Алексей КОНСТАНТИНОВ
      БАНДИТСКИЙ ПЕТЕРБУРГ
      АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
      Книга, которую Вы, Уважаемый читатель, сейчас держите в руках - это продолжение работы над темой "Бандитский Петербург", которую я начал еще несколько лет назад. Эта книга нс гимн организованной преступности, а лишь попытка осознать то, что современная организованная преступность не может рассматриваться как чисто криминальное, уголовное явление. Она уже давно влияет на экономику и, следовательно, на политику.
      "Таковы реалии", - как любил говаривать Михаил Горбачев.
      Осознать же эти реалии необходимо прежде всего активно действующим в новых экономических условиях людям. Для того, чтобы принять грамотное решение по тому или иному вопросу, необходимо сначала грамотно изучить обстановку, а потом грамотно се оценить. В противном случае решения будут приниматься вслепую...
      Чтобы попытаться вместе с вами, уважаемый читатель, понять, как мы дожили до сегодняшнего состояния дел, я решил дополнить издавшиеся ранее части двумя историческими - "Изнанка столицы Империи" и "Рожденные Революцией". Эти части не претендуют на полную историю уголовной преступности Питера, однако многие сюжеты, рассказанные в них, были до сих пор не известны широким читательским кругам. Я хочу выразить огромную признательность Марине Владимировне Ольховской, которая помогая мне, смогла собрать в библиотеках и архивах поистине бесценный материал (кстати, любопытно, что некоторые интереснейшие документы, касающиеся истории отечественной преступности", по словам работников архивов до сих пор не изучал никто, за исключением нескольких иностранцев...) Я благодарю заведующего музеем Ленинградской милиции Ростислава Любвина, чьи материалы и консультации очень помогли в работе. Отдельную благодарность я: хочу выразить Николаю Сафронову, уже знакомому многим читателям по нашей совместной работе над романом "Адвокат".
      Анализ состояния дел в современной питерской организованной преступности я попытался продолжить в неиздававшихся ранее частях "Время великой легализации" и "Питерская Кунсткамера". Часть "Хроника Питерского беспредела" является статистическо-фактологической иллюстрацией к очеркам о питерском бандитизме в 1993 - 1995 годах.
      Я благодарен абсолютно всем экспертам, помогавшим мне в работе. Наверно, назвать всех поименно просто невозможно, - а кто-то, наверно, и не хотел бы, чтобы это произошло. Кому-то, наверное, это будет уже безразлично, потому что не все из них дожили до дня выхода книги. Но я благодарен и живым и мертвым.
      Мне хотелось бы, чтобы чтение "Бандитского Петербурга" не было бы для вас, уважаемый читатель, только развлечением, а принесло бы и какуюто практическую пользу. Я надеюсь, что моя работа над "Бандитским Петербургом" еще будет продолжена.
      Андрей Константинов, Санкт-Петербург
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗНАНКА СТОЛИЦЫ ИМПЕРИИ
      ...Много легенд ходит о том, как был основан Петербург. Говорят, например, что когда 16 мая 1703 года Петр 1 начал копать первый ров появился в небе над государем орел, которого сумел подранить выстрелом из ружья некий ефрейтор Одинцов. Петр развеселился, счел поимку орла добрым предзнаменованием, перевязал птице лапы платком и посадил себе на руку... Хорошее настроение не покидало царя до вечера, когда началось большое гуляние, сопровождаемое пушечной пальбой...
      Веселился царь, веселилось его "кумпанство", а по всей России известие о строительстве нового города вызывало проклятья и слезы. Уже к осени 1703 года на строительство Петербурга было согнано около двадцати тысяч "подкопщиков" - так в те времена называли землекопов. Однако через год Петр, недовольный темпами строительства, велел каждый год сгонять на работы не менее сорока тысяч человек. Землекопы приходили к берегам Новы минимум на два месяца, работая от рассвета до заката. Учитывая длинные летние дни - работали они почта без отдыха и умирали сотнями от переутомления и недоедания. Цифры погибших при строительстве Петербурга называют разные - 60, 80 и даже 100 тысяч человек, на самом деле в то время умерших просто не считали. Естественно, люди бежали и с самого строительства, и по дороге на него. Иногда в бегах числилась чуть ли не третья часть всей рабочей силы. Поэтому решено было вести рабочих людей (как правило, это были крестьяне - со всей матушки-России) в Петербург закованными в кандалы. Кроме того, на строительстве активно использовались солдаты-дезертиры и пленные шведы. Из-за всего этого, наверное, и ходят до нашего времени по Питеру мрачные легенды о том, что стоит он на костях каторжников, бандитов и разбойников, чьи неуспокоившиеся души продолжают творить в городе злые дела. Некоторые из этих старых легенд были упомянуты в свое время Алексеем Толстым в романс "Хождение по мукам": "Еще во времена Петра 1 дьячок из Троицкой церкви, что и сейчас стоит близ Троицкого моста, спускаясь с колокольни, впотьмах, увидел кикимору - худую бабу и простоволосую, - сильно испугался и затем кричал в кабаке: "Петербургу, мол, быть пусту", - за что был схвачен, пытан в Тайной канцелярии и бит кнутом нещадно.
      Так с тех пор, должно быть, и повелось думать, что с Петербургом нечисто. То видели очевидцы, как по улице Васильевского острова ехал на извозчике черт. То в полночь, в бурю и высокую воду, сорвался с гранитной скалы и скакал по камням медный император. То к проезжающему в карете тайному советнику липнул к стеклу и приставал мертвец - мертвый чиновник. Много таких россказней ходило по городу".
      Между тем реальных разбойников и бандитов в России периода строительства Петербурга было предостаточно. Причем, вопреки часто бытующему мнению, разбоем и воровством занимались отнюдь не только беглые крестьяне. Еще в 1694 году в Москве была раскрыта и ликвидирована, выражаясь современным языком, "бригада" братьев Шереметьевых, которые вместе с князем Иваном Ухтомским, Львом и Григорием Ползиковым, Леонтием Шеншиным и другими благородными господами приезжали "...средь бела дня к посадским мужикам и дома их грабили, смертное убийство чинили". Кстати, благородных бандитов наказывали совсем не так жестоко, как "подлый люд" те же Шереметьевы были освобождены на поруки и переданы "для бережения" боярину Петру Шереметьеву - правда с "казненными" (т. с. подрезанными) языками. Как все это напоминает день сегодняшний, не правда ли, Читатель? Россия меняется, а вот повадки российские... М-да... Чиновники конца XVII века были коррумпированными и жадными не менее нынешних - в том же 1694 году некий Федор Дашков совершил акт государственной измены и попытался бежать к королю Польши, однако на границе его взяли, допросили и послали в кандалах в Москву - в Посольский приказ по подследственности, так сказать. В столице, однако, Дашков был... освобожден, поскольку догадался дать думскому дьяку Емельяну Украинцеву 200 золотых... (В те времена это были деньги. А в конце 1995 года один знакомый адвокат сказал мне по секрету: "Знаешь, сколько стоит освободить невиновного человека из тюрьмы? 8 тысяч долларов. Это при том, что судье даже не нужно закон нарушать"). Коррупция и казнокрадство процветали на фоне волны грабежей и разбоев, захлестнувших страну. В 1705 году знаменитый прибыльщик Курбатов писал Петру 1: "В городах от бургомистров премногие явились кражи вашей казны. Да повелит мне Ваше Величество в страх прочим о самых воровству производителях учинить указ, да воспримут смерть, без страха же исправить трудно". Обострение криминогенной ситуации одновременно снизу и сверху, естественно, вынудило Петра лично озаботиться "лучшим устройством" полиции. Считается, что петербургская полиция получила свое начало одновременно с основанием города. Поскольку Петербург был заложен на территории Ингерманландской провинции (местечко, кстати говоря, было совсем не тихое. В то время, около берегов Балтийского моря шатались многочисленные шайки карелов, совершавших разбой, грабежи и убийства. И творя при этом бесчисленные злодейства. Эти банды не щадили ни пола, ни состояния, ни возраста. По некоторым свидетельствам, они сдирали кожу с живых людей, вырезали внутренности, забивали в пятки гвозди. Их шайки достигали численности 50 - 100 и даже 200 человек. Они состояли в основном из беглых холопов, бездомных горожан и обнищавших крестьян. Но попадались среди них и преступные потомки некогда славных родов), которой управлял князь Меньшиков, то он и сосредоточил первоначально в своих руках всю полицейскую власть. Светлейший был обязан: "и по городу и по острогу в воротах, и по башням, и по стенам караулы держать неоплошно; чтобы караулы были в указанных местах во дни и ночи беспристанно, чтобы в городе нигде разбою и татьбы, и душегубства и иного никакого воровства и корчмы, и зерни и табаку не было. А буде какие люди учинут красть и разбивать и иным каким воровством воровать, велеть таких людей имать и расспрашивать, и по них сыскивать; и учинить им по соборному уложению, кто чего доведется".
      Петербург строился по образцу благоустроенных европейский городов, предполагалось, что значительная масса населения будет жить на сравнительно небольшом пространстве. Притом большая часть этого населения состояла из людей неблагонадежных, потенциально криминогенных слоев, поэтому новому городу нужна была сильная, энергичная, хорошо дисциплинированная полиция, какой в русской традиции не было. В древние времена на Руси община оберегала сама себя, позже князья наделили полицейской, судебной и фискальной властью воевод и тиунов, которые объективно были не в состоянии защитить путников и купцов от разбоев и грабежей на дорогах - как больших, так и проселочных. Потом судебно-административными центрами в России стали "Разбойный приказ", которому подчинялись губные старосты и целовалышки. Земские дворы и избы. Судебный приказ и Съезжие избы. Поэтому Петр Великий учредил Петербургскую полицию по образцу немецких городов. Во главе полицейского управления он поставил Генерал-Полицмейстера, подчиненного сенату. Первым Генерал-Полицмейстером Петербурга стал зять князя Меньшикова генерал-адъютант португальского происхождения Антон Девиер. От Петра Девиер получил инструкцию из 13 пунктов, в которых царь сформулировал особо беспокоившие его проблемы - в частности, Девиеру предписывалось пресечь разбои и грабежи, которые случались среди бела дня даже на главных улицах. В город на Неве со всех концов государства хлынули воры и разбойники, которые растворялись в бесчисленных притонах и игорных домах. Их ловили, казнили, клеймили, бросали в тюрьмы, высылали, но меньше их почему-то не становилось, что сильно озадачивало Петра. Для "фильтрации" городских жителей царь затеял перепись населения столицы, надзор же за горожанами был поручен старостам и десятским. Десятские обязаны были также выявить подозрительные дома, где много пили, играли в азартные игры, а также занимались "другими похабствами". О таких притонах десятские обязаны были доносить в Полицмейстерскую канцелярию. Однако вместо одного закрытого притона через несколько дней появлялась пара новых. По свидетельству очевидца, в Петербурге тогда по улицам и площадям постоянно слонялись "гулящие люди", основными занятиями которых были воровство, пьянство и разгул. Положение стало настолько серьезным, что в конце концов на всех улицах были установлены рогатки или шлагбаумы, которые опускались с одиннадцати часов вечера и поднимались лишь на рассвете. В этот период времени беспрепятственно пропускались лишь знатные персоны, команды солдат и врачи. "Подлые люди" могли ходить ночью лишь в случае крайней нужды и не более 3-х раз, в противном случае их брали под стражу. Фактически такое положение очень напоминало современный комендантский час. Однако несмотря на все принимаемые меры криминогенная обстановка оставалась крайне серьезной. 22 февраля 1711 года был учрежден правительственный Сенат, который почти сразу же издал указ против воров и разбойников, которых рекомендовалось вешать на том месте, где их поймали. (Сегодня подобные меры борьбы с преступностью предлагает возродить господин Жириновский, претендуя, видимо, на лавры Петра. Лидер ЛДПР, правда, упускает из вида одно обстоятельство - как ни странно, несмотря на всю жестокость полицейских мер, преступность при Петре неуклонно росла...) Для выявления злодеев Петр учредил государственную фискальную службу, а в августе 1711 года некто старик Зотов взял на себя звание государственного фискала. Так закладывались в Петербурге традиции агентурной работы - именно в этой сфере русская полиция очень скоро стала одной из самых сильных в мире... Но все это еще впереди, а тогда, при Петре, в России настала эпоха настоящего уголовного "беспредела". В 1710 году появилась шайка некого Гаврилы Старченка, численность этой банды доходила до 60 - 70 человек. Прекрасно вооруженные, эти разбойники грабили монастыри, забирали лошадей у крестьян, предавая людей мучительной смерти - известны случаи, когда шайка Старченка сжигала крестьян в печах, словно это были не живые люди, а дрова... Часто банды сколачивались из беглых солдат, хорошо обученных и вооруженных, бороться с такими формированиями было чрезвычайно тяжело даже регулярным войскам. (И снова вспоминается день сегодняшний, - почти в каждой серьезной питерской группировке или банде есть бывшие сотрудники спецслужб, консультирующие "братков" или даже непосредственно участвующие в совершении преступлений. На банды также работают и действующие сотрудники правоприменительной системы - стоит ли тогда удивляться столь малой эффективности так называемой борьбы с организованной преступностью). В 1719 году в окрестностях Петербурга, под Новгородом, в Можайском и Мещовском уездах действовали шайки по 100 - 200 человек. Эти банды отличались прекрасной дисциплиной, почти все разбойники имели верховых лошадей и умели действовать в конном строю. Такие банды могли уже захватывать не только села, но и города - в том же 1719 году разбойники ворвались среди бела дня в город Мещовск и освободили из тамошней тюрьмы своих "братков". Чем же было вызвано такое резкое обострение криминогенной ситуации в Петровскую эпоху? Говорят, что в древнем Китае существовало проклятие: "Чтоб ты жил в эпоху перемен!" Любые перемены в обществе, а тем более перемены кардинальные, революционные способствуют криминализации страны: люди теряют уверенность в сегодняшнем, а тем более завтрашнем дне, рушатся планы, судьбы, меняются уклады жизни. Часто теряются привычные источники доходов, но обязательно возникают новые расходы. Время становится динамичным, авантюрным, оно выбирает себе новых героев... Исторические параллели - вещь, безусловно, опасная, часто ими злоупотребляют и спекулируют - но, уважаемый Читатель может судить сам разгул преступности в России, и в Петербурге в частности, повторится и после революции 17-го года и после перестроечно-демократических преобразований 80- 90-х годов уходящего столетия. Вывод получается любопытным - для расцвета уголовщины важен сам факт серьезных перемен в обществе, само их наличие, а не политическая направленность этих перемен. Кстати, и прогрессивные и регрессивные перемены способствуют установлению атмосферы чиновничье-административного "беспредела" - когда мы дойдем до времен более поздних, я надеюсь, что читатель сможет сам в этом убедиться...
      А пока вернемся в эпоху Петра. Чуть ли не самой большой проблемой на пути реформ и нормального функционирования государственного управления стало "ни с чем не сравнимое закоренелое и безграничное лихоимство и мздоимство". Размах взяточничества и коррупции был таков, что в 1714 году Петр 1 был вынужден издать специальный указ: "А кто дерзнет сие (лихоимство) учинить, тог весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмаван, или и смертию казнен будет" (Я далек от того, чтобы сравнивать Петра 1 с Ельциным, однако в этом месте нельзя не вспомнить знаменитый указ Бориса Николаевича "О борьбе с коррупцией" - вызвавший в момент издания много шума, этот указ был успешно "забыт" уже спустя год с небольшим).
      Если уж сравнивать прилагаемые усилия по борьбе с коррупцией в эпоху Петра и во времена нынешние, то нельзя не признать, что Петр 1 действовал гораздо решительнее, чем первый российский президент. Царь-преобразователь не побоялся казнить подловленного на взятке князя Гагарина и некоторых других весьма высокопоставленных чиновников, при Ельцине же возникла традиция не "сдавать" людей из элиты. Однако, несмотря на казни, каторгу и прочие ужасы правоприменительной системы начала XVIII века Петр так и не смог ни искоренить лихоимство, ни обуздать преступность... Ну а после смерти великого царя - само собой разумеется, еще долгие годы воры и разбойники в новой столице и ее окрестностях творили свои черные дела без особой опаски. В начале тридцатых годов XVIII века, в царствование Анны Иоановны ситуация настолько обострилась, что для розыска воров и убийц была создана специальная войсковая группа под командованием подполковника Реткина. Этот бравый подполковник только в 1732 году задержал 440 человек по подозрению в совершении различных преступлений. Из этих задержанных двадцать были признаны убийцами и казнены, пятнадцать - ушли на вечную каторгу и сгинули там, восемьдесят пять воров получили кнут и батоги, после чего их отпустили с миром, шестеро, идентифицированных как дезертиры, были отконвоированы в родные части. 14 человек умерло под караулом, не дождавшись разбирательства - что свидетельствует о том, что условия предварительного заключения в те веселые времена были, прямо скажем, не слишком комфортными... (Еще 10 из этой компании были "отосланы к суду", их дальнейшая судьба неясна). Но двести девяносто задержанных были оправданы и отпущены, не понеся никакого наказания (кроме, естественно, предварительной отсидки). Эту цифру - двести девяносто из четырехсот сорока, можно воспринимать двояко: с одной стороны она свидетельствует о низкой эффективности усилий "специального отряда быстрого реагирования" того времени, а с другой - опровергает бытовавший миф о том, что в России, мал, спокон веков - попал в тюрьму - значит преступник... (Кстати, об эффективности СОБРов... После того, как в начале апреля 1995 года членами "казанского" преступного сообщества был убит сотрудник РУОПа старший лейтенант Троценко, СОБР и РУОП, поставив на уши весь город, задержали несколько сотен (!!!) подозрительных личностей. Сколько народу было "отметелено" при задержаниях, сколько побито посуды в кабаках, сколько раздавлено пейджеров и радиотелефонов! А уже через несколько дней почти все (!) задержанные оказались на свободе). Ну, а что касается отряда подполковника Реткина, то судя по всему, результаты его деятельности удовлетворяли высшие власти империи. Бравый рубака гонялся за ворами и разбойниками еще несколько лет, неуклонно повышая свои показатели: в 1736 году его почтенные схватили уже восемьсот тридцать пять человек, из которых два были казнены, сосланы - 37, выпороты и отпущены - 157, 21 дезертир убыли обратно в свои части, ну а в "предвариловке" скончалось 26... Четыреста девяносто два человека были отпущены со словами "ошибка вышла, браток". А может быть и вовсе безо всяких слов - и то ладно, что отпустили... Правда, возникает еще одна мысль, когда читаешь замечательные показатели подполковника Реткина: а не дутые ли цифры задержанных? Статистика во все времена служила благой цели успокоения власть имущих. Сомнения такие возникают вот по какой причине - несмотря на рейды Реткина от разбойничьих шаек в окрестностях Петербурга настолько житья не стало, что в 1735 году Сенат, заслушав леденящий душу доклад Полицмейстерской канцелярии, постановил начать вырубку леса от Петербурга до Соснинской пристани. (Любопытный, кстати, факт из того времени: дикие лесные разбойники... послали три письма фельдмаршалу Брюсу с требованиями денег и обещаниями самых мрачных перспектив в случае отказа платить... Вот оно как было-то, на фельдмаршалов "наезжали"). На тридцать сажен по обе стороны дороги на Новгород лес также подлежал вырубке, потому что чуть ли не на каждой версте поджидали путников угрюмые воровские компании. Против разбойничьих шаек, как правило, посылались войска, которые вовсе не всегда выходили победителями из кровавых жестоких стычек. Наглость питерских воров дошла до того, что в 1740 году они убили часового в Петропавловской крепости и украли несколько сот рублей (это была большая сумма в то время) казенных денег.
      В 1741 году на престол взошла императрица Елизавета - "дщерь Петрова". Впрочем "взошла", пожалуй, термин не совсем точный, скорее она силой была возведена на трон гвардией. Ну, а поскольку за все на этом свете надо платить, пришлось Елизавете во время своего правления закрывать глаза на художества своей гвардии. Офицеры, сержанты и солдаты при Елизавете вытворяли такое, что оторопь" берет. Видно, твердо уверены были служивые в своей неподсудности и безнаказанности. Сведения о "беспределе" армии в то время дает Соловьев: "Чаще всего заводителями беспорядков, виновниками преступлений в царствование Елизаветы являлись люди из войска. Сила, даваемая оружием, вела грубых людей к тому, чтобы пользоваться этой силой против безоружных сограждан". Многое стоит за этими скупыми строками. Бесчинства военных, решивших, что пришло время насладиться плодами совершенного ими дворцового переворота, как правило, не доходило до суда - по крайней мере в тех случаях, когда преступления совершались офицерами. Военные грабили прямо на улицах, а в некоторых ситуациях не стеснялись и вламываться в дома богатых купцов, вырезая целые семьи... Дай не только купцы страдали - в самом начале царствования Елизаветы в Петербурге караул, которому было положено охранять дом графа Чернышева, разграбил этот самый дом и убил малороссийского шляхтича Лешинского, пытавшегося остановить солдат... В те времена трактирщики и хозяева постоялых дворов часто вынуждены были бесплатно давать кров, пищу и вино людям со шпагами - такое вот "мушкетерское" время наступило в России. Взамен постояльцы из военных давали трактирщикам своеобразную "крышу" т.е. защищали от произвола других вооруженных групп. Часто офицеры и солдаты, оставив службу, целиком посвящали себя преступному промыслу. В 1750 году была разгромлена крупная шайка воров и разбойников, за которыми числились чудовищные преступления и злодейства. Когда захваченные преступники начали давать показания, выяснилось, что всей организацией руководил отставной прапорщик Сабельников, который основал настоящую разбойничью базу со своей пристанью, с избами и тайниками, со складами оружия. Отставной офицер Сабельников лично разрабатывал все операции по разбойным нападениям, подробно инструктировал своих подчиненных, отправлял их на дело, с каждой акции брал себе долю, а иногда и сам ездил размяться, так сказать. (Ну как тут не вспомнить день сегодняшний, когда большинство "крестных отцов" современной организованной преступности давно ухе не совершают преступления своими руками, а лишь "разрабатывают" их и руководят процессом - получая, естественно, свою долю. Правда, время от времени "понятия" требуют от некоторых из них что-то сделать и лично. Говорят, что некоторые воры в законе, разъезжая на "Мерседесах" и проживая в многоэтажных особняках, раз в месяц спускаются в метро и на глазах у своей "пристяжи" тащат кошельки с грошами из кармана какого-нибудь работяги. Такое "личное участие" сильно повышает авторитет в глазах окружения и свидетельствует о верности традициям).
      И вот что любопытно: несмотря на то, что Россия с одной стороны была охвачена криминальным "беспределом", - а с другой - произволом властей на всех уровнях - в нашу страну "на ловлю счастья и чинов" ехали иностранцы чуть ли не со всей Европы. И ни разбойники, на бандитствующая гвардия, ни коррумпированные власти их не останавливали. Они приезжали в Россию XVIII века по тем же причинам, что и в 90-х годах XX столетия. Страх пред ужасами беспредельной непонятной страны отступал пред величиной возможного выигрыша. Те иностранцы, которым повезло, становились в России генералами, адмиралами, губернаторами... И никто не знает, сколько искателей счастья навсегда сгинуло в нашей стране. Нет такой статистики. Остались только слухи и страшные легенды. Говорят, что многие корчмы и постоялые дворы на дорогах, идущих от Петербурга, стояли в буквальном смысле на костях убитых иностранцев. Как правило, их грабили и убивали не тогда, когда они только ехали в Россию - что возьмешь с голодранцев? - а тогда, когда они, разбогатев, возвращались домой. Такие "хитрые" постоялые дворы иногда работали, как настоящие "фабрики смерти" - в газете "Санкт-Петербургские ведомости" от И июля 1730 года встречаем такую вот информацию: "Некоторый Швеции капитан с женою и четырьмя детьми и служанкою из России в свое отечество ехавший недалеко от Санкт-Петербурга на границе от некоторого корчемщика, который может у него какие деньги усмотрел, со всеми при нем бывшими убит и под избу в яму брошен..."
      Кстати - такие разбойные трактиры и корчмы - достаточно давняя традиция в России, еще в былинах об Илье Муромце встречаются похожие сюжеты...
      Вообще в России середины XVIII века "уголовной" столицей все-таки была Москва, а не Петербург - во-первых, Питер был "моложе", не успели сложиться традиции, во-вторых - сами преступники старались не очень "беспредельничать" в Санкт-Петербурге, где по причине близости центральной власти проще было "попасть под замес". Была даже такая тенденция совершив преступления в Питере - немедленно бежать в Москву, там было и спрятаться легче и краденное сбыть. В "златоглавой" же криминогенная обстановка была просто кошмарной - только знаменитый вор - сыщик Ванька-Каин с 28 декабря 1741 года по ноябрь 1743 года сумел поймать 510 разбойников, воров, скупщиков краденного, фальшивомонетчиков и убийц, среди которых, кстати, было и несколько питерских "гастролеров".
      В 1748 году в Москве началась настоящая вакханалия поджогов, убийств, разбоев и грабежей, это настолько испугало Елизавету Петровну в Петербурге (она полагала, что поветрие может перекинуться и в столицу), что вокруг императорских дворцов на площадях выставлялись пикеты из гвардейских полков, которые должны были вылавливать разных злодеев и разбойников, впрочем, сама Елизаветинская гвардия, как уже упоминалось выше, могла бы многим разбойникам и злодеям дать фору...
      В самом Питере, как уже говорилось, было все же поспокойнее, зато вот в его близких и дальних окрестностях разбойники "шуровали" вовсю - в Олонецкий уезд специально для наведения порядка был послан отряд поручика Глотова, которому удалось изловить немало лихих людей. От захваченных в плен разбойников удалось узнать, что в глухом Каргопольском лесу есть у них своеобразная база - настоящий разбойный стан. Глотов направил было туда людей, чтобы выжечь преступное гнездо, но оказалось, что его уже опередили - два молодых местных охотника, одному из которых было 17 лет, а другому 20 случайно натолкнулись в лесу на избушку, из которой вышли три человека и пригласили на огонек, пообещав убить, если не примут охотники вежливого приглашения. Войдя в избу, звероловы увидели целый арсенал ружья, рогатины и поняли, куда попали. Разбойники меж тем тихонько совещались, как бы им половчее убить охотников, чтобы те не донесли на них - и решили они провернуть все дело в бане, куда двое и отправились. На третьего же, оставшегося в избе, прыгнул один из юношей и заколол ножом. Схватив ружья, звероловы побежали к бане, застрелили одного злодея через окно, а другого - когда тот в дверь выскочил. Уходя, молодые охотники спалили разбойный стан дотла - чтоб другим злодеям приюта не было... Сенат с удовольствием заслушал это "приключенческое" дело и постановил отпустить смелых юношей без наказания...
      В Петербурге между тем начинали понемногу расцветать более "интеллигентные" виды преступлений - аферы, мошенничества, карточное шулерство, подделка официальных документов. К 1761 году тайных игорных приютов, в которых орудовали шулера, стало настолько много, что потребовался специальный высочайший указ о запрете играть в частных домах "...во всякие азартные игры, в карты, то есть в фаро, в квинтич и им подобные на деньги и вещи". Лишь в самых знатных дворянских домах можно было играть на маленькие суммы в ломбер, кадрилию и пикет, в контру и памфиль. Если полиция узнавала, что где-то идет большая игра и хватала игроков на месте, то хозяева дома и все игроки обязаны были заплатить штраф в размере двух годовых жалований. Деньги, на которые шла игра, конфисковывались, половина этой суммы отдавалась доносчику, четверть - в доход полиции, четверть - на благоустройство больниц и госпиталей. Однако эти жесткие меры были малоэффективны. (Шулерство и карточные "разводки" продолжали развиваться ив XIX веке русская карточная шулерская школа становится одной из самых авторитетных и уважаемых в Европе - многие питерские картежники стали настоящими преступными аристократами, разъезжая по многим странам. Впрочем, об этом будет рассказываться немного ниже А.К.)
      В 1763 году на престол взошла Екатерина II, которой досталось трудное наследство. Вокруг Петербурга опять было неспокойно - в основном разбойничали беглые крестьяне, пробиравшиеся вместе с семьями в Лифляндию и Эстляндию, где надеялись получить волю и укрытие. Но по постановлению Сената на немецкий и финский язык был срочно переведен Указ от 1754 года, запрещавший укрывательство беглых, а затем этот документ был направлен в балтийские провинции.
      Петербург уже прочно становился "мошенническим центром" империи в отличие от более грубой разбойно-воровской Москвы. Доходило до того, что мошеннические "разводки" стали проворачиваться на самом высоком уровне - в вышедшей в 1871 году книге юриста Файницкого "Мошенничество по русскому праву" приводится такой забавный пример: "...Когда депутаты ото всех мест России съехались в Петербург для составления уложения законов, некто Корольков, подделав пригласительные от комиссии повестки на 25 июля 1767 года разносил их депутатам и собирал за то деньги..." Надо сказать, что этот Корольков был фруктом достаточно ранним - лет ему в ту пору было всегото восемнадцать. Приняв во внимание его молодость, шокированный Сенат приговорил головастого юношу к наказанию плетьми и ссылке в дальний гарнизон солдатом... (К вопросу о депутатах - нынешние наши законотворцы сами "кинут" кого угодно - и в первой "двухгодичной" Думе и в избранной 17 декабря 1995 года народ подобрался, мягко говоря, пестрый. Характерно другое - уже тогда, - в далеком 1767 году нашелся в Питере парень, который смекнул, что на депутатах можно делать неплохие деньги)...
      XIX век начался в Петербурге довольно мрачно - 11 марта 1801 года в Михайловском замке был убит император Павел 1. Он был, безусловно, трагической фигурой в российской истории, его не любили - и он остался в нашей памяти курносой карикатурой. Между тем он вовсе не был законченным идиотом - просто тяжелое детство и нелюбовь матери (Екатерины II), не могли не наложить на его личность своеобразного отпечатка. О нем говорили, что он был вполне разумным человеком в больших делах и смешным и страшным самодуром в малых... Он делал все как бы наперекор своей матери, и жуткая смерть его была предопределена.
      Если рассмотреть чисто, так сказать, уголовный аспект его гибели - то это было обычное заказное убийство. В заговор был вовлечен наследник будущий император Александр 1, который неоднократно обсуждал с графом Паниным возможность отречения Павла еще в ноябре 1800 года. Панин, правда, предлагал не убивать императора, Александр с пониманием слушал его проекты регентства... Но - и Панин и Александр не могли не предполагать и убийства. Они были внутренне к нему готовы - об этом свидетельствует то, что впоследствии никто из убийц не был предан суду, они попали лишь в довольно мягкую опалу: руководители заговора князь Зубов и граф Пален всего навсего были высланы в свои имения в Курляндии. У клана Зубовых были личные причины ненавидеть Павла - Платон Александрович, как известно, был фаворитом Екатерины, и поэтому не мог не впасть в немилость у Павла, у братьев Платона Валерьяна и Николая карьера также складывалась не самым блестящим образом. Графа Палена Павел также неоднократно оскорблял. Бурлило и офицерство, хорошо помнившее золотой век Екатерины... В общем, весь заговор был нормальным корыстным убийством, в котором все участники решали свои более или менее крупные проблемы...
      Показательно другое. Для того, чтобы убить Павла 1, заговорщики не смогли найти толковых профессиональных исполнителей, им пришлось все делать самим, делать неумело и суетливо - это свидетельствует о том, что в те времена специальность профессионального киллера была чрезвычайно дефицитной.
      О предстоящем убийстве и перевороте знал чуть ли не весь Петербург по различным оценкам число заговорщиков колебалось от 30 до 70 человек, заговор чуть было даже не раскрыла полиция... Сначала Павла хотели ликвидировать после Пасхи, которая в том году выпадала на 24 марта, потом срок был перенесен на 15 марта - день, когда был убит Юлий Цезарь. Но все случилось ночью 11 марта. В этот вечер примерно 40 заговорщиков ужинали у генерала Талызина. После 11 вечера Пален уехал в условленное место, где его ждал князь Зубов, остальные офицеры начали стягиваться к Михайловскому замку. Убийц вызвался провести флигель-адъютант Аргамаков - толпа, человек в 30- 40, ринулась по винтовой лестнице замка к покоям императора. Один гусар, охранявший двери в спальню, был зарублен князем Яшвилем, другой сбежал... Странно, что сам Павел не последовал его примеру - он вполне мог уйти тайным ходом, ведущим в покои его любовницы, княгини Гагариной. Вместо этого Павел спрятался за ширму и когда заговорщики ворвались, они не нашли Павла в спальне, но в этот момент из-за облаков вышла луна и генерал Бенингсен увидел на ширме тень - курносый профиль императора... Платон Зубов выступил вперед и потребовал отречься - Павел отказался. Тогда генерал Николай Зубов сильно толкнул его, а Аргамаков ударил императора рукояткой пистолета в висок. Яшвиль и Мансуров (оба бывшие гвардейские офицеры, выгнанные Павлом со службы) накинули жертве шарф на шею и стали душить его. Павел, якобы, засунул руку под шарф и чтобы заставить его вытащить ее оттуда, кому-то пришлось даже стиснуть руками мужское достоинство императора. Когда все кончилось, в спальню вошел граф Пален, который, якобы, подслушивал у дверей. (По другой версии Николай Зубов ударил императора в висок золотой табакеркой, камердинер Зубова прыгнул ногами на живот упавшего Павла, а офицер Измайловского полка Скарятин задушил уже бесчувственного царя его же собственным шарфом). Любопытно, что во Дворце тогда дежурил батальон великого князя Александра Павловича, что дало ему повод лицемерно воскликнуть: "Все взвалят на меня..." Поговаривали, правда, что к этому убийству были причастны и англичане. Версия эта базировалась на том, что некая мадам Жеребцова (урожденная Зубова), якобы предсказала убийство II марта в Берлине, а сразу после того, как о ликвидации стало достоверно известно, отправилась в Англию и навестила там своего старого друга лорда Уитворда, который в течение многих лет был английским послом в Петербурге. Якобы даже англичане передали в свое время Жеребцовой миллион золотом, а она "забыла" отдать его заговорщикам. А англичане, как джентльмены, не стали спрашивать о дальнейшей судьбе денег. Но эта версия больше похожа на легенду...
      Как бы там ни было, ликвидация Павла прошла успешно, убийцы наказаны не были, но сам факт этого жуткого преступления поверг весь высший свет России на долгие годы в шок...
      (Мне приходилось не раз слышать от серьезных людей - научных работников - о том, что в Михайловском замке до сих пор гуляет привидение убиенного Павла. Говорят, это привидение мирное и зла людям, работающим сегодня в Инженерном замке, не делает).
      ...Отечественная война 1812 года несколько ослабила накал криминальной обстановки и в России в целом и в Петербурге, в частности. Правда, партизанские крестьянские отряды, героически громившие французов, промышляли иногда - "по совместительству" и разбоями, но это уже общие издержки партизанских движений всех времен и народов. В целом, после победоносной войны ситуация в Питере долгое время остается довольно спокойной - есть, правда, упоминание о поимке в 1822 году в окрестностях Питера шайки дезертиров-рекрутов, возглавляемой неким крестьянином Иваном Ивановым, который, по его собственному признанию, разбойничал с 13 лет, переходя из деревни в деревню и отбирая у селян последнее, но назвать этого Ваню выдающимся или даже сколько-нибудь значительным разбойником просто язык не поворачивается. Его шайка занималась мелким сельским, если так можно выразиться, "бытовым" бандитизмом - в одном селе с кого-нибудь тулуп снимут, в другой - провиант украдут, "холста да сукна аршин на пятнадцать..." Самым большим "кушем" шайки стало ограбление зажиточного крестьянина Акима Яковлева, у которого Иванов с тремя подельниками угрозами и побоями "выдоили" 500 рублей - а "засыпалась" вся эта компания дезертиров как раз пропивая награбленное.
      Настоящий же расцвет преступного подполья Петербурга начался где-то в пятидесятых годах прошлого века, когда в уголовной среде совершенно четко уже прослеживается специализация и своеобразная иерархия. (И опять же расцвет преступности совпадает с эпохой перемен - Александр II Освободитель, по злой иронии судьбы убитый в конце концов народовольцами, не только дал крестьянам волю в 1861 Году, но и провел целый ряд других реформ - административную, судебную, военную. Некоторые историки сравнивают реформаторские заслуги Александра II с заслугами Петра 1-по степени их воздействия на Россию).
      1855 в Петербурге начала свою кровавую деятельность "банда душителей", которые за год с небольшим совершили несколько десятков жутких преступлений. Поздним пешеходам сзади на горло набрасывали веревочные петли, душили, а потом раздевали догола уже бесчувственные тела. Несмотря на то, что некоторых из жертв злодеи "недодушивали" до конца - нарисовать словесный портрет преступников никто не мог - душители всегда незаметно подкрадывались сзади, а потом жертва моментально теряла сознание. Поначалу шайка эта действовала преимущественно на окраинах Петербурга (и даже в Кронштадте), но в конце 1856- начале 1857 года душители уже вовсю работали в самом сердце Питера - на Семеновском плацу, у Обводного канала, на набережной Таракановки.
      Начальнику петербургской сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путалину пришлось прибегнуть к своему излюбленному приему - "подставе" с переодеваниями. Один чрезвычайно сильный полицейский был переодет в женское платье и изображал из себя торговку-чухонку, разъезжая вечером по мрачным питерским улицам, под рогожами в телеге прятались вооруженные Путилин и унтерофицер. И бандиты в конце концов клюнули. Шайка, как впоследствии оказалось, состояла из бывших солдат, уволенных в запас и просто деклассированных элементов, история донесла до нас их имена Александр Перфильев, Федор Иванов, Калина Еремеев, Михаил Поянен. Такие зверские преступления, конечно, случались все-таки довольно редко. В те времена практически каждое убийство, даже "бытовое", становилось газетной сенсацией и повергало общество в шок. Поэтому, в основном, процветало все-таки воровство и разного рода мошенничество. Причем, как ни странно, женщины-преступницы, возможно, оставили в криминальной истории Петербурга даже более заметный след, чем мужчины. Может быть такой казус связан с тем, что в то время женщинам было намного труднее реализовать себя - в основном общество отводило им роль домохозяек. Не удовлетворяясь исполнением этих ролей, барышни с "активной жизненной позицией" пытались найти себе дело по душе - становились проститутками, мошенницами и воровками. (Кстати, о проституции - во второй половине XIX века Петербург был довольнотаки развратным городом: в 1847 году при министерстве внутренних дел была учреждена комиссия по надзору за бродячими женщинами. В 1852 году в списках этой комиссии по Петербургу значилось 5381 женщина. В те времена основные притоны и публичные дома располагались на Сенной площади, около Егерских казарм у кабака "Веселые острова", на Песках, на Болотной улице, в Коломне, на Покровской улице и на Петербургской стороне. В 1853 году в Петербурге числилась 1378 проституток - притом, что население в Питере составляло в тот год 534 тысячи 721 человек. Итого, на 381 жителя приходилась одна проститутка. К 1 января 1853 года в Питере было зарегистрировано 148 публичных домов. В 1868 году публичных домов было 145 и 16 тайных притонов. Только поднадзорных проституток числилось 2081. В 80-е годы проституток в Питере было зарегистрировано более шести тысяч. К 1900 году число зарегистрированных проституток сократилось вдвое, зато масштабы уличной проституции достигли головокружительного размаха. По некоторым оценкам на улицы СанктПетербурга - первого города миллионщика в северной Европе выплеснулось тогда до 50 тысяч проституток).
      Безусловной королевой преступного мира тех времен была знаменитая Сонька - Золотая ручка. Она родилась не в Петербурге, а в местечке Повонзки Варшавского уезда, но именно в Питере произошло ее "становление", здесь она судилась, совершала преступления, а стало быть внесла свой заметный след в историю Бандитского Петербурга. Ее настоящее имя, полученное при рождении, было Шейндля-Сура Лейбова Соломониак. Семейка у Шейндли была, прямо скажем, не особо законопослушной - Золотая Ручка росла в среде, где скупка краденного, контрабанда, сбыт фальшивых денег было обычным делом. Ее старшая сестра Фейга тоже была воровкой, сменившей трех мужей, но до Соньки ей, конечно, было далеко. В 1864 году Шейндля вышла замуж в Варшаве за некоего Розенбада, родила от него дочь Суру-Ривку и тут же бросила мужа, обокрав его на прощание. С неким рекрутом Рубинштейном она бежит в Россию, где и начинаются ее головокружительные сексуальноуголовные похождения. В январе 1866 года ее первый раз хватает полиция города Клина по обвинению в краже чемодана у юнкера Горожанского, с которым она познакомилась в поезде. Сонька выкрутилась, сказав, что чемодан прихватила по ошибке, и направилась в Петербург, где обчищала дачи аристократов вместе со своим любовником Михелем Бренером. Именно в это время Золотая Ручка делает первые попытки создать целую бригаду воров, для чего привозит в Питер известного вора Левита Сандановича. Судя по всему, именно в Петербурге был изобретен знаменитый способ гостиничных краж, получивший название "с добрым утром". Метод был прост - красиво одетая, элегантная Сонька останавливалась в лучших отелях города, тщательно изучала планы номеров, присматривалась к постояльцам... Наметив жертву, она проникала в его номер ранним утром, надев войлочные туфли, начинала искать деньги и драгоценности. Если постоялец просыпался, Шейндля делала вид, что ошиблась номером, смущалась, краснела, пускала в ход свои сексуальные чары - для дела могла и переспать с жертвой, причем делала это искренне и естественно, что называется с выдумкой и огоньком... Украденные драгоценности сбывались ювелиру Михайловскому, который переделывал их и сбывал. (Впоследствии в Питере широко распространится способ воровства с отвлечением жертвы на секс - этот метод получит название "хипеса" "хипесники" обычно работали парами - женщина приводила клиента к себе в комнату и ублажала его в кровати, а ее партнер ("кот", следящий за интересами своей "кошки") шарил по карманам оставленной где-нибудь в прихожей одежды. "Кошки" - хипесницы часто наживали большие деньги. Знаменитая питерская хипесница Марфушка сумела к началу XX века скопить солидный капитал в 90.000 рублей, ее коллега Сонька-Синичка, "работавшая" примерно в то же время, остановилась на сумме 25000 и открыла модную мастерскую. Красавица-хипесница Петрушкина внесла свежую струю в метод использовала дрессированных собачек для подачи лаем сигналов своему "коту". Попадались "хипесники" обычно из-за ссор во время дележа добычи обиженные на своих партнеров "кошки" с чисто женской логикой часто "стучали" на своих подельщиков в полицию).
      Однако, вернемся к Соньке. В 1868 году она ненадолго уезжает в Динабург, где выходит замуж за старого богатого еврея Шелома Школьника, однако вскоре бросает его ради своего любовника Михеля Бренера и его брата Абрама (похоже, что Золотая Ручка спала одновременно с обоими братьями). Вообще, иной раз просто непонятно, как ведя такую активную (чтоб не сказать сильнее) половую жизнь, Сонька еще и находила в себе силы воровать - крепкая, судя по всему была дама... В 1870 году Шейндля крупно "засыпалась" в Петербурге и еле успела сбежать из приемного покоя Литейной части, оставив полицейским изъятые вещи и деньги - кстати, с полицией она "решала вопросы" часто опять-таки "чисто по-женски". Поняв, что в столице она уже несколько примелькалась, Золотая Ручка отправляется в большое "международное турне". Она посещает чуть ли не все самые крупные города Европы, выдавая себя за русскую аристократку - ей это не сложно было сделать - она прекрасно одевалась и свободно владела немецким, французским, польским языками (не считая, естественно, русского и идиша). В своих похождениях она напропалую знакомилась с разными богатыми дураками и обворовывала их, усыпляя либо изнурительным сексом, либо (если клиент попадался очень крепкий или очень страшный) специальными порошками. В 1871 году она выходит замуж за известного железнодорожного вора Михеля Блювштейна - румынского подданного, чьи родители жили в Одессе (кстати, одесситкой Сонька никогда не была, но в этом солнечном городе бывала часто. Как, впрочем, и в других крупных городах). От этого замужества у Золотой Ручки родилась дочка Табба, а сам брак вскоре распался, потому что Блювштейн постоянно застукивал жену то с каким-то бароном, то с графом, а то и просто с приглянувшимся нищим офицериком, с которого и взять-то было нечего, что особо раздражало супруга.
      Странно, что при всей интенсивности своих похождений Сонька все время уходила от полиции - позже, когда ее судили в конце 1880 года в Москве мелькнули на процессе показания одного свидетеля, из которых можно было понять, что в свое время Шейндля была завербована в осведомители, откупаясь от полиции тем, что "сдавала" своих конкурентов по ремеслу. В 1871 году ее ловит полиция в Лейпциге и передает под надзор Российскому посольству, но России такое "счастье" тоже даром не нужно и скорее ее высылают за границу. В 1876 году она попадается в Вене вместе со своим тамошним любовником Элиасом Венигером, ее обвиняют в краже 20 тысяч таллеров в Лейпциге, но Сонька опять, очаровывая полицейских, ускользает, заложив в столице Австро-Венгрии четыре краденных бриллианта... Попав вскоре в Краковскую тюрьму, она ухитряется обокрасть собственного адвоката, но срок все-таки получает смехотворный - 12 дней лишения свободы... Она вновь возвращается в Россию и "бомбит" лучшие отели Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Одессы, Астрахани, Витебска, Харькова, Саратова, Екатеринбурга, Киева, Таганрога, Ростова-на-Дону, Риги... Всюду она выходит сухой из воды. Сонька понемногу становится сентиментальной однажды войдя ранним утром в гостиничный номер, чтобы обобрать постояльца, она увидела спящего в одежде молодого человека, рядом с которым лежал револьвер и письмо к матери, в котором он сообщал, что кончает с собой, так как вскрылось похищение им казенных 300 рублей, направленных семье для лечения больной сестры. Золотая Ручка тихонько вынула 500-рублевую ассигнацию, положила ее на револьвер и выскользнула из номера... В другой раз она вернула 5000 рублей обокраденной ею же вдове бедного чиновника, у которой остались сиротами дети... Сонька сама очень любила своих дочек и тратила бешеные деньги на их образование сначала в России, а потом во Франции...
      Понемногу она старела, удача начинала ей изменять, к тому же ее очередной роман с восемнадцатилетним красавцем вором-марвихером Володей Кочубчиком (в миру - Вольф Бромберг, известный тем, что воровскую карьеру начал с 8 лет, ухитряясь обворовывать собратьев по профессии) был не очень удачным - сам Кочубчик бросил воровать, но нещадно эксплуатировал влюбившуюся в него без памяти Соньку, требовал от нее деньги, став капризным и раздражительным альфонсом, проигрывавшим все "заработанное" Сонькой в карты. Она вынуждена была все больше рисковать, нервничала, а расшатанные нервы всегда очень быстро сказываются на успехах людей творческих профессий... К тому же она стала слишком известной, ее уже просто узнавали на улице, в магазинах, в театрах, сначала такая популярность даже помогала ей - несколько раз восторженная публика оттесняла от нее полицию, давая возможность скрыться, но долго так продолжаться не могло - в 1880 году она вместе с Кочубчиком попадается в Одессе, и в конце концов ее вместе с многочисленными бывшими мужьями и любовниками судят в Москве (компания попала на скамью подсудимых довольно колоритная - чего стоил один только "временно отпускной рядовой Шмуль Боберман"). Вот как она выглядела тогда по словам очевидца: "...Шейндля Блювштейн - женщина невысокого роста, лет 30. Она, если не красива теперь, а только миловидна, симпатична, все-таки надо полагать была прехорошенькой пикантной женщиной несколько лет назад. Округленные формы лица с немного вздернутым, несколько широким носом, тонкие ровные брови, искрящиеся веселые глаза темного цвета, пряди темных волос, опущенные на ровный, кругловатый лоб, невольно подкупают каждого в ее пользу. Это лицо немного притертое косметикой, румянами и белилами изобличают в ней женщину вполне знакомую с туалетным делом. В костюме тоже проглядывается вкус и умение одеваться. На ней серый арестантский халат, но прекрасно, кокетливо скроенный. Из-под рукавов халата выглядывают рукава черной шелковой кофточки, из-под которой в свою очередь белеются манжеты безукоризненной белизны, отороченные кружевцами. На руках черные лайковые перчатки, щегольски застегнутые на нескольких пуговицах. Когда халат распахивается, виден тончайший передник, с карманами, гофренный на груди и внизу. На голове белый, обшитый кружевами платок, кокетливо сложенный и заколотый у подбородка. Держит она себя чрезвычайно покойно, уверенно и смело. Видно, что ее совсем не смущает обстановка суда, она уже видала виды и знает все это прекрасно. Поэтому говорит бойко, смело и не смущается нисколько. Произношение довольно чистое и полное знакомство с русским языком..."
      Процесс был долгим и бурным, несмотря на то, что Сонька отрицала все предъявленные ей обвинения, ее приговорили к лишению всех прав состояния, и ссылке в "отдаленные места Сибири"... Ее сообщников приговорили к арестантским ротам на срок от 1 до 3 лет, Кочубчик получил б месяцев "рабочего дома" (по выходу он стал состоятельным домовладельцем в одном из южных городов России).
      В 1881 году Золотая Ручка находилась в Красноярском крае, но уже летом 1885 года бежала из Сибири. Однако гуляла на воле она недолго - в декабре того же года се вновь арестовывают в Смоленске и судят. Но 30 июня 1886 года она бежит из смоленской тюрьмы вместе с надзирателем Михайловым, которого влюбила в себя... Через 4 месяца ее вновь ловят... Летом 1888 года ее отправляют пароходом из Одессы на Сахалин - в Александровск-на-Сахалине, откуда она вновь пытается бежать - через тайгу, переодевшись солдатом... Ее поймали на следующий же день, высекли розгами в Александровской тюрьме... Два года и восемь месяцев она носила ручные кандалы и содержалась в одиночке. В 1890 году Антон Павлович Чехов посетил Сахалин и даже заглянул в камеру к "Золотой Ручке": "Из сидящих в одиночных камерах особенно обращает на себя внимание известная Софья Блювштейн - Золотая Ручка, осужденная за побег из Сибири в каторжные работы на три года. Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом. На руках у нее кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою одеждой и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. Глядя на нее, не верится, что еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков, как, например, в Смоленске, где надзиратель помог ей бежать и сам бежал вместе с нею. На Сахалине она в первое время, как и все присылаемые сюда женщины, жила вне тюрьмы, на вольной квартире; она пробовала бежать и нарядилась для этого солдатом, но была задержана. Пока она находилась на воле, в Александровском посту было совершено несколько преступлений: убили лавочника Никитина, украли у поселенца еврея Юрковского 56 тысяч. Во всех этих преступлениях Золотая Ручка подозревается и обвиняется как прямая участница или пособница. Местная следственная власть запутала ее и самое себя такою густой проволокой всяких несообразностей и ошибок, что из дела ее решительно ничего нельзя понять. Как бы то ни было, 56 тысяч не найдены и служат пока сюжетом для самых разнообразных фантастических рассказов".
      По освобождении она остается в Длександровске на поселение, став хозяйкой маленького квасного заведения. Жила она с неким Николаем Богдановым, жестоким рецидивистом. По привычке постаревшая Сонька приторговывала краденным, подпольно торговала водкой и пользовалась у местных жителей большим авторитетом, несмотря на то, что многие не верили в то, что эта изможденная жизнью женщина - настоящая Золотая Ручка... Ее дочери, ставшие артистками оперетты, отказались от матери, жить былой красавице стало невмоготу. Она решается на последний побег, но пройти сумела лишь несколько километров от Александровска. Конвойные нашли ее лежащей без чувств на дороге. Через несколько дней Золотая Ручка умерла...
      О ней ходило масса слухов и легенд, издавалось несколько книг, наполненных вымыслами, а в 1915 году о ней был снят первый русский многосерийный фильм-сериал, весьма, впрочем, далекий от действительности.
      У Соньки было немало последовательниц, которым также присваивали кличку "Золотая Ручка". В начале 80-х годов в Петербурге начала свою карьеру карманная воровка Анна Зильберштейн - красивая, ловкая и интеллигентная, она была известна под псевдонимом Анютка-Ведьма. Ее имя гремело несколько лет, но в конце концов ее схватили и сослали в Сибирь, откуда она вернулась еще достаточно молодой и красивой - достаточно для того, чтобы вскружить голову одному весьма богатому и знатному чиновнику, за которого Ведьма в конце концов вышла замуж и жила довольно долго тихо и счастливо. Однако в начале XX века, после смерти мужа Анютка-Ведьма вновь начала воровать в петербургских театрах - видимо, она страдала клептоманией, потому что муж оставил ей большое наследство. В последний раз полиция арестовала ее в 1902 году на Литейном проспекте, где она, надевши траур, пыталась затесаться в похоронную процессию - хоронили действительного статского советника Грейга, а неугомонная Анна шарила в скорбной толпе по карманам...
      Золотой Ручкой N 3 стала известная питерская авантюристка Ольга Зельдовна Штейн - урожденная Сегалович. Она родилась в 1869 году в Стрельне и в 25 лет, приняв лютеранство, вышла замуж за профессора петербургской консерватории немца Цабеля. Попав в Петербург, Ольга быстро превратилась из скромной интеллигентной провинциалочки в шикарную столичную мотовку - состояние мужа было пущено по ветру, что естественно, привело к разводу. В 1902 году она выходит замуж за очень крупного чиновника фон Штейна, чей чин соответствовал генеральскому званию. На этот раз Ольга принимает православие, сменив отчество на Григорьевну. Муж оказался тряпкой и "генеральша" начинает "кучерявую жизнь" - занимает деньги, посредничает в сделках при "торговле воздухом", сама торгует поддельными полотнами Рафаэля, Рубенса, камнями и золотом. К 1907 году она сумела провернуть около 20 афер, среди которых есть и вовсе экзотичные для того времени. В частности, Ольга сама научилась управлять автомобилем и угнала одну оставленную без присмотра машину, заложив ее позже в ломбард. Судя по всему, энергичная "генеральша" была одной из первых в нашем городе угонщицей автомобилей - а ведь ей уже было к тому времени глубоко за тридцать.
      В конце концов, несмотря на ходатайство высоких покровителей, проделки Ольги Зельдовны дошли до суда, где ей было предъявлено обвинение в совершении 18 мошенничеств, афер, растрат и подлогов - определением Санкт-Петербургской Судебной Палаты от 19 октября 1906 года, она была передана суду присяжных... Красавицу фон Штейн освободили под залог и она прилежно приходила на первые судебные заседания. Однако поняв, что дело, мягко выражаясь, идет к осуждению, "генеральша" с помощью своих защитников... бежит в Америку на пароходе (а защитники, естественно, попадают на скамью подсудимых). В Соединенных Штатах она, однако, пробыла недолго - американское правительство арестовало ее и выдало обратно в Россию, где в 1908 году ее приговорили к 1 году и 4 месяцам заключения... Тюрьма Ольгу Зельдовну, естественно, не перевоспитала - выйдя на свободу, она с прежним задором принимается за старое - выходит замуж за барона фон дер Остен-Сакена и начинает новые аферы. В 1915 году ее приговаривают к 5 годам тюрьмы, из которой ее освобождает революция... Бежать за кордон ей к тому времени было не к кому и не с чем - "баронесса" продолжает свой путь мошенницы и аферистки - в 1919 году она попадает под Революционный трибунал, который се оправдывает за недостаточностью улик. Но уже в начале 1920 года баронесса Штейн "кидает" некоего гражданина Ашарда, пообещав тому достать за его драгоценности муку, сахар и масло. Дшард, поняв, что его надули, обращается в 29 отделение милиции на Петроградской стороне суд был скорым и беспощадным - трибунал приговорил ее к пожизненным общественно-принудительным работам... Но в том же 1920 году по случаю третьей годовщины Революции ей сократили срок до 5 лет, а в 1921 - до трех. Баронесса не отсидела и этого - мадам, которой было уже за 50, соблазнила Павла Кротова, начальника Костромской исправительной колонии, где она "мотала срок". Вместе с Кротовым она бежит в Москву, где начинается новый виток ее афер (снимаем шляпу перед этой женщиной, господа читатели, ей Богу, она вызывает невольное уважение своей несгибаемостью - фраза "не стареют душой ветераны" - это о таких, как она) - на угнанных автомобилях Ольга Зельдовна-Григорьевна разъезжает по Москве и собирает пожертвования в пользу голодающих. Но в начале 1923 года "московский период" заканчивается - Кротов погибает в перестрелке, прикрывая ее бегство от угрозыска, а схваченная позже баронесса заявляет, что начальник Костромской колонии был сумасшедшим, - он, де, изнасиловал ее и против воли увез в Москву, где втянул в свои преступные махинации... Баронессу передали на поруки петроградским родственникам, живущим в Шувалове, вскоре родственники пожалели о своем благородном поступке, обвинив 55-летнюю "баронессу-генеральшу" в краже у них денег. 23 ноября 1924 года Ольга Штейн была приговорена питерским судом к 1 году лишения свободы условно... О дальнейшей ее судьбе - одни легенды и слухи. Одни рассказывают, что "баронесса" вышла замуж за инвалида Красной Армии и еще в 30-х годах торговала кислой капустой на Сенном рынке, другие - что она окончила свои дни в ссылке на Дальнем Востоке, обучая новое поколение преступников нелегкому ремеслу афериста... Вроде бы даже потом этой неординарной женщине с удивительным запасом жизненной энергии поставили памятник на могиле "воры в законе" - кто знает, как все было на самом деле...
      Однако, вернемся в дореволюционный СанктПетербург - столицу Великой Империи, чей преступный мир состоял, безусловно, далеко не только из более или менее симпатичных особ женского пола. Как уже упоминалось выше, в уголовной среде тогда складывалась четкая иерархия и специализация - были воры-аристократы, выходившие на международную арену (в революционный период все они эмигрировали за границу) и воры рангом пониже. К ворам-аристократам относились прежде всего карманники-"марвихеры", занимавшиеся кражами бумажников у солидных господ. В марвихере-аристократе трудно было с первого взгляда угадать преступника, наоборот, они, как правило, обладали весьма благообразной внешностью - выглядели, как врачи или адвокаты. За несколько лет "работы" марвихер мог сколотить весьма приличное состояние. В Петербурге в 80-х годах прошлого века гремело имя знаменитого карманника Александра Макарова, по кличке Сашка-Пузан, который начал свою карьеру с 11 лет - крал платки у прохожих. Через 6-7 лет работы его авторитет в воровской среде поднялся на невиданную высоту, полиция никак не могла его поймать, поскольку Пузан почти всех агентов знал в лицо. Сгубила Макарова водка, он стал сильно пить и умер от скоротечной чахотки в 23 года - на его похоронах присутствовал весь цвет питерской воровской аристократии.
      В начале 90-х годов прошлого столетия лидерство среди карманников Питера отдавали Александру Хомякову, сыну отставного поручика, за что, вероятно, и получившему кличку Сашка-Офицер. У Хомякова судя по всему склонность к дисциплине и строгой субординации была заложена в генах - он сумел организовать достаточно крупную шайку карманников со штаб-квартирой в одном из питерских притонов. По утрам, после обязательного прочтения газеты "Тираж" Хомяков, как настоящий "рулевой" отдавал распоряжения кому где работать. Кстати, вторая его кличка как раз и была - Сашка-Руль. Судя по всему, успехи команды Хомякова сильно встревожили конкурентов его "заложили" полиции и в 1893 году суд приговорил Офицера к ссылке в арестантские роты на 3 года. Через год Хомяков бежал - очень уж хотел поквитаться с тем, кто его выдал, но - доносчик, похоже, оказался пошустрее - в 1894 году Офицера нашли на Обводном канале у Сивковых ворот с проломленной головой...
      В эти же примерно годы "работали" в Питере супруги Требусы симпатичная жена кокетничала с прохожими на улице, а муж у размечтавшихся господ шарил по карманам. Забавно, что при этом Аррон Хаймович Требус умудрился ни разу не попасться в полицию, в отличии от своей супруги, которую арестовывали трижды. В конце XIX века чета Требусов решила не искушать больше судьбу и эмигрировала в Лондон, где занялась виноторговлей и сдачей внаем меблированных комнат...
      Известен также в своих кругах был и марвихер Григорий Штейнлов, специализировавшийся на снятии с богатых прохожих драгоценностей и эмигрировавший вовремя в Берлин.
      Кстати, в мещанской питерской среде вор-карманник считался завидной партией, для таких женихов многие добропорядочные родители невесты всегда готовы были предоставить квартиры для убежища. Постепенно в Петербурге сложилась целая система таких "блатных" квартир - в основном в районе Лиговки и Сенной площади. Содержателей таких квартир называли "блатокаями" и очень ценили в воровской среде.
      Отдельную воровскую касту составили "шнифера" - воры, проникавшие ночью в магазины и выносившие из них товары на большие суммы денег. К "шниферам" примыкали "подводчики" - разработчики операций и приемщики воровского товара. В 90-х годах XIX века в Петербурге одним из самых известных шниферов был Гришка-Армянин, накопивший впоследствии достаточно денег для открытия своих рыбных промыслов.
      Квартирные воры делились на "громил" и "домушников". Вся разница между этими двумя категориями заключалась в том, что "домушники" работали поодиночке, реже - парами, а "громилы" сбивались в достаточно многочисленные шайки.
      Среди питерских "домушников" было довольно много "знаменитостей" в конце прошлого столетия - на Васильевском острове промышляла "сладкая парочка" Константин Тележкин и Александр Тестов. Тележкин устраивался в богатые дома дворником и наводил потом Тестова на самые перспективные квартиры, "производительность" у друзей была довольно высокой - 12 очищенных квартир за семь месяцев, - однажды удача им изменила, в одной квартире их застукала полиция, преступники сначала было забаррикадировались и приготовились к отчаянному сопротивлению, но потом передумали, остыли, сдались и отправились в конце концов осваивать Сибирь-матушку.
      На Петроградской стороне злодействовал еще более шустрый Ванька Горошек, он умудрялся "поставить" за месяц до 10 квартир. Горошка сгубила страсть к хулиганству и дешевым театральным эффектам - он разбрасывал в обворованных квартирах дохлых кошек, собак и крыс. (Возможно, именно с Горошка впоследствии будет брать пример знаменитая послевоенная банда "Черная кошка"). По этим следам Ваньку в конце концов и вычислили...
      В начале 90-х годов XIX века начал свою карьеру известный "домушник" Безруков, служивший в Пассаже приказчиком. Ему было всего 15 лет, когда он начал залезать в магазинные форточки, пользуясь своим хрупким телосложением. Безрукова неоднократно судили и ссылали в Сибирь, но он с необыкновенным упорством возвращался в родной город и вновь принимался за любимое дело...
      Не менее знаменитым был некто Краюшкин - он происходил из семьи с "традициями" - его папа был достаточно авторитетным подводчиком. Краюшкин-сын служил в электротехнической военной школе и "домушничал" только в нерабочее время. Его часто приглашали, как электрика, в разные богатые квартиры сделать проводку - Краюшкин как следует осматривался, а потом уже залезал в знакомую квартиру. За один только год он совершил около 50 краж. Попавшись на пустяке, Краюшкин начал "косить" под больного и сбежал из госпиталя. Сразу же после этого побега он обворовал квартиру графа Нирода и эмигрировал в Америку, прислав начальнику уголовной полиции письмо с извинениями и просьбой не препятствовать его жене с дочкой приехать к нему - навсегда... Жену никто задерживать не стал.
