Зачем? Ну мало ли зачем — может быть, у них на вахте, как у нас в Агентстве, принято вести учет посетителей. И что дальше? А если предположить, что похитители установили наблюдение за домом Мамедова? Скажем, для того, чтобы отслеживать всех к нему входящих на предмет принадлежности к органам или бандитам. Тем самым они могли проверять, не слил ли Рустам информацию о похищении Татьяны на сторону.

Тогда получается, что меня могли вести с самого начала, прямо от дома Мамедова.

А потом… Потом у метро меня подобрал Стас, и мы с ним поехали в центр. Подожди-ка, Витя, подожди. Здесь что-то не так: мы не виделись уже лет семь, а Стас вот так вот запросто узнал меня, проезжая мимо. Причем узнал со спины, а ведь я, даже когда в лицо его увидел, и то вспомнил не сразу…

Стас! Вот оно, слабое, бля, звено! Сдается мне, что Стас изначально был связан с этими ребятами, с похитителями. Однако для замначальника службы безопасности как-то слишком стремно сидеть по кустам в засаде. Не стыкуется? Ни хрена, прекрасно стыкуется. Просто это означает, что его ребятишки элементарно срисовали мои данные у мента на вертушке. Затем скинули их руководству, то бишь Стасику.

А он, вспомнив старого питерского братуху, решил, что гораздо эффективнее будет работать меня сам.

Теперь понятно, почему он меня так трепетно обхаживал: кабак, халявная квартирка… Скорее всего, ему было непонятно, каким образом я могу быть причастен ко всей этой истории, и он решил взять надо мной шефство. С-сука! Но если все это время меня пасли люди Стаса, то значит… и по башке в подъезде мне настучали они.

А смысл? Если они поняли, что деньги уже у меня, почему не дали доехать до места стрелки? Боялись, что я их опознаю?

А может быть, Татьяны уже давно нет в живых, а Стас, зная меня, понял, что я не отдам им деньги, не получив твердых гарантий ее безопасности?..

— Почти приехали, Фрязино, — подал голос водила, который всю дорогу деликатно молчал. Наверное, по моему внешнему виду сообразил, что сегодня не мой день и я не расположен к праздным разговорам.

На одной из улочек, переваливая через очередного «лежащего полицейского», мы притормозили. Я машинально посмотрел в окно и прочитал на белой табличке углового дома — «улица Попова». Попова. Фрязино.

Твою мать, ну конечно же! Шестая, предпоследняя страница агеевского досье: ЗАО «Агентство „Медиа-промоушен“, Московская область, г. Фрязино, ул. Попова, 62. Зарегистрировано…» и так далее. Агентство, которое вывозило группу «Ноги врозь» в Красноборский край для поддержки Гнуса…

«Мне тут ехать всего минут сорок, — сказал вчера Стас. — Днем, конечно, подольше — на Щелковке вечные пробки…»

Ну что, мой бледнолицый замначальника службы безопасности «весьма солидной конторы», не многовато ли совпадений для того, чтобы состоялась наша с тобой очередная случайная встреча?

— Шеф, не надо на вокзал. Я передумал.

Давай-ка здесь на Попова, 62-й дом. — Я устало откинулся на сиденье, достал мобильник и набрал номер Обнорского. — Андрей, привет… Да, в Москве… Слушай, у меня совсем нет времени, так что запиши: Фрязино, Попова, 62, «Медиа-промоушен»… Да…

Если я завтра не отзвонюсь, меня надо будет искать где-то здесь… И Татьяну Ненашеву тоже… И еще запиши фамилию: Дробашенко Стас… Стас Колтушский. Помнишь, был такой у Бабуина?.. Все, Андрей, пока. — Я отсоединился и, немного поразмыслив, совсем отключил трубу. Это на случай, если охреневшему от моего звонка Обнорскому вдруг захочется выяснить подробности. Или если Рустам Викторович начнет тяготиться пропажей своего денежного эмиссара и начнет нервничать. Или если Стас Дробашенко снова будет интересоваться моими планами на вечер. Потерпите, ребята, вы обязательно все узнаете. Во всех подробностях. Но попозже.

