Воскресенье, 30 октября 1910 года
      Бетси и ее мать, смеясь, поднимались вместе с другими работниками студии «Биограф» в вагон поезда, следовавшего на Запад. Их ждали несколько дней пути и неизбежный дискомфорт. Мистер Гриффит вез свою команду в Калифорнию, спасаясь от холодных ветров и снега нью-йоркской зимы. Кроме того, в Калифорнии прекрасная погода и весь год можно снимать на открытом воздухе массу привлекательных ландшафтов – море, пустыню, горы, леса, фермы. И земля там была дешевой.
      Почти сразу же, как поезд отошел от перрона, миссис Бриджес воскликнула:
      – Я так и думала! – Она нагнулась к дочери и передала ей номер «Нью-Йорк пост», подчеркнув ногтем заголовок «Зильда уходит». «Несмотря на потрясающий успех в варьете мистера Зигфельда, Зильда почувствовала тоску по родине. Она заявила, что никакая сумма денег не заменит ей прекрасной Франции, куда она и возвращается, вне всякого сомнения, национальной героиней и, определенно, с немалым состояним, заработанным песнями о том, как плохо быть бедной».
      Двадцатидвухлетняя Бетси закусила губу, чтобы не зарыдать от бессильной ярости. Она сразу же вспомнила проделку Мими и первые тревожные месяцы жизни в Нью-Йорке.

* * *

      Бетси и ее мать сошли с поезда в Санта-Фе под ослепительными лучами не по-осеннему яркого солнца. Их проводили к стоящему у станции студийному автобусу. Подпрыгивая на неровностях дороги, они вдыхали теплый, сухой воздух, благоухающий жасмином, эвкалиптом и геранью. Вдоль дороги росли бугенвиллея и розы.
      Явно привыкший встречать вновь прибывших, шофер весело кричал, что Мексика расположена на юге, на севере – горы Санта-Моника, на западе – Тихий океан, которого еще не было видно из автобуса, а на востоке – покрытые снежными шапками вершины гор Сан-Габриэль.
      – Райское место, – вздохнули одновременно Бетси и миссис Бриджес, вспоминая нью-йоркскую зиму, от которой они убежали.
      Когда автобус въехал в беспорядочно разбросанную деревушку Голливуд, Бетси высунулась в окно. Индейцы в пышных головных уборах стояли на углу улицы и болтали с мужчинами в библейских одеждах. Отцы-пилигримы – первые американские поселенцы – жевали жвачку. Из дверей одной из студий вывалилась толпа азиатов в привычных широких штанах и расшитых ярким узором атласных кафтанах. Их ждал ленч.
      Для мистера Гриффита и его звезд были заказаны номера в отеле «Голливуд» с элегантной белой верандой, украшенной ярко-красной геранью в горшках. Остальные служащие «Биографа» должны были разместиться в меблированных комнатах, также с глубокими тенистыми террасами. Все немедленно бросились покупать солнечные очки в единственном на всю деревушку магазине.
      – Ты уверена, что я выгляжу нормально? – с сомнением спросила миссис Бриджес, разглядывая свое отражение в витрине. Два черных круга на носу не казались ей достойным украшением.
      – Разумеется, мама. Посмотри, даже Мак Сеннетт их надел.
      На углу улицы мистер Сеннетт изображал слепого, крича во все горло:
      – Кто украл мою трость?
      С тех пор как Бетси переступила порог «Биографа», на студии произошло многое. Мак Сеннетт, не показавшийся Бетси серьезной фигурой, стал теперь режиссером. И у него отлично получалось. Его актеры всегда веселились на площадке, отлично работали вместе и не испытывали того напряжения, которое царило на съемках у мистера Гриффита.
      Еще одной существенной переменой стал уход Мэри Пикфорд. Ее переманила компания «Ай-Пи-Эм», предложив 175 долларов в неделю. Но Бетси не удалось занять освободившееся место, выбрали Мэйбел Норман, пятнадцатилетнюю девушку из массовки. Бетси была разочарована. Она не сомневалась, что отлично справится с ролями бедных, но добрых девушек, одерживающих победу над соблазнителями с пробором в набриолиненных волосах. Кроме того, у Бетси была больше «индивидуальность». Таким эвфемизмом на студии пользовались, чтобы обозначить размер груди.
 
