ДЕЛО О КРАДУЩЕМСЯ ЧАБАНЕ

«Гвичия Зураб Иосифович, 41 год. Бывший офицер-десантник, выпускник Высшего Рязанского десантного училища, участник боевых действии в Афганистане в 1983-86 гг. После увольнения в запас работал в службе безопасности фирмы „Транс Бизнес Лимитед“.

В «Золотой пуле» — с 1998 года. Сотрудник отдела расследований. Овладел необходимыми навыками журналистской работы. Не раз обеспечивал силовое прикрытие сотрудников Агентства. Дисциплинирован, коммуникабелен, дружелюбен, отношения в коллективе со всеми без исключения хорошие. Женат четвертым браком…»

Из служебной характеристики

…И вот тут начался спектакль.

— Подсудимый Усманов, у вас есть ходатайства? — седовласый судья Жданько равнодушно глянул поверх очков туда, где за решеткой сидели скованные одной цепью семеро членов «банды Скоморохова».

Мой бывший боевой товарищ поднялся, обвел зал мутным взглядом и пророкотал:

— Мин урысча белмим! Минга переводчик киряк!

По залу пронесся гул недоумения. «Скомороховцы» во главе с главарем-депутатом оскалили зубы.

Мгновенно подскочил с места вертлявый адвокатишко:

— Ваша честь, мой подзащитный Марат Усманов по паспорту — татарин, он недостаточно хорошо владеет русским языком, ему требуется переводчик…

Слова его потонули в раскатах хохота. Я тоже не смог сдержать улыбки — Марат в своем репертуаре. Своими розыгрышами он доводил до белого каления весь полк. Как-то перед Новым годом позвонил в штаб и объяснил пропойце-замполиту на ломаном русском, что Баграм занят воинами Аллаха, все командование дивизии приняло ислам, остался только один неверный — он, замполит… За эту шутку Марата едва не отдали под трибунал. И то правда — шути, да знай меру.

— Ага, — устало-иронично посмотрел в зал судья Жданько. — Выходит, господин Усманов, закончив Высшее Рязанское десантное училище и отслужив десять лет в советских вооруженных силах, так и не выучил русский язык? Как же вы получили звание майора, Усманов?.. Вы, видимо, надеетесь затянуть процесс до бесконечности… Скажу сразу — не выйдет.

Марат приложил руку к груди и пламенно воскликнул:

— Хаерле судьялар! Менин сезге аитасе бергенэ бар: сектэм мин сезнэ аузэне!

В зале ни один человек не знал татарского, но каждый понял, что подсудимый послал судью с заседателями куда-то очень-очень далеко.

Наконец Марат увидел меня. В глазах его вспыхнули молнии…

Я не хотел с ним встречаться. Я знал, что тот Марат — отчаянный жизнелюб и весельчак — остался где-то далеко, в чужой стране. В Питере нас было полтора десятка. Благодаря Киру — Кириллу Потапову — мы изредка собирались вместе. Два года назад нас стало еще меньше. Погиб Костя Пирогов, парень, которого я когда-то вытащил из горящего Ми-8. Пропал без вести в Псковской области Вася Сомов. Поехал проведать семью — и не вернулся… Марат ни разу не участвовал в наших застольях. У него была другая жизнь. Услышав о том, чем он занимается, я сперва не поверил. Но как-то увидел Марата в «Астории» вместе с депутатом Юрием Скомороховым, в окружении быковатых молодцев. Марат заметил меня, но не подошел. Я тоже сделал вид, что мы не знакомы. Из газет я узнал, что Марат стал помощником Скоморохова, а потом вместе со своим боссом оказался в «Крестах»… Вот тогда я поверил. Окончательно поверил.

У меня и в мыслях не было с ним встречаться. Но нашей «Явке с повинной» в очередной раз потребовалась сенсация. И Спозараннику пришла в голову гениальная идея: «А пусть Зураб Иосифович сделает интервью со своим однополчанином!»

Прокурорская следачка долго и недоуменно изучала бумагу, подписанную Обнорским, расспрашивала — кто я да зачем мне это надо, выбегала советоваться с начальством… И наконец с улыбкой извинилась: мол, никак, Зураб Иосифович, невозможно! Тогда я обратился к адвокатам Марата и передал свою просьбу. Марат захотел увидеть меня лично.

