест и произнесла:

— Прр-шу, пр-ходите, гос-спода…

— Мерси… — ответил Артемкин и сделал решительный шаг вперед. — Что здесь за бардак?

— Ну не надо так, — остановила я его и тоже переступила порог.

Мадам оказалась в квартире не одна.

На кухне над столом склонилась еще одна темная личность. На столе наблюдалась изящная сервировочка, состоящая из двух граненых стаканов, бутылочки спиртосодержащей жидкости «Льдинка» и настойки боярышника.

— Простите, а вы кем приходитесь пропавшему Ягодкину? — спросила я личность.

Мужчина долго фокусировал на мне мутный взгляд выцветших глаз, минуту размышлял и наконец произнес:

— Скорбящий друг… Ик-к!

Женщина шатаясь, подошла к столу, поймала бутылку «Льдинки», разлила себе и «другу»:

— Ну за Сашу. Чтоб земля ему пухом… — Парочка выпила.

— Почему вы думаете, что он умер? — поинтересовалась я.

— Сгубили супостаты… — ответил мужчина и протянул свой стакан:

— Усугубите, не побрезгуйте.

Я улыбнулась, вежливо отказалась и продолжила вытягивать из алкоголиков информацию:

— Какие супостаты?

— Агенты…

— Какие агенты? Спецслужб, что ли? — усмехнулся Сергей.

— Угу, спецслужб, — алкоголик хихикнул.

— А как он пропал? — я хотела выяснить у «скорбящих друзей» хоть что-то.

— Мы, эт самое, поехали, — начал рассказывать мужчина, — на дачу. Отдохнуть, то-се. Проехали, тоже, а Саша-то все — ёк. Пропал. Дверь открыта, баян пропал…

— Какой баян? — удивилась я.

— Какой-какой… на котором играют, песни поют… Ой, цветет калина в поле у ручья, парня полюбила молодого я… — скорбящие затянули песню.

— А кому была выгодна его пропажа?

Может быть, квартирный вопрос?

— Кому выгодно? Я же говорю — агентам. И вопрос — как его… тоже.

Сзади раздался грохот. Я оглянулась.

Мадам сидела на полу и разводила руки:

«Стул спиздили. Прямо из-под зада. Агенты сраные», — бормотала она. Пошатываясь, она подошла к мужчине и упала к нему на колени.

— На кого записана его квартира? — продолжила я свой допрос.

Дама стукнула кулаком по столу:

— Я законная наследница! Это мое.? Я его любила! Мы с ним жили долго и счастливо и умерли… то есть хотели умереть в один день. А он обманул. Умер раньше. А одна я не хочу. Он мне завещание оставил бы… а оно мне не нужно — я его любила безвозмездно.

— А вы кто, собственно, такие? — мужчина вздыбился над столом.

— Я из Агентства «Золотая Пуля», — сказала я и тут же поняла, что это была моя ошибка.

— Ах, агенты сраные?! мужик взвыл. — Так это вы Сашку угробили!

— Нет, вы нас не правильно поняли, мы из «Пули», — кричала я, но было уже поздно.

— Из какой, ебанный в рот, пули? Всех порешу! — Мужик выхватил невесть откуда взявшийся топор и кинулся на Сергея.

Сергей быстро увернулся, и мужик по инерции разрубил дверь. Эта же инерция бросила его на пол.

— Бежим, — крикнул Сергей и дернул меня за руку.

Все произошло так быстро, что я не успела опомниться, как мы оказались на лестничной клетке. За нами вылетел топор, который с лязгом ударился об пол и отлетел к соседней двери.

— Вот сволочь, пиджак попортил, — уже в лифте, разглядывая себя, заметил Сергей. — Вот козлы. Может быть, в такой пьяной разборке и погиб наш Шурик. Напились, поругались из-за этой мадам и начали махать топорами, получился летальный исход. С утра очухались, смотрят — трупешник вместо Шурика. Ну они его по запчастям и вынесли. А где закопали — поди спроси. Они уже и маму родную не помнят в лицо.

Я до сих пор не могла прийти в себя.

Подумать только, сейчас я была на волосок от смерти. Еще чуть-чуть — и это чудовище расправилось бы со мной так же, как и с Ягодкиным. Неужели эта пьяная парочка безжалостно убила своего друга?

— Думаешь, они его убили?

— Может, и не убили… — Сергей задумался. — Может, и не убили. Просто Шурик такой человек, он мог и не вынести их общества. А послать их подальше у него наглости не хватило. Может, обидели они его, вот он и поехал на дачу, например. Он так иногда делал: ехал в садоводство, например, в Тосно, селился в заброшенном домике и рисовал. Черт его знает.

Он натура загадочная.

