За полтора часа до этого Пэтти видела, как над линией берега пронесся большой темно-зеленый вертолет, направляющийся к югу. Затем он пролетел обратно, но направлялся к северу, в сторону моря.
Пэтти опасливо посмотрела на небо. С ним творилось что-то странное. С тех пор как пролетел вертолет, на горизонте скопились низкие темные облака. Море приобрело теперь оттенок пурпурного грифеля в карандаше, а рваные волны вдали казались совсем черными. Невидимое солнце, которое уже успело скатиться за мыс, все еще сияло зловещим, но отдаленно-ясным светом. Свет казался резким и угрожающим.
Пэтти проверила веревку и подергала за концы двух бамбуковых подстилок. Когда над головой проворчал гром, Пэтти положила один из плотиков на корму и привязала его к транцу.
Шторм налетел на берег с неожиданной яростью. Вода захлестывала листву над ее головой.
Пэтти моментально вымокла, словно ее поставили под душ. Она схватила жестяной черпак и принялась изо всех сил вычерпывать воду. Она остановилась только на минуту, чтобы подползти к ящику на носу и вытащить оттуда бамбуковый сосуд для воды, чтобы использовать и его — как второй ковш. Затем она принялась вычерпывать воду обеими руками.
Шквал шумел у нее над головой, а Пэтти сгибалась под потоками дождя, с трудом переводя дыхание под таким потопом. Она лихорадочно старалась выливать воду из лодки, пока не поняла, что такое вычерпывание — дело столь же безнадежное, как и разговоры короля Канута, пытавшегося успокоить волны.
Дрожа, она перекинула конец ротанговой веревки через второй плотик и набросила его на себя, так что теперь две трети ялика оказались под бамбуковой крышей. Но подстилки не были водонепроницаемыми, и дождь просачивался сквозь щели, как струи горных потоков.
Когда спустилась ночь, Пэтти замерзла так же, как и промокла, словно плавала в море, вместо того чтобы подскакивать в лодчонке на волнах. Она подумала, не будет ли шторм бушевать всю ночь. Было очень даже похоже, что так. Она подумала о том, что будет, если она заснет? Тогда она не узнает, если лодка сорвется с привязи. Что же ей делать? Может, ей надо бросить ялик — подпрыгнуть и ухватиться за ветви над головой, вскарабкаться по суку, а затем пробраться к стволу? Или, может, ей надо рискнуть и остаться в лодке, где ее могло унести в море, где верткий ялик может зачерпнуть воду и затонуть!
Пэтти неохотно напомнила себе, что все их снаряжение для побега находится здесь, в лодке. С полным безразличием она с трудом натянула спасательный пояс.
СРЕДА, 13 МАРТА 1985 ГОДА
Пэтти открыла глаза. Первой ее реакцией было удивление, почему она промокла до костей, и что это за плеск вокруг. Второй мыслью было облегчение. Она была все еще жива и все еще находилась в лодке — а лодка до половины была полна воды.
Шторм прошел.
Пэтти слышала, как мелкие волны успокаивающе плещут о борт ялика. Она почувствовала такое мирное покачивание под ней — словно кто-то качал колыбель. Она с трудом пошевелила левой рукой, решая во сколько лет может начаться ревматизм, и посмотрела на часы.
Восемь утра.
С той первой ночи в пещере она еще никогда не бывала так голодна. Онемевшими пальцами она развязала узел на ротанговой веревке, подняла измочаленную подстилку и выглянула наружу. Море все еще выглядело хмурым, небо казалось отсыревшим. Поднимавшиеся с обеих сторон утесы поблескивали, облитые водой, листья деревьев сияли, роняя капли. Устье речки все еще было в тени, но она видела, что солнце освещает листву, за которой виднеется голубое небо.
Пэтти глотнула солдатского рома и медленно прожевала ломтики копченой рыбы. Затем она справила нужду в ковш, вылила его и принялась использовать черпак по назначению.
Она чертовски надеялась, что остальные женщины уже направляются к ней.
Деревня Катанга находилась вдоль северного берега реки Катанга. Хижины, крытые листьями, использовались только для сна и стояли на восьми столбах. Забираться в них надо было по деревянным лестницам, плетенным из ветвей. Насколько могли припомнить жители деревни, прилив никогда не поднимался до уровня хижин. Хозяева хижин жили и работали в тени под домами.
В десять утра 13 марта большинство женщин из деревни или сгоняли свиней, или ухаживали за огородами, разрушенными грозой. Все в деревне было спокойно, только дети шумели под хижинами. На них иногда покрикивала одна из беззубых старух — они чинили рыболовные сети, перемешивали овощи в больших деревянных сосудах или плели ротанговые веревки, чтобы потом изготовить сети.
Казалось, крики играющих детей не нарушали спокойствия мужчин деревни. Они дремали в тени возле хижин в компании собак неизвестного происхождения, анемичных кур и молодой женщины, сонно кормившей грудью поросенка-сосунка. Лулуаи сонно переменил положение в тени. После грозы надо было многое чинить. Он еще не решил, с чего начать. Забор вокруг места, где содержались свиньи, требовал немедленной починки, но чинить такой забор — дело очень серьезное. С другой стороны, если забор не починить немедленно, свиньи проберутся в огород и учинят там еще больший беспорядок. Наверное, скоро они примутся за работу. Он зевнул и медленно почесал за ухом.
Молчание было нарушено низким отдаленным гудением. Было похоже, что где-то летит большой комар. Когда шум приблизился, люди подняли головы.
Красный вертолет «Белл-206» появился из-за мыса и направился прямо к деревне.
Лулуаи громко позвал остальных мужчин, которые поднялись на ноги. Без всякий приказаний мальчишки бросились в хижины и возвратились с деревянными дубинками и копьями, которые они тут же сунули в руки своих отцов. Охваченные ужасом дети и женщины поспешили спрятаться за линию вооруженных мужчин, вставших с обеих сторон от лулуаи. На Пауи деревенский староста должен вести своих людей вперед в случае опасности, а иначе он теряