ДЕЛО О ПОТЕРЕ ПАМЯТИ

"Шаховский Виктор Михайлович (прозвище Шах), 31 год, корреспондент репортерского отдела. По некоторым данным, в начале 1990-х годов входил в бригаду рэкетиров, базировавшуюся в гостинице «Речная». С 1996 года занимался собственным бизнесом.

В феврале 1998 года неустановленными лицами был взорван принадлежащий Шаховскому «мерседес».

В апреле 1998 года Шаховский В. М. предложил свои услуги Агентству журналистских расследований. Установленный для него руководством Агентства полугодовой испытательный срок прошел без эксцессов.

В коллективе Агентства ранее имело место неоднозначное отношение к Шаховскому: бывшие сотрудники правоохранительных органов (Г. М. Зудинцев) не раз демонстрировали ему недоверие".

Из служебной характеристики

Я медленно открыл глаза и тут же вновь их зажмурил от яркого, проникающего в самый мозг света.

— Очухался, урод? — услышал я неприятный скрипучий голос.

— Кто вы? — спросил я.

— Твоя совесть!

— Кто? — переспросил я удивленно.

Надо же так попасть! Причем уже второй раз в жизни. Первый подобный случай в моей биографии произошел пять лет назад, когда мы с конкурентами колбасный цех делили. Тогда мне удалось вырваться. Главное в такой ситуации — для начала понять, кто меня взял и за что? Я попробовал пошевелить конечностями. Так и есть, в лучших традициях отечественной мафии — руки и ноги связаны какими-то проводами. Значит, надо убалтывать их, тянуть время.

— Переживаешь? Думаешь, кто мы, что нам надо? — обратился ко мне тот же голос. Экстрасенс хренов — надо же, угадал мои мысли. Можно подумать, что кто-нибудь на моем месте стал бы думать о другом.

— А мы скрывать не будем. Зачем нам шифроваться? Жить-то тебе, милый, недолго осталось, от силы минут десять. Ну что, Таня, будем его кончать, или ты сначала ему отрезать что-нибудь хочешь? Говори, Танюшка, не стесняйся, этот негодяй заслужил мучительную смерть.

— Да за что? — спросил я.

Прищурившись, я наконец разглядел человека, пообещавшего мне смерть.

Это был заместитель председателя комитета по здравоохранению городской администрации Алексей Глинич. Весьма неприятный тип — бородатый и толстый.

— А можно я ему сначала уши отрежу? — спросила та, которую он назвал Таней.

Ее я узнал по голосу. Одной ее реплики было достаточно, чтобы я вновь удивился, причем еще сильнее, чем когда узнал первого моего похитителя.

Таня Ненашева, корреспондент питерской редакции НТВ, моя последняя тайная страсть, предмет моих ночных вожделений. И тогда мне стало понятно, что вся эта вакханалия есть большой, глупый розыгрыш. Автором которого, по всей видимости, являлась Танька.

— Ну все, ребята, пошутили — и хватит! Развязывайте меня, у меня руки затекли, — сказал я.

— Это кто тут шутит? — закричала Танька. — На тебе, сволочь!

И я дернулся от резкой боли в плече.

Наверное, эта сумасшедшая уколола меня шилом или булавкой, в общем, чем-то острым. А это было уже совсем не смешно. И вообще странно, что молодая хорошенькая журналистка устраивает такие шоу, к тому же вместе с крупным чиновником. А им, бюрократам-взяточникам, шутить в принципе некогда, им деньги надо круглосуточно из бюджета воровать. Ситуация бредовая! И тут она меня еще раз уколола, на этот раз в ягодицу. Вероятно, ей казалось, что это очень забавно.

— Хватит, хватит! Развязывайте, уже не смешно! — заорал я, начиная очень и очень злиться.

Шутки шутками, а шилом колоть мы не договаривались. Да и вообще, как они меня сюда затащили? Усыпили, что ли? И почему так голова в затылочной части болит, как будто ударили чем-то?

— Все, я его мочу! — раздался истерический вопль Таньки.