Лишь на четвертый или пятый пронзительно-настойчивый звонок мне соизволили открыть дверь. На пороге возник парень в камуфляже, на лице которого явственно читалось: «Все, мужик, ты покойник». Умирать я пока не собирался, а потому, не дожидаясь, когда дело дойдет до рукоприкладства, спокойно и нахально заявил:

— Мне к Дробашенко. По делу. Срочному.

Охранник немного успокоился, услышав знакомую фамилию, и я понял, что действительно явился по нужному адресу.

— Станислав Сергеевич сегодня уже не принимает. Приходите завтра.

— А ты, братан, передай, что пришел Виктор Шаховский. По поводу контракта на полмиллиона долларов. А то ведь завтра сделка может уже и не состояться.

Похоже, парня впечатлил размер произнесенной мною суммы. Теперь уже уважительно он попросил меня подождать за дверью и отправился на доклад. Через минуту дверь распахнулась снова, и я понял, что Станислав Сергеевич решил-таки сделать для меня исключение, несколько сдвинув график приема посетителей. Следуя за своим провожатым, я не без грусти вспомнил о тех временах, когда у меня на кармане имелась купленная за хорошие бабки лицензия на ношение огнестрельного оружия. Официально зарегистрированный ПМ мне сейчас был бы очен-но кстати!

Мы вошли в просторный евростандарт, где на одной из стен красовался большой плакат с улыбающимся господином Гнусом, еще не догадывающимся о своем грядущем досадном поражении на выборах.

В кабинете находились двое — Дробашенко и какой-то гориллообразный мужик, весьма нелепо смотревшийся в костюме-тройке с нелепым пятнистым галстуком. Да, похоже Стас не уделял должного внимания вкусу своих подчиненных.

Дробашенко молча сделал знак охраннику, и тот удалился, плотно закрыв за собой дверь. Теперь мы остались в кабинете втроем, но использовать это обстоятельство в традиционных национальных целях мы, похоже, не собирались.

— Вот, знакомься, Вова, — обратился Стас к своему впечатляющих размеров партнеру, — это Виктор Шаховский из Питера.

Он же — Шах. Бывший гроза речного порта и его окрестностей, а ныне — журналист и начинающий писатель детективных романов.

Стас насмешливо посмотрел на меня, присел на краешек стола и изящным жестом зажег сигарету:

— А ты молодец, Шах, не растерял еще былую сноровку. Как ты меня вычислил?

В хате «жука» нашел? Или, может, ваш Обнорский начитывает своим сотрудникам курсы практической дедукции и личного сыска?

«Так вот зачем ему понадобилось селить меня в эту квартиру. Ему просто нужно было знать, с кем и о чем я буду разговаривать. Твою мать, Витя! Ты попался, как дешевый фраер». Зарычав, я с безысходной злостью бросился на Стаса, полный в этот момент решимости прикончить его. Однако внешне невозмутимый доселе Вова неуловимым движением рубанул меня в живот, и я нелепо рухнул на пол в метре от Стаса, в горло которого намеревался вцепиться. Стас брезгливо поморщился и подтянул под себя ногу. Словно испугался, что я могу укусить его за ботинок.

Я сделал попытку приподняться, но Вова еще раз от души саданул по моей хребтине, тем самым окончательно зафиксировав мое униженно-распластанное положение. Ковровое покрытие лишь отчасти смягчило удар подбородка об пол. Из прокушенной губы ручейком потекла кровь. Я смачно схаркнул ее, метя в безупречно отутюженные Бовины штаны, однако не попал. Нет, сегодня явно был не мой день.

— Что вы сделали с Татьяной?.. Где она?..

Она жива?

— Ну вот, наконец-то я слышу речь разумного человека. А то сразу — дергаться, морду бить. Давай так, Шах, сейчас Вова отнесет тебя вон в то кресло, и ты будешь там тихо сидеть. И мы будем вести нашу тихую беседу. Договорились?