Я представила, как буду искать Ягодкина по садоводствам, и ужаснулась. Там столько заброшенных домиков и столько же алкоголиков. Я умоляюще посмотрела на Сергея. Он — на меня.

— Ну ладно, главное — не терять надежды. Будем искать. Давай поедем на следующие выходные в садоводство, около Тосно. Однажды я его уже там находил.? Поедем?

Я кивнула. Конечно поедем. Какие еще мероприятия по розыску сгинувшего Ягодкина можно предпринять, мне и в голову не приходило.

Напоследок, коль уж оказались в этом районе, Сергей предложил зайти к участковому, дабы поставить его в известность о бесчинствах, которые творятся в квартире «свободного художника» Ягодкина. «Он как раз должен быть на месте, сегодня дежурит», — сказал Артемкин, и я поразилась его осведомленности.

Участковый находился в соседнем квартале от дома Ягодкина. Я с любопытством разглядывала скромное пристанище рядового милиционера, переделанное, видимо, из обычной квартиры: тесный коридорчик-прихожая, эмалированная раковина с обильными следами ржавчины и протертый до дыр линолеум.

— Добрый день, Владимир Алексеевич! — Сергей поздоровался с маленьким щуплым мужчинкой невзрачной наружности.

Мужчинка растерянно вскочил и вопросительно посмотрел на Артемкина. Потом на меня. Потом опять на Артемкина.

Тот продолжал:

— У вас тут люди пропадают, пьяные дебоширы занимают их квартиры, а вы бездействуете. Видите, даже Агентство «Золотая пуля» заинтересовалось нашим Ягодкиным.

— Как — бездействуем? Совсем не бездействуем, — засуетился участковый, — да вы присаживайтесь.

Сергей не преминул воспользоваться его предложением. Чуть помедлив, его примеру последовала и я.

— Нас интересует, какие меры вы принимаете по розыску Ягодкина? — подала я голос.

— Вообще-то, все меры мы уже приняли, — медленно, растягивая слова, начал отвечать участковый и почему-то внимательно посмотрел на Сергея, — мы его нашли. То есть нашли, что в его пропаже нет ничего криминального. Он жив-здоров, живет в каком-то садоводстве.

— На чем основывается ваша уверенность?

— На чем? На… На том, что я его видел. Да, я его видел. Вчера. Нет, позавчера. Он пил пиво около «Пантеры».

— Нет, правда?! — изумленно воскликнул Сережа.

— Да, — уверенно продолжал участковый, — я его ни с кем не мог спутать.

Стоял и пил пиво. Так что эта история, мне кажется, не стоит вашего беспокойства.

Это был совсем неожиданный поворот.

Вяло попрощавшись, мы вышли на улицу.

Я окончательно во всем запуталась. Минут пять мы стояли молча, Сергей пристально вглядывался мне в лицо.

— Вот и закончилось наше расследование, — нарушил молчание он.

Так— то оно так. Но как я об этом скажу Обнорскому? Он ведь потребует предъявить Ягодкина, не поверит, что я этим делом вообще занималась.

— Нет, — вздохнула я, — так не пойдет.

Надо найти его и получить с него расписку, что он нашелся и не хочет, чтоб его дальше искали. Такие требования у моего начальства.

— Да? — разочарованно произнес Сергей. — Ну, значит, будем искать. Хотя этих садоводств — тьма-тьмущая. Значит, я заеду на следующих выходных?

"Он нежно приобнял ее за плечи, зарываясь в сноп ее пушистых светлых волос. «Милая», — прошептал он, прикасаясь губами к уху. От этого прикосновения сладкая нега пробежала по всему телу.

Близость родного тела сводила с ума, бешено забилось сердце, его удары отдавались где-то глубоко внутри. Теплая волна, зародившись внизу живота, захлестнула все тело. Самойлов провел рукой по груди, нащупал упругий сосок и мягко сжал его. От этого осталось еще меньше сил удерживаться на ногах, голова закружилась и все мысли, которые тяготили меня в течение дня, мгновенно улетучились…"

Внезапно раздался визг тормозов, и я едва не очутилась лежащей на капоте синей «копейки».

— Коза! Смотри куда лезешь, дура! Вали отсюда! — высунувшись по пояс из окна, на меня орал водитель.

Я глянула на светофор: красный. Оказывается, я, увлекшись сочинением новеллы, умудрилась вылезти на проезжую часть.

— Извините, я задумалась…

— Задумалась, интеллигенция сраная, а мне из-за этой курицы в тюрьму садиться. — Водитель ударил по газам и с ревом рванул с места.

В расстроенных чувствах я добралась до работы. Водитель, так грубо вторгшийся в нашу с Соболиным интимную сцену, убил весь романтический настрой. Да и вообще желания работать не было никакого. Хотелось вернуться домой, потихоньку заняться домашними делами, пересадить филодендрон в большой керамический горшок и думать о том, какой будет моя новелла.

Обнорский просил побольше эротики, ну так за этим дело не станет. Я даже подумывала, может, описать мое романтическое приключение с бизнесменом Гурджиевым? История о том, как я познакомилась с Жорой Армивирским, криминальным олигархом и авторитетным человеком, в клубе «Мата Хари», а потом встречалась с ним в его доме, будет не менее захватывающей, чем интрижки Завгородней. Толстая золотая цепочка, змеей притаившаяся на его широкой волосатой груди… А потом Гурджиева посадили, обвинив в похищении двух армян, потом, благодаря мне, эти армяне были найдены, и Жора вышел…

Наверное, он знает, кому обязан своим освобождением. Может, правда, все это описать?

Но я быстро отбросила мысль о том, чтобы Гурджиев вошел еще и в мою книжку. Хватит ему моей жизни. А в эротических сценах мне достаточно и Соболина.

Только как новеллу сделать детективной?

Детектив — это когда стреляют, убивают или, хуже того, титаническими умственными усилиями разгадывают загадки. Должна быть завязка, интрига, кульминация и так далее, в общем, почти как в школьном сочинении.

Едва я успела прикоснуться к ручке двери в кабинет архивно-аналитического, как услышала за спиной голос живого классика:

— А, мадам Соболина. Как у нас продвигается расследование пропажи этого, как его… алкаша?

— Помаленьку…

Такой ответ настораживает. Он приемлем для сотрудников районных отделений милиции, а в «Золотой пуле» ответ на вышеупомянутый вопрос должен быть либо «ускоренными темпами», либо, в крайнем случае, «по плану».

— Андрей Викторович, дело в том, что я не считаю случай с пропажей Ягодкина подходящим для нашего расследования.

Скорее всего, он живет в одном из садоводств Ленобласти и совсем не хочет, чтоб его

находили. Он же алкаш, пропащий человек. Вот и пропал. И никакого криминала. Квартиру его никто не забирал… Давайте я займусь работой у Марины Борисовны.

Обнорский сочувственно посмотрел на меня:

— Откуда такая пораженческая позиция? «Нет криминала…» Наша задача состоит в том, чтоб найти криминал даже там, где его нет. Понятно? Работай, Соболина, работай.

Классик уже повернулся, чтобы идти к своему кабинету, когда я сообразила спросить:

— Андрей Викторович, а что такое интрига? То есть как она выглядит в новелле?

— Интрига? Хм, ну это… — Обнорский что-то изобразил руками в пространстве, сильно напоминающее форму женского тела. — Ну… ну ты даешь, Соболина, не знать, что такое интрига. Спроси у Соболина, он знает. И не отвлекай меня по пустякам. Сдача новеллы — десятого, для тебя — пятнадцатого, потому что еще придется интригу искать.

Было одиннадцать вечера, когда зазвонил телефон. «Наверное, Соболина хотят», — лениво подумала я, уже лежа в кровати. Было слышно, как Соболин дошел до прихожей, взял трубку, затем раздалось его удивленное:

«Аня, это тебя! Какой-то мужик».

— Это Соболина. Слушаю, — я подбежала к телефону.

— Здравствуй, Анечка, — раздался визгливый противный голос. — Угадай, как я узнал твой телефон?

— Не знаю…

— Я позвонил в Союз журналистов, сказал, что я твой младший брат из Белоруссии, вот мне и дали. Как дела?

— Ничего, Вадик, я сейчас немного занята…

— Я тут откопал такую вещь. Скинхеды готовят погромы, я к ним внедрился? Интересно?

— Нет, я занимаюсь совершенно другим делом, розыском.

— Кого ищем?

— Пьяницу одного.

— Какое агентство недвижимости оформляло его квартиру?

— Не знаю, никакое. Мне специалист из «Китеж-града» сказал, что квартира на пропавшем не числится и она не могла быть поводом к убийству.

— Откуда? — впервые за всю историю в голосе Тараканникова послышалась задумчивость. Я повторила. Минуту промолчав, Тараканников мрачно произнес:

— Ну ты даешь. Так и до инфаркта недалеко. Подожди, я сейчас водки выпью. — В трубке раздался звон посуды, недвусмысленное бульканье и голос Тараканникова вернулся:

— Ты знаешь, что теперь мне этим придется заниматься? Ты знаешь, что это за агентство? Там непонятно, кого больше, мошенников или убийц. В каком, говоришь, районе алкаш пропал? В Южном?? И менты не работают? Правильно, а зачем им работать, ведь их бывший сослуживец, господин Бардаков, теперь директор «Китеж-града». Там таких пропавших еще с десяток найдется. — Слова из Вадика вылетали с частотой пулеметной очереди. Я застонала.

— Вадим, давай мы об этом завтра переговорим. И вообще, откуда ты все это знаешь? Позвони мне завтра на работу, было приятно поболтать, пока. — Я молниеносно бросила трубку на телефон и даже прижала ее, словно опасаясь, что оттуда снова прорвется голос Тараканникова.

— Кто это был? — полюбопытствовал Соболин. Узнав, что чокнутый уголовник, он с досадой резюмировал:

— Эх, не узнал я его раньше. А то бы он на всю жизнь запомнил, как звонить незнакомым людям в такое время. Теперь он и к тебе пристает.

Надо велеть Григорию не пускать его на порог Агентства.

Тараканников внес в мой спокойный вечер тревогу, сумасшествие и еще какую-то гадость, чем окончательно испортил его. Не то, что бы я восприняла его всерьез, но его слова не давали мне покоя. По крайней мере, я твердо решила завтра проверить слова Артемкина насчет собственника квартиры Ягодкина. Это действительно надо было сделать раньше.

— Клянись! — грозный рык донесся из кабинета Спозаранника.

Я в смятении остановилась и осторожно заглянула внутрь. Над столом Спозаранника вздымалась Железняк, растерянно оглядываясь по сторонам, а сам хозяин стола держал ее под оптическим прицелом своих очков.

— Клянись! — снова повторил Глеб Егорович.

— Как? — Нонне было явно не по себе.

Спозаранник быстро сосканировал очками кабинетную местность и все стратегически важные объекты. Его взгляд задержался на дыроколе:

— Клянись на дыроколе! — Спозаранник поставил перед Железняк это священный предмет. — Повторяй за мной: «Клянусь, что впредь не сделаю ни шагу, не поставив непосредственное начальство в известность, всю инициативу буду оформлять в соответствии с требованиями штабной культуры, а именно заведу отдельную папку, в которую буду подшивать ежедневные отчеты об инициативах, которые пожелаю проявить…»

Железняк положила одну руку на дырокол, а вторую почему-то по-пионерски приложила к левому уху и зычно стала вторить Спозараннику: «Клянусь, что впредь…»

Когда она закончила фразу и с ожиданием посмотрела на шефа, Спозаранник довольно улыбнулся и пояснил:

— Все твои инициативы будут обсуждаться на общем собрании сотрудников отдела расследований под председательством начальника отдела. — Глеб Егорович кашлянул и поправил галстук, без того безупречно висевший у него на шее под углом ровно 90 градусов от линии плеча. — Кроме того, обязуюсь… Повторяй, повторяй, Железняк!

Железняк повторила все слова странной клятвы, рожденной в воспаленном мозгу Глеба Егоровича, и напоследок дала маразматическое обещание (так потребовал шеф) не склонять к неформальным отношениям представителей мужского пола в Агентстве, особенно начальников отделов. Это меня поразило больше всего — совсем Егорыч из ума выжил. То мучает своих подчиненных непонятными требованиями, то в подсобке прячется.

К Железняк он больше всего цепляется.

Слава Богу, я не в его отделе…

— Он что, совсем помешался? — спросила я Железняк, пулей выскочившую из кабинета.

— Угу, трус несчастный! — Нонна хищно окинула взглядом коридоры Агентства. — Ты Зудинцева не видела?

— Нет. Я только пришла, Антошка не хотел в садик идти…

— Бывает! — Железняк уже неслась к выходу, гулко стуча каблучищами по паркету.

По— моему, она торопилась вовсе не для того, чтоб отписывать отчеты об инициативах Спозаранику. Честно говоря, мне нравится Нонна, она добрая девушка, но иногда ее энергия меня пугает. Этот постоянный безумный огонь в ее глазах…

Такой, наверное, был у фанатиков-революционеров, например, у Веры Засулич.

Я думала, что с рождением двойни она станет нормальным человеком, но, кажется, получилось наоборот.

Не понимаю, что человеку еще нужно?

Прекрасные дети, сносный муж… Главное для человека — это ведь семья, все остальное второстепенное, и не стоит этими вещами так увлекаться.

Единственное, что меня смогло отвлечь от семьи — это, как ни странно, написание новеллы. На мой взгляд, она у меня так здорово получалась, только с интригой были небольшие сложности. У моей новеллы ее либо не было, либо она выглядела так, что я ее не смогла распознать.

Я вспомнила — Обнорский велел мне поинтересоваться у Соболина, что такое интрига. Я открыла дверь в репортерский.

Мужа там, как всегда, не оказалось — видимо, убежал на задание. В кабинете были только Завгородняя и Каширин.

— Светка, как твоя новелла? — поинтересовалась я.

— О, классно. Мне так понравилось.