       Суббота, 25 мая 1912 года.
       Гринвич-вилледж, Нью-Йорк
      Весной студия вернулась в Нью-Йорк. Мэйбел и Бетси ждали на площадке, пока установят свет для следующего эпизода, и Мэйбел спросила:
      – Не хочешь поужинать со мной и Маком в следующую субботу?
      Бетси замялась:
      – Ты же знаешь, что мама не любит, когда я выхожу одна с мужчинами.
      Только перед сном Бетси позволяла себе помечтать о высоком, хорошо сложенном, богатом и красивом мужчине из хорошей семьи… брокере или банкире. Ее видение было совершенно отчетливым – сильные и нежные руки, длинные ноги, мускулистые бедра и широкая грудь, отличные манеры, яростная страсть, которую он сдерживает исключительно из любви к ней. Только вот лицо виделось неясным лунным пятном.
      – Не будет никаких других мужчин, кроме Мака, честное слово. Мы будем только втроем, – настаивала Мэйбел. – Есть повод встретиться, только это секрет. Мак сам тебе все расскажет.
      Заинтригованная, но все еще сомневающаяся, Бетси посоветовалась с матерью. Миссис Бриджес знала, что Мак влюблен в Мэйбел. Так что с точки зрения безопасности Бетси ужин был абсолютно надежен. Поэтому в следующую субботу Бетси все-таки пришла в итальянский ресторанчик, живо напомнивший ей ее первый день съемок. Ей на минуту показалось, что вот сейчас появится мальчишка на роликах, тянущий за собой баранью ногу.
      Когда они допили первую бутылку кьянти, Мак торжественно обратился к Бетси, заявив: все, что он ей сейчас скажет, не для чужих ушей. Ему потребовалось немало времени, чтобы убедить ее, что он не шутит.
      Наконец Мак раскрыл свою тайну:
      – Я собираюсь открыть собственную компанию в Лос-Анджелесе. Мои букмекеры дадут мне кредит! Некоторые ребята из «Биографа» поедут со мной. Не хочешь присоединиться?
      Бетси молчала. Она отлично понимала, насколько неразумно бросать хорошо оплачиваемую стабильную работу ради новой, еще не существующей компании.
      Мэйбел нагнулась к ней:
      – Да ладно тебе, Бетси. Подумай, как здорово жить в Калифорнии, вместо того чтобы мерзнуть в Нью-Йорке! И потом, неужели тебе не надоели вечные поучения мистера Гриффита?
      Бетси подумала: «Если Мэйбел уедет, мистер Гриффит устроит мне новые пробы. Хорошая возможность стать наконец звездой».
      Она посмотрела через стол на Мака, улыбавшегося ей.
      – Это серьезно? У тебя на самом деле есть деньги?
      – У меня даже есть студия! Я клянусь, все налажено! Мы открываемся в августе. Первый фильм выйдет в сентябре, а потом мы будем выпускать по фильму каждую неделю. – Мак расхваливал все, как только мог. – Я хочу снимать тебя в более крупных ролях, Бетси. Ты просто отлично подходишь для того, что я задумал. Ты будешь по-прежнему играть светские роли, только побольше. И я очень хочу попробовать тебя в комедии.
      Бетси выглядела озадаченной.
      – Но мистер Гриффит думает…
      – Нет, он не думает, – весело улыбнулся Мак Сеннетт.

* * *

      Новая киностудия «Кистоун» расположилась возле клеверного поля. Огромный павильон под стеклянной крышей напоминал фабрику, только вывеска на фасаде «Студия Мака Сеннетта» развеивала это заблуждение.
      Обосновавшись в Калифорнии, Сеннетт и в самом деле выпускал новую безумную комедию каждую неделю. Фильмы снимали без сценария, как бог на душу положит. Трюкачи, авторы, комики и актеры все время придумывали что-то новое и, расталкивая друг друга локтями, пытались выложить свои идеи режиссеру.
      Работая последний год в «Биографе», Мак обдумывал комические возможности персонажа полицейского. Так что теперь «Кистоун» очень часто показывал тупых, совершенно некомпетентных полицейских, да еще и с придурью. Бетси была вне себя от ярости, когда обнаружила – правда, слишком поздно для возвращения в Нью-Йорк, – что ей отведена роль партнера комика. Но Мэйбел ее уговорила, и Бетси все-таки решилась попробовать.
      Зал разрывался от хохота, когда хорошо одетая светская дама получала тортом с заварным кремом по высокомерной физиономии. Мак оказался большим умницей и понял, что искреннее негодование Бетси и ее неподдельная ярость будут смотреться куда лучше, чем те же страсти, сыгранные любой другой актрисой.
      Чистенькая, аккуратная, декоративная, Бетси ненавидела сниматься в комедиях компании «Кистоун». Она ненавидела торты с заварным кремом. Она ненавидела спотыкаться, получать пинки и терпеть не могла, когда ее юбки поднимались до ушей. Но все остальные считали комедии очень веселыми. Теперь ее останавливали прохожие на улице, чтобы похвалить ее игру и попросить автограф. Популярность имела свои преимущества.
      Когда Бетси стала зарабатывать сто двадцать пять долларов в неделю, они с матерью переехали в «Констант-корт», очень приличное место для одиноких актрис.
      По воскресеньям миссис Бриджес любила бывать в местной английской колонии. Британские актеры, нанятые изображать в фильмах британских аристократов, играли свою роль сутками напролет. Миссис Бриджес обожала пить с ними чай.
 
       Воскресенье, 15 марта 1914 года
      День был пасмурный. Снимать поэтому не стали. Миссис Бриджес свалил приступ гастрита после сандвичей с огурцом. Это было несомненной удачей, потому что Бетси смогла отправиться вместе с другими на чай с танцами – самое модное времяпрепровождение – в только что отстроенный отель «Беверли– Хиллз». Строительство этой гостиницы все считали глупостью, потому что выглядела она как заброшенный особняк. Тротуары обрывались сразу за отелем, упираясь в поля, а на близлежащих холмах выли по ночам койоты. Но здесь было спокойно и прилично. Вполне можно повеселиться.
      Бетси вернулась к своему столику после танца и обнаружила, что ее ждет незнакомый молодой человек. Он чем-то напоминал принца Уэльского – открытое лицо, взъерошенные белокурые волосы, точеные черты лица и дружелюбная улыбка. Он протянул Бетси изящный носовой платочек.
      – Мне кажется, это вы уронили, мисс.
      – Вероятно, да, – солгала Бетси.
      – Не окажете ли вы мне честь… – И вот незнакомец уже кружит Бетси под звуки томного танго.
      Благодаря суровому воспитанию, несмотря на зазывные взгляды и легкий флирт, Бетси вела себя очень скромно и с достоинством. Но ее партнер почувствовал под этой фарфоровой внешностью одинокое создание, жаждущее нежности, а может быть, и эротического приключения.
      К сожалению, Дэниел Блум не был ни богатым брокером, ни банкиром. Он работал всего лишь младшим оператором на студии «Планета». Бетси поняла, что ее мать сочтет ее нового знакомого никуда не годным, и не стала уточнять, кто на самом деле присылает ей в гримерную огромные букеты цветов с карточкой от мистера Конрада Фишера из «Планета Продакшн».
      Прошло две недели после того, как Дэниел и Бетси познакомились, Мэйбел пригласила Бетси покататься в своем красном автомобиле и на виду у мамаши Бриджес забрала подругу из «Констант-корт». Они отъехали всего милю, и Бетси пересела в потрепанный автомобиль Дэниела.
      Дэниел остановил машину и обнял ее. Он нежно поцеловал Бетси в макушку, поднял ее лицо и долго нашептывал какие-то одним им ведомые слова. Бетси вздохнула. Искра, вспыхнувшая между ними, разгорелась пожаром, обжигая обоих. Наконец, Бетси прошептала, решившись:
      – Давай поедем куда-нибудь… где никого нет.
      За отелем «Беверли-Хиллз» в кустах на стареньком коврике умелые прикосновения рук Дэниела пробудили страстную натуру Бетси. Все то, что столько лет успешно подавлялось, вырвалось наружу. Все запреты были сняты, и Бетси наконец познала необузданность собственной сексуальности. Ее тело не подчинялось ей, ее мозг, казалось, спал, пока плоть горела огнем.
      Изумленный тем, что Бетси оказалась девственницей, Дэниел показал себя нежным, заботливым и изобретательным любовником. Он умело довел Бетси до пика наслаждения. И она почувствовала себя на гребне огромной океанской волны, которая выносит ее на пустынный берег, а потом вновь увлекает за собой в океан – нежно, осторожно, погружая в неведомые глубины…

