Андрей Константинов

Дело о сладкоголосой «Кантате»

В эту кучу компоста наша «Золотая пуля» влетела, словно из помпового ружья выпущенная.

В понедельник утром, выслушав от Спозаранника очередную нотацию, мол «писать, Зураб Иосифович, надо не штампами, а творчески и со знанием дела», я плюнул на все и пошел к нашим репортерам пить кофе.

Вся «клумба» уже была на месте, в ее центре благоухала Светочка Завгородняя. Она демонстрировала очередной наряд, состоящий из полоски плюша на бедрах и бесстыдно прозрачного шифонового облачка повыше пупка. Аня Соболина выгружала содержимое своей пульманообразной сумки в холодильник и с явным непониманием косилась на Свету: «Зачем прикрывать то, что для всех открыто?» Марина Борисовна исполняла роль конкурсного жюри: «Пройдись… Что ж, неплохо… Повернись кругом… Замечательно!» Валя Горностаева сидела, прижав к уху телефонную трубку, но за происходящим на нашем импровизированном подиуме, тем не менее, следила ревностно. Соболин, Шаховский и Модестов прилипли бессловесными тенями к стене и сверкали голодными взглядами.

— Светлана, милая Светлана, с тобой я вместе слезы лью! Ты в руки гордого тирана… — начал я от души, перефразировав классика.

— …тиран мне, папа, по хую, — мгновенно отозвалась Света, и все присутствующие прыснули. Нет, все-таки эмансипированная женщина — страшное дело.

— Зурабик, где ты еще увидишь такую красоту? — Агеева заметила, что меня перекосило от Светкиной фривольности. — Только в нашем агентстве остались такие прекрасные девушки.

— Да еше на углу Литейного и Кирочной, — я налил кофе. — Так же матом кроют и попами крутят.

— А что? За триста баксов с носа я согласна на интим. Пардон, не с носа, а с хуя, — сказала Света вполне серьезно, и только тут я понял, что у Завгородней, похоже, большие неприятности. Если молодая, красивая и умная женщина надевает свой самый вызывающий наряд, напрямую говорит о деньгах и через слово ругается матом — значит, в ее личной жизни случилось что-то чрезвычайное.

Наверное, то же самое почувствовали все присутствующие, потому через минуту-другую с виноватыми лицами разбрелись по своим делам. Даже Валя ушла, выдернув из розетки вилку телефона. В отделе остались лишь Шаховский, Завгородняя и я,

— Девочка, тебя кто-то обидел? — в голосе Шаха сквозило неподдельное участие.

Света стояла у окна и молча курила. Мне показалось, что еще немного — она заплачет.

— Светуня, покажи нам этого урода, и мы его кишки на кулак намотаем, — я верил в то, что говорил.

— Ребята, это не поможет, — сказала Завгородняя и разрыдалась. Да так, что у нас с Виктором скулы свело.

Минут двадцать мы с ним носились по агентству в поисках валерьянки, отпаивали ревевшую белугой Завгороднюю каплями и всячески ее успокаивали. История, рассказанная Светой в перерывах между всхлипываниями и сморканиями в платок, оказалась весьма любопытной.

Как выяснилось, тетка Завгородней, старая дева и вообще «синий чулок», выйдя на пенсию, связалась то ли с баптистами, то ли с иеговистами — хрен их разберешь. Эти слуги Господни тянут из тетки последнее и скоро, судя по всему, вытянут все. Месяца два назад родственница пришла к Свете и под предлогом, что нужны деньги на срочную операцию, заняла полторы тысячи долларов. Позавчера она заявилась в сопровождении какого-то хлюста и попросила еще пятьсот. Хлюст, от которого пахло то ли серой, то ли ладаном, лопотал что-то о лучших клиниках, в которых будет лечиться «дочь Господа нашего уважаемая Ольга Семеновна» (как мы поняли, он так Светину тетку величал). Сама тетка в беседу не встревала, тупо смотрела в потолок и лишь стонала время от времени: «Света, Христом Богом прошу», «Света, Всевышний не забудет твою доброту к заблудшей овечке».

Света деньги дала, а вчера решила проведать «заблудшую овечку» и узнать все подробно о клинике, операции и прочем.

Увиденное повергло нашу топ-модель в шок. «Овечка» лежала в стельку пьяная и совершенно голая на неразобранной постели, на вопросы не отвечала и лишь корчила гримасы. Под занавес набросилась на племянницу и чуть было не выцарапала ей глаза, истошно крича: «Сатанинское отродье! Сучка греховодная! Синим пламенем тебе гореть на вечном огне! Изыди, блуд во плоти!»

— Я, конечно, не святая, но за что?! Ведь я ее так любила, так любила. Последнее отдала… — и Света снова залилась горючими слезами.

Мы с Шахом переглянулись и без слов поняли друг друга. Если первая леди нашей «Золотой Пули» в беде, надо выручать. Обнорский и Спозаранник подождут!

Уже через сорок минут мы стояли перед дверью коммуналки в доме на Большой Зеленина, где жила тетка Завгородней, и поочередно нажимали кнопку звонка. За дверью притаилась тишина.

— Может, она уже дуба дала? — шепотом спросил Шаховский.

— А соседи? Они бы трезвон подняли, — ответил я почему-то тоже вполголоса. — Давай подождем.

Мы простояли на площадке минут пятнадцать, пока снизу не раздались чьи-то торопливые шаги и веселое посвистывание. Вскоре на лестнице показался мужчина лет сорока с полиэтиленовым пакетом в одной руке и портфелем-дипломатом в другой. Увидев нас, он на секунду тормознул в растерянности, но все-таки поднялся на площадку и, перехватив пакет и дипломат в одну руку, по-хозяйски достал ключи из кармана:

— Вы в тридцать восьмую? К кому, если не секрет? — От мужчины пахнуло чем-то сладковато-приторным, и я вспомнил Светины слова: «…то ли серой, то ли ладаном».

— А вы здесь живете? — ответил Шах вопросом на вопрос. Похоже, он тоже уловил расточаемые мужчиной ароматы.

— Вроде того, вроде того, — пропел-промурлыкал мужчина, вставляя ключ в замок. — Лишь один Господь знает, что ожидает нас во мраке: И бредем мы по терниям, следуя наказам Его и выполняя волю Его, пока не откроются для нас врата небе…

Договорить хлюст не смог, потому что после моей оплеухи взмахнул руками, ногами и оказался в дальнем углу лестничной площадки. Дипломат с пакетом остались у двери, связка ключей — в замке.

— Тихо, дядя, мы из СОБРа, — подскочил к мужчине Шах. — Сколько бандитов на сходке? Оружие, гранаты есть? У черного выхода кто стоит? В глаза смотреть! В глаза, я сказал!!

— Какие бандиты, какие фанаты? Товарищи, вы что? Здесь явное недоразумение! — мужчина ошалело хлопал глазами, от страха сошедшимися к переносице. — Я менеджер фирмы, в этой квартире проживает наша клиентка. Она заболела, мне поручили ее проведать. Не верите — посмотрите пакет. Там помидорчики, огурчики, кефир.

— Все точно! — Витя повернулся ко мне и подмигнул. — Связного взяли, товарищ майор. Они лохов для связи используют, под видом помидоров и огурцов рассовывают по пакетам тротиловые шашки.

— Какие лохи? Какие шашки? Я эти помидоры купил двадцать минут назад с лотка на углу! — менеджер, похоже, начал сомневаться в достоверности нашей легенды и повысил голос до фальцета.

За дверьми, выходящими на лестничную площадку, раздались осторожные шевеления. Соседей явно заинтересовали наши разборки.

— Тихо! — я схватил хлюста за лацканы пиджака и поставил на ноги. — Значит, так. Вы идете первым, мы за вами. Если спросят кто, ответите — «свои» и назовете пароль. Пароль, надеюсь, не забыли? Или напомнить?

— Дурдом! — мужчина перешел на шепот, но своих сомнений не оставил. — А удостоверения у вас есть?