В глазах его вспыхнули молнии.

И Марат закричал:

— Амира, магара буру ва чапан-о пайда ку. Вей хамрайят кумак хагад кярд!

Я готов был поклясться: ни один человек не понял, что Марат перешел с родного татарского на чужой дарийский. Ни один, кроме меня. Собственно, только ко мне, ко мне одному, он и обращался.

«Князь, пойди в пещеру и найди там чабана. Он тебе поможет», — вот что сказал мне Марат.

— Все, Усманов, хватит паясничать, — поморщился судья Жданько. — Заседание перенесем на ноябрь. Будем надеяться, что подсудимый вспомнит к тому времени родной язык.

— Амира! Магара! Чапан-о! — крикнул Марат, прежде чем его увели. А я сидел как контуженный… как будто рядом разорвалась мина. Осколки прошелестели, но в голове остался назойливый однообразный звон.

Увы, мой боевой товарищ все-таки тронулся. Марат не разыгрывал спектакль — у него действительно поехала крыша. Как он сказал? «Пойди в пещеру и найди чабана…» Ага. И скажи чабану, что его заблудшая овца уже никогда не вернется в стадо — она совсем-совсем плохая стала… Вах! Бред какой-то.

— Зураб Иосифович. — Строгий голос бесшумно вошедшего в кабинет Спозаранника отвлек меня от грустных мыслей. — Как у нас движется дело с поиском пропавшего Чижика-Пыжика?

— Плохо движется, Глеб Егорович, — вздохнул я. — Тридцать скупок цветного металла обошел — нет нашей птички! Птичка-птичка, птичка-нэвеличка…

— А что с интервью?

— Не будет интервью, Глеб Егорович.

В нескольких словах я пересказал Спозараннику то, что случилось с моим товарищем. Детали и эмоции я опустил.

Спозаранник задумался.

— Вы уверены, что правильно его поняли, Зураб Иосифович?

— Да куда уж правильней…

— Печально, — вздохнул Глеб, покидая кабинет.

В курилке весело болтали Завгородняя и Железняк. Обе улыбнулись мне, не прерывая свою трепотню.

— В «Фишке» — там топота одна, — увлеченно рассказывала Света, — андеграунд, злачное место. Я ему говорю: куда угодно, только не в «Фишку»! Уж лучше в «Манихани» или в «Пещеру»…

Я так и застыл с зажигалкой. Огонек зажигалки трепетал как душа грешника.

— Вах, Светик, что ты сказала, да?

Обе девушки уставились на меня с изумлением и некоторой опаской. Зажигалка нагрелась, обожгла руку… Я чертыхнулся и повторил вопрос:

— Ты сказала — «Пещера»? «Пещера», да?

— Ну да, Зураб, — усмехнулась Завгородняя. — Странно, что ты не знаешь об этом клубе — очень прикольное место, тусовочное.

— Света, — приложил я руку к сердцу, — обещай, что ты сегодня же разделишь со мной радость от посещения этого замечательного клуба!

Завгородняя фыркнула.

— Князь, извини, не могу разделить твою радость — иду в другое место. Но показать тебе, где «Пещера», — запросто… Что это ты вдруг заинтересовался?

— Спецзадание, — уклончиво ответил я.

Без Светы я бы и правда не нашел эту «Пещеру». Вроде бы она в центре города, недалеко от Лиговки. Но попробуй догадайся, что этот фешенебельный модный клуб находится за железной дверью внутри поросшего сорняками земляного холма. Кажется, там было когда-то бомбоубежище… Потом — бомжеубежище, потом — клуб. Все логично и исторически корректно.

Я выпил уже вторую бутылочку пива «Миллер» и сел от барной стойки ближе к танцполу, за свободный столик.

— Дай мобильник, пожалуйста, маме позвонить, — подбежала ко мне фигуристая красноволосая девочка лет пятнадцати с пирсингом в носу. Подняла на меня глаза и восхищенно присвистнула: — Баскетболист?

— Почти, — улыбнулся я, протягивая свой «Эрикссон».