* * *

      Спустя месяц миссис Бриджес совершенно неожиданно появилась в гримерной Бетси буквально через две минуты после того, как туда ворвался Дэниел с букетиком фиалок, так подходивших к глазам Бетси.
      Увидев мать Бетси, он с неожиданным присутствием духа преподнес цветы ей. К удивлению Бетси, миссис Бриджес милостиво улыбнулась и приняла букет. Прошло еще полчаса, и стало ясно, что очаровательный молодой человек пробил брешь в ее крепостных сооружениях. Бетси не поверила своим ушам – миссис Бриджес приглашала Дэниела на ужин.
      Он пришел, принес две затянутые целлофаном коробки с орхидеями и весь вечер расспрашивал миссис Бриджес о ее жизни в Великобритании.
      После его ухода довольная миссис Бриджес повернулась к дочери.
      – Этот милый молодой человек, кажется, единственный, с кем здесь можно поговорить не только о кино!
      Дэниел, кроме всего прочего, успел поведать, что его мать живет в Сан-Франциско и мучается сердечными болезнями. Он ее единственный сын и старается навещать маму как можно чаще. Он даже пообещал не жениться, пока… пока она не умрет. Миссис Бриджес была тронута такой сыновней преданностью.
 
       Четверг, 4 июня 1914 года
      Дэниел и Бетси встретились, и он повел ее в мрачный кабинет братьев Фишер в «Планета Продакшн». Бетси стало стыдно, что она в нем сомневалась. На студии требовалась замена ведущей актрисе. Ангельской внешности существо благополучно упорхнуло в неизвестном направлении.
      Братья Фишер были несколько растерянны. Поэтому, только взглянув на изысканное лицо Бетси, впрочем уже известной им по комедиям, они сняли несколько проб и подписали с ней контракт на полгода с жалованьем в сто пятьдесят долларов в неделю. Контракт со студией был заключен всего за два дня до того, как мрачный австрийский эрцгерцог был застрелен в Боснии мятежным студентом. Кто мог знать, что этот выстрел развяжет мировую войну?
 
       Пятница, 26 июня 1914 года
      Работа по контракту предполагала, что Бетси могли задействовать на любых ролях и даже в массовке. Но больше никто и никогда не мог швырнуть ей в лицо торт с заварным кремом! Наконец-то она достигла статуса звезды, хотя «Планета Продакшн» была студией скромной.
      Бетси чувствовала, что она на пути к вершине, и старалась изо всех сил. Она по-прежнему была застенчива при чтении сценария и скованна на репетициях, но, как только начинала работать камера, она расслаблялась и раскрывалась ей навстречу.
      Главный костюмер возил Бетси в лучшие магазины города, и это было просто воплощением ее мечты.
      Когда покупки доставляли, Бетси сразу же начинала все заново примерять. Ей очень нравились только что изобретенные бюстгальтеры и эластичные пояса, заменившие жесткие корсеты на китовом усе, мягкая, чувственная кисея и сексуальный шифон, пришедшие на смену тяжелым тканям. Она могла часами любоваться на свое отражение в зеркале, надев шарф или тюрбан на свои недавно коротко остриженные волосы.
      Первые фильмы, в которых Бетси снялась на новой студии, были легкими и незамысловатыми. Названия говорили сами за себя – «Оазис любви», «Пустыня страсти» или «Лед и пламя». Каждую неделю миссис Бриджес требовала, чтобы Бетси пересказывала ей сюжет следующего фильма.
      – Я буду играть робкую молодую гувернантку, которая влюбляется в отца своего воспитанника. Но когда дело уже идет к свадьбе, я узнаю, что он женат и прячет сумасшедшую жену на чердаке. К счастью, она устраивает пожар и погибает.
      Миссис Бриджес с сомнением спрашивала:
      – Разве это не «Джен Эйр»?
      – Нет, гувернантку в фильме зовут Лореттой.
      Миссис Бриджес изумлялась еще больше, когда Бетси рассказывала следующее:
      – На этой неделе я буду Жанной д'Арк, я поведу французскую армию сражаться с англичанами. А потом я выйду замуж за французского короля и стану королевой Франции.
      – Но ведь ее сожгли на костре! – негодовала миссис Бриджес. – И она точно не выходила замуж за короля!
      Бетси отвечала как ни в чем не бывало:
      – А в фильме выйдет.
 