      Воры крайне редко шли на убийства и насилие - исключения, конечно бывали, ну так "в семье - не без урода". В 1880 году начал свою воровскую карьеру сын титулярного советника Николай Митрофанов, учившийся сначала в коммерческом училище, а потом в техническом училище морского ведомства. Этот хорошо образованный молодой человек в 1885 году был судим как член большой воровской шайки. Отбыв наказание, Митрофанов вернулся летом 1887 года в Петербург и продолжил преступную карьеру - "домушничал" в основном. Но однажды он пытался обокрасть квартиру, где горничной служила его любовница - Анастасия Сергеева, которая пыталась помешать своему ухажеру. Митрофанов перерезал Сергеевой горло столовым ножом и обобрал квартиру дочиста... Его поймали и приговорили к 20 годам каторги. Однако в 1901 году Митрофанов бежал и вынырнул в Питере под видом бравого казачьего офицера, чью грудь украшали два Георгиевских креста. (Любопытно вот что, оказалось, что эти кресты были не краденными, а действительно заслуженными Митрофановым во время "китайской войны", где он отличился под псевдонимом "доброволец Николай"). Полиция арестовала его, проникнув под видом водопроводчиков в квартиру его новой любовницы - мещанки Утробиной. Митрофанов вновь был отправлен на Сахалин, где работал часовщиком, телефонистом и даже дирижером оркестра... Он несколько раз пытался бежать, но его все время ловили, и в конце концов Николай Митрофанов сгинул на каторге окончательно.
      Особняком в воровском сообществе стояли "городушники" - магазинные воры, "работавшие" прямо на глазах продавцов и покупателей. Дело в том, что "городушники" обычно не воровали в техгородах, где жили постоянно, а приезжали гастролировать - естественно, местные воры, хоть и вынуждены были считаться со своими иногородними собратьями, но все же особой привязанности к чужакам не испытывали, а при удобном случае и "капали" на них в полицию.
      24 октября 1900 года в Петербург прибыла шайка "городушников" из Варшавы, возглавляемая опытным рецидивистом Валентием Буркевичем. При Буркевиче были три девушки - Констанция Робак, Антонина Гурная и известная варшавская воровка Текла Макарович. Вся эта команда сначала украла два бобровых воротника в меховом магазине петербургского городского головы Лелякова на Большой Морской, а потом направилась в Гостиный Двор в магазин золотых вещей Митюревой, где при попытке украсть футляр с дорогими серьгами, воров задержали и передали полиции. Большие срока тогда были редкостью - Буркевича сослали на 4 года в арестантские роты, Гурная получила 3,5 года тюрьмы, а Розбак отделалась 3 месяцами ареста... Особую касту составляли конокрады, которые, как ни странно, были наиболее организованны из всех категорий воров. За ними стояла выработанная поколениями традиция аж с XVII века, что позволило организации конокрадов превратиться в некое "государство в государстве". Эта воровская профессия была, пожалуй, одной из самых рисковых в дореволюционной России - как правило, пойманных конокрадов убивали прямо на месте крестьяне и извозчики, для которых лошади были единственными средствами к пропитанию. Конокрады одними из первых научились вовлекать в свою деятельность полицейских - для "прикрытия" - и таких случаев известно множество. Их шайки состояли из десятков человек с четко распределенными обязанностями. Одни лошадей крали, другие меняли им внешность (перекрашивали и даже надували через зад в т.н. "золотых конторах"), третьи перепродавали, четвертые прикрывали... В Питере конокрады базировались в районе Сенной площади, но их организация была настолько хорошо законспирированной, что имена ее настоящих руководителей не дошли до наших времен...
      Отдельно стоит сказать несколько слов о профессиональных картежниках-шулерах. Эта категория преступников, как правило, формировалась выходцами из высших слоев петербургского общества, однако с широким распространением карточной игры стали открываться игорные дома и попроще, чем знаменитый с середины XIX века Петровский яхт-клуб, расположившийся сначала на Троицкой улице, а потом в доме Елисеева на Невском. Шулера попадались достаточно часто, но до судов дела доходили редко - срабатывали связи, да и жертвы, скрывая свою страсть к игре, не особенно были заинтересованы в скандалах. В начале XX века в Петербурге жил известный всему шулерскому миру бывший цирковой борец по кличке Бугай, который со временем открыл собственное игорное заведение вместе с неким бывшим лакеем-шулером, отзывавшимся на прозвище Дубовый Нос - но эти двое были лишь каплей в шулерском море Петербурга... (Традиции дореволюционных шулеров донесли и до наших времен. Подробнее об этом будет рассказано ниже, в разделе "Кунсткамера Петербурга", в главе "Страсти по Степанычу").
      Одних преступников сажали, но на смену им немедленно приходили новые. Легенда гласит, что в начале XX века питерские воры даже создали свою "воровскую академию", в которой заслуженные "марвихеры" обучали мастерству талантливую молодежь. Выпускной экзамен в этой академии сдать было довольно трудно - молодой вор должен был под присмотром наставника вытащить кошелек из кармана выбранной жертвы, пересчитать деньги и положить обратно, так, чтобы прохожий ничего не заметил... А молодежь и впрямь подрастала талантливая, можно сказать - ищущая. В начале нашего столетия петербургская полиция накрыла особую шайку "воров с пением" - в организацию входило 6 молодых карманников в возрасте от 18 до 20 лет, которые завербовали певца-куплетиста. За долю этот певец распевал перед толпой в садах, парках, притонах и трактирах смешные еврейские куплеты, а вся остальная шайка очищала карманы заслушавшейся публики... Другая молодежная шайка промышляла в Таврическом саду и состояла из девочек 14-15 лет и их чуть более старших кавалеров, известных полиции по кличкам "Чудный месяц",
      Васька Босоногий, Кит Китыч... (преступная молодежь того времени вообще любила звучные прозвища типа Ванька-Карапузик, Сидор С Того Света, Васька - Черная Метла, Сергей - Мертвая Кровь и т.д.). Шайка эта называлась "Гайдой" и работала следующим образом - девочки крали и попрошайничали, а мальчики страховали. В 1903 году в 15-летнем возрасте начал свой трудный жизненный путь знаменитый питерский карманный вор Григорий Васильев, известный под кличками Гришка-Тряпичник и Гришка-Иголка. Он крал и при царе-батюшке и при Временном правительстве и большевиках. К 1923 году он создал небольшую организацию воров и сам уже в основном лишь разрабатывал кражи, которых на его "боевом счету" было больше тысячи...
      Одним из последних заметных событий в жизни преступного мира дореволюционного Петербурга стал разгром полицией в 1913 году шайки Мовши Пинхусовича Шифа - владельца ювелирного магазина, располагавшегося на Петроградской стороне по адресу Сытнинская, дом 9. Почтенный ювелир Шиф организовал вокруг себя шайку "громил" и "домушников" человек в 30, у которых скупал за бесценок краденное. Мовша Пинхусович давал своим "подчиненным" воровской инструмент, планы квартир и подробные инструкции для проведения краж. "Правой рукой" был его приказчик Ноэм Горель. "Спалился" Мовша Пинхусович глупо, как это обычно и бывает - его выдал один из "обидевшихся" мелких перекупщиков. На квартире Шифа, где после удачных дел происходил дележ добычи и грандиозные попойки, полиция устроила засаду и задержала 13 воров - никто из них при задержании сопротивления не оказал, тогда это было както не принято.
      В те далекие годы преступный мир и полиция относились друг к другу, как правило, с уважением (бывали, конечно, всякие казусы - типа такого, например, - некий вор Руздижан зашел однажды в кабинет к приставу попросить о продлении паспорта и заодно прихватил с собой шкатулочку с семью тысячами казенных денег) и "беспредела" друг другу не устраивали преступники занимались своим ремеслом, полиция - своим. И мало кто тогда мог предположить, что буквально через несколько лет в Петербурге начнется настоящая кровавая вакханалия сорвавшегося с неведомой цепи бандитизма...
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РОЖДЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
      Революционный кошмар 1917 года стал мощным катализатором в развитии уголовных тенденций Петербурга - ничего удивительного в этом не было, в эпоху любых смут и социально-политических потрясений на поверхность всплывает столько мути и пены, что автоматически возникает объективная ситуация наибольшего благоприятствования для преступной среды.
      Непредвзято, спокойно, без влияния различных политических коррелятов криминогенная обстановка того времени практически не изучена до сих пор, и тому есть весьма понятные объяснения.
      Во-первых, и после Февральской революции и после Октябрьской последовали массовые амнистии, причем свободу получали как "политические", так и уголовники. Советская власть, например, достаточно долго полагала, что уголовники с дореволюционным стажем - это меньшие враги, чем контрреволюционеры, или вообще не враги, а "социально близкие", "социальные попутчики" на дороге в светлое будущее. Дело в том, что еще до 1917 года политическое и уголовное подполье России постоянно пересекались и даже помогали друг другу. Стоит вспомнить хотя бы такой пикантный факт: часть бюджета большевиков составили деньги, добытые "эксами" - т.е. банальными грабежами и разбоями. Разные нелегальные партии активно контачили и с контрабандистами. Наконец в тюрьмах и ссылках политические сидели бок о бок с уголовниками, поэтому поток взаимомиграций был, конечно, неизбежен. Во-вторых, в революционном угаре было уничтожено много полицейских архивов. Удивляться этому обстоятельству тоже не стоит - часто офицеры уголовной полиции, не занимаясь специально разработкой политических, получали тем не менее от своей агентуры любопытную информацию компрометирующего характера в том числе и о тех людях, которые в семнадцатом заняли большие посты - один, скажем, был кокаинистом, другой - пассивным педерастом, третий сам был "на связи" с сыщиками, четвертый участвовал в обмене награбленных денег на валюту... Всю эту "компру" нужно было как-то срочно уничтожить, поэтому были синициированы вспышки "народного гнева", от которых загорелись полицейские участии и в благородном очистительном пламени исчезали, порой навсегда, имена, клички, судимости...
      Уголовный мир раскололся - часть его (малая) действительно пошла на службу Советской Власти, другие же просто поняли, что пришел их час. Человеческая жизнь в Питере 17-го - начале 18-го года стоила сущие пустяки, преступная элита, специализирующаяся на сложных аферах, стала покидать город, а главными уголовными "темами" стали уличные разбои и "самочинки" - самочинные обыски, производимые у зажиточных людей под прикрытием настоящих или, чаще, липовых чекистских удостоверений. ("Тема" эта будет жить долго. Самочинные обыски в нашем городе были очень популярны в 70-х годах - трясли тех, кто в настоящую милицию потом не обращались, боясь резонных вопросов от ОБХСС - откуда, мол, столько добра-то накопили, граждане потерпевшие... Но в 70-е "самочинки" назывались уже по-другому - "разгонами").
      Вот несколько цитат из одного только номера "Красной газеты" - от 23 февраля 1918 года:
      "...В трактир "Зверь" угол Апраксина переулка и Фонтанки явились два неизвестных с самочинным обыском и стали требовать у посетителей денег...
      ...Вчера по Дегтярной улице дом 39/41 разгромили магазин Петрова. Похищено товару на 1190 рублей...
      ...По постановлению комиссии по борьбе с контрреволюцией грабители князь Эболи и Франциска Бритте расстреляны за участие в целом ряде грабежей...
      ...Из комиссии были отправлены под конвоем: Браун, Алексеев, Корольков, Сержпуховский, задержанные за грабежи под видом обыска. По дороге в тюрьму все они были расстреляны красноармейцами за попытку к бегству...
      ...Вчера с угла Сергиевской и Фонтанки доставлен в Мариинскую больницу неизвестный без признаков жизни, расстрелянный за грабеж..."
      Из этих цитат видно, что Питер жил в те дни интересной, насыщенной жизнью. Кстати, уголовные преступления совершали тогда не только представители "взбесившегося охлоса", но и вполне приличные в прошлом люди - 24 мая 1918 года была раскрыта и ликвидирована банда "самочинцев", которой руководил бывший полковник царской армии Погуляев-Демьянов. О количественном составе этой компании можно судить по таким впечатляющим цифрам: на штаб-квартире у грабителей было изъято 27 винтовок, 94 револьвера и 60 гранат...
      Таких, как этот бывший полковник, в уголовной среде стали называть "бывшими". Большинство из них совершали грабежи, чтобы добыть денег на последующее пристойное существование в эмиграции, кому-то это удалось, а кто-то навсегда влился в уголовный мир. Приток этой свежей крови существенно обогатил бандитский Петербург того времени - "бывшие" были более образованы, более развиты, чем уголовники дореволюционного периода.
      С другой стороны, за "царскими уголовниками" были традиции, налаженные каналы сбыта краденного и награбленного, налаженная методика "залеганий на дно" и т.д. Некоторые уважаемые эксперты считают, что именно в альянсах того времени "бывших" и старых профессиональных уголовников начал формироваться феномен российской организованной преступности...
      Уличные разбои того времени стали проходить с выдумкой и некой чисто питерской изюминкой. В 1918 году в Петрограде появилась банда "живых покойников" или "попрыгунчиков". Деятельность этой команды приобрела такой размах, что она даже нашла свое отражение в классической литературе - вот что пишет об этой банде Алексей Толстой в романе "1918 год" из знаменитой трилогии "Хождение по мукам": "В сумерки на Марсовом поле на Дашу наскочили двое, выше человеческого роста, в развевающихся саванах. Должно быть, это были те самые "попрыгунчики", которые, привязав к ногам особые пружины, пугали в те фантастические времена весь Петроград. Они заскрежетали, засвистали на Дашу. Она упала. Они сорвали с нее пальто и запрыгали через Лебяжий мост. Некоторое время Даша лежала на земле. Хлестал дождь порывами, дико шумели голые липы в Летнем саду. За Фонтанкой протяжно кто-то кричал: "Спасите!" Ребенок ударял ножкой в животе Даши, просился в этот мир".
      Банду "попрыгунчиков" возглавлял некто Иван Бальгаузен, уголовник с дореволюционным стажем, больше известный в своей среде под кличкой "Ванька-Живой труп" (Кстати, похожая кличка была еще до революции у одного питерского грабителя, орудовавшего в районе нынешних Пороховых; его звали Павлушка-Покойник). Бальгаузен встретил Октябрьскую революцию с пониманием: тут же напялил матросскую форму и начал "экспроприацию экспроприаторов". Однако "самочинами" в то время в Петрограде занималось столько разного серьезного народу, что конкуренция в этой сфере постепенно становилась опасной для жизни. А стрелять "Живой труп" не любил, - хоть и приходилось ему порой обнажать ствол, но к 1920 году на Бальгаузене "висело" всего два покойника (не живых, а самых настоящих мертвых), что по тем крутым временам было просто мелочью. У Ваньки был приятель - запойный умелец-жестянщик Демидов, который в перерывах между загулами сделал страшные маски, ходули и пружины с креплениями. Жуткие "покойницкие" саваны сшила любовница Бальгаузена Мария Полевая, хорошо известная охтинской шпане под кличкой Манька-Соленая. Сама идея - пугать суеверных прохожих до полуобморочного состояния, кстати, была не нова - еще до революции ходили смутные слухи о подобных ограблениях, но безусловно "заслуга" "Живого трупа" в том, что он запустил методику на поток. "Численность" "попрыгунчиков" в разное время колебалась от пяти до двадцати человек, а возможно, нашлись и подражатели, так сказать плагиаторы идеи, но к марту 1920 года за "живыми покойниками" числилось только зарегистрированных эпизодов более сотни, а ведь многие жертвы в милицию или ЧК не обращались, боясь, что там их могут вообще расстрелять, как социально чуждых - бедняков, как известно, грабят намного реже, чем людей более-менее обеспеченных... Получалось, что "попрыгунчики" ходили на разбой, как на работу - не часто, согласитесь, уважаемый читатель, встретишь такую преданность любимому делу!
      "Живые трупы" злодействовали до весны 1920 года - руки у милиции до них долго не доходили ("попрыгунчики" редко применяли насилие в своей практике - примерно лишь в одном из десяти разбойных нападений, может именно этим объясняется такое долготерпение к ним чекистов). Но, как говорится, всему приходит конец, да и идея уже понемногу себя изжила... "Живой труп" попался на элементарную "подставку" - в излюбленных "рабочих" местах "попрыгунчиков" - в районах, прилегающих к Смоленскому и Охтинскому кладбищу, а также рядом с Александро-Невской лаврой, - стали появляться какие-то поддатые мужики, то ли мастеровые, то ли крестьяне - суть в том, что эти люди постоянно громко хвастались своими успешно провернутыми делишками, давшими хороший барыш... Как правило, за плечами этих мужиков были туго набитые разной снедью мешки. Бальгаузен клюнул на эту "наколку", но когда однажды ночью шайка накинулась на "мужиков" дико завывая по своему по своему обыкновению - заклинание не сработало. "Мужики" вместо того, чтобы описаться от ужаса, достали вдруг наганы и угрюмо попросили поднять руки вверх... С "малины" "попрыгунчиков", располагавшейся в д. N 7 по Малоохтинскому проспекту, было изъято 97 шуб и пальто, 127 костюмов и платьев, 37 золотых колец и много другой всякой всячины...
      Суд над "попрыгунчиками" был скорым и суровым. Бальгаузена и Демидова расстреляли, не приняв во внимание их социальное происхождение, чувство юмора и изобретательность... Что же касается Маньки Соленой, то, говорят, что отсидев, она работала в ленинградском трамвае кондуктором...
      Гораздо более жестким по сравнению с Бальгаузеном был знаменитый питерский бандит Иван Белов по кличке Ванька-Белка, его уголовный стаж также начался еще до 1917 года. Белка стал одним из самых первых послереволюционных "самочинщиков". Вокруг него довольно быстро сложилась шайка человек в 50, ядро которой составляли десять опытных уголовников. Обычно они под видом чекистов или агентов угрозыска вламывались в какую-нибудь богатую квартиру и изымали ценности, избивая или убивая хозяев в случае малейшего сопротивления. Иногда даже их наглость доходила до того, что бандиты оставляли хозяевам безграмотные расписки-повестки, в которых предлагали жертвам явиться для дальнейшего выяснения всех вопросов на Гороховую, 2, где в то время базировалось питерское ЧК... Банда Белки не гнушалась грабить даже церкви, хотя позже, после арестов многие из бандитов требовали себе священников для исповедей, уверяя милиционеров в своей глубокой религиозности... Поскольку за "Белкой" и его людьми тянулся уже достаточно густой кровавый след, за них принялись всерьез - к середине 1920 года многие кореша Белова уже сидели за решеткой, однако взять самого Ваньку никак не удавалось. Говорили, что "Белка", зная о том, какая охота на него началась, стал предпринимать контрмеры. Его бандой занимался агент угрозыска Александр Скальберг, который считал, что сумел завербовать одного из ближайших сообщников Белова. Этот "завербованный" прислал однажды Скальбергу записку, в которой приглашал на встречу в Таировом переулке - недалеко от Сенной, известной своими "малинами" и притонами. Скадьберг пошел навстречу и нарвался на засаду - четыре бандита оглушили его, связали, пытали, а потом убили, разрубив на части... Убийство это исполнила личная бригада "ликвидаторов" Белки - Сергей Плотников, Григорий Фадеев, Василий Николаев и Александр Андреев по кличке Сашка-Баянист. Коллеги погибшего Скальберга сумели взять эту милую компанию почти сразу после убийства агента угрозыска - когда Скальберг пропал" товарищи обнаружили в его квартире в кармане пиджака записку с приглашением в Таиров переулок... Эту четверку без лишних проволочек расстреляли, а между бандой "Белки" и чекистами началась самая настоящая война на истребление в стиле классического вестерна. Розыск "Белки" возглавил Иван Бодунов, о котором позже Юрий Герман напишет повесть "Наш друг Иван Бодунов" - (еще позже режиссер Алексей Герман снимет по мотивам этой повести замечательный фильм "Мой друг Иван Лапшин"). Белов понимал, что кольцо вокруг него начинает понемногу сжиматься и решил "лечь на дно" в одной из "малин" на Лиговке. Оттуда он продолжал руководить бандой, давая своим "подопечным" указания, а иногда и лично принимал участие в "делах". Всю осень 1920 года чекисты гонялись за бандой, несколько раз им удавалось сесть им на хвост и даже вступить в огневой контакт, но "Белка" уходил. За осень 1920 и начало 1921 года в перестрелках погибли пять милиционеров и четверо бандитов среди них приближенный Белова Антон Косов по кличке Тоська Косой. Банда начинала разваливаться. "Белка" понимал, что самое разумное в сложившейся ситуации - срочно уходить из города, но он рассчитывал на последний "фартовый куш", ему нужны были деньги, чтобы скрыться, а фарт все не выпадал... Ванька нервничал, пил запоем, все больше зверел... К весне 1921 года на счету его банды было уже двадцать семь убийств, восемнадцать раненых и больше двухсот краж, разбоев и грабежей... В это время тезка бандита чекист Бодунов внедрялся подряд во все притоны Сенной и Лиговки, выдавал себя за уголовника - с его внешностью и знанием "блатной музыки" задача была рисковая, но посильная. И Бодунову повезло - в одном шалмане он сумелтаки раздобыть адрес лежбища Белки - Литовский проспект, 102. Более того, Бодунов узнал день, когда на этой "малине" должен был пройти воровской "сходняк". Дом на Лиговке взяли под круглосуточное наблюдение, после того, как вся банда собралась, притон оцепили... Погулять как следует Белову с друзьями на этот раз не дали - шалман решено было брать штурмом. Хоть бандиты и были почти поголовно пьяны или "под кайфом" - "на шухер" они поставить человека не забыли. Поэтому неожиданного захвата не получилось. Завязался настоящий бой, о котором долго еще вспоминали потом по всем питерским притонам: "Прогудело три гудочка и затихло вдали... А чекисты этой ночкой на облаву пошли... Оцепили все кварталы, по малинам шелестят. В это время слышно стало - гдето пули свистят... Как на нашей на малине - мой пахан отдыхал... Ваня, Ванечка, роди-и-май... Звуки те он услыхал..." - Ну и так далее. Белка с "братками", понимая, что терять ему нечего, отстреливался с отчаянием обреченного, но его фарт уже кончился. В той перестрелке погиб он сам, его жена и соучастница и еще десяток бандитов. Со стороны милиции погибло двое. После того, как главари были перебиты, остальные уркаганы сдались... Большая часть из них была расстреляна по приговору суда...
      Как интересно иногда распоряжается человеческой памятью Судьба Ванька "Белка" действовал еще до того, как стал известен в Питере Ленька Пантелеев - и вроде даже похожие по методам преступления они совершали, и смерть Белова по уголовным понятиям была вполне "героической" - а вот про Леньку знают все, а Белову суждено было забвение, также, как и сменившему его на Олимпе бандитского Питера Лебедеву (этого последнего, кстати, тоже уничтожил Иван Бодунов). Прошу Уважаемого Читателя понять меня правильно - я вовсе не призываю помнить и знать всех бандитов поименно, но, согласитесь, трудно понять принцип избирательности народной памяти по отношению к своим антигероям...
      Как бы ни было, но именно Леньке Пантелееву предстояло стать суперзвездой уголовного мира не только Питера, но и всей страны на долгие годы - после его смерти о нем будут слагать блатные песни, писать книги и снимать фильмы. Хотя - знаменитостью он успел стать еще при жизни... До революции Пантелеев, (существует версия, что настоящая его фамилия была Пантелкин) трудился в питерских типографиях и вел вполне законопослушный образ жизни, был достаточно грамотным, начитанным человеком. Может быть, он так и прожил бы жизнь тихую и незаметную, не случись в семнадцатом всего того, что изменило жизнь не только России, но и многих других стран и народов. Как только была образована Красная Армия, Пантелеев немедленно записался в нее добровольцем и отправился на Нарвский фронт. Воевал Ленька неплохо, умудрился попасть в плен, бежать из него и снова сражался с немцами и белыми. Стихия войны, атмосфера риска, азарта, насилия, полностью захватила Пантелеева и ни о каком возвращении к прежней мирной специальности уже не могло быть и речи. После демобилизации из армии Ленька поступает на службу в ЧК (по одной версии - в Петрограде, по другой - в транспортную ЧК Пскова), легенда утверждает, что принимал его на работу чуть ли не сам Дзержинский (что вполне может быть как правдой, так и результатом последующего мифотворчества). Однако в "чрезвычайке" Пантелеев надолго не задерживался, ему все труднее было держать себя хоть в каких-то рамках. Сослуживцы начали подозревать Леньку в употреблении наркотиков, потом прошла информация, что он участвовал в нескольких самочинных "обысках", потом на настоящем обыске куда-то вдруг пропала золотая безделушка, которую видели у Пантелеева в руках. В принципе, никаких доказательств Ленькиной вины не было, но кому они тогда были особо нужны? Общая масса негативной информации о Пантелееве превысила критическую отметку и из ЧК его вышибли... Возможно, правда, что основной причиной его увольнения стали не криминальные "грешки", а Ленькина неспособность влиться в коллектив, попридержать свой характер. У него уже тогда стал явно проявляться некий "наполеоновский комплекс", на товарищей своих он смотрел, как на быдло, разговаривал - "через губу" и т.д. - ну кому это может понравиться? Увольнение стало для Пантелеева настоящим шоком, он ведь планировал сделать в ЧК карьеру. Ленька предпринимает несколько попыток восстановиться в органах, но у него ничего не выходит, и вот тут оскорбленное самолюбие Пантелеева и общая авантюрность его натуры не оставляет экс-чекисту никакого другого пути, кроме как в банды (Пантелеев стал как бы Ванькой Каином-наоборот - был в XVII веке в Москве такой гений воровства, предательства и сыска. Только Каин из воров подался в сыщики, а Ленька - наоборот, но чудится мне в характере этих двух мерзавцев что-то общее - А.К.). Среди знакомых Пантелеева был опытный уголовник Белов, который, возможно, первым сумел разглядеть в Пантелееве необходимые для лидера банды черты характера. Впрочем, справедливости ради, стоит все же отметить, что бандитствовать отставной чекист начал не на следующий же после увольнения день - первый "официальный" свой налет Ленька совершает 4 марта 1922 года, ограбив квартиру меховика Богачева в д.30 по улице Плеханова (бывшей Казанской). Тогда все еще обходится без жертв, без стрельбы - лишь угрозы оружием. 8 марта - новое ограбление, на этот раз квартиры врача, и - видать понравилась Пантелееву новая работа, потому что грабежи, налеты, разбои с его участием пошли один за другим. Помимо налетов на богатые квартиры банда, в которую входило кроме Пантелеева еще человек десять бандитов (Варкулевич, Гавриков, Белов, Рейнтон, Лысенков и др.) не брезгуют и обычным, вульгарным даже "гоп-стопом" - они раздевают на улицах припозднившихся прохожих, поддатых посетителей ресторанов, игроков, покидающих игорные заведения... Но в это время знаменитостью Пантелеева еще никак назвать нельзя, чтобы "раскрутиться" и стать "звездой" нужно помимо прочего еще и время. Поэтому не совсем понятна странная история с рапортом, поступившим летом 1922 года в питерское УТРО от бывшего сотрудника ЧК, некоего товарища Васильева, который однажды в трамвае случайно опознал "известного бандита Пантелеева", и бросился за ним в погоню проходными дворами, такая вот возникает, мягко говоря, нестандартная ситуация - один бывший чекист средь бела дня гонится за другим. Пантелеев пару раз стреляет в Васильева, промахивается, выскакивает на набережную Фонтанки, натыкается на начальника охраны госбанка Чмутова. Пока Чмутов тянется за своим оружием, Пантелеев двумя выстрелами убивает его и уходит проходными дворами... что при этом делает бывший чекист Васильев - непонятно. Повторяюсь, "звезда" Пантелеева еще не взошла, все бремя "славы" еще впереди. О нем поговаривать только-только начали как раз после этой истории с Васильевым и Чмутовым. 26 июня 1922 года Пантелеев с Гавриковым и Беловым совершают налет на квартиру известного врача Левина. Бандиты, переодетые для чего-то матросами, явились к нему под видом пациентов, связали и начали увлеченно искать в огромной квартире чем бы поживиться. В связи с неожиданным приходом жены Левина и их жилички, налетчикам пришлось оторваться ненадолго от этого приятного занятия, женщины были связаны и сложены в ванную комнату. В общей сложности налет продолжался более двух часов, усталые, но довольные, бандиты набили "изъятым" большую корзину и чемодан, вышли из дома, сели на извозчика и скрылись. Позже оказалось, что навел бандитов на квартиру доктора его же родной племянничек. Молодой человек, надо признать, был довольно шустрым - при дележе добычи сумел их обмануть и забрать себе большую часть. (Этот Левин при таких задатках мог далеко пойти, но судя по тому, что в дальнейшей истории бандитского Петербурга он не просматривается - кто-то его остановил. Видимо, не всем нравилось, когда их "кидали". А вот через семьдесят с лишним лет в Питере станет знаменитостью другой Левин - тот, который умудрился при помощи компьютера, находящегося в офисе на Большой Морской, похитить сумасшедшее количество долларов из американского Ситибанка. Может, эти двое Левиных родственники? Тогда у "нашего" Левина есть хорошая "отмазка" для суда - не отвечает же человек за тяжелую наследственность, в конце концов...)
      9 июля Пантелеев и К° наносят визит ювелиру из Гостиного двора Аникееву, проживавшему в доме по Чернышеву переулку. На этот раз бандиты представляются сотрудниками ГПУ, даже показывают фальшивый ордер на обыск. 14 июля по такой же схеме вычищается квартира доктора Ишенса в Толмачевом переулке. Банда Пантелеева знала, у кого можно поживиться, видимо, Леньку кто-то постоянно снабжал очень ценной информацией. Ходили слухи, что у Пантелеева были "свои люди" в правоохранительных органах, и, как будет видно ниже, эти слухи имели под собой кое-какие основания...
      25 августа на Марсовом поле Пантелеев и Гавриков ограбили трех пассажиров извозчичьей пролетки, раздев двух мужчин и одну женщину. 1 сентября Пантелеев в одиночку раздевает на улице Толмачева у клуба "Сплензид-Палас" супружескую чету Николаевых. В эту же ночь в перестрелке с конным отрядом милиции товарища Никитина погиб правая рука Леньки Белов.
      О Пантелееве постепенно начинают ходить по городу романтические легенды - дескать, Ленька грабит исключительно буржуев, скопивших свои богатства за счет обмана и эксплуатации трудового народа. Образ Леньки рисуется в этаких героических тонах - смелый, аккуратный, благородный с дамами. К Леньке прочно прилипает кличка - Фартовый. Пантелеев и сам очень стремился походить на "благородного разбойника" - старался франтовато одеваться, манерничал и "гнал понты" на публике. 4 сентября в полдень Пантелеев и Гавриков остановили на углу Морской и Почтамтского переулка артельщика пожарного телеграфа Мануйлова, переносившего чемодан с деньгами - (снова чья-то блестящая "наводка" - как-то не верится, что ношение чемоданов с деньгами по улицам нашего города в те времена было распространенным явлением...) После удачного дела бандиты решили обновить свой гардеробчик и направились в магазин на углу Невского и Желябова выбрать себе новую обувь. И - надо же такому случиться, - с теми же намерениями в магазин зашел начальник 3-го отделения милиции товарищ Барзай, который узнал Леньку. Началась пальба, Барзай был убит, но этот день, так хорошо начавшийся для Леньки, испортился окончательно. Неподалеку оказалась довольно большая группа чекистов (среди которых был, кстати, наш с Вами, Уважаемый читатель, старый знакомый - Иван Бодунов). После ожесточенной перестрелки бандитов удалось захватить живыми...
      Началось следствие, которое не было слишком долгим - уже в начале ноября дело было передано в суд. 11 ноября питерские газеты вышли с первыми отчетами о судебном заседании, но... в это время Пантелеев был уже на свободе. Ему помог бежать не фанатик-эсер, как это изображалось в фильме "Рожденные революцией", а специально внедренный питерскими бандитами в тюрьму человек. В ночь с Юна II ноября 1922 года во всей тюрьме вдруг погасло электричество. Пантелеев, Гавриков, Рейнтон (Сашка-Пан) и Лысенков (Мишка Корявый) вышли из камер и спокойно спустились по винтовой лестнице с четвертого этажа, миновали главный пост, прошли в комнату для свиданий, выбили там стекло в окне, выскочили во двор, потом перелезли через двухсаженную стену (и все это - вчетвером) и скрылись никем не замеченными... (Странная история, не правда ли. Уважаемый Читатель? Если учесть, что везде дежурили постовые... Даже если в тюрьме и была одна-две бандитских "внедренки" - остальные-то сотрудники не могли же все разом вдруг ослепнуть и оглохнуть!).
      Вот тут уже начинается настоящий бум вокруг имени Пантелеева, весь Питер встает на уши - милиция и ЧК, естественно, тоже. А шайка Пантелеева начинает между тем снова раздевать прохожих на улицах. Сам Фартовый все больше нервничает, психует, налегает на наркотики и водочку, у него развивается маниакальная подозрительность и тоскливое предчувствие скорого конца. Один он уже не ходит - в притоны и рестораны его всегда сопровождают два телохранителя. В карманах тужурки Пантелеева всегда два взведенных револьвера, он готов стрелять в любого, кто вызывает у него малейшее сомнение (именно так погибли инженер Студенцов и его жена, Леньке показалось, что Студенцов достает револьвер).
      9 декабря 1922 года Пантелеев и Гавриков попадают в засаду у ресторана "Донон". И вновь Фартовому удается уйти - уже после успешного, казалось бы задержания Петроград уже просто кипел от слухов - люди в открытую говорили, что милиция - "в доле" с бандитами, что Пантелеев вообще неуловим. На стенах питерских домов стали появляться издевательские надписи, типа: "До 10 вечера шуба - ваша, а после 10 - наша!" Стоит ли говорить, что и это "творчество" молва приписывала Пантелееву, хотя он, скорее всего к нему никакого отношения не имел. Леньке было не до шуточек - он хотел одного - быстрее сорвать какойнибудь крупный куш и уйти за кордон. Страх постепенно превратил Пантелеева в полусумасшедшего, которого стали бояться даже ближайшие подельники. Во время налетов на квартиры Ленька теперь безжалостно стреляет в беззащитных людей - видимо, убийствами Фартовый пытался заглушить свой собственный ужас. (Особо зверским было убийство семьи профессора Романченко, проживавшей в доме N 12 по Десятой роте Измайловского полка - там расстреляли всех, не пожалели даже собаку).
      Между тем правоохранительные органы, получив информацию о намерении Пантелеева уйти за кордон, поняли, что медлить больше нельзя. В местах возможного появления Фартового были организованы засады (то ли 27, то ли 28 засад - для тех времен это более чем круто). Наиболее "перспективным" местом считалась "хаза" на углу канала Грибоедова и Столярного переулка, которую содержал некто Климанов, дальний родственник Леньки. В ночь на II февраля 1923 Фартовый действительно пришел туда, но увидел сигнал тревоги - горшок с геранью, видимо, его успела выставить на окно одна из сестер Леньки - то ли Вера, то ли Клавдия - их обеих тогда арестовали на этой хазе. (Сестрички-то были, кстати, еще те "штучки" - они вместе с Ленькой иногда участвовали в налетах). Отстреливаясь, Пантелеев ушел и на этот раз, но запас его везения кончился.
      По агентурным каналам чекисты получили информацию о том, что в ночь на 13 февраля по адресу Лиговка, 10 состоится "сходняк", на котором должен быть и Пантелеев. (Этот дом до революции принадлежал министру двора Его Императорского Величества барону Федериксу, который сам там, естественно не жил, а сдавал его внаем. Репутация этого "адреса" была, прямо скажем, совсем не "баронская" - в нем постоянно гудели "притоны", "малины" и т.д.). В последний момент кто-то вспомнил, что у Мишки Корявого, ускользнувшего из засады у Климанова вместе с Ленькой, есть любовница-проститутка, некая Мицкевич, проживавшая по адресу Можайская, 38 (этот район - от Загородного проспекта до Обводного до революции назывался Семенцами - из-за находившихся поблизости казарм лейб-гвардии Семсновского полка. До революции эти места считались одними из самых криминогенных кварталов Питера). На всякий случай засаду послали и к Мицкевич, но поскольку Фартового ждали на Лиговке, на Можайскую отправили самого молодого сотрудника - Ивана Брусько с двумя преданными красноармейцами. По закону подлости Пантелеев, проигнорировав "сходняк" в доме барона Фредерикса, явился как раз на Можайскую. Брусько и Пантелеев выстрелили друг в друга почти одновременно, но фарт Фартового закончился - он промахнулся, а вот пуля молодого чекиста Вани была смертельной... Мишку Корявого удалось взять живым, в эту же ночь на Международном проспекте был задержан и Александр Рейнтон, на 10-ой роте Измайловского полка милиция арестовала супругов Лежовых - наводчиков Пантелеева...
      Вот и вся история про банду Пантелеева. Питерцы не верили, что он убит, и властям пришлось пойти на беспрецедентный шаг - выставить его труп на всеобщее обозрение. А в воровской среде еще долго ходили легенды про где-то спрятанные клады Пантелеева... (В 90-х годах точно такие слухи будут ходить в Питере про сокровища бандита Мадуева, приговоренного в 1995 году к расстрелу и прославившегося своим "тюремным романом" со следователем Прокуратуры Натальей Воронцовой, передавшей преступнику в "Кресты" револьвер для побега. Людям свойственно верить в романтические тайны, но скорее всего и у Пантелеева и у Мадуева никаких сокровищ остаться не могло - жить в розыске, когда на тебя идет настоящая охота очень дорого, нужно постоянно менять жилье, документы, одежду, платить взятки, платить за информацию, за оружие...) А одна легенда, связанная с Пантелеевым, дожила и до наших дней - якобы где-то то ли в ФСБ, то ли в милиции в каком-то закрытом музее хранится до сих пор заспиртованная голова Фартового. Поверить в это трудно, нов 1995 году автору довелось услышать эту легенду из уст одного довольно большого милицейского чина. Более того, этот чин утверждал, что он лично ВИДЕЛ голову Пантелеева.
      После ликвидации команды Леньки Пантелеева питерский бандитизм пошел понемногу на спад. Нет, конечно, до полной стабилизации было еще очень далеко - грабежи, убийства, разбои продолжались, но - размах был уже не тот. Продолжатели традиций "Белки" и "Фартового" не успевали, что называется, "набирать вес". В конце весны 1923 года появилась было в Петрограде банда некоего Эмиля Карро, промышлявшая все теми же "самочинками" с поддельными ордерами Угрозыска, но уже в начале июля того же года эта команда, состоявшая из шести человек, была взята по адресу МалоЦарскосельский проспект д. Зб кв. 73 - сам Эмиль пытался было оказать сопротивление и даже вынул револьвер - но все это было как-то вяло, неубедительно, без того молодецкого задора, что отличал бандитов прежних веселых лет. Менялось время - менялись и уголовные "темы". В моду вновь начали входить преступления ненасильственного характера. НЭП оживил деловую жизнь в городе, у людей снова появились деньги - всплыли и мошенники с ворами. С начала 1923 года питерских любителей дешевых бриллиантов начала беспощадно "кидать" шайка "фармазонов", возглавляемая неким Лебедевым - принцип их работы был прост - жертве где-нибудь на улице предлагалось купить бриллиант по очень смешной цене. Жертва оставляла фармазону денежный залог и отправлялась к ювелиру для оценки - ювелир, естественно, устанавливал, что бриллиант изготовлен из хорошего стекла, а мошенник с залогом исчезал. Шайка Лебедева была достаточно крупной - в ней состояло более пятидесяти человек, но к середине лета 1923 года она практически полностью была ликвидирована. Оживились и "городушники" специалисты по кражам с магазинных прилавков - среди них в авторитете были воры старой закалки некто "Длинный" и Литов-Николаев, откликавшийся, впрочем, на еще несколько фамилий.
      Поскольку в сейфах разных учреждений стали появляться деньги активизировались и питерские "шнифера" - потрошители питерских шкафов и сейфов - команда Григория Краузе - Петра Севастьянова только с июля по октябрь 1923 года вскрыла несгораемые шкафы в десяти государственных учреждениях, похитив в общей сложности 168425 рублей (сбытчиком краденного у этой компании, кстати, был некто Юдель Левин - беда прямо с этими Левиными, ей-богу - А.К.). В эту компанию входил знаменитый Георгий Александров, по кличке "Жоржик". Когда в ноябре 1924 года всю шайку арестовала милиция, Александров начал "косить" под душевнобольного и сумел сбежать из психиатрической больницы. На свободе Жоржик продолжал с маниакальным упорством взламывать сейфы трестов и кооперативов до мая 1925, когда его с двумя помощниками все-таки удалось задержать. Параллельно с шайкой Краузе - СевастьяноваАлександрова теми же, в принципе, проблемами занималась команда Морозова (кличка Кобел) - Галле (у этого помимо "дополнительных" фамилий Дубровский, Бабичев, Галкин была еще достаточно оригинальная кличка - "Альфонс Доде".) Эта дружная семья шниферов базировалась вокруг пивной "Кострома" на Крюковом канале, хозяйкой которой была Наталия Бахвалова - женщина безусловно приятная во всех отношениях, а вдобавок еще и надежная скупщица краденого. Кроме того, в эту же воровскую "вязку" входил известный гастролер из Москвы Ермаков (он же Изразцов, Притков и Тимофеев), Петров (по кличке "Кирбалка"), Тихонов по кличке Васька-Козел, Грицко (Шурка-Матрос). Запасной штаб-квартирой этой милейшей компании заведовал старый вор и скупщик краденного Кургузов, откликавшийся на прозвище Кузьмич. Кстати говоря, квартира этого Кузьмича, находившаяся недалеко от "Костромы" на Крюковом канале, была в то время одним из самых крупных пунктов сбыта краденного в Питере. Однако развернуться по-настоящему и эта организация не успела вся шайка была ликвидирована весной 1925 года. Тем временем в Питере подрастала новая, "талантливая и перспективная" молодежь. На Васильевском острове попытался создать нечто вроде организации юных уголовников некий Алексей Кустов по кличке "Кукла". "Куклой" его прозвали за чрезвычайно миловидную внешность, он был таким хрупким и изящным, что, как правило, его принимали за подростка не старше 12 лет, хотя Алешке было уже около 16-ти. "Кукла" происходил из семьи с крепкими уголовными корнями - его отец был расстрелян за грабеж еще в 1919 году. Два его брата были опытными рецидивистами, сестренка тоже профессионально занималась воровством. Когда Кустов оказался на улице, он не растерялся, а принялся строить из детей-беспризорников настоящую законспирированную шайку со строжайшей дисциплиной и четким разделением труда - одни его подчиненные крали из домов, другие - из магазинов, третьи - шарили по карманам. Для поддержания дисциплины в организации "Кукла" всегда держал при себе здоровенного туповатого амбала по кличке "Комендант", который не задумываясь избивал "нарушителя" по Алешкиному сигналу. Позже "Кукла" подрастет и станет достаточно известным и авторитетным взрослым вором. Похожая организация существовала и на Петроградской стороне - в трущобах беспризорников в районе Гатчинской улицы, и на Лиговке. Имена юных лидеров Петроградской затерялись, а литовской шпаной верховодили такие яркие представители "нового поколения", как Володька-Зубоскал, Сашка-Букса, Ванька-Кундра и Витька-Бобик. Что же касается действительно серьезных взрослых банд, то к середине 20-х годов их осталось совсем немного в Ленинграде - по крайней мере, по сравнению с первыми лихими послереволюционными годами. Причин этому несколько: и ужесточение политики карающих органов, приведшие к просто физическому уничтожению "цвета" питерского бандитизма, и эмиграция тех, кто успел скопить хоть какой-то капиталец, и общая переориентация преступного мира на менее насильственные преступления. Одними из последних "могикан" классического питерского "огнестрельного" бандитизма стали братья Лопухины - Борис, Павел и Николай, начавшие свою "карьеру" летом 1924 года. Борис и Николай Лопухины в течение почти всего 1925 года грабили винные магазины, артельщиков и инкассаторов. В конце 1925 года они были схвачены, но 6 февраля 1926 года Павел Лопухин напал на конвой, сопровождавший братьев в тюрьму, и отбил их, убив старшего конвоира. Пару дней братья метались по городу, отстреливаясь от погонь, но вскоре все трое были вновь схвачены. По приговору суда Бориса и Николая расстреляли, а Павел получил 10 лет...
      Правоохранительные органы все усиливали нажим на криминогенные районы - в августе 1926 года начался разгром литовской шпаны, получившей название "Чубаровского дела" - тогда были задержаны, а позднее расстреляны несколько лиговских хулиганов, изнасиловавших девушку в саду между Лиговкой и Предтечинской.
      Лиговка еще пыталась как-то огрызаться, создав в начале 1927 года "Союз советских хулиганов" под предводительством некоего Дубинина бандита старой закалки. "Союз" угрожал убийствами и поджогами в отместку за приговор "чубаровцам", в эту "организацию" входило несколько десятков блатарей; но дисциплина у них была слабой, тягаться с окрепшей милицией они уже не могли. Довольно быстро "Союз советских хулиганов" был разгромлен, и его члены ушли в лагеря...
      Наступило новое время - время тоталитарного государства, которое брало на себя основные функции насилия по отношению к своим гражданам. Уголовный мир уже не мог конкурировать с безжалостной машиной и начинал перестраиваться. Группировки "жиганов" и "урок" по всей стране сливались (мирно или кроваво) в шайки, базировавшиеся на новых "понятиях".
      Наступало время "воров в законе". Но это - отдельный разговор и совсем другая история...
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОРОВСКОЙ ВЕНЕЦ
      Для большинства добропорядочных обывателей понятия "вор" и "бандит" если и не абсолютно идентичны, то, во всяком случае, очень близки. Между тем, это абсолютно не так. Более того, сферы интересов бандитов и воров постоянно пересекаются, и между ними существуют противоречия непримиримого, идеологического характера, которые разрешаются часто путем физического устранения друг друга. При этом четкого разделения мира организованной преступности на воровской и бандитский нет. Воры и бандиты могут сотрудничать, могут использовать друг друга открыто и втемную, и все же - это две идеологически разные системы; превалирование одной из них в каждом конкретном регионе может оказывать свое влияние не только на характер криминогенной ситуации, но и на сферы бизнеса, экономики и, конечно, политики. Петербург, например, в отличие от, скажем, Москвы, никогда не был воровским городом. Воровские авторитеты, так называемые воры в законе, если и не отрицались в Питере в открытую, то, по крайней мере, не имели такого влияния, как в Москве или, допустим, в Сочи. Так было. При этом обе системы организованной преступности испытывали большие трудности от внутренних и внешних дестабилизирующих факторов, результатом чего, в частности, стали серии успешных и безуспешных попыток ликвидаций крупных авторитетов в Москве и Петербурге.
      В Москве с начала 1992 по 1994 г. были убиты такие воры в законе и авторитеты, как Витя-Калина, Глобус, Гитлер, Сильвестр, Михась, Бабон, братья Квантришвили, Федя Бешеный, Моня, Рембо, Француз. В Петербурге прошли успешные ликвидации Ноиля Рыжего, Айдара Гайфулина, КолиКаратэ, Альберта Рижского, Звонника, Андрея Берзина, Клементия, Кувалды, Лобова и многих других более мелких бандитов. Чудом остались живы после дерзких и хорошо подготовленных покушений на их жизнь Костя-Могила, Миша-Хохол, Бройлер, Сергей Васильев, Владимир Кумарин.