— Я Настя, — сказала девочка.

— Я Зураб.

— Можно, с тобой посижу? Я сейчас, мигом.

Крошка убежала с моим мобильником.

Я вдруг подумал, что всегда испытывал неприязнь к герою набоковской «Лолиты». Но, наверное, наступает возраст, когда этот парень становится тебе как никогда понятен.

— Спасибо, — прыгнула в кресло рядом со мной Настя. И вновь уставилась на меня восхищенным взглядом.

Стоп…

При виде тебя, детка, я вспоминаю свою дочь Лауру и ее подруг…

— Ты откуда приехал, Зураб?

— Из Грузии.

— А почему один?

Я пожал плечами.

— Возьми мне «Мартини».

Я подумал, что не разорюсь…

Настя, покачиваясь под музыку, прислонилась головой к моей груди. Малышка, хоть я и вспоминаю про свою дочь, но ведь ты — не она, правда? Ты с маленькими упругими грудками, с узкими плечиками, с маленьким крепким тельцем, с дурацким пирсингом в носу — о, как дядя Зураб разволновался, да? А это что? Видеокамера, возле прожектора, над танцполом. Еще одна…

— Кацо! — скомандовал кто-то.

Я повернул голову.

Два круглолицых румяных крепыша в черных костюмах, похожие, как близнецы. Чуть поодаль — смуглый худой брюнет с вдавленными глазами.

— Наш клуб — частная территория, и вам может быть отказано в праве присутствовать здесь без объяснения причин, — отчеканил один крепыш.

— Так что съебывай, — добавил другой.

Я помог Насте сойти с танцпола и внимательно вгляделся в охранников.

— Если нетрудно, назовите хоть одну причину…

— Здесь не место журналистам, особенно тем, кто работает в «Золотой пуле».

— Почему вы решили, что я оттуда?

— Догадайся.

Мобильник — «позвонить маме»… Пробивка через GSM — «Эрикссон» зарегистрирован на «Золотую пулю».

Неплохо у них дело поставлено. Я оглянулся — Насти рядом уже не было… Да, совсем неплохо дело у них поставлено.

— Правильно мыслите, — подтвердил первый крепыш. — Рекомендуем вам освободить помещение.

— Иначе говоря, пиздуй отсюда, — добавил второй.

Смуглый и худой молчал.

Я осторожно кивнул, приподнял руки и повернулся ко второму крепышу:

— Извините, да?

— Ну что еще? — презрительно скривил губы тот.

— У вас соринка…

Сжав двумя пальцами нос охранника, я произвел еле заметный финт. Крепыш влетел лбом в барную стойку и огласил помещение визгливыми матюгами. Его товарищ быстро сунул руку под пиджак… Определенно, не за сигаретами или визиткой. В принципе, у меня была целая секунда или полторы, чтобы его уработать. Но не за этим же я сюда пришел.

— Мне нужен Чабан, — сказал я. — А меня зовут Князь.

— Так бы сразу и говорил, — еле заметно улыбнулся третий, тот, что с вдавленными глазами.

— Почему ты сразу не сказал мне, что пришел от Марата? — спросил меня Чабан в своем кабинете.

Я пожал плечами:

— Хотел сперва присмотреться.

Чабан на первый взгляд казался тщедушным — килограммов пятьдесят живого веса. Но я-то видел, что он свит из одних узлов и жил. Я подумал, что в драке он опасен. Очень опасен.

А выправка военная… Наверняка за плечами — ГРУ. Алжир, Йемен, Афган, Абхазия? Скулы азиатские. Смуглый до черноты. Но по-русски говорит без акцента.

Чабан поймал мой взгляд и усмехнулся:

— Пойдешь к нам на службу? Поучишь для начала уму-разуму бестолочей-охранников. Рекомендация Марата для меня много значит. Материальные вопросы решим вмиг.

Я покачал головой:

— Нет, дорогой. У меня совсем другая работа.

Чабан кивнул: понимаю, мол, и не настаиваю.

Стена его кабинета была уставлена мониторами.