— Наши удостоверения всегда при нас, — с этими словами Шах достал из-за пояса пистолет и сунул его в бок менеджеру. — Идите.

Пистолет был пневматический, купили мы его год назад всем отделом вскладчину, стрелял он лишь металлическими шариками. Главное достоинство этой «игрушки» состояло в ее способности с двух метров пробивать лист шести-слойной фанеры. На крайний случай неплохое орудие самообороны, главное — никаких лицензий не надо.

В квартире мы продолжили свою крайне рискованную игру в «сыщиков-разбойников». Пока Шах с пистолетом наизготовку делал вид, что обследует замысловатые и, к нашему счастью, пустые лабиринты коммуналки, я позволил хлюсту проводить себя в комнату тетки Завгородней. «Овечка» мирно похрапывала под одеялом, вкомнате плавали запахи мочи и многодневной пьянки. Хороша родственница нашей топ-модели, ничего не скажешь.

— Видите? Никаких сходок и бандитов. Это наша клиентка, а это моя визитная карточка, — с этими словами хлюст протянул мне белоснежный, с ярко-синей полосой, кусочек картона.

Я взял визитку. «Бацман Петр Васильевич, менеджер регионально-просветительской организации „Кантата". Тел… Факс…»

— Все чисто, товарищ майор, — вошел в комнату Виктор. — Ушли, гады. На столе в кухне три стакана, пустая бутылка из-под «Столичной» и остатки закуски. Будем вызывать экспертов?

Я молча протянул ему визитку.

— А-а, та самая «Кантата»! — Шах засунул пистолет за пояс. — Как же, наслышаны. Мошенничество, злоупотребление настроениями верующих, присвоение чужого имущества. Главарь — вор в законе Армен Харбелла. Три грабежа, одно убийство, в настоящее время в федеральном розыске. А это, стало быть, его подельник?

— Подождите, товарищи, подождите, — Бацман занервничал куда больше, чем минуту назад. — При чем здесь наша организация?

— Вы хотите сказать, что с Харбеллой не знакомы?

— Первый раз слышу.

— Все ясно. Соучастие в преступлении, предварительный сговор и препятствие следствию. Статья тридцать два, тридцать пять и…

— Да погодите вы! — менеджер опять сорвался на фальцет. — Какое отношение может иметь наша организация к пистолетам, гранатам и бандитским сходкам?! Мы коммерсанты, понимаете? Ком-мер-сан-ты!

— Ах коммерсанты! — я вспомнил плачущую Свету Завгороднюю и от души выдал Бацману вторую оплеуху. На этот раз менеджер улетел в угол вместе с дипломатом и лопнувшим пакетом, из которого посыпались помидоры и огурцы. Не обманывал, гаденыш: тротиловых шашек в пакете не было…

Мы провозились с истеричным Бацманом часа три. Выяснилось, что «Кантата» — обычная для наших дней структура многоуровневого маркетинга. С клиентов собирают деньги, вешая на уши лапшу о «принципиально новой инновационной политике». Приведешь в фирму несколько себе подобных — есть шанс вернуть свои деньги и даже подзаработать. Не приведешь — будешь, как Ольга Семеновна, кушать с горя водку и пускать слюни под одеялом.

— «Если не удается взять всю сумму, соглашаться на часть. Быть с гостем всегда, спать с ним, вечером пожелать доброй ночи, утром раз будить», — процитировал Шах из найденного у менеджера дневника. — Спать — это как? В переносном, что ли, смысле?

— Почему в переносном? — хлюст, как мне показалось, даже обиделся. — В прямом.

— Значит, вы… ты ее… того?

Бацман отвел глаза.

Мы не выдержали и рассмеялись. Бедная Ольга Семеновна! Всю жизнь блюсти невинность, чтобы под закат дней пасть жертвой притязаний похотливого мошенника, да еще заплатить за это кругленькую сумму.

— Кстати, где деньги?

— Сданы в кассу. Все, до последнего цента.

Похоже, менеджер не врал.

