- Здесь ничего не видно, - жаловалась она, вглядываясь в полумрак. - Надо было захватить с собой фонарик. - Вдруг она открыла рот от изумления и схватила Плам за руку. - Посмотри'. Вон там! У твоей большой картины! Белокурый самец!
      - Класс, - согласилась Плам. - Кто он?
      - Бриз Рассел! Владелец галереи на Корк-стрит! Я включила его в список приглашенных. Я же говорила, цыплят по осени считают. А это что за мисс Кот вьется вокруг него?
      Это была администратор галереи "Шустринг" - яркая блондинка в костюме черной кошечки и в сапогах на высоком каблуке. В последнее время курсы искусствоведов у Сотби стали эквивалентом образования вообще, и окончившие их бойкие общительные девицы стремились получить работу в картинных галереях, где они должны были развлекать гостей. Чем вульгарнее выглядела девица, тем больше была ей цена.
      Через полчаса после того, как Лулу засекла Бриза Рассела, Плам, в очередной раз обходя зал, обнаружила, что "белокурый самец" на этот раз улыбается ей. Он был ухожен и одет лучше любого из тех мужчин, каких ей приходилось встречать. От него веяло ароматами обеспеченной жизни. Она уставилась на него, не отводя взгляда от необыкновенно синих глаз на тонком лице с красиво очерченным ртом, и не поверила своим ушам, когда он заговорил с ней, проявляя неподдельный интерес к ее работам.
      - Это неплохие вещи, - говорил он, а у Плам в голове мелькало: "Да у него еще и идеальные зубы". - Абстрактный импрессионизм сейчас не в моде, но ваши работы весьма выразительны и производят огромное впечатление.
      Заметив, что Плам вконец растерялась, он добавил:
      - Не волнуйтесь. После семидесяти лет абстракционизма ни для кого не секрет, что это одна из вечных форм сознания.
      - Вы хотите сказать, что у него есть будущее? Бриз утвердительно кивнул.
      - И, как будто ни было, в мире нет такой картины, которую можно считать абсолютно абстрактной или абсолютно реалистической. - Он снова ободряюще улыбнулся. - Но зачем вы пишете большие полотна? Помещения становятся все меньше. Хорошо, конечно, продавать их банкам и музеям, но все же лучше, когда картину покупает частное лицо, - это значит, что вещь как раз то, что надо. Я слышал, вы подписали с "Шустринг" трехлетний контракт?
      - Это одно из стандартных условий, когда выставляешься у них, оправдывающимся тоном объяснила Плам.
      - Как это я пропустил вас? Я посещаю все крупные выставки в училищах Лондона.
      - Я проучилась в колледже всего год. Так что я, можно сказать, самоучка.
      - Как же так вышло, - продолжал удивляться он, - что о вас ничего не было слышно? Всякому взлету в мире живописи предшествует слух, который вначале распространяется среди художников, затем быстро доходит до дилеров, после чего уже достигает ушей коллекционеров и критиков.
      - Мои работы видели лишь немногочисленные друзья. Эти полотна слишком большие, чтобы таскаться с ними по округе.
      - Где я могу разыскать вас?
      Смущенная и почти лишившаяся дара речи от охватившего ее радостного волнения, Плам нацарапала номер своего телефона на каталоге. Он еще раз улыбнулся и ушел.
      К концу месяца все выставленные полотна Плам, кроме самого крупного, были распроданы, и после вычета комиссионных у нее оказалось почти три тысячи фунтов. Она была на седьмом небе от радости.
      Мать согласилась сидеть с детьми еще год, но Плам теперь уже могла позволить себе, чтобы дети были рядом с ней. Тоби весь день проводил в школе, а Макса она определила на полдня в детский сад.
      Лулу искренне радовалась за Плам, чего нельзя было сказать о Дженни - ее неудачи на фоне успеха Плам становились все очевиднее.
      Радость Плам омрачилась и каким-то дурным предчувствием - все складывалось слишком хорошо, она не заслужила этого, и ей наверняка придется как-то расплачиваться.
      Так и случилось. Бриз не позвонил.
      ***
      В феврале 79-го Плам осуществила свою давнюю мечту. Она слетала в Бордо и после недельных поисков купила на часть полученных от продажи картин денег ветхий коттедж в Волвере - небольшой деревеньке на берегу Гаронны. На заднем дворике росла магнолия, а от дороги коттедж отделяли кусты рододендрона.
      Миссис Филлипс, никогда не покидавшая пределы Англии, не могла понять Плам..
      - Я хочу, чтобы у нас был свой собственный дом, - объяснила Плам, возвратившись из Франции. - А в Англии я никогда не смогу позволить себе этого. Этот коттедж обошелся мне всего в две тысячи фунтов, на них в Англии не купишь даже конуру для собаки.
      На Пасху Лулу позаимствовала у родителей фургон "Вольво", на котором все они - Дженни, Плам с мальчиками и она - добрались до Саутхемптона и ночным паромом отправились во Францию.
      Местный плотник мсье Ляфорж, перебивавшийся случайными заработками, починил крышу коттеджа, сделал новые ставни и двери. И, хотя дом еще не был по-настоящему готов для жилья, они расположились в нем, ночуя в спальных мешках и мирясь с отсутствием воды, электричества и мебели. Все это, как и окраска фасада, откладывалось до лучших времен, когда у Плам снова появятся деньги. На этот раз они решили привести в порядок хотя бы кухню.
      Юго-запад Франции был солнечным, очаровательным и старомодным, пища и вино местного производства - просто изумительными, а стоимость жизни - очень низкой, Англичанки быстро вписались в местную деревенскую жизнь. У них завязалась дружба с семьей фермера мсье Мерлина, жившего по соседству.
      Макс и Тоби очень любили бывать на ферме Мерлинов. Они смотрели, как мадам Мерлин доит коров, и помогали ей кормить уток, кур, кроликов и коз, вместе с их детьми собирали на огороде ранние овощи - брокколи, брюссельскую капусту, морковь, редиску и ревень - и нарезали огромные букеты нарциссов в саду, спускавшемся к той самой реке, на берегу которой стоял их коттедж. Каждое утро они купались в ее прохладной воде.
      Однажды мсье Мерлин спросил Плам, наблюдая, как она со своими мальчиками резвится в реке, не могла бы она научить плавать его четырнадцатилетнего сына. Поль, худой, долговязый и застенчивый мальчик, чуть было не утонул в раннем детстве и теперь боялся воды. Плам без особого труда научила его плавать спокойным размеренным брассом.
      Отдых можно было бы назвать идеальным, если бы не одно обстоятельство. Вскоре выяснилось, что Лулу вновь взялась за старое. Она опять стала вести себя странно и непредсказуемо. Плам отстранила ее от ремонта кухни, чтобы потом не вытирать разлитую краску. Дженни тайком забрала у Лулу ключи от "Вольво". Плам обшарила ее рюкзак, но ничего не нашла в нем. Они с Дженни договорились не оставлять ее одну в доме или с детьми. В конце концов Лулу призналась, что опять повстречалась с нигерийцами. Она объяснила, что, как Оскар Уайльд, может противостоять всему, кроме искушения.
      После возвращения в Англию Лулу быстро лишилась работы в "Раунд-Хаус" за то, что, накачавшись однажды наркотиками, бросала фирменные карточки из окна верхнего этажа офиса на крыши стоящих внизу домов, напевая при этом: "Я мечтаю о белом Рождестве".
      Отчаявшиеся родители в который уже раз спрашивали друг друга, в чем была их ошибка, и опять изыскивали деньги, чтобы поместить ее в дорогую реабилитационную клинику.
      В июле, уже без Лулу, компания в составе Дженни и Плам с мальчиками на "Фольксвагене", одолженном у матери Дженни - в тесноте, да не в обиде, отправилась в Волвер. Перед самым заходом солнца их машина перевалила через небольшой гребень, за которым открывалась долина. Внизу, извиваясь, медленно текла река. По берегам ее стояли кипарисы. За ней, по обеим сторонам неширокой дороги, выстроились дома Волвера.
      - О боже! - вдруг вскрикнула Плам. - Мсье Ляфорж, должно быть, не понял меня! Посмотрите!
      Стены коттеджа были отремонтированы и выкрашены в кремовый цвет. Когда машина подъехала ближе, они увидели, что новые деревянные ставни были теперь бледно-лилового цвета.
      - Я не могу заплатить ему! - простонала Плам. - У меня нет денег!
      Изнутри коттедж был тоже покрашен в кремовый цвет, за исключением спальни, где стены оказались бледно-розовыми. В кухне они обнаружили разные поделки из дерева, а также.., стиральную машину. Плам совсем разволновалась:
      - Это ужасно! Я хочу сказать, что это чудесно и именно то, чего мне хотелось. Мсье Ляфорж спрашивал, каким бы мне хотелось видеть интерьер, и я описала ему, но я сообщила также, что пока не могу позволить себе этого! Господи, да он, наверное, не понял мой убогий французский!
      В этот момент в дверь постучали. Мсье Ляфорж объяснил, что видел, как какая-то незнакомая машина проехала по долине и остановилась возле их коттеджа.
      - Вам нравится ваш новый дом? - спросил он с широченной улыбкой.
      - Да, нравится, но.., разве я просила вас делать это?
      - Нет, не просили, мадам Плам.
      - Слава богу! Но тогда зачем вы сделали это?
      - Мне нечего было делать в освободившееся между двумя крупными подрядами время. Вот и занялся вашим домом. Я ведь знал, чего вы хотели. Для электрических работ я пригласил своего кузена, который на пенсии и не может сидеть без дела.
      - Но стиральная машина!
      - Ах, да, за нее вам придется уплатить. Когда имеешь малых детей, такая вещь необходима. Она недорогая - устаревшей модели. Я купил ее, когда Жак распродавал свой магазин.
      - Так вы еще и водопровод подвели?
      - Да. За него, как и за электричество, тоже надо платить.
      - Ноу меня нет денег!
      - За все остальное, кроме того, что я упомянул, вам не надо платить. Я не рассчитывал на оплату того, о чем вы не просили.
      - Но я не могу принять вашу работу в качестве подарка.
      - Конечно. Вы заплатите мне, когда сможете.
      - У нас в Англии плотника не сыщешь днем с огнем, - восторгалась Дженни. А тут тебе отремонтировали дом без всяких хлопот, да еще бесплатно.
      - Но у меня нет денег, мсье Ляфорж, - повторила Плам. - Как я смогу рассчитаться за воду, электричество и стиральную машину? - Она чуть не плакала, так ей не хотелось иметь неприятности с местной электрической компанией или прослыть несостоятельной иностранкой.
      - У меня есть кое-какие соображения на этот счет. Вы же художник, не так ли? Тогда рисуйте дома в округе - портреты домов вместо людей. Я знаю, у кого есть деньги, и буду показывать, какие дома рисовать.
      Дженни покатилась со смеху.
      - Он предлагает, чтобы мы заделались бродячими художниками, как в восемнадцатом веке, когда они ходили от особняка к особняку и рисовали владельцев, членов их семей, собак и лошадей. Насчет тебя, Плам, не знаю, а вот мой стиль тут, похоже, будет в самый раз!
      Все лето Дженни рисовала "портреты домов". Не проходило и часа, как владелец дома уже дышал ей в затылок, закатывая к небу глаза и гадая, сколько может стоить такая картина. Покупалась каждая, без исключения. По ценам, которые устанавливал мсье Ляфорж. Плам с Дженни решили проводить здесь все школьные каникулы. В следующий раз они купят походные кровати и постепенно обставят дом мебелью из магазинов местных старьевщиков.
      ***
      ...В ту осень отец Лулу наскреб денег, и дочь, притихшая и покусывающая ногти, смогла поступить на годичные курсы администраторов для учреждений культуры. Это могло позволить ей зарабатывать на жизнь, имея дело с живописью. Он уважал стремление Лулу быть независимой от родителей, но ему хотелось, чтобы она имела какую-то реальную профессию. А уж будет ли она заниматься живописью, это ее дело.
      ***
      Через год Лулу, все еще смиренная, нашла себе место художественного администратора в Бирмингеме. Она полюбила эту работу и стала ценным специалистом в организации выставок.
      В октябре 1981 года у Дженни прошла персональная выставка в галерее "Авант-Авант". К несчастью, она оказалась ненамного успешнее, чем предыдущие показы. Дженни подозревала даже, что все немногие распроданные картины были куплены друзьями отца по его просьбе. Она узнала одного из них, никогда прежде не проявлявшего интереса к живописи.
      Когда Плам попыталась успокоить подругу, напомнив ее успех во Франции, благодаря чему они уже обставили мебелью коттедж, Дженни зло закричала, что ей нужно, чтобы в ней признали серьезного художника, - точно так же, как признали Плам.
      ***
      3 ноября 1981 года бракоразводный процесс Плам наконец пришел к своему завершению. Двумя неделями позднее открылась ее первая персональная выставка. На этот раз стены в галерее "Шустринг" были белыми, а под ногами скрипели некрашеные половицы. В зале было прохладно, зато дешевое белое вино лилось рекой.
      Плам пришла задолго до открытия в черном бархатном платье, которое выглядело дорогим, хотя таким не было. Ее трясло и подташнивало от страха.
      Зигфрид, владелец галереи, тоже был в черном - джинсы в обтяжку, куртка с капюшоном, покрывавшим его бритую голову. Он напоминал монаха.
      - Хотите новость, дорогуша? Две картины уже проданы. - Он махнул рукой в сторону двух полотен, и Плам увидела, что на них наклеены красные звездочки. Но с двумя условиями: во-первых, вы должны с покупателем сегодня пообедать...
      - Но кто он? - Плам была заинтригована.
      - В этом и заключается второе условие: вы не должны знать его имени.
      - Как романтично! Или это просто розыгрыш? По вашему виду не скажешь, что вы довольны, Зигфрид, хоть и продали две картины.
      - Когда окажетесь в кафе "Ройял", поймете, почему я недоволен, - мрачно сказал Зигфрид.
      - Но я не могу пойти туда! Здесь скоро должны появиться сыновья с моей подругой Дженни. Я обещала показать им свою первую выставку!
      - Почему бы не взять их на встречу с таинственным покупателем? Он не говорил, что приглашает вас одну. Похоже, он не видел белой женщины уже недели две, не меньше. - Зигфрид ухмыльнулся. - К вам направляется репортер из "Хэм энд Хай". Ради бога, улыбайтесь, что это у вас такой испуганный вид?
      ***
      В зеркально-золоченом блеске гриль-зала кафе "Ройял", где когда-то устраивали свои приемы Огастес Джон и Арнолд Беннетт, метрдотель провел Плам с сыновьями к центральному столику, за которым сидел Бриз Рассел. Сердце Плам затрепетало.
      Когда их усадили на стулья с малиновой обивкой. Бриз отмахнулся от протянутого меню.
      - Требуется всего лишь самое большое в мире мороженое, - сказал он, незаметно подмигнув официанту.
      - С шоколадными чипсами, тертым шоколадом, молотым кофе, помадкой, грецкими орехами, персиками, малиной, клубникой, земляникой, ежевикой или с ассорти из фруктов, сэр?
      - Со всем этим.
      Когда появилось огромное мороженое, у Тоби открылся рот, а у Макса перехватило дыхание. Они обеспокоенно взглянули на мать, ожидая запрета.
      Но Бриз отмахнулся от принесенного.
      - Разве это самое большое в мире мороженое? Попросите шефа, пусть попытается еще раз.
      Лицо Макса выражало сожаление.
      Вскоре после этого на серебряном подносе появилась целая гора из разноцветного мороженого. Бриз удовлетворенно кивнул.
      - И еще одно такое, пожалуйста. - И прошептал, обращаясь к Плам:
      - Моя мать говорит, что, если ребенку дать то, что он хочет, он никогда не станет есть столько, чтобы заболеть.
      - Хочу надеяться, что ваша мать права, - неуверенно отозвалась Плам.
      - У моей матери четверо сыновей, так что она знает, что говорит. Впрочем, я тоже знаю. Пит - наш самый младший брат - родился, когда мне было семнадцать. Теперь ему самому семнадцать. Не начать ли нам обед? Рекомендую омлет Арнолда Беннетта с копченой рыбой и тертым пармезаном. Официант, еще шампанского, пожалуйста.
      ***
      После обеда Бриз отвез семейство в их Кентиш-таун на своем серебристом "Мерседесе".
      - Можно мне зайти к вам? Мне бы хотелось посмотреть другие ваши работы и поговорить о планах на будущее.
      Сердце у нее учащенно билось, когда она укладывала сонных детей в постель, а потом, когда открывала дверь мастерской.
      - Извините, здесь такой беспорядок...
      - А в какой мастерской вы найдете порядок? - Бриз расхаживал по холодной комнате, разглядывая при резком свете голой лампочки под потолком пришпиленные к стенам наброски. Из кучи в углу он вытягивал по одному полотну и долго изучал каждое. От его внимания не ускользнул и альбом с набросками. Затем он так же внимательно и долго разглядывал автора.
      - Впереди у меня две пломбы и нет какого-то последнего зуба! - выпалила Плам.
      - Да, но какой вы станете с течением времени? Вот что надо понять, прежде чем я возьмусь за вас. Талант у вас есть, а вот как насчет целеустремленности? И можно ли говорить о вашем продвижении? Готовы ли вы к тому, чтобы в случае успеха иметь дело со средствами массовой информации?
      - А если предположить, что я не хочу, чтобы вы брались за меня? немедленно ощетинилась Плам.
      - Мы оба знаем, что вы хотите этого. - Бриз спокойно улыбнулся, шагнул к ней и, обняв за плечи, прошептал на ухо:
      - Какая же ты хрупкая и маленькая!
      Сквозь тонкую ткань она чувствовала тепло его руки, которую он положил ей на грудь, и задрожала. Она уже успела заметить, что руки у него были изящные, с длинными пальцами. Теперь, когда они мучительно медленно продвигались по ее груди, она подумала, что они очень нежные.
      Дрожа от возбуждения, Плам расстегнула его пиджак и прильнула грудью к шелку рубашки, крепко обхватив руками его сильное мускулистое тело.
      Бриз наклонил голову и губами разомкнул ее губы, потом втиснул ее руки меж их тесно прижатыми друг к другу телами, чтобы она ощутила его возбуждение. Захватив сзади облегающий бархат ее платья, он потянул его вверх, и вскоре она почувствовала его горячие ладони на своих бедрах, его тело еще сильнее прижалось к ней. Они раскачивались и трепетали от страсти.
      - Разве нам больше некуда пойти? - прошептал он.
      В мастерской не было ничего, кроме мольберта, холстов и обшарпанного стола, заляпанного краской, на котором лежала палитра и несколько выдавленных тюбиков краски.
      - Некуда, - шепотом ответила она. - Там нас могут услышать дети.
      Он приподнял ее, шагнул вперед, и она оказалась прижатой к стене. Дотянувшись до выключателя, он дернул за шнурок, и комната погрузилась в темноту. В один миг он сдернул с нее платье, и теперь она ощущала спиной холод жесткой стены. Она дрожала и от холода, и от возбуждения. В темноте она слышала, как он срывал с себя одежду.
      Губы у него были сухие и горячие, его руки нежно гладили ее кожу. Силы разом покинули ее, и ей стало казаться, что она падает, но больше не чувствовала холода ледяной стены.
      ***
      На следующий день Плам доехала на автобусе до Пиккадилли и, не чувствуя под собой ног, понеслась по Корк-стрит, которая славилась своими знаменитыми на весь мир картинными галереями. Перед большим витринным стеклом галереи Рассела она задержалась и со смущением уставилась на одинокую картину с рыбацкими лодками Кристофера Вуда. Помедлив немного, набралась смелости и толкнула входную дверь.
      Кабинет Бриза в глубине здания не имел окон. Здесь было множество картин, в беспорядке приткнутых где попало. На полу валялись две деревянные фигурки ангелов эпохи короля Якова; повсюду, где это только было возможно, высились стопки дорогих книг по искусству. На столе лежали письма, диапозитивы, фотографии картин, газетные вырезки и пачки свежих утренних газет.
      Бриз, в розовой шелковой рубашке, названивал по телефону, пытаясь обнаружить следы неизвестного наброска к "Острову мертвых" меланхоличного швейцарца Арнольда Бе клина.
      Увидев Плам, он, не отрываясь от телефона, подозвал ее к себе поближе.
      - Видела? О тебе неплохо написала "Стандард". - Он взял газету и стал читать вслух:
      - "Раскаленные и переполненные страстью картины, на которых в водовороте красок угадывается естественный пейзаж - иногда романтический, иногда зловещий, - неизменно поражают силой экспрессии.., этот свободный лиризм с огромной силой взывает к чувствам и создает необыкновенно радостное настроение". - Бриз посмотрел на нее с улыбкой:
      - Разве можно придумать лучше, чем это - "необыкновенно радостное настроение". Дальше тут на все лады расхваливаются две картины, которые купил я. - Он пододвинул газету к Плам, а сам взял другую. - А вот послушай, что пишет сегодняшняя "Тайме": "Одни из ее картин утонченно соблазнительны, другие обрушиваются на ваше сознание, как сорвавшаяся с гор лавина.., из-под кисти этой художницы, не получившей высокого академического образования, вырываются сгустки мыслей и чувств.., фаллические символы - дикие, огненные, едва контролируемые..." - Бриз рассмеялся.
      - Как чудесно! А ты не разыгрываешь меня? - Плам выхватила у него газету. - Какие, к черту, фаллические символы, ведь я пишу абстрактные вещи.
      - Подсознательно в них ты отражаешь свою собственную сексуальность, дорогая.
      - Посмотри, здесь даже моя фотография с Зигфридом.
      - А-а, Зигфрид. Боюсь, он не очень счастлив. Он уже звонил сюда, потому что у тебя никто не берет трубку.
      - А с чего бы ему быть несчастливым? Ведь отзывы прессы просто великолепны.
      - Вот именно. Ему очень не хочется терять тебя. Теперь-то он понял, что ему надо было заключить контракт без права расторжения с твоей стороны. Зигфрид перехитрил сам себя. Я сказал ему, что теперь у тебя контракт со мной. И это вот-вот станет правдой. - Бриз шагнул к Плам и крепко обнял ее.
      Она вдыхала его запах и вновь ощущала, с каким нетерпением он прижимается к ней.
      - Своим продвижением я обязана вот этому? - пробормотала Плам. - Джим говорил, что для меня секс - это единственный способ пробиться в люди.
      - Не знаю, кто он такой, но думаю, что Джим прав.
      Впрочем, нам лучше проверить это.
      - Тем более что здесь есть хотя бы ковер.
      ***
      Они завтракали в "Ле Бахия" - старомодном испанском ресторане с ультрамариновыми панелями, хорошим гитаристом, терпким красным вином и изумительно вкусной паэллой.
      - Как это Джим отпустил тебя? - не отрывая от нее восхищенного взгляда, спросил Бриз, когда принесли кофе.
      - Теперь мне кажется, я знаю, в чем было дело. Все очень просто, хотя ни он, ни я не понимали этого. Джим надеялся, что я останусь такой же, какой была, когда мы начали встречаться. Но ведь это была не я. Я старалась быть такой, какой он хотел меня видеть. Я ходила на футбол, слушала его рассуждения о том, что премьер-министр делает не правильно...
      Бриз легко представил себе ее восторженное и сосредоточенное лицо, которое ясно давало понять Джиму, что она считает его самым умным в мире и благодарна ему за одну только возможность находиться рядом с ним.
      Плам вздохнула.
      - Когда мы поженились, я продолжала изображать из себя ту жену, которую ему бы хотелось иметь, такое тихо обожающее кривое зеркало, в котором он видел себя талантливым и красивым. Но в какой-то момент я поняла, что больше не могу так жить! И постепенно вместо идеальной жены появилась я. Однажды утром Джим проснулся и обнаружил, что женат не на той, на которой женился. И почувствовал, что его обманули. Собственно, так оно и было.
      - Это твое прошлое. А теперь давай поговорим о твоем будущем. Восторженная улыбка на лице Бриза сменилась серьезным выражением. - Надеюсь, у тебя нет иллюзий относительно мира искусства. Тут не меньше дерьма, чем в любой сфере бизнеса, Плам. Он насквозь пропитан протекционизмом, рекламной шумихой и суетой, и было бы наивно ожидать от него чего-то другого. Ты должна понимать, что художник, который отказывается играть по заведенным правилам, никогда ничего не добьется. Никогда. Если ты не играешь по тем же правилам, ты ничего не добьешься в мире искусства.
      - Я понимаю. Но что я должна делать?
      - Прежде всего избавиться от своего провинциального выговора. Об этом позабочусь я. И боюсь, что придется расстаться с восхитительно-неряшливым видом. Сходи к лучшему парикмахеру, а потом займемся твоим гардеробом. Тут понадобится модельер. Затем ты попрактикуешься, как давать интервью, чтобы тебя не смущали агрессивные репортеры и чтобы уверенно чувствовать себя на телевидении.
      - Когда мы начнем? Бриз взглянул на часы.
      - Минут через десять.
      Изящная аргентинка Кристина Виера и была тем самым модельером. Она пристально смотрела на Плам прищуренными глазами и без конца повторяла: "Повернитесь еще раз, дорогая", так что вскоре Плам почувствовала себя рабыней на аукционе.
      - Мы не будем менять ее облик, мы лишь подчеркнем его и сделаем выразительным, как у звезды'. - в конце концов решила Кристина. - Волосы остаются короткими, но ухоженными. Для этого дважды в неделю ей надо бывать у Джона Майкла. К каждой выставке мы будем одевать ее в цвета главной ее картины - той, что будет на обложке каталога.
      Плам, при том, что ей было несколько не по себе от такого подхода, нашла эту идею неплохой. Хотя и достойной осуждения.
      ***
      Пока Бриз выстраивал карьеру Плам, их страстный любовный роман набирал силу.
      Как-то вечером, насладившись любовью, они сидели перед ярко горевшим камином в спальне Бриза. От блаженства у Плам слегка кружилась голова.
      - Бриз, ты мог бы иметь какую угодно девушку в Лондоне. Почему же ты выбрал меня? - тихо спросила она. - Застенчивую провинциалку, ничего из себя не представляющую.
      - Как раз такой и была Золушка.
      Его спокойная уверенность передавалась Плам. Она прибавляла ей веры в себя, давала ощущение безопасности. Она была бесконечно благодарна Бризу. И принимала это свое чувство за настоящую любовь.
      ***
      Бриз обеспечивал профессиональный успех Плам по нескольким направлениям. Он следил, чтобы ее работы были выставлены в модной галерее, то есть - в его; чтобы она всегда была представлена в светской, полной сплетен прессе, а также в изданиях, пишущих об искусстве, хотя и здесь сплетен тоже хватало. Он часто устраивал приемы в лучших ресторанах, таких, как "Каприс", и в своем пятиэтажном, эпохи Регентства, доме на Честер-террас, интерьер которого был оформлен архитектором Найджелом Коутсом. В его белоснежных гостиных, где даже полы были покрыты белым лаком, стояли ряды музейных стульев, а лампы-подсветки заставляли всех глядеть на стены, по которым были развешаны красивые и трогательные картины - те, что пока еще можно было купить.
      Со своими клиентами Бриз был обаятелен, мил, внимателен, любезен. Хорошему клиенту он мог не задумываясь отдать картину и ждать полгода, пока тот решит, покупать ее или нет. Он любил красивые жесты и умел удивлять клиентуру роскошным завтраком на реке, в прелестном маленьком и уединенном шатре на берегу Серпентайна в Гайд-парке. Он умел из одного хорошего знакомства, случившегося на званом обеде, благотворительном балу или оперной премьере, сделать двадцать.
      Иные люди и в мыслях не допускают, что искусство можно смешивать с деньгами. Но есть и такие, для кого эти две вещи неразделимы, - они делают бизнес на искусстве. Бриз относился к последним. Галерея Рассела имела репутацию пристанища для молодых британских художников. Это обеспечивало ей большую известность, но приносило мало доходов. Настоящие доходы давали деньги, помещенные в современные картины, но те, чьи авторы уже почили в бозе. А пока художник не отправился в мир иной, рассчитывать на большие деньги от его работ не приходится.
      Свои сделки Бриз часто заключал по телефону, не видя того, что покупает или продает. Ему достаточно было каталога или диапозитива. Он тихо исчезал на полчаса со званого обеда, извиняющимся тоном объяснив хозяйке, что пятичасовая разница во времени между Лондоном и Нью-Йорком означает, что в десять часов вечера он должен сделать свои ставки на торгах, где выставлена редкая картина Олденберга.
      В феврале 82-го, когда они возвращались после очередного обеда, во время которого Бриз приобрел небольшой набросок Брака, Плам спросила его, неужели он испытал удовольствие, поставив по телефону полмиллиона долларов на картину, которую никогда не увидит.
      Бриз уставился на нее.
      - Какое удовольствие? Это всего лишь сделка. Но есть и творческая сторона бизнеса - мне доставляет удовольствие открывать художников следующего поколения, пока другие еще не подозревают о них, обшаривать мастерские и находить безвестных мастеров, которые с моей помощью могут стать известными.
      - И что ты делаешь, когда находишь такого?
      - То же, что и с тобой. Я решаю, как преподнести такого художника обществу. Устраиваю ему выставку, добиваюсь, чтобы о нем заговорили. Все это очень увлекательно. - Бриз вдруг помрачнел. - Но девяносто процентов моего времени уходит на эту чертову галерею, это все равно что содержать магазин ужасно скучно и дорого. Помещения на Корк-стрит стоят целое состояние, а потом еще арендная плата, зарплата сотрудников, хранение... И цены стремительно растут. Вот почему мои комиссионные составляют сорок процентов от проданного. Некоторые галереи берут намного больше. - Бриз остановился перед входом в свой дом. - Художники недовольны тем, что им приходится платить комиссионные, но, если бы галереи не продавали их картины, они вообще сидели бы без денег. В наше время художники обязаны своими успехами прежде всего владельцам галерей, которые на свой страх и риск поддерживают тех, кто, по их мнению, заслуживает внимания, платят свои деньги, приобретая их картины, и пускают на это целые состояния. - Он чмокнул ее в нос. - Коль скоро разговор зашел о расходах, я хочу показать тебе что-то.
      Когда крошечный лифт поднял их на верхний этаж, Плам увидела, что три располагавшиеся здесь спальни превращены в огромную студию. Свет в нее проникал через застекленную часть крыши на северной стороне.
      - Тебе нравится? Не хочешь ли переехать сюда? Теперь, когда мальчики ко мне привыкли... Найджел устроил для них комнаты на первом этаже. Спальни, правда, получились похожими на средневековые шатры, зато там есть небольшая, но вполне современная столярная мастерская. Хочешь взглянуть?
      ***
      Ребята явно были довольны больше, чем их мать. Они могли запускать своих змеев в Риджентс-парке; находились достаточно близко от Кентиш-таун, чтобы видеться со своими друзьями; у них был свой телевизор, и никто не ворчал на них из-за включенного на полную мощность магнитофона.