Я молча кивнул. Тем более что другого варианта в этой ситуации у меня все равно не было. Между тем Вова действительно с легкостью поднял меня на руки и оттащил в стоящее в углу кресло. Предательски дрожащей рукой я полез в карман за сигаретой, и проследивший за этим жестом Стас метко бросил мне позолоченную зажигалку, на которой был тиснут лейбл «Медиа-промоушен».

— Забирай, подарок фирмы.

— Где Татьяна? — тупо повторил я, закуривая.

— С ней пока все в порядке. Но именно здесь, в этом помещении, ее нет, так что можешь не изображать тут из себя Данилу Багрова. Спасти — не спасешь, а били тебя сегодня, по-моему, уже и так предостаточно.

— Я знаю, что деньги у вас. Почему ты ее не отпустил?

— Деньги? — передразнил меня Стас. — Какие деньги? А… ты, наверное, имеешь в виду черный кожаный «дипломат» с кодовым замочком? Вот этот? — И он выудил откуда-то из-за стола тот самый михельсоновский портфельчик. — Извини, Шах, кода мы не знали, да и ключа все равно не было, поэтому пришлось обивочку немного попортить. Вот только денег там, к сожалению, не оказалось. Пара пачек бумаги для принтера, и, собственно, все. Такая вот вышла пидерсия.

Я не заканчивал курсы практической дедукции у Обнорского, и, может быть, поэтому я уже ни черта не мог понять. При чем здесь бумага для принтера? Деньги. Я видел эти деньги. Я сам лично держал их в руках и даже пересчитывал. Там было ровно пятьдесят пачек. Пятьдесят пачек стодолларовых купюр. Значит, кто-то из нас врет. Или второй вариант — кто-то из нас сошел с ума.

Второй вариант гораздо хуже, потому что при таком раскладе реальная кандидатура на койку в дурдом — это я.

— Не ломай голову, Шах, — устало произнес Дробашенко. — Просто с самого начала это была херовая затея. Кстати, я говорил об этом своему начальству, но на этот раз меня не послушали. Ну не верил я, что Рустам способен расстаться с такими деньгами. Лишь когда ребята сказали мне про. этот чертов «дипломат», я уж решил было, что чудеса еще случаются.

Стас говорил очень спокойно и, как мне показалось, даже немного доброжелательно. Из этого я заключил, что убивать меня пока не собираются, а значит, надо пользоваться моментом, дабы попытаться хоть немного прояснить ситуацию. Хотя бы для того, чтобы уйти в мир иной без этого гнетущего ощущения собственной дебильности.

— Стас, объясни мне, какого черта ты затеял это дурацкое ограбление? Неужели ты решил, что я не привез бы вам эти деньги, а забрал их себе? Ты же меня знаешь, вождь.

— Вова, — обратился Стас к безмолвно следящему за нашим разговором терминатору, — приведи сюда этого… овоща.

Вова тихо удалился, и через некоторое время вошло в кабинет, волоча за собой едва передвигающее ногами, бесформенное Нечто. Его заплывшее лицо, представлявшее собой сплошное кровавое месиво, беззвучно шевелило губами, видимо, потеряв способность даже постанывать. И все же, несмотря на столь удручающий вид, мне удалось узнать в нем одного из двух телохранителей Мамедова.

— Вот этот человек, Шах, по заданию Рустама вырубил тебя в парадной конторы Михельсона и забрал «дипломат», якобы с деньгами. Мои люди пасли тебя все это время. Естественно, срубили они и этого красавчика, который вошел за тобой, держа в руках обрезок трубы, а назад вышел уже без нее, но зато с чемоданчиком в руках.

Так что пришлось его приземлять. В общем-то, мои парни все сделали правильно.

Ты в тот момент был уже неинтересен.

А вот поскольку Михельсон был финансовым директором Мамедова (похоже, ты этого не знал?), мы посчитали, что Рустам все-таки решил заплатить выкуп. «Дипломат» был с кодовым замком, вскрывать его во дворе, имея на руках подобный балласт, — Стас кивнул в сторону отмудоханного телохранителя, — несколько затруднительно. Поэтому ребята забрали обоих и вернулись на базу. Ну а дальше — дальше полный облом. Наколол нас господин Мамедов. Жаба задушила — все ж таки поллимона деньги хорошие.