— Теперь закрой хавальник, подбери сопли и слушай сюда, — лицо Шаховского приобрело незнакомое мне выражение. — Ты, терпила, влетел. Эта шмара мне по крови, я в разводке ее не кину. Значит, выбирай, фуфел: или хрусты взад, или паяльник в жопу. Сечешь? Есть еще вариант: на твой крендель кипятильник наденем, пока кипятком ссать не начнешь. Ну?

Менеджер с минуту молчал, переваривая услышанное. Наконец пошл ситуацию и обхватил голову руками:

— Боже, я знал… Я чувствовал, что это случится! За что? Господи, за что все это?

— Ну?!

Бацман раздумывал лишь несколько секунд, после чего выпалил:

— Всю сумму сразу я не смогу.

— Кент, ты кому, в натуре, баки бьешь? — Шах как бы между прочим вынул «пушку» из-за пояса и переложил в карман брюк. — Думаешь, тебе две жизни отмеряно?

Видимо, вспомнив классическое «…жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо…», менеджер перестал упираться и согласился завтра же принести деньги.

Под занавес, растолкав Светину тетку и для пущей острастки заставив Бацмана написать расписку, что «Я, такой-то, обманным путем получив от…. обязуюсь вернуть всю сумму в размере…», мы из квартиры ретировались.

— Ты откуда так ловко по фене ботаешь? — не удержался я от вопроса, когда мы мчались в агентство на раздолбанной Витькиной «шестерке».

— А ты откуда так ловко зуботычины раздаешь? — ответил Шах в свойственной ему манере вопросом на вопрос.

— Ха!

— Вот и у меня «ха!»

Поговорили, называется.

Конечно, Шах знаком с бандитской жизнью Питера куда лучше меня. И в агентстве он дольше работает, и с братвой, по слухам, был связан. Слухи, конечно, дело дрянное, но то, что «мерседес» Шаховского однажды взлетел на воздух, факт достоверный. После того взрыва Шах предпочитает добираться на работу трамваем, используя купленную с рук «мохнатку-шестерку» лишь в чрезвычайных ситуациях.

Мотор брюзжал, жалуясь на недержание масла и гастрит топливной системы. Подвеска кашляла осипшими шаровыми и повизгивала фальцетом сайленблоков. С прохудившегося краника отопителя капало и парило, а я смотрел на летящие за окном городские пейзажи и думая о Завгородней, ее тетке и всем том дерьме, который называют «современный бизнес».

Три года назад я мучился одним вопросом: где заработать? Когда доценты промышляют сбором стеклотары, а младшие научные сотрудники торгуют с лотков мороженым, вчерашним майорам место остается разве что на свалке. И болтался я по городу, тихо склоняясь к мысли, что надо продавать квартиру, ехать в родной Цхалтубо и начинать жизнь сначала.

Как-то у выхода из метро накрашенная дама сунула мне в руку бумажку: «Работа в офисе с персоналом. Ненормированный рабочий день. Возраст и образование значения не имеют. Заработки от 300 у. е. в день».

Уж что-что, а с персоналом работать я умею! Как начал взводным в двадцать два года, так в тридцать шесть замкомдивизии закончил. А «персонал» в воздушно-десантных войсках — сами знаете какой.

Одним словом, купился я на это предложение. Пришел по указанному адресу и попал на роскошное торжество. Банкетный зал набит до отказа, музыка, улыбки, «Боржоми» на столиках… Мужчина, по возрасту мой годок, с ряхой шеф-повара перворазрядного ресторана, мурлыкал что-то о принципиально новом бизнесе, грандиозных перспективах семейного заработка и невостребованной потенции личности, которую их фирма обязуется реализовать. Девушка-менеджер, подсевшая за мой столик, так белозубо улыбалась и так старательно демонстрировала декольте на груди пятого, как минимум, размера, что я почувствовал неладное. Слушайте, если у вас есть для меня работа, зачем так старательно за нее агитировать? Давайте работу, и дело с концом!

«Чтобы стать сотрудником нашей фирмы, необходим вступительный взнос в размере трехсот долларов», — девушка пропела это как нечто сокровенно-интимное, после чего обычно спрашивают: «Согласны?» Именно это она и спросила, но взаимной ласки и нежности от меня не дождалась. Более того — оскорбилась, услышав о моей невостребованной потенции, рвущейся наружу от одного взгляда на нее и ее бизнес.