       Пятница, 18 декабря 1914 года
      Спустя полгода новый контракт Бетси заключал уже ее агент, получавший двадцать пять процентов комиссионных из пятисот долларов ее еженедельного жалованья.
      В бунгало в «Констант корт» Бетси и миссис Бриджес обнялись и заплакали от облегчения. Они обе чувствовали, что могут наконец расслабиться. Теперь будущее Бетси и в плане карьеры, и в плане денег обеспечено.
      Бетси больше не сомневалась, что оправдала надежды матери. Между прочим, агент недвусмысленно намекнул Бетси, что отказ от ухаживаний режиссера или продюсера только повредит ее карьере. Но миссис Бриджес не сдалась и на этот раз:
      – Моя Бетси воспитана как леди, – твердо заявила она, – и всем на студии лучше это понять. Иначе они будут иметь дело со мной.
      Бетси тут же получила прозвище Снежная королева, и ее больше не приглашали на общие пикники.
      Хотя миссис Бриджес нравился Дэниел, она начала беспокоиться. Да и действительно странным было его упорное нежелание представить Бетси своей матери. Бетси, до сих пор терявшая голову при виде Дэниела, устроила настоящую истерику, когда миссис Бриджес заявила, что пора присмотреть Бетси в мужья кого-нибудь другого. Ведь ей уже двадцать семь.
      – В рекламных проспектах студии говорится, что мне двадцать два, и я зарабатываю уйму денег! Занимайся своими делами, мама!
      Миссис Бриджес и занялась. Частный детектив, оплаченный ею, легко все выяснил. В Сан-Франциско и в самом деле жила угрюмая миссис Дэниел Блум вместе с двумя маленькими сыновьями. К отчету прилагалась фотография памятника на могиле матери Дэниела.
      Оказавшись, впрочем не в первый раз, пойманным с поличным, Дэниел начал подыскивать себе новую девушку. Делал он это неохотно. Пусть Бетси и не была самой лучшей женщиной в мире, она явно была самой хорошенькой.
      Бетси не могла поверить, что Дэниел скорее всего никогда ее не любил. Нельзя сказать, что это известие разбило ей сердце, но она получила тяжелую рану. Сначала Бетси была слишком изумлена, чтобы плакать, но потом слезы потекли ручьем. Мать забеспокоилась. Ведь утром Бетси не сможет появиться перед камерой. Поэтому она положила Бетси холодный компресс на лицо на всю ночь. Лежа в постели, Бетси поймала себя на том, что ей отчаянно хочется, чтобы рядом с ней оказалась Мими. С ней бы она могла поговорить откровенно, не то что с матерью. Слава богу, что они с Дэниелом всегда были осторожны.
      Бетси все еще любила Дэниела и никак не могла поверить в его предательство. Боже мой, она попалась на ту же удочку, что и героини фильмов, в которых она играла. Бетси была шокирована, изумлена, разочарована. Дэниел лгал ей, обманывал ее. Что ж, этого Бетси больше никогда не допустит! Она никогда больше не влюбится. Так, пожалуй, можно потерять все, ничего не получив взамен.
 