— Ты врешь, Стас, там были эти деньги. Я видел их, я их сам лично считал. При мне Михельсон закрыл «дипломат» и отдал мне ключ. Я даже расписку писал, что…

Дробашенко посмотрел на меня как на окончательно и безнадежно больного человека, тяжело вздохнул и сделал знак Вове, мол, все, спасибо, «языка» можно уносить.

— Шах, я верю тебе и допускаю, что эти деньги там действительно были (кстати, при том обороте, который делает Мамедов, эта не такая уж и немыслимая сумма). Но потом тебе явно подсунули «куклу». Вспомни: все то время, что ты находился в конторе, ты не разу не выпускал из рук этот чертов «дипломат»?

Напрягши память, я вынужден был признать, что действительно на какое-то время выходил из кабинета, когда разговаривал по телефону с Мамедовым. Стас удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Я не знаю, зачем понадобилось делать эту подставу с «куклой». Скорее всего, у них были некоторые опасения, что телохранитель, завладев «дипломатом», может поддаться искушению и свинтить на заслуженный отдых куда-нибудь в район Канарских островов или еще куда подальше. Может, были какие-то Другие причины… Однако факт остается фактом. Изначально подразумевалось, что передача денег не состоится и в этом будешь виноват ты. Ну а далее, согласно закону жанра, Татьяну Ненашеву убьют, и в этом отчасти опять-таки будешь виновен ты.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что, во-первых, Рустам Викторович Мамедов по жизни патологически жаден, и не в его принципах что-либо отдавать. А во-вторых, в последнее время он крайне тяготится своим затянувшимся вторым браком с не слишком юной, хотя и популярной телеведущей. Тем более что сейчас у него весьма бурно развивается роман с экс-«мисс Галактикой» Оксаночкой Федорчук, которая отвечает ему взаимностью и давно готова разделить с ним суровые будни совместной богемной жизни… Ну не надо так страшно вращать глазами, Шах. Я знаю, что тебе это неприятно слышать, но если бы на горизонте столь внезапно не возник ты, у нее не осталось бы ни одного шанса.

— А сейчас… такой шанс еще есть?

— Надо думать. Возможно, что и да.

На весьма приличной скорости мы неслись по шоссе, название которого так удачно послужило импульсом к стимуляции моих скромных аналитических способностей. Впрочем, не исключено, этот самый импульс я получил чуть ранее, одновременно с ударом обрезком металлической трубы. Между прочим, мой давешний обидчик сейчас лежал у нас в багажнике, и, скорее всего, ему было еще хреновее, чем мне.

Машину, уже знакомую мне БМВ, вел молчаливый Вова. Глядя, как он лихо проскакивает посты ГАИ, даже не помышляя сбрасывать газ, я подумал, что Стас, похоже, не врал, рассказывая мне о магических особенностях своих государственных знаков. А ведь останови нас какой-нибудь принципиальный мент, посмотреть было бы на что. Причем помимо пикантного содержимого багажника. Так, например, внутренний карман Вовы оттягивал новенький китайский «Токарев», а на заднем сиденье покоилась самая натуральная помповуха, небрежно прикрытая рваным пледом. Но, как известно, принципиальные менты остались только в романах Кивинова и Обнорского.

Мы ехали в гости к господину Михельсону, адрес которого любезно подсказал истерзанный бывший телохранитель Мамедова. (Нет, это не то, о чем вы подумали. Бывший — в том смысле, что после всей этой заварухи он, скорее всего, захочет поменять свою профессию на более мирную.) Вернее, в гости ехал я один, а Вова просто любезно согласился подвезти меня. Естественно, по просьбе Станислава Сергеевича Дробашенко.

Стас действительно дал мне шанс. Он дал мне шанс, при этом весьма дальновидно сделав меня прямым соучастником похищения. В этом качестве я должен был любыми способами заставить господина Михельсона исправить его досадную ошибку и выдать мне полмиллиона долларов, которые (я очень на это надеялся), все еще должны были находиться в его уютной конторке в Никольском переулке.