Впрочем, в чем девушка виновата? Многие мечтают о «тарелочке с голубой каемочкой», считают себя наследниками великого комбинатора и так же, как он, хотят, чтобы денег было много и, по возможности, сразу. Хрестоматийные сентенции Родиона Раскольникова помнят не все, а вот заветы внебрачного сына лейтенанта Шмидта шпарят наизусть. Страна такая: лелеяли монархию — вырастили революционеров, прививали коммунизм — получили демократию, учили работать — выучили партнеров-халявщиков.

Такая, блин, страна…

Обо всем происшедшем на Большой Зеленина (без излишнего натурализма, конечно) мы рассказали на очередной летучке и вызвали к теме живой интерес Обнорского и Спозаранника.

— Надо раскрутить этих бизнесменов-новаторов, Зураб Иосифович, — у Глеба загорелись глаза, словно у основания финансовой пирамиды нас ожидали сокровища Тутанхамона. — Чем не повод для журналистского расследования?

Шеф согласно кивнул и не торопясь закурил.

— Значит, так. Зураб через этого блядуна-менеджера узнает, где жирует «Кантата», а также все обстоятельства этого затянувшегося праздника жизни. Кто руководит, на каких машинах ездят, «крышующие» и тому подобное, — Обнорский что-то черкнул в блокноте. — Теперь — Зудинцев. Михалыч, узнай, пожалуйста, через своих бывших коллег, были ли какие-нибудь криминальные разборки, связанные с «Кантатой». Марина Борисовна, вам, как всегда, пресса: кто писал о финансовых пирамидах, что писали и вообще, было ли что-либо подобное в других городах.

— Только России или всего евроазиатского континента? — съехидничала Агеева.

— Африка с Америкой нас тоже интересуют, — мгновенно парировал шеф, — но, поскольку у вас трудности с иностранными языками, ограничимся Российской Федерацией. Все. Остальные, по мере возможности, помогают Зурабу…

Моя встреча с Бацманом ничего не дала. Сохраняя безопасную дистанцию, растлитель престарелых дам сунул мне пухлую пачку долларов и, пролепетав серыми губами: «Отдайте расписку, пожалуйста», хотел уж было рвануть прочь, но я остановил его вопросом:

— Слушай, чем это от тебя пахнет?

Надо ж было как-то разговор завязать.

— Чем?

— Это я спрашиваю, чем? — рявкнул я в сердцах. Этот Бацман меня определенно раздражал. — Ты кем работаешь?

— Прозектором.

— Прожекторы, что ли, устанавливаешь? — каюсь, но о профессии «прозектор» я услышал впервые. Бацман облизнул серые губы:

— Прозектор — это специалист по вскрытию трупов в морге.

Тьфу ты, поганец! Трупы он вскрывает, да еще и бабушек трахает!

— Вали отсюда, козел!

Внезапно порадовал Зудинцев. Через пару дней после летучки он, усталый и мокрый, ввалился в кабинет (на улице лило как из ведра) и положил на мой стол мятую бумагу:

— Во! Список автолюбителей и номеров машин, которые паркуются у гостиницы «Пулковская», когда «Кантата» там презентации проводит. С тебя, кацо, причитается.

— Спасибо, опер, «Хванчкара» за мной. Сам накопал?

— Зачем? Твоей «Кантатой» ребята давно интересуются, вот и удружили мне списочек. Посмотри внимательно: там есть лихачи, которые за месяц имеют по три нарушения ПДД. Пацанам явно деньги некуда девать.

Я начат читать список и уже на третьей строчке споткнулся:

«„SAAB" 9000, О 764 УЕ, 78 per. Владелец — Шапиев Олег Мусавирович, 1966 г . р. У „П" 3, 10, 17 апреля, 16, 23 мая, 12, 13, 19, 20 июня. 13 июня имел конфликт с работником стоянки из-за небрежной парковки. Ударил его по лицу. Потом откупился».