      По данным одного весьма информированного эксперта, в апреле 1995 г. в Петербурге было одиннадцать воров в законе (включая приезжих). В Москве же их насчитывалось более двухсот пятидесяти.
      Эта кровавая статистика говорит о многом, и прежде всего - о все еще недостаточно высокой степени организованности обеих систем российского мира профессиональной преступности. Чем выше уровень организованности, тем больше заинтересованности в стабильности, тем меньше кровавых разборок и войн, которые наносят прежде всего огромный экономический ущерб всем враждующим сторонам. Стабильность же в преступном мире может наступить тогда, когда будет принята подавляющим большинством единая идеология и единая система правил и законов, регламентирующих жизнь и "работу" профессиональных преступников.
      Наш сегодняшний интерес к миру воров в законе далеко не случаен. Из разных источников идет к нам информация о резком усилении воров в Петербурге, усилении настолько мощном, что не исключена возможность скорой переориентации нашего города из бандитского в воровской. А если таковая вероятность существует, то к этой переориентации нужно быть готовым, потому что любые глобальные изменения в какой-либо одной сфере внутренней жизни города обязательно скажутся на других. А для прогнозов нужны знания. Итак, кто же они такие - воры в законе?
      ЗАЗЕРКАЛЬЕ
      Мир воров имеет свою внутреннюю логику и обустроенность, которые очень трудно понять обычному человеку. Любопытный факт - большинство иностранных журналистов, интересовавшихся ворами в законе, так и не смогли понять, кто же они такие. Это, конечно, не случайно. Говоря о мире воров, нужно практически к каждому предложению добавлять словосочетание "как правило". Это мир, где существуют жесткие законы, которые тем не менее часто нарушаются, есть свое понятие Добра и Зла, своя мораль. Это своеобразное "зазеркалье", где нет постоянных величин, а внутреннюю логику может до конца осознать только "абориген".
      Понятие "вор в законе" - чисто российское. Ничего похожего на Западе нет. Воры в законе - это определенная категория лиц, профессиональных уголовных преступников, которые культивируют и лелеют традиции и законы уголовного мира, перенося устои тюрьмы и зоны на уклад своей жизни на свободе. Они - авторитеты, которые должны безоговорочно признаваться всем уголовным миром. Однако чтобы стать вором в законе, мало быть признанным авторитетом. Например, Александр Иванович Малышев - безусловный авторитет не только в Петербурге, но и далеко за его пределами, однако он никогда не был вором в законе. Вор в законе должен отвечать ряду жестких требований.
      Вопреки бытующему в широких кругах мнению, до революции воров в законе не было. Эта группировка родилась в начале 30-х годов в результате кровавой и трагичной войны между группировками бывших урок и жиганов. "Закон" в словосочетании "вор в законе" означает свод именно воровских правил и понятий.
      Некоторые источники полагают, что термин "вор в законе" скорее милицейский, чем собственно воровской. В своих письмах (малявах) воры в законе подписываются: вор (Абрек, например). Да и в жизни они редко употребляют словосочетание "вор в законе". Зайдя в камеру, объявляют: "Я вора!" - и все.
      Он должен не работать, никогда не служить в армии, не иметь прописки и семьи, не окружать себя роскошью, не иметь оружия, не прибегать к насилию и убийствам, кроме как в случае крайней необходимости.
      Кстати, в отношении к насилию как к методу решения различных проблем, наверное, заключается принципиальное отличие между бандитами и ворами. Если бандиты большинство возникающих проблем привыкли решать силовыми методами, калеча людей физически, то воры декларируют свою приверженность методам морально-психологического воздействия. "Не надо воспитывать молодежь ногами, достаточно одной пощечины", "покалечишь человека, - он потом не сможет работать" - эти принципы, однако, вовсе не говорят о безобидности воров. Наоборот - в случае обострения возникшей проблемы до критической точки используется, как правило, один выход - физическое устранение "человека-проблемы". "Нет человека - нет проблемы" - знакомо, не правда ли? И в то же время этот страшный потенциал не расплескивается по пустякам. Например, широко известный, можно сказать эталонный, вор в законе Дядя Вася Бузулуцкий (умерший в Петербурге несколько лет назад), сидя однажды в ресторане и увидев драку, немедленно бросился разнимать забияк. При этом сам пострадал, но ничего не сделал своим обидчикам, хотя одного его слова было бы достаточно для того, чтобы перерезать половину посетителей. Другой известный вор в законе - Горбатый, инструктируя своих "подчиненных" перед тем, как "поставить" очередную богатую квартиру, не только запрещал им применять какое-либо насилие к жертвам, но и заставлял брать с собой на дело валидол - на случай, если кому-то при расставании с ценностями станет плохо. Когда Горбатый сам шел на дело, он мог даже пить чай со своей жертвой, при этом утешал ее и объяснял, что не только в деньгах счастье. Бандитов Горбатый не жаловал, называл их дебилами и розовой плесенью. Умирая в тюремной больнице от рака легких, он сказал автору этих строк удивительные слова: "Сильный уголовный мир, с жесткой дисциплиной и внутренними законами, возможен только в сильной стране. Но сильная Россия - никому не нужна..."
      Однако простое соблюдение перечисленных выше "требований" вовсе не дает еще гарантии получения титула "вор в законе". Для этого еще надо пройти так называемую коронацию. Коронация - это, может быть, даже более серьезное формализованное мероприятие, чем раньше был прием в партию. Для того чтобы пройти коронацию, необходимо собрать как минимум две рекомендации от воров в законе. Потом по зонам, тюрьмам, городам и весям рассылаются малявы - воровские письма. В этих письмах расспрашивают о кандидате на воровской титул - не знает ли кто-нибудь какоголибо компромата на "неофита". Лишь после полученных подтверждений на сходняке в зоне или на воле проходит "коронация". Если по каким-либо причинам кандидата не короновали, он называется сухарем. Как правило, отличительный знак вора в законе - вытатуированное на груди сердце, пронзенное кинжалом. Если кто-то некоронованный сделает себе такую татуировку, то жить ему останется времени ровно столько, сколько информация об этом будет идти до любого вора. Тот вор в законе, который по каким-либо причинам отошел от дел, называется отказником. Ярким примером отказника был как раз упомянутый выше Горбатый. При этом он оставался авторитетом, потому что не завязал. Но он окружил себя роскошью, имел квартиру, жену, детей и, самое главное, - не участвовал в сходняках, то есть отошел от воровской жизни, короче - нарушил почти все требования, предъявляемые к правоверному вору в законе. Отказника, в принципе, могут убить. Завязавшего же вора в законе убить просто обязаны.
      Но... Был такой известный вор в законе, имевший много кличек, но мы будем называть его самой первой, еще детской - Босой. Он сел в тюрьму в 15 лет и просидел в ней с тремя короткими перерывами до 46 лет. У Босого был трудовой стаж - четыре дня - к моменту его освобождения. Он сидел за разбой, бандитизм, сопротивление властям, нанесение телесных повреждений и т.д. В зоне особого режима он чувствовал себя как дома. И вдруг - он получает письмо от матери, которая просит его приехать, чтобы она могла умереть рядом с сыном. И Босой решил завязать. Приехал к матери, устроился на работу водителем грузовика. Выдержал милицейский надзор. Женился. И получил приглашение на воровской сходняк в Хабаровске. Не ехать туда он не мог, вернуться оттуда живым - шансов практически не было. Но он вернулся. Почему - никто не знает. Тем более - из Хабаровска, где человека зарезать - проще, чем яичницу зажарить. Эта история - лишь одна из многих загадок воровского "зазеркалья". (В конце концов "загадка" разрешилась просто - в 1995 г. я получил информацию о том, что Босой все-таки был ликвидирован.)
      Надо сказать, что эпоха начавшихся глобальных перемен в нашем обществе с середины 80-х годов затронула, естественно, и воровской мир. Появились тенденции, которых раньше никто не мог предугадать даже в горячечном сне. Венец вора в законе стало возможным купить за деньги, правда за очень большие. В основном такие приобретения могла себе позволить лишь шустрая молодежь из лиц пресловутой "кавказской национальности". Конечно, это делалось не только для того, чтобы потешить свое южное тщеславие. Воровской венец открывал путь к деньгам неизмеримо большим, чем были потрачены на его приобретение. Титул давал авторитет и право быть арбитром в разборках межлу различными группировками. За "арбитраж", как правило, платятся деньги, притом немалые. Часто разборки моделируются искусственно, как говорится, "высасываются из пальца". Такие ситуации называются разводками, они тоже стоят очень дорого. Бывает так, что вора в законе приглашают в какую-нибудь группу только для того, чтобы усилить свое собственное влияние. Иногда, кстати, подобные шаги совершают и солидные коммерческие организации, но об этом пойдет речь ниже. Так что в покупке воровского звания, как и в покупке, скажем, места бармена, мясника или милиционера (что особенно часто практиковалось опять же в южных республиках бывшего Союза), есть прямой экономический смысл.
      Правда, поговаривают, что многие из тех, кто купил-таки заветный венец, долго попользоваться им не успевали... На смену ортодоксальным ворам в законе стали приходить люди новой формации, скептически смотревшие на прежние воровские каноны. Они обладали хорошими организаторскими способностями, хорошо одевались и были энергичными, вполне современными деловыми людьми.
      Одним из самых ярких представителей этой "новой волны" был Виктор Никифоров, по кличке Калина. Внешне он напоминал эстрадного певца Крылова - такой же полный, улыбчивый и немного смешной. По словам самого Калины, его родным отцом был известный композитор Юлий Никифоров. Тяга к музыке, видимо, была у Калины в генах. Он был хорошо знаком с Иосифом Кобзоном, который, кстати, даже провожал Витю в последний путь, после того как в феврале 1992 г. какой-то молодой человек всадил ему в затылок две пули - у подъезда собственного дома Калины...
      Приемным же отцом Вити был известнейший вор в законе по кличке Япончик (ныне проживает в США). Мамой Калины была знаменитая Каля Васильевна - очень умная женщина, известная в преступном мире, как одна из первых "леди" подпольного бизнеса в 60-е-70-е годы. В те времена Каля Васильевна имела тесные связи со знаменитым разгонщиком Монголом (Геннадий Кольцов, ныне покойный).
      Япончик, кстати, был последним авторитетом "всея Москвы". После его отъезда в Штаты бесконечные междоусобицы преступных групп не позволяли выбрать единого, всеми признаваемого лидера. Впрочем, справедливости ради, нужно отметить, что стрельба в Москве случалась и при Япончике .
      Настоящее имя Япончика - Вячеслав Иваньков. Весной 1981 г. он был пойман на разбоях и получил 14 лет строгого режима. В начале 1990 г. в России началась широкая кампания за освобождение Япончика. Среди его первых защитников был известный офтальмолог Святослав Федоров, который обратился с ходатайством в Верховный Суд. Заместитель председателя Верховного Суда Меркушев начал заниматься делом Япончика. Однако Московский городской суд отклонил ходатайство об амнистии. Меркушев обратился к своим подчиненным в президиуме Верховного Суда. Приговор Япончику был пересмотрен и сокращен до 10 лет. 27 февраля 1992 г. Япончик получил визу в американском посольстве, а 6 марта покинул страну. В июне 1995 г. Япончик был арестован агентами ФБР.
      Вторая кличка этого человека менее известна - Ассирийский Зять. Япончик получил ее за то, что был женат на айсорке Лидии Айвазовне.
      Калина бесконечно нарушал воровские заповеди, при этом почему-то не терял авторитета. Он жил в роскоши, не чурался коммерции: в Москве он, например, владел целой сетью ресторанов, сам учредил ресторан "Диет", в Сочи контролировал пляж "Маяк", в Петербурге делил с Александром Малышевым интересы в казино гостиницы "Пулковская" (кстати. Калину в "Пулковской" представлял Сергей Дорофеев - интереснейшая личность, известная еще во времена Феоктистова), имел отношение к фирме "Русский мех". На заданный ему однажды вопрос относительно того, что вор вроде как не должен жить в роскоши, Калина ответил дословно следующее: "Что я - дурак, за чердак сидеть?" Осенью 1991 г. в Киеве проходил сходняк российских воров в законе (сходняки, кстати, обычно проходят в ресторанах под видом свадеб или, чаще, поминок - это удобно, так как, допустим,
      Интересы эти, кстати, не всегда делились мирно. Однажды, по имеющейся у меня информации, один из москвичей, выступивший за увеличение своей доли, получил по голове туристским топориком, после чего претензий не возникало.
      Традиционным местом всероссийских сходняков до недавнего времени был, например, Дагомыс (Сочи). Сходняки могут назначаться и непосредственно в городе, где возникла проблема, требующая немедленного решения. Так, например, в начале 90-х годов очень крупный сходняк по поводу возникших конфликтов между авторитетами проходил в одном из городов Прибалтики, куда съехались воры аж из-за Урала.
      Похороны коллег - это солидный повод для общего сбора, к тому же нужно принять решение о том, кто займет место усопшего, ну и попутно решить назревшие глобальные проблемы стратегического характера), принявший "судьбоносное" решение о вытеснении воров-кавказцев с исконно славянских земель. Калина же как раз поддерживал теснейшие контакты с кавказцами, такими, как хорошо известный в Москве Сво - Рафик Багдасарян. Но при всем при том Витя был носителем воровской идеологии и всячески пропагандировал идею воровского "братства". Идеология эта нужна не столько для самих воров, сколько для так называемых овец, чтобы их стричь. Когда однажды на сходняке в Питере, проходившем в конце 80-х годов в ресторане "Невский", Калина произнес тост: "За нас, за воров, за наше воровское братство! ", тост, конечно, поддержали, но, расходясь, участники сходняка посмеивались: какое уж тут братство - каждый хочет свое урвать, того и гляди от брата перо в бок схлопочешь... Впрочем, все это мы уже тоже проходили идеология с торжественными ритуалами нужна прежде всего правителям, чтобы управлять своими подданными - лидеры коммунистической партии, пропагандируя пресловутый моральный кодекс строителя коммунизма, как известно, редко отличались личной неприхотливостью в быту и моральной щепетильностью... В воровском мире идет тщательно скрываемая от непосвященных глаз клановая борьба. Борьба эта объясняется не идеологическими противоречиями, а более просто и традиционно - стремлением к власти, к теплому месту под солнцем... Другое дело - "официальная" мотивировка очередной ликвидации, конечно, она будет идеологизирована: "Смерть изменнику!"
      Видимость личной скромности в быту нужна ворам в законе еще и потому, что они являются собирателями, держателями и приумножателями так называемых общаков - воровских касс, средства от которых тратятся на то, чтобы греть зоны, помогать родным зэков, на встречу и обустройство откинувшихся, то есть освободившихся, на адвокатов и информаторов. Если хранитель общака начнет жить на широкую ноту, у остальных волей-неволей зашевелится мысль: "А не запускает ли он лапу в общак?" Общаки - это святыни воровского Зазеркалья...
      Общаки есть в каждом регионе, иногда они бывают совместными - как в случае с Петербургом и Москвой. Ходили слухи, что в Москве держат центральный, всероссийский общак, сумма которого исчисляется миллиардами, но так ли это на самом деле - неизвестно. Зазеркалье умеет хранить свои тайны... Сколько всего в России воров в законе - сказать трудно. Разные источники называют цифры от 140 до 800. В любом случае их количества вполне достаточно, чтобы своей деятельностью оказывать существенное влияние не только на общую криминогенную обстановку в стране, но и на экономику, предпринимательство, культуру и политику.
      Не нужно представлять общак как сундук с деньгами, на котором сидит хранитель. Общак - это предприятие (финансовое), он находится в обороте с целью приумножения, его нельзя единовременно увидеть и потрогать.
      ВОРЫ И БАНДИТЫ
      В самом начале 90-х годов в Петербурге случилась такая история.
      В магазине "Березка" стоял какой-то молодой бандит и любезничал со своей знакомой продавщицей. Вдруг он увидел вора, который взял блок "Мальборо" и пошел к выходу. "Стой, что ты делаешь!" - попытался остановить вора бандит. "Что?! Ты вору хочешь запретить украсть?" - и бандит получил заточку в сердце...