Для того, чтобы он решился на этот непростой шаг, я должен был выступить в подзабытой уже роли отмороженного рэкетира. Ничего, у меня в запасе есть еще немного времени, и я ее вспомню. Потому что ничего другого мне просто не остается.

Удивительно, но я вдруг почувствовал, что моя предстоящая миссия не вызывает во мне должных отрицательных эмоций. Более того, пробежавший по телу легкий холодок азарта и ощущения предстоящей опасности приятно щекотали нервы. Помнится, точно такое же чувство я испытал относительно недавно, когда взламывал металлический шкаф в конторе с изумительным названием «Успех».

«Блин, Шах, ты что, совсем обалдел? Очнись, сейчас на дворе не 92-й, а 2002 год. Ты, журналист-расследователь, ты, хренов борец с криминалом! Неужели опять „дежа вю“? А может быть, это просто зов предков? „Идет охота на волков, идет охота…“ Ну и так далее… Только ты сам-то на чьей стороне, Витя?

Я? На Таниной. Да, но не кажется ли тебе, Витя, немного странным, что в течение последних нескольких месяцев ты уже второй раз из-за этой женщины идешь на явное преступление? Это не любовь, это какое-то извращение.

Вот и отлично. Значит, я маниакальный извращенец».

— Стас? Это Шах. Все получилось. Деньги у меня.

— Отлично. Были какие-то проблемы?

— В принципе нет. Только в самый последний момент, уже в конторе, с Михельсоном случился сердечный приступ. Вообще он держался молодцом, но когда я начал перегружать деньги из его сейфа, он все-таки сломался. Видимо, только тогда осознал, что действительно опустился на пол-лимона.

— Надеюсь, он там не окочурился?

— Да непохоже. Я уложил его в холле на диванчик, рядом с телохранителем Мамедова, а когда уходил, вызвал им «неотложку». Так что, думаю, оклемаются.

— Хорошо, Шах. Сейчас ты отдашь деньги Вове…

— Стоп, вождь. А что с Татьяной?

Деньги я отдам только тогда, когда увижу Татьяну.

— Ладно, не пургуй. Сейчас ты отдашь деньги Вове и поедешь на Сретенку. Я дал команду, ее уже повезли туда.

Да, и не удивляйся, если к твоему приезду она будет спать. Это не наркотики, просто снотворное. Извини, но по-другому с ней было не справиться. Она у тебя кусается и царапается, как дикая кошка.

— Стас, надеюсь, тебе не надо объяснять, что если вы с ней… ну, словом, ты меня понимаешь? Тогда я разнесу всю вашу контору на куски вместе с тобой и со всем вашим шоу-бизнесом.

— Да пошел ты! У тебя от этой бабы совсем крыша поехала. Был же нормальный мужик, а стал какой-то слюнявый урод. Никто твою Таню и пальцем не трогал… В общем, все. Несколько дней будет особенно жарко, так что можешь пересидеть там на квартире. Но потом вали куда хочешь. Возможно, это не очень гостеприимно, но и ты меня пойми: мне очень не хочется, чтобы люди Мамедова вычислили эту квартиру. В Москве сейчас жутко дорогая недвижимость…

— Спасибо, вождь. В любом случае мне очень повезло, что во всей этой истории разводящим был именно ты.

— Еще бы, — гоготнул Стас. — Но тогда услуга за услугу. Когда в следующий раз вы с Обнорским будете переиздавать свою книжонку «Криминальный Петербург», не убрал бы ты оттуда пару абзацев про Колтуши? Я тут подумываю свое дело организовать, а подобного рода реклама, сам понимаешь, мне на хрен не нужна.

— Хорошо, Стас. Я постараюсь…

Удачно подвернувшийся частник довез меня до Сретенки за считанные минуты.

Москва еще просыпалась, а потому извечные столичные пробки только-только начинали закупоривать ее главные улицы и проспекты. Столица просыпалась, а я, наоборот, мечтал поскорее добраться до кровати и залечь спать. Причем залечь, обняв любимую женщину, ту самую, которую я хочу уже год и без которой жизнь моя в последнее время была обыденно серой и никчемно-пустой.

Татьяна спала, по-детски подложив обе ладошки под правую щеку. Я закрыл входной замок на «собачку», прошел в комнату и, стараясь не шуметь, быстро разделся и лег рядом. Она даже не пошевелилась. Тогда я обнял ее и поцеловал прямо в маленькую родинку за левым ухом. Это всегда страшно заводило ее, но на этот раз только едва заметная дрожь пробежала по телу, после чего она довольно улыбнулась во сне. Признаться, я уже хотел было воспользоваться ее беспомощным состоянием, однако жуткая усталость последних двух дней как-то сразу навалилась на меня.

В итоге я тоже банально уснул, уютно положив голову на грудь своей самой любимой в этом мире телезвезды.

Впрочем, в течение последующих полутора суток у нас было достаточно времени, чтобы с лихвой наверстать упущенное. За все это время мы лишь иногда поднимались с постели, да и то исключительно затем, чтобы добежать до ванной или туалета. Плюс к этому мы поочередно дежурили по кухне, но поскольку продуктов в квартире не было, питались мы исключительно одним кофе. Это обстоятельство, вкупе с регулярными физическими нагрузками, довело нас до состояния полнейшего изнеможения.

Да, и хорошо еще, что мне хватило ума вспомнить и отзвониться Обнорскому, дав отбой фрязинской теме. Иначе могло так случиться, что уже вчера этот тихий, по выражению Стаса, городок с подачи обеспокоенного шефа подвергся бы воздушным бомбардировкам с последующим штурмом бригадами спецназа. Никаких подробностей я Андрею не рассказывал отчасти еще и потому, что сам был не в курсе того, что сейчас происходит во внешнем мире вообще и в мире московского шоу-бизнеса в частности.

И лишь по завершении вторых суток нашего, надо признать, весьма приятного заточения, стали поступать сводки с места ведения боевых действий. Первым позвонил Стас.

— Ну здорово, братан. Как вы там?

— Да ничего, нормально.

— Да я уж наслышан, что все нормально, — захохотал Стас. — У меня тут парни наперебой просятся поставить их на дежурство. На телемонитор.

«Бля, как же это я не подумал! Если у них в этой квартире стоят „жучки“, то запросто могли быть установлены и камеры.

Эдакая квартирка для сбора компромата.

Ну, Стас! Я тебе это еще припомню!».

— Ты чего замолчал, Шах? Да кончай ты, не обижайся… И не вздумай там камеру выламывать — японская, на заказ сделана. Тебе надо целое собрание сочинений выпустить, чтобы за нее расплатиться.

— Ну чего там слышно?

— Можешь считать, что тебе повезло.

Похоже, жить пока будешь. Сегодня утром мой шеф выезжал на стрелку с Мамедовым. Инициатором был Рустам. В общем, они там пару часов что-то перетирали и в конечном итоге обо всем договорились. Прикинь, Рустам заключил с нами новый договор о совместной деятельности и предложил долевое участие в охрененном проекте. Вся организация шоу-программ на трехсотлетие Питера пойдет через нас. Представляешь, какие там будут бабули? Шеф так обрадовался, что даже распорядился вернуть Рустаму половину из тех денег, которые ты с Михельсона стряс. Кстати, он тоже был на стрелке. Выглядит нормально. Правда, вот привета тебе почему-то не передавал, — и Стас, довольный, снова заржал. — А знаешь, что самое прикольное? — продолжил он. — За всю встречу Мамедов так ни разу и не спросил про жену. Зато тобой очень даже интересовался. По-моему, он твердо уверен, что ты с самого начала работал на нас. Стремно, да? Слушай, а может, ты и правда к нам перейдешь? Я же тебе говорил, меня шеф ставит на новый проект. Хочешь, я порекомендую тебя на свое место? А что, сработаемся…

— Спасибо, вождь, я подумаю.

— Ну думай. Только недолго — больно место хлебное. Да, знаешь, чьи концерты мы с Мамедовым в Питере будем организовывать? Ни за что не догадаешься?

— Знаю, Элтона Джона, — ответил я и отключил мобилу. После чего вышел в коридор и повернул на щитке общий рубильник.

Нечего ребятам халявной порнухой развлекаться.