На Шапи это похоже. Безропотно пройдя стадии «духа», «салаги» и через год добравшись до «черпака», он возомнил себя эдаким Шварценеггером (еще бы — девяносто пять килограмм веса при росте метр восемьдесят!) и как-то после марш-броска набросился с кулаками на командира отделения Леню Малышенко. Что послужило причиной конфликта, я так и не узнал, но когда подбежал к бузотерам, Шапи уже валялся на песке в глубоком нокауте, а Леня вытирал о тельник разбитый в кровь кулак и смотрел на меня спокойно и, как всегда, немного грустно. После той стычки Шапиев проникся уважением к своему непосредственному начальнику и безропотно выполнял все его указания. Звериный инстинкт: подчиняйся тому, кто сильнее тебя.

О том, что лично знаком с одним из списка, я Зудинцеву не сказал, но в тот же вечер через армейских ребят узнал телефон Шапиева и позвонил ему домой.

— Ну здравствуй, рядовой запаса Шапиев.

Пять секунд паузы.

— Вы, товарищ майор?! Здравия желаем.

— Спасибо, не забыл. Как в Питере оказался?

— Стреляют на родине. А мне стрелять надоело.

— В коммерцию, стало быть, подался?

— Почем знаете?

— На «саабе» раскатываешь, правила нарушаешь, хорошим людям морды бьешь.

Еще пять секунд паузы — и вздох разочарования:

— Вы в ментовке, что ли, пристроились?

— Поговорить надо. Через полчасика подруливай к Пяти Углам, я со стороны Рубинштейна буду стоять…

У Пяти Углов был припаркован ангароподобный «нисан», хозяева которого, завидев меня, широко распахнули дверцу:

— Садись, кацо, тебя заждались.

Хозяев было трое. Синие небритые рожи, стриженые затылки и дутые золотые цепи говорили сами за себя. Шапи среди них не было.

— А где сам-то? — спросил я, залезая в машину, и в ответ услышал ржание, как на конюшне:

— Еще чего захотел!

«Неужто Шапи до „папы" приподнялся? Чушь, у него мозгов не хватит. Или, действительно, все в этом мире перевернулось? Рядовой запаса во главе финансовой пирамиды, вчерашний комбат у него на цырлах… Все путем!»

«Нисан» тем временем прошуршал по Рубинштейна, свернул на Невский и полетел к Московскому вокзалу. На спидометре было девяносто.

— Мой тебе совет, кацо: перед Костей сильно хвост не распускай. Он еще с прошлого раза на тебя зол, — не очень дружелюбно прогундосил тот, что сидел за рулем.

— Я вроде повода не давал.

— Ха, блядь, он не давал! Будь я на месте Кости, свистеть тебе дыркой в башке где-нибудь за Волховстроем! Или пять тонн, по-твоему, не деньги?

Молча перевариваю услышанное, ровным счетом ничего не понимая.

— Теперь что касается корчмы. Тихо возьмешь нашего человека в долю. Как будешь со своими объясняться, нас не ебет. Или счетчик тебе, в натуре, включить?! — водила зло оскалился.

— Корчма не моя, и Шапи это знает, — бросил я пробный камень.

— Какой такой, к херам, Шапи? — все трое с удивлением повернули ко мне головы.

Впереди в золоте прожекторов выросла стела Площади Восстания.

— Ладно, замнем. Крутанись на площади и дуй обратно, — делаю усилие, чтоб не рассмеяться.

— Зачем?

— Давай, браток, поспешай. Человек с документами у Пяти Углов остался…

На углу Рубинштейна и Загородного топтался брюнет с сумочкой-иедераской на запястье. Метрах в десяти от него чернел «сааб», О 764 УЕ, возле которого в позе генерала Карбышева застыл рядовой запаса Олег Шапиев. При виде меня, выходящего из «нисана», он нервно дернулся и мгновенно превратился из «изваяния» генерала в обычного приблатненного пацана.

Я неспешно вышел из машины, подошел к брюнету:

— Гамарджобо, батоно.