Чабан пощелкал одним из пультов. На самом большом мониторе я увидел верзилу в расстегнутой белой рубахе, с цепью на мохнатой груди. Рядом с ним — юная смазливая девица. Бог мой, это же мы с Настей! Вот мы танцуем, вот ко мне подходят два крепыша, чуть поодаль стоит Чабан…

Он улыбнулся (опять едва-едва):

— Завтра Марата переводят в больницу Газа. Приходи в полночь к Александро— Невской Лавре. Тебя будет ждать черный джип «Мицубиси». Не бери с собой никаких документов. И оружия тоже не бери, не надо.

— А диктофон можно?

Подумав, он кивнул.

Охранники проводили меня настороженными взглядами… Почему-то я им не понравился. Странно. Охранники — люди нежные и ранимые. Но и я тоже — беззащитный и трепетный, как юный тюльпан под порывами ветра. Почему же я им не понравился? Нехорошо, да?

В джипе сидели двое. Разговаривать со мной они не стали. Без лишних слов протянули «корочки» на имя некоего Хасанова, члена городской коллегии адвокатов. Когда мы подъехали к больнице, я сунул эти «корочки» в окошко на КПП. Наверное, то была перестраховка, потому что паспорт у меня никто не спрашивал.

Я шагнул в темный коридор больницы, и дверь сзади меня захлопнулась. Вдали еле-еле мигала лампочка. Стоило мне сделать несколько осторожных шагов вдоль стены, как вдруг что-то твердое ткнулось в мою спину. Я медленно поднял руки. Меня затолкали в дверь кабинета. Зажглась настольная лампа, и я услышал чей-то хохот. Марат, одетый в спортивный костюм, держал в руке шариковую ручку, которой только что тыкал мне в спину, и хохотал громко и раскатисто. В кабинете не было никого, кроме нас двоих. На столе — раздолбанный компьютер и куча папок, в углу сейф, на стене портрет Путина. Неплохо живут зеки — распоряжаются начальственными кабинетами…

Мы обнялись… мы обнялись, и что-то между нами произошло.

— Князь, старый черт! Совсем не изменился…

— Да и тебя, старина, годы не берут. Что делаешь в больнице?

— Отдыхаю от «Крестов». Хотя и там тоже на условия грех жаловаться. Хочешь чаю?

Он набрал на телефоне три цифры, распорядился — и тут же в кабинете неслышно появился цирик с электрочайником.

Марат шумно прихлебывал из жестяной кружки, хитро поглядывая на меня.

— Что тебя привело ко мне, Князь?

— Работа… Тебе передали, что мне нужно интервью?

— Передали. Один только вопрос, Зураб. Почему ты не нашел меня раньше? Два, три, пять лет назад? Почему ты не подошел ко мне тогда, в «Астории»?

Я медленно закурил. А почему, действительно, я не подошел тогда?

— Ты не обращался ко мне, потому что мы были по разные стороны баррикад, да? Ведь ваша контора — ментовская?

Я молчал.

— А что сейчас изменилось, Князь? — Марат по-прежнему улыбался, но во взгляде его было что-то холодно-жутковатое. — Ты решил, Князь, что я уже не жилец, что меня можно использовать по полной программе? Слепить матерьяльчик на стоху баксов?

Я не знаю, как это произошло, но… что-то щелкнуло в голове, как щелкает ударник задетой растяжки, и я бросился на Марата. Мы опрокинули чайник, рассыпали стопку бумаг, уронили лампу. Я почувствовал на своем горле стальные пальцы. Видимо, придется ответить тем же… После моего ответного захвата глаза Марата налились кровью.

В кабинет вбежал цирик, но Марат прохрипел ему: «Вон!» — и тот моментально исчез. Сквозняк гнал по полу листы бумаги.

Я ослабил хватку. Марат откашлялся, глотнул чаю и усмехнулся:

— Ты в хорошей форме, Зураб!.. А вот я уже не тот.

Я повернулся к окну. Больничный двор был едва-едва освещен одиноким фонарем. Где-то лаяли собаки.

— Презираешь меня, Зураб? — в голосе его звучала укоризна. — Презираешь криминальных авторитетов, урок, бандосов? Забыл, как нам с тобой приходилось убивать? Или ты считаешь, что на войне — можно? А какая, в сущности, разница…

— Я пойду, да?