       Лондон, 1914–1916 годы
      Шла война, и у Мими в Лондоне были куда более серьезные проблемы. Британская империя объявила войну Германии в 1914 году, и Тоби немедленно записался добровольцем. Из-за перенесенного в детстве туберкулеза в армию его не взяли. На его долю досталось ежевечернее патрулирование улиц от Блэкфрайерса до Вестминстера.
      После изнурительного дня работы в театре его ночные дежурства в затемненном Лондоне были нелегкими. Но удивительно, ночные бомбежки, расстрел цеппелина над Темзой как рукой снимали усталость. Все мысли его были о том, что такой постановке мог бы позавидовать сам Макс Рейнхард. Правда, потом Тоби становилось стыдно.
      С началом войны Мими отказалась от многообещающей карьеры актрисы музыкальной комедии и вернулась к старому занятию – исполнению песенок в мужском костюме.
      – Это мне нравится больше всего, – сказала она Тоби за завтраком. – Я не актриса. Сердце к этому у меня не лежит. Но мне нравится играть мужчин. Это такая разрядка. Как только я оказываюсь на сцене, в меня словно бес вселяется. Я чувствую, что могу сделать все, что угодно, и мне все сойдет с рук. Я кажусь сама себе ребенком в комнате, полной игрушек. Я становлюсь тем, кем никогда не могла бы стать.
      – Я не спорю, ты как раз то, что нужно солдатам, – согласился Тоби.
      Так как домашнюю прислугу Фэйнов забрали в армию и на маленькие фабрики, Тоби и Мими переехали в отель «Савой», где было бомбоубежище для Макса.
      Шестилетний Макс был очарователен. Ему достались синие глаза Тоби, эффектно сочетавшиеся с черными бровями. Пухлогубый большой рот под чуть кривоватым носом, разбитым крикетным мячом в парке, дополнял картину. Мальчик был высоким для своего возраста, худощавым, как и все Фэйны, и слегка сутулился. В школе ему все время велили расправить плечи и встать прямо, как подобает мужчине. Иначе он никогда не станет солдатом. Надо сказать, Мими очень на это надеялась.
      Когда война только началась, повсюду царили шапкозакидательские настроения. Все говорили, что бои не продлятся дольше нескольких месяцев. Но во Франции и Бельгии люди уже столкнулись с ужасами войны.
      Тома Аллена, мужа Джесси, той самой, что работала с Мими у Джолли Джо, убило шрапнелью в сражении на Ипре. Она теперь работала помощницей медсестры в больнице «Черинг-Кросс», куда из Франции и Бельгии эшелонами везли раненых.
      Через пять месяцев после гибели Тома, во время осеннего наступления на Западном фронте, во Фландрии убили Бейза.
      Когда Тоби все еще в своей темной форме добровольного полицейского появился в спальне Мими с телеграммой в руке, она посмотрела на его побелевшее лицо и сразу поняла, что Бейза больше нет. Ее охватило мучительное ощущение пустоты вокруг. Пустоты, которая уже никогда не будет заполнена. Бейз был другом ее юности. Он вечно шутил, дразнил ее, был требовательным, но нетерпеливым учителем, когда она делала первые шаги на сцене. Он любил ее, беспокоился о ней. Именно он вытащил ее из бездны отчаяния, придумав для нее новую карьеру.
      Тоби обнял Мими и заплакал. Три часа спустя она налила ему виски с горячей водой и потом сидела рядом с ним, пока он не заснул. Именно тогда нейтральная территория, разделявшая их личную жизнь, перестала существовать. Смерть Бейза эмоционально сблизила Мими и Тоби, потому что пусть по-разному, но они оба любили его, и никто другой не мог понять всего трагизма этой потери.
      Максу исполнилось восемь лет. Тоби купил ему подержанную модель театра Поллока. В 1916 году в Великобритании все было трудно достать, особенно игрушки. Поэтому этот великолепный театр, раскрашенный кремовой с золотом краской, с ярко-красным бархатным занавесом, немедленно стал для мальчика самой дорогой вещью. По воскресеньям они с отцом сидели в спальне Макса и придумывали пьесы для картонных персонажей, которые они выводили на сцену на веревочке, а зрители в лице Мими и Дэйзи, ставшей теперь нянькой Макса, хлопали.
      Очень часто Джесси, вечно перегруженная работой, оставляла Фелисити у Фэйнов. Макс относился к ней снисходительно. Что возьмешь с девчонки? По деревьям лазать не умеет, если ударится – плачет и не желает учиться заряжать ружье.
      Фелисти была маленькой, тощей, с прямыми льняными волосами и торжественным личиком, украшенным огромными голубыми глазами. Макс постоянно пытался придумывать пьесы для своего театрика, что плохо ему удавалось. Зато Фелисити легко придумывала диалоги, произносила их естественно и отчетливо, с врожденным чувством ритма. Хотя принизить достоинства маленькой звезды было трудно, Максу это все-таки удавалось. Джесси успокаивала дочку. Она говорила, что звездам всегда завидуют.
      Джесси жилось трудно, и Тоби пообещал ей место театрального агента, как только окончится война, пока же он выплачивал ей еженедельное пособие.
      Столь щедрое предложение стало результатом уговоров Мими, которая лучшими красками расписывала спокойный характер Джесси и ее деловую хватку, когда та еще работала менеджером в труппе Джолли Джо Дженкинса.
 