— Гамарджобо, — грузин ошалело зыркал то на меня, то на хозяев «нисана».

— Все нормально, не ссы. Садись в машину и езжай к Косте. Мой тебе совет: хвост перед ним не распускай, а то будешь свистеть дыркой в башке, — я сказал это по-грузински, отчего земляк еще больше растерялся.

— Ты с ними?! — в голосе брюнета явно звучали нервные нотки.

— Вроде того. Торопись, и так опоздали.

Земляк юркнул в «нисан», я сделал отмашку: дескать, езжайте, — машина, раздраженно рявкнув двигателем, унеслась в сторону Невского проспекта.

Вах, с одним, кажется, разобрались. Теперь с другим. Подошел к Шапиеву, протянул руку:

— Ну здравствуй, Олег Мусавирович.

Пальцы Шапи в моей ладони мелко подрагивали.

— Так вы с ними?!

Даже интонация та же, что я слышал в этой фразе минуту назад.

— Так, знакомые. Подбросили. Ну что, поговорим?

В салоне «сааба» было тепло, пахло дешевым дезодорантом.

— Хорошо живешь. Сколько лет машине?

— Три года, сорок тысяч на спидометре.

— Ого! Почти новая. Поделись с командиром, где такие деньги можно заработать?

Олег замялся, поглаживая руками баранку.

— Что с вами делиться? И так все знаете, если от «казанских», — Шапи мотнул подбородком в направлении уехавшего «нисана». — Пирамиду крутим, там бабки немереные. Я хоть и пятое колесо в этой телеге, но на хлеб с маслом хватает.

— А с казанцами где пересекался?

— Так ведь я в охране. Они как-то наехали, но узнали и вмиг отвалили.

— Что узнали?

Олег раздраженно покосился:

— Ладно вам, Зураб Иосифович, дурачком-то прикидываться.

— Не тяни, Олег.

— В натуре, что ли, не знаете?

Критическая минута. Одно неосторожное слово — и Шапи поймет, что я в их системе ни бум-бум, и начнет «крутить вола».

— Знаю, что менты крышуют. Так?

Шапи кивнул, и у меня в груди радостно екнуло. Попал! Причем точно в десятку.

— Кто конкретно?

— Ха! Спросите что-нибудь полегче! Кто ж вам про это расскажет? Пацаны с Захарьевской приедут, деньги заберут и молча отвалят. Мы их даже до машины не провожаем — у каждого ствол казенный, что им наша охрана?

По крайней мере с одним прояснилось.

— Это правда, что сам начальник ГУВД к вам в гости захаживает?

— Вроде был один раз. В тот день я взял выходной, но ребята говорили, что видели генерала. Он как-то быстро просвистел: минут двадцать побыл и уехал.

— В форме?

Шапиев посмотрел на меня как на умалишенного:

— Это вам что — армия, строевой смотр?

— Так ведь генерал, говорят, даже на пижаму лампасы нашил.

— Таких интимных подробностей мы не знаем. Но в «Кантате» ему светиться в лампасах, мне кажется, не с руки.

— А твои пацаны не ошиблись, это действительно был кум?

Олег горько усмехнулся:

— Как же здесь можно ошибиться, если этого борца с криминалом каждый день по «ящику» показывают?

Логично. Возразить было нечего.

Мы проболтали минут сорок. Со слов Шапиева, «Кантата» проводит презентации по субботам и воскресеньям в конференц-залах лучших отелей города. Всякий раз народу битком, но отважившихся встать «на трудовую ниву» за два дня набирается не более ста человек. При взносе в три тысячи долларов с клиента итоговые суммы получаются неплохие. Я бы сказал весьма неплохие. Головокружительные суммы! Не удивительно, что рядовой охранник «Кантаты» Олег Шапиев может позволить себе купить трехлетний «сааб-9000». Что же позволяют себе те, кто наверху пирамиды?

На следующий день Марина Борисовна Агеева положила передо мной внушительную пачку ксерокопий:

— Зурабик, это все, что удалось найти. Не обессудьте.

Я стал перебирать газеты и обалдел. «Приднестровская правда», «Воркутинский час пик», «Чырвоная змена», «Калининградская правда», «Звязда», «Тульский рабочий»… Да тут чуть ли не вся Российская Федерация с ближним зарубежьем в придачу!

— Марина Борисовна, это все о финансовых пирамидах? Когда же вы успели?

— Мне стало вдруг очень интересно. Оказывается, пирамиды типа вашей «Кантаты» существовали почти во всех крупных городах, но, в отличие от Питера, их везде сразу разгоняла милиция, а организаторов судили как мошенников. Только у нас тишь-благодать. Тебе не кажется это странным, Зурабушка?

— Странным — не то слово, дорогая Марина Борисовна, — и я углубился в чтение газет, совершенно по-свински забыв сказать женщине спасибо.

Все было так, как рассказала Агеева. Первые упоминания о финансовой пирамиде появились в «Калининградской правде» около года назад. Некий Сева Иванов (псевдоним, конечно) в статье «Бизнесмены оказались мошенниками» взахлеб расписывал знакомую мне формулу: круговая порука — презентация — крупный вступительный взнос — сотни обманутых.

«К счастью, сотрудники областного УВД достаточно быстро смогли рассмотреть в действиях псевдобизнесменов состав преступления, предусмотренного ст. 171 УК РФ (незаконное предпринимательство). Уже через три месяца фирму закрыли, отправив ее организаторов на скамью подсудимых. Их дальнейшей судьбой будут распоряжаться не люди в форме, а женщина железных принципов по имени Фемида», — писал Сева. Фраза о «женщине с железными принципами» подсказала мне, что коллега Иванов еще молод и никогда под судом и следствием не состоял. Дай Бог ему и дальше.

Примерно то же было и в других газетах, разве что не так патетически. Белорусские журналисты, в частности, не преминули рассказать читателям о семье менеджера финансовой пирамиды, расстрелянной из автоматического оружия в собственной квартире. Конечно, из-за таких баснословных денег…

Через два часа, отложив последнюю газету, я понял, что в теме о «Кантате» вопросов стало гораздо больше, а ответов не прибавилось.

Если «Кантату» организовала братва, почему молчит милиция? В других-то городах она вон как быстро расставила все по своим местам.

А если пирамиду «крутят» чины из ГУВД? В таком случае — где наши доблестные эфэсбэшные ребята, которых раньше хлебом не корми, дай на фоне МВД самоутвердиться?

Родоначальники «Кантаты» сидят в Большом Доме?..

Я почувствовал, что еще час-полтора размышлений в этом направлении, и мои мозги закипят, с треском развалив черепную коробку. Вспомнилось предостережение одного маститого журналюги: «Разоблачаешь мошенников — больше времени посвящай рыбалке, клеймишь казнокрадов — думай о бабах, а взялся за властные структуры — вообще напейся и забудь!» Мне вдруг захотелось выполнить все три рекомендации сразу: сесть на берегу лесного озера, открыть холодную баночку «Джин-тоника» и, поглаживая круглую коленку той, которая согласилась разделить со мной прелести земного бытия, закинуть удочку…

Будь проклята это «Кантата»!

В отдел яркой бабочкой впорхнула Света Завгородняя и пригласила «на чай по поводу успешной экспроприации экспроприаторов».

«Чай» удался на славу. Дамы пили исключительно шампанское, нам с Шахом персонально выделили бутылку виски, остальные пили все подряд. Обстановка была самая непринужденная, ибо отсутствовал «стоп-кран» — шеф, с утра укативший то ли в РУБОП, то ли в УБЭП. Оттуда, как известно, быстро не возвращаются, и мы кутили напропалую.

— Зурабик, Витюша, вы так много для меня сделали! — Света в очередной раз подняла пластмассовый стаканчик с шампанским. — Давайте выпьем за мужчин, рядом с которыми чувствуешь себя как за каменной стеной!

— Стена — да гнилая, ткни и развалится, — вспомнил Зудинцев цитату классика. — Вернется Обнорский, ткнет кулаком в эту стену и… Что, скажет, вы узнали нового о «Кантате»?