А еще часа через три позвонил господин Мамедов и, не здороваясь, официальным тоном попросил к телефону Татьяну.

Я передал ей трубку и, взяв со стола сигареты, деликатно вышел на балкон. Хотя, признаться, мне было чертовски интересно узнать, о чем они будут говорить.

Минут через пять Татьяна вышла ко мне, протянула телефон, молча закурила. Я ни о чем ее не спрашивал. Молчание продолжалось до тех пор, пока ее сигарета не была выкурена до самого фильтра.

— У тебя есть деньги, Шах? — неожиданно спросила она.

— Да есть немного, а что?

— Дай мне, пожалуйста… ну я не знаю… ну рублей пятьсот. Мне нужно купить самый минимум, чтобы немного привести себя в порядок.

Я прошел в комнату, достал из кармана бумажник, отсчитал пять сотенных бумажек и протянул ей. Татьяна чмокнула меня в щеку и, пообещав вернуться буквально минут через двадцать, выскочила за дверь.

Она действительно вернулась через двадцать минут, вывалила из пакетика на кровать самые разные косметические причиндалы и еще полчаса посвятила изощренному искусству макияжа. Я по-прежнему ни о чем ее не спрашивал, а сама она тоже молчала. Окончив раскрашивание, Таня подошла к висящему на стене большому зеркалу, внимательно осмотрела себя и, похоже, осталась более-менее удовлетворенной увиденным. (Кстати, как и я.)

— Все, поехали, — решительно сказала она, и я, опять же молча, поперся за ней на выход. Предчувствия у меня были, надо сказать, самые мрачные.

— Витя, поймай, пожалуйста, машину.

Прокатимся немного, тут совсем рядом.

Я покорно исполнил ее желание, тормознул частника, и мы действительно очень быстро добрались до знакомого мне телецентра. Однако Татьяна повела меня не внутрь, а на служебную парковку, где остановилась у стоящего на приколе новенького желтого «Порше».

— Это что, твоя?

— Нравится?

— Да уж, растет благосостояние наших телезвезд. Ну и куда мы поедем?

— Сейчас проскочим тут в одно место, ладно? Мне нужно завершить одно небольшое дело.

— Как скажете, миледи, — пробухтел я, усаживаясь в салон порядком выстуженной машины. — Тогда хоть печку включи.

Так куда мы все-таки едем-то?

— В Таганский районный загс. — Она посмотрела на часы: — Через сорок минут у меня начинается бракоразводная церемония. Если хочешь, можешь присутствовать на ней в качестве приглашенного с моей стороны гостя.

Это было настолько нереально, что я не нашелся с достойным ответом и просто тупо уставился на дорогу, пытаясь переварить все те неожиданные новости, которые свалились на меня за последние десять минут.

Таня покрутила ручку приемника: «Московское время 8.15. С вами „Радио-Шиза“ и я — Василий Ульченко. Сейчас у нас группа „Ноги врозь“ с их новым хитом. Поехали. „Маленькие девочки первый раз влюбляются…“». Меня как током дернуло:

— Танюш, умоляю, что угодно, только не эту песню!…

Мы припарковались около здания загса и вышли из машины.

— Ну что, Вить, пойдешь с мной?

— Да нет, Танюша. Давай я тебя здесь подожду, покурю. Машину постерегу.

— Ладно, трусишка. Только учти — если со второго этажа начнут доноситься крики и брань, ты все равно должен будешь подняться и меня спасти. Хорошо? — И она направилась к двери.

Я посмотрел ей вслед, мысленно собрался и решительно крикнул:

— Тань!

Она обернулась.

— Слушай, а здесь, в этом загсе, только разводят или и женят тоже?

— Ну конечно. Зал скорби— на втором, а зал любви — на первом.

— А может, я пока пойду, займу очередь. Ну там, на первом.

Она вернулась, положила мне руки на плечи и, как-то очень по-детски трогательно заглянув мне в глаза, спросила:

— Ты делаешь мне предложение, Шах?

— Ага.

— Тогда побежали. Вдруг там действительно очень большая очередь…

И самое смешное, что мы действительно побежали.