— Подожди, Князь. Прости меня. Я не дам тебе сейчас интервью, но я скажу тебе одну очень интересную вещь. К убийству Каценельсона никто из нас не имеет отношения. Ни Скоморохов, ни я, ни все остальные члены нашей так называемой ОПГ.

Я не смог сдержать удивления:

— А как насчет остальных девяти убийств и пяти покушений?

— Не хочу о них говорить. Я говорю только о Каценельсоне. Помнишь? Он был застрелен на улице. Глухарь. Насколько я знаю, ребята из УБОПа кое-что распутали. Обычный разбой. Вроде вышли на след. Но почему-то дело застопорилось. Мало того, следачку Петриченко уволили из прокуратуры. И присоединили это убийство к нашему делу. Оказывается, у покойного Каценельсона и Юрия Палыча Скоморохова был конфликт бизнес-интересов. На одежде Каценельсона обнаружили — представь себе! — мои отпечатки. И отпечатки Лазуткина. Можешь поверить, чтобы мы вдвоем его пристрелили из одной «тэтэхи» и оставили там свои пальцы? И чтобы Скоморохов это организовал? А ствол, кстати, так и не нашли.

— Ты хочешь, чтобы я об этом написал, Марат?

— Я хочу, чтобы ты выяснил, кому и зачем понадобилось на нас вешать лишний труп. А после этого я дам тебе интервью. Любое. Какое хочешь.

Прямо в коридоре Агентства на шею мне бросилась незнакомая юная блондинка и в тихом ужасе закричала:

— Зачем ты сюда пришел?

Господи, кого только не заносит в нашу «Золотую пулю»! А девочка, кстати, ничего…

— Зачем пришел? Соскучился, если ты меня ни с кем не перепутала, родная, — улыбнулся я и попытался чуть отстранить ее.

Но незнакомка силой затащила меня в бухгалтерию.

— Тебе не надо сюда приходить, понимаешь? — со слезами прокричала она. — Не надо!.. — И вдруг припала прямо к моим губам. Обалдев, я машинально ответил на поцелуй… Господи, как мне избавиться от этой нимфоманки?

— Стоп, снято! — воскликнул из угла усатый здоровяк в очках, в котором я узнал режиссера Худокормова. Только сейчас я заметил, что свет в бухгалтерии слишком яркий, что прямо у окна — камера, возле которой суетится оператор.

Худокормов хлопнул меня по плечу:

— Отлично, Ашот! Только будь пораскованней. Ведь Жора Армавирский — хозяин жизни, он считает, что ему все дозволено. Захотел — явился прямо на работу к своей девушке, без предупреждения. Жлоб такой, интеллигентствующий жлоб! И при озвучании добавь немного южного акцента.

Я едва не задохнулся от такой наглости.

— Какого акцента, да? Какой я вам Ашот? — Я, конечно, мог бы сказать больше, но — женщины кругом.

— Вот-вот, отлично! — захлопал режиссер в ладоши.

— Ой! — всплеснула руками девушка. — Ян Геннадьевич, это ведь не Капланян! Это Зураб — он здесь работает, в Агентстве!

— Вы смерти моей хотите! — вздохнул здоровяк. — А куда запропастился Капланян? Извините, батенька, — снова похлопал он меня по плечу. — Если не найдем Ашота — вас будем снимать в роли Армавирского.

…В свое время я был расстроен, когда Обнорский забраковал мою новеллу. Моего героя — журналиста Резо — вообще пришлось вычеркнуть из сценария. Но, оказывается, я вполне могу сойти за Армавирского! Может, податься в актеры? Вот Соболин уже вовсю у них снимается…

Обнорский и Спозаранник внимательно выслушали мой рассказ о встрече с Усмановым.

— Завязываем, — нахмурился шеф. — Даже если все правда, даже если повесили на них лишний глухарь, что с того? Трупом больше, трупом меньше… Почему мы должны из-за этого рыть землю? Согласен, Зураб?

Я молча кивнул. Я думал точно так же, как Обнорский. Вот только для него Марат Усманов был одним из многочисленных героев криминальной хроники. А для меня… Я ничего не сказал, я просто кивнул.

Я выслушал очередную порцию наставлений педанта Спозаранника. Я договорился с кем-то о встрече. Я бегал по коридору, натыкался на съемочную группу, шутил, познакомился с Капланяном и еще с несколькими актерами. А поздно вечером зачем-то залез в архив наших сводок и нашел через «ищейку» все, что у нас было про убийство Юрия Каценельсона — генерального директора НПО «Водопад».

Труп бизнесмена обнаружили полтора года назад, возле его дома. По первоначальной версии, Каценельсон оказал сопротивление уличным грабителям и получил две пули — в легкое и в живот. На месте происшествия преступники обронили мобильник. Но почему-то дело забуксовало. Дважды прекращалось, потом снова возобновлялось. А полгода назад обвинение в убийстве Каценельсона предъявили членам банды Скоморохова, уже давно арестованным по другим делам.

Почему бы и нет? Поработали с распечаткой мобильника, вышли на «скомороховцев», собрали доказательную базу… Скорее всего, так и было. У Марата поехала крыша. От пролитой крови.

Я вышел из Агентства, зашел в бистро и взял сто граммов коньяку. Потом повторил дважды. Легче не стало.

…Карабинов промокнул лысину платком и вздохнул:

— Что, Гвичия? Пришел просить за дружка своего?

— Так точно, товарищ полковник. Пожалуйста, выслушайте меня…

Мне было что рассказать. О том, как Марат своими руками демонтировал люк, чтобы вызволить из БТРа закрывшегося изнутри механика. Этот парень-таджик решил не даться «духам» живым и зажал в обеих руках гранаты с выдернутыми чеками, но «духи» почему-то не тронули БТР… О том, как Марат разжимал механику сведенные судорогой пальцы… А еще я видел, как он, Марат, нещадно матерясь, под огнем вытащил ножом осколок из ноги солдата, прижег рану горящим порохом и остановил кровь…

— Все знаю без тебя, Гвичия, — остановил меня Карабанов. И вдруг рявкнул: — А оружием торговать — это достойно советского офицера?

— Так ведь не «духам» продал же — своим, из соседней части, товарищ полковник. Ребята попросили выручить — он и пошел навстречу…

Карабанов помолчал минуту. Достал из-под стола грязную бутыль, порвал на клочки бумагу, плеснул в жестянку спирт и завороженно смотрел, как сгорает его последний шанс подвести Усманова под трибунал. Вылив остатки спирта в кружку и заглотив их, он устало произнес:

— Иди, Гвичия. Пусть твой дружок тебе спасибо скажет…

Это было в другой жизни. Мы были наивными. Мы были еще совсем наивными. Мы думали, что самое паскудное — это война…

— Зураб! — услышал я нежный, но испуганный голос жены.

Я стремительно сел в кровати и встряхнул головой.

— Опять кричал, да? Извини, родная… Спи.

На кухне налил холодного чаю, закурил. Нервы. Возраст. Уже пятый десяток. Но у меня есть теплая квартира. Есть любимая жена. Есть интересная работа. У Марата в ближайшие годы ничего подобного не будет.

Но ведь он сам все это выбрал. Разве кто-то его заставлял?

Хорошо бы посоветоваться с Шахом, но он запропал в Москве — рванул туда к своей зазнобе Тане. Счастливый… Влюбленный дурак.

Я тихо оделся, накинул куртку, бесшумно покинул квартиру. Час ночи. Сырость, ветер, листопад… Остановил ржавую «шестерку». Молодой человек в очках за полтинник довез меня до «Пещеры».

Сам не знаю, зачем я туда поехал. Ночные молодежные забавы — не для меня. Я вовсе не мечтал еще раз помериться силами с тамошними охранниками. Мне не нужен был Чабан. У меня не было никакого желания еще раз просить его о встрече с Маратом.

Тебе просто нужна та рыжая малолетка, Зураб…

Охранники были новые, незнакомые. Они не подали виду, что удивились хмурому высокому кавказцу, пришедшему с дождя. Вроде бы глубокая ночь — а молодежь веселится, танцует, хохочет… Я взял у стойки виски со льдом, присел на высокий стул — это место не просматривается видеокамерой. Сделать успел только пару глотков…

— Зураб, — дернула меня за рукав Настя. — Ты не обижайся на меня!

— Как можно? — улыбнулся я.

— Ну вот и хорошо. У тебя есть презервативы?

— А тебе есть восемнадцать?

— Какой ты душный, — поморщилась девочка.

— Чабан — твой отец?

— Нет, он мой любовник. Бывший. Тебя это волнует? Дай сигарету.

Мы вышли на улицу. Зашли под козырек, чтобы спрятаться от дождика. Сигареты вспыхивали как стоп-сигналы.

— Тебе нужна помощь, Зураб?

Я пожал плечами. Нужна ли мне помощь? Наверное…

— Наверное. Но я не знаю, чем ты можешь мне помочь…

— Зато я знаю. Рядом аптека, купим что надо… И зайдем к подруге.

— Не говори глупости, девочка.

— Смотри, Зураб, я пожалуюсь знакомым скинам! Они ненавидят хачиков.

— Разве я хачик?

— Конечно, хачик. Другого прозвища ты не заслуживаешь.

— Тебя давно не пороли?

— Давно!

— Хочешь?

— Хочу.

— В другой раз.

— Дурак…

Вздохнув, я посмотрел вслед Насте и выбросил окурок.

Домашний телефон бывшей следачки Ольги Петриченко найти оказалось несложно.

Голос у нее был хриплый, прокуренный и нетрезвый, несмотря на утренний час.

Знаю ваше Агентство, — рассмеялась она в трубку. — Что-то вы совсем перестали ловить мышей… Вот раньше читала вашу «Явку с повинной» от корки до корки…

— Ольга Михайловна, — мягко произнес я, — говорят, что последним вашим делом в прокуратуре было убийство Каценельсона…

— Ой-ой-о-о-ой! — издевательски протянула следачка. — Ой, куда вы забрались, ребята… Думаете, вы сильнее, чем Кроха? Наивные… Пинкертоны хреновы… Кроха всех переживет — и нас… и вас вместе с вашим Обнорским…

— Какая кроха? — обалдел я.

Следачка хрипло захохотала:

— Мальчики… Девочки… Спите спокойно. И счастливых вам снов…

Я ничего не понял и отправился покурить.

— Жора, — обратился я к Зудинцеву. — Что за авторитет такой — Кроха, не слышал?

— Ну ты даешь, Князь! — присвистнул опер. — Ха-ха! Кто ж не знает Михаила Никитича Крохоняткина!

— А что он контролирует?

— Он контролирует, к твоему сведению, областное управление юстиции. Первый зам начальника! Таких людей надо знать, Князь…

Зудинцев ушел, а я почесал в затылке… Таких людей надо знать!

Еще пару недель назад за уличными столиками возле пивной на Чайковского к вечеру не найти было места — здесь вовсю оттягивался личный состав УБОПа. А теперь столики пусты. Дышать осенним воздухом за кружкой пива предпочитают лишь несколько чудаков. Среди них — пенсионер, молодая парочка да мы с Шиллером. Шиллер — не поэт, а полковник УБОП.

В наши кружки с «Невским» так и норовили залететь опавшие листья. Полковник был усат, мордат и грозен. Он тушил бычки мимо пепельницы, стучал кружкой по столу и кричал:

— «Убойный» отдел главка — дети против нас, салаги! Сравни их раскрываемость и нашу! А, Зураб? Ты мне нравишься… Так закрыть всех «скомороховцев», как это мы сделали — у них кишка тонка…

— Я возьму еще пива, полковник, да?

— Сиди! Сам возьму. Так вот, насчет Каценельсона. Ты почему заинтересовался, Зураб? Не хитри со мной! Я тебе так скажу — суд разберется, они это совершили или не они. На Скоморохове столько трупов, что им всем на три пожизненных хватит…

— А кто все-таки на самом деле убил Каценельсона, полковник?

Шиллер на миг застыл.

— У тебя дети есть, Зураб?

— Четверо.

— А у меня один. Балбес! И вот представь — приходит ко мне человек, которого я давно знаю по службе. И говорит мне: спасай! Сына моего, говорит, подставили! Влипнуть может серьезно. Я прошу тебя, говорит, как отец отца — дай ему шанс…