       Четверг, 20 сентября 1917 года,
       Лондон
      В день рождения Макса, которому исполнилось девять, его впервые повели на вечерний спектакль. Когда свет в зале погас, Тоби в последний раз напомнил сыну, что «Ромео и Джульетта» вовсе не сопливая история про любовь, как уверяют его школьные друзья.
      Зажглись огни рампы, и тяжелый, расшитый золотом занавес взвился вверх. Из темноты проступили яркие декорации, изображающие рынок эпохи Возрождения.
      – Это совсем как рождественское представление, папочка! – восхитился Макс.
      Остальные декорации были не менее красивыми. Настоящий плющ вился по стенам, настоящие осенние листья кружились под балконом Джульетты. В сцене бала между мраморными колоннами висели гирлянды из фруктов и листьев. Несмотря на объяснения Тоби, Макс ничего не понял в сюжете, но его восхитили драки, убийства и отравления.
      Когда занавес наконец опустился, глаза Макса сияли, словно он горел в лихорадке. Он только что сделал открытие – в театре можно оживить его кукольный мир. Мальчик немедленно решил, что когда-нибудь он будет стоять на месте Ромео в сиянии рампы и слушать гром оваций.
      Когда в зале зажегся свет, Макс медленно вернулся в реальный мир и повернулся к отцу:
      – Папочка, а из-за чего была вся эта семейная вражда?
      Тоби рассмеялся:
      – Этого никто не знает.
      – Но ведь должна была быть какая-нибудь ужасная причина, раз они так друг друга ненавидели?
      – Необязательно, – спокойно ответил отец.

* * *

      Но вот ярым поклонником кино Макс не стал. Грубоватым, мигающим, черно-белым картинкам не хватало глубины, непосредственности и великолепия сцены. Но как-то раз в субботу приятель пригласил Макса посмотреть двойной сеанс – Чарли Чаплин в «Бродяге» и Бетси Бриджес в «Пустыне страсти».
      Вернувшись домой, мальчик буквально ворвался в гостиную, где его родители спокойно слушали новенький граммофон. Макс взахлеб пустился рассказывать о красавице-актрисе Бетси Бриджес.
      Мими побелела.
      Тоби вытолкал изумленного Макса из гостиной, отвел его в спальню и спокойно попросил никогда больше не упоминать при матери имени этой женщины. Потому что именно из-за беззаботности Бетси Бриджес так пострадала его мать. Максу отчаянно хотелось знать, как это случилось, но расспрашивать он не посмел.
      Вечером того же дня, когда Тоби и Мими торопливо шли по Стрэнду к «Минерве», он сказал:
      – Забудь об этом, Рыжик.
      Оскорбленная Мими, поджав губы, пробормотала:
      – Я так зла, что вот-вот взорвусь! Мой сын без ума от этой коровы!
      Тоби обнял ее за плечи.
      – Но ты же не настолько глупа, чтобы ревновать мальчишку-школьника к женщине, с которой он даже незнаком и которая годится ему в матери? – Мими только крепче сжала губы и прижала муфту к груди. – Неужели ты не можешь забыть то, что случилось столько лет назад, Рыжик? Неужели ты не можешь перестать делать себя несчастной? Неужели ты не можешь попытаться простить ее, Мими?
      – Судя по всему, нет. – Мими была непреклонна.
      Тоби продолжал убеждать ее:
      – Ты не можешь изменить прошлого, Мими, но ты можешь попытаться сделать настоящее лучше. Возможно, когда-нибудь тебе захочется сделать для Бетси что-нибудь хорошее!
      Мими вспыхнула. Она резко остановилась, выдернула руки из муфты, рывком сдернула с рук короткие белые перчатки. Одну руку в ужасных шрамах она протянула Тоби, а другой убрала волосы с левой стороны лица, демонстрируя вздувшийся блестящий рубец цвета желтеющей слоновой кости, протянувшийся от края волос до уха.