И тут произошло то, чего я уже никак не предполагал. Она подскочила ко мне, в руках у нее был небольшой туристический топорик. Она размахнулась и… Страшное лезвие сверкнуло надо мной и с бешеной скоростью пошло вниз, прямо на меня. Не в силах отвернуть голову, я снова зажмурился, мысленно прощаясь с жизнью. И тут же заорал, потому что мое ухо взорвалось дикой болью.

Ну, блин, сволочи! То, что происходило, уже не было шуткой. Кажется, эта психичка отрубила мне ухо. А тем временем невменяемая парочка ругалась между собой. Он упрекал ее в том, что она слишком рано начала казнь и что если бы он не перехватил ее руку с топором и не отклонил в сторону, то лишил бы всю процедуру законной составляющей.

— Он должен знать, за что его казнят! — категорическим тоном утверждал толстяк. При этом он вытирал лезвие топора о свою бороду. Ну точно, маньяк. Кто бы рассказал, не поверил бы. Затем он обратился ко мне:

— Слушай меня, Шаховский. Ты у нас в руках. А мы — это общество защиты прав женщин, обиженных мужчинами.

Мы — это международная организация, которая взяла шефство над Татьяной.

Ты ее смертельно оскорбил, унизил, втоптал в грязь! Тебе было жалко уделить ей всего лишь одну ночь, несколько часов до рассвета — как это мало для тебя и как много для нее! Именно от таких, как ты, подлых импотентов, мы и спасаем мир! Теперь ты знаешь, в чем состоит предъявленное тебе обвинение, и можешь спокойно принять справедливую кару. Только кровью, всей своей грязной черной кровью, покидающей тебя капля за каплей, ты сможешь, и то лишь частично, искупить свою вину перед человечеством.

Ого, вот это номер! Ситуация становилась критической. По всей видимости, я на самом деле оказался в руках маньяков, причем крайне опасных.

Я изо всех сил рванулся, пытаясь порвать то, чем я был связан, но ничего не получилось. Все, конец моей биографии, криминальные журналисты потом напишут: «Умер под топором маньяков». Мужик тем временем передал орудие убийства Таньке.

Вдруг откуда-то из темноты, окружавшей пятно света, в центре которого мы находились, раздался дикий вопль.

Маньяки оглянулись.

— Бежим! — крикнул толстяк, и сумасшедшая парочка скрылась во мраке.

Из последних сил, несмотря на дикую боль в ухе, я повернул голову. Моим спасителем оказался Родька Каширин. Он бежал ко мне, размахивая не то саблей, не то просто арматуриной. Оказавшись возле меня, он кинул сей непонятный предмет на пол и принялся меня развязывать:

— Сейчас, сейчас, милый мой, я тебя освобожу, и мы будем вместе. Вместе до конца жизни, и ничто не разлучит нас! Никакие мерзкие особи женского пола не прервут нашего счастья!

Господи, про что это он? Ну и попал я, что называется, из огня да в полымя. Он что, решил, что я должен быть до конца жизни вместе с ним? Если это так, то пусть уж лучше вернутся Танька с толстяком и меня зарежут!

Вдруг где-то, совсем рядом, раздался резкий звонок.

— Выключите будильник, а то он проснется! крикнул кому-то Каширин.

— Переключатель сломался! — раздалось в ответ из темноты.

Резкий звон не прекращался. Что-то подбросило меня вверх, и я очнулся на своем диванчике у себя дома. Несколько секунд я дико оглядывался по сторонам, но потом пришел в себя. Какое счастье, что это всего лишь сон! Просунув ноги в тапочки, я добрался до ванной комнаты, пустил воду и залез в ванну. Никогда в жизни я не принимал контрастный душ, столь рекомендуемый врачами, но в то утро я воспользовался их советом и минут пять мучил себя потоками то очень горячей воды, то, наоборот, ледяной. Потом начал бриться, но, взглянув на себя в зеркало, испытал страшное удивление: на правом ухе горела кривая царапина. Если меня резали во сне, то почему царапина появилась наяву? Может, к врачу обратиться? Кстати, у Завгородней ведь подруга есть, как раз вроде по этому профилю, Васька. Но, подумав, я решил с Завгородней не связываться. После окончания нашего романа она хоть и делала вид, что относится ко мне дружески, но я чувствовал, что сохранять лицо ей не так-то просто. Какая-то натянутость в наших отношениях сохранялась. В общем, к Светке я за помощью обращаться не хотел. Подумав, решил, что днем с работы позвоню кому-нибудь из знакомых, кто сможет посоветовать мне хорошего психиатра.

Я закончил бритье, оделся и отправился на кухню чего-нибудь поесть. Обычно в моей квартире ночевала какая-нибудь очередная дама, которая и кормила меня утром, но вчера мне в этом плане не повезло. В холодильнике были только три куриных яйца и палка копченой колбасы. Поставив ковшик с яйцами на огонь, я открыл форточку и взял сигарету.

Интересно, а к чему снятся такие сны? Понятно, что Танька приснилась, потому что она мне нравится. Каширин, придурок, мне и так постоянно снится — ни на работе, ни дома от него покоя нет, а вот откуда взялся толстяк Глинич? Черт его знает. А Таньке я сегодня выскажу по поводу вчерашнего.

Обязательно выскажу!

Вчера у нас в конторе отмечалось ее, конторы, пятилетие. Пришло много гостей, ментов, чиновников и журналистов других изданий. Танька тоже была в числе приглашенных. Я ее целый месяц не видел и очень обрадовался встрече. Она, как мне показалось, тоже. Мы танцевали, пили вино и время от времени уединялись в темном конце коридора, но в целом вели себя очень прилично, даже не целовались. А потом она сама попросила, чтобы я ее проводил, и я, естественно, согласился. Короче говоря, все шло в масть. Ушли с праздника мы одними из первых. Я был «под мухой», поэтому поехали не на моей машине, а поймали такси. Я назвал водителю мой домашний адрес (она ведь не уточнила, куда именно я ее должен провожать?), и мы поехали. И только я собрался поцеловать ее в щечку, честное слово, только в щечку, как зазвонил ее мобильник. Кто звонил, я не знаю, но звали его Сергей. Она явно обрадовалась, что именно он нас побеспокоил, это было слышно по ее голосу. Минуты две она с ним мило ворковала, а потом пообещала, что к нему сейчас приедет.

Закончила разговор, положила мобильник в сумочку, а потом сказала замечательные слова: «Извини, Витя, мне позвонил один человек, с которым я очень давно не виделась, поэтому я поеду к нему. А ты, если хочешь, позвони мне завтра. Ага? Ты только не обижайся, ладно? Ты же добрый!»

Да, я добрый. Поэтому, даже не спросив у нее, в одну ли нам сторону теперь ехать, я дал таксисту сотню, чтобы она не платила сама, попросил остановиться, вышел и поймал другую машину. А дома, потягивая пиво прямо из горлышка бутылки, долго сидел в темноте, обдумывая произошедшее. Почему мне так не везет? Эта Таня была действительно той самой единственной, с которой я готов был связать свою жизнь навсегда. Но после такого случая я уже никогда не смогу относиться к ней так, как раньше…

Яйца сварились, я позавтракал и пошел на работу. Машина вчера осталась под окнами нашего офиса, поэтому до улицы Росси пришлось добираться на метро.

Придя на работу, я показался Соболину и пошел шататься по Агентству. Войдя в кабинет расследователей, я сразу же понял, что происходит что-то интересное. Спозаранник сидел и гипнотизирующим взглядом, не мигая, смотрел на Каширина, который что-то строчил шариковой ручкой на листке бумаги. Зудинцев беззвучно трясся от смеха, закрыв лицо руками, а Гвичия, как всегда, танцевал лезгинку.

— Что случилось? — поинтересовался я у Спозаранника.

— А, — махнул тот рукой, — лучше не спрашивай.

— А все-таки? — настаивал я, мое любопытство после его отмашки только увеличилось.

Гвичия прекратил свои ритуальные пляски и объяснил:

— Ты видел в коридоре велосипед, на котором наш охранник на работу ездит? Так вот, представляешь, Родик сегодня утром решил на нем покататься по коридорам Агентства. Джигитом себя почувствовал. И поехал с ветерком!

Наездник, блин! А там Ксюха нашему шефу на подносе из буфета кофе и апельсиновый сок тащила. А сам Обнорский из своего кабинета выплыл ей навстречу зачем-то. И в том месте, где наши два коридора пересекаются, они все трое и встретились. Встреча такая, понимаешь, на Эльбе. Каширин, конечно, на тормоза нажал, а они, естественно, отказали. Короче, Родька наехал на Ксюшу, а та, в свою очередь, не удержала поднос и обварила шефа кофе, а потом для гармонии еще и полила классика апельсиновым соком. Что потом было, не рассказать, видеть надо. Обнорский топал ногами, размахивал руками, кричал, что это спланированная акция против него, которую давно готовили. Теперь вот Каширин и Ксюша объяснительные пишут, Лукошкина шефу штаны отпаривает, а он сам в одних трусах у себя в кабинете интервью шведам дает.

— В одних трусах? — удивился я.

— Да, в трусах, — подтвердил Зудинцев, прекратив смеяться, — он же за столом сидит, и его до пояса не видно.

У шведов времени очень мало, самолет скоро, они ждать не могут.

— Я не понял, а почему Ксюша объяснительную пишет? Она же тоже пострадавшая сторона, на нее велосипедом наехали! — удивился я.

— Ты же знаешь нашего шефа, он решил, что это заговор, а если ему что-нибудь в голову втемяшилось, то это серьезно, — объяснил Спозаранник, который из-за своей ефрейторской должности вынужден общаться с Обнорским чаще других и знает, что если у шефа с утра настроение плохое, то виноваты будут все.

Мне все произошедшее смешным не показалось. Опять Каширин попал в историю. Надо же быть таким невезучим!

Я уверен, что тормоза на велосипеде были в исправном состоянии до того, как на него сел Родик, и после него так же будут работать нормально. Отказывают они, лишь когда Каширин на нем катается. Родион и техника — вещи несовместимые. А недавно он пошел на водительские права учиться и, не дай Бог, их получит! Когда Каширин будет ездить по нашему городу за рулем транспортного средства, я продам свою машину, перестану пользоваться услугами такси и буду передвигаться исключительно на подземном транспорте, так как жить хочу. — Спозаранник взял написанную велогонщиком объяснительную и принялся ее изучать.

— Ты что, Шумахер, здесь написал?

Что значит «несанкционированно появилась на опасном перекрестке коридоров»? Переписывай! — возмущенно заявил он своему подчиненному.

Тяжело вздохнув, Родион принялся писать новую объяснительную. А я пошел в свой отдел — надо же иногда и работать.

Часа через два, когда я отписал пару заметок в ленту новостей и даже успел договориться о встрече с адвокатом Панкиным, на моем столе зазвонил внутренний телефон.

— Это тебя, — сказала Ксюша, — только он почему-то не представился. Соединять?

— Соединяй, — согласился я.

Вообще у нас в Агентстве не принято соединять с людьми, которые не представляются, — можно запросто нарваться на какого-нибудь сумасшедшего с рассказом о тарелочках или о преследовании его агентами Моссада. Но Ксюша таких различает, так что вряд ли это был псих.

— Слушаю, — сказал я.

— Это я. Узнаешь?

— Если честно, нет. Кто вы?

— Брюква. Теперь вспомнил?

Я замешкался с ответом. Услышать голос из прошлого мне было не очень приятно. Я искренне надеялся, что больше никогда не увижусь и не буду разговаривать даже по телефону с этим человеком.

— Чего ты хочешь? Зачем звонишь? — спросил я таким тоном, чтобы он сразу понял мое к нему отношение.

— Дело есть.

— Ну и что? Я делами больше не занимаюсь!

— Подожди, не вскипай. Не чайник со свистком. Базар у меня старый. Перетрещать надо об одном дельце, трехлетней давности. Деньгами пахнет, понял? Так что не понти, Шах, трещать все равно будем, а если в бега пойдешь, найду…

— Сам много не трещи, Брюква! — остановил его я. — И сам в бега смотри не уйди! Что за деньги ты имеешь в виду? — На самом деле, я уже понял, о чем речь, и начинал понемногу заводиться.

— А вот встретимся, тогда и поговорим, — ответил Брюква.

— Хрен с тобой, ладно, но только учти, я человек занятой, больше пяти минут уделить тебе не смогу. Где, когда?

— А давай через час на нашем старом месте. Устроит?

— Хорошо, давай на старом месте! — согласился я и положил трубку.

— Проблемы? — поинтересовался Зудинцев, с которым мы разговаривали в тот момент, когда зазвонил телефон.

Мы с ним вроде как помирились, хотя в ссоре, на самом деле, и не были.

Просто искренне не понимали друг друга, потому что имели совершенно разное прошлое. Он был опером, а я, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом.

Но оказалось, что пропасти между нами нет. А сейчас мы с ним вместе по заданию руководства свидетеля одного очень важного ищем. Вот Зудинцев и проявил участие, по моему тону догадавшись, что звонок не из приятных. Но я отказался от его помощи, рассудив, что и сам справлюсь. Тем более что у Зудинцева через три часа самолет в Болгарию. Якобы тот самый свидетель в этой стране спрятался, на берегу теплого моря. Везет ему, на курорт едет!

Ровно через час я сидел в кафе на набережной канала Грибоедова, дожидаясь Брюкву. Как всегда, он не был пунктуальным и опоздал на десять минут. Появился в сопровождении двух быков мерзкого вида. Они сели за соседний столик, а он подсел за мой. Руки он мне не протянул, справедливо опасаясь, что я ему не отвечу, и он окажется перед своим эскортом в глупом положении.

— Извини, пробки крутом, еле проехали, — сказал он. "

— У тебя всегда пробки, особенно в голове, — ответил я. — Говори, зачем позвал?

— А ты не догадываешься? Деньги, Шах, деньги. Помнишь нашу последнюю «делюгу»?

— Ну и что?

— Как это — ну и что? Деньги вернуть надо. Там же полтинник баксов был. Десять «девяток» купить можно было.

— Ну и возвращай! Я тут при чем? — удивился я. — Человек исчез, и думаю, что его уже давно на земле нет.

А тех, кто за ним стоял, ни мне, ни тебе не достать. Все, я пошел, мне некогда.

Я встал и хотел уже направиться к выходу, но он меня остановил:

— Подожди, ты меня не понял. Я не собираюсь никого искать, я уже нашел человека, который взял наши деньги. Ты не хочешь меня спросить, кто он?

— Ну и кто?

— Ты.

— Не понял! Думай башкой, что говоришь, Брюква!

— А я думаю. Много думаю. Ты хитро тогда сделал. Даже «мере» свой взорвал, чтобы все очень правдоподобно было! Только в одном ты просчитался. И знаешь, в чем?

Он смотрел мне прямо в глаза и предъявлял очень серьезные обвинения.

В том мире, в котором жил он, так просто подобными словами не бросаются.

— Хорошо, Брюква, я согласен выслушать твои доказательства, если они, конечно, у тебя есть. Но если их нет…

Смотри, Брюква.

— Отлично, тогда сядь на стульчик, послушай. Начну сначала. Кто из нас первым познакомился с Шаймиевым? Ты!

— Ну и что? Идея сделать такую предоплату была не моя. И когда решали — давать деньги вперед или нет, — ЮЗ все, и ты в том числе, высказались «за», — ответил я.

— Слушай дальше. Кто последний встречался с Шаймиевым? Опять ты!

А теперь главное! У меня есть его предсмертное письмо, где он подробно описывает, как вы с ним провернули все дело. Почерк его, это даже без экспертизы видно. Факты, которые он описывает, подтверждаются на все сто процентов и даже больше. Ну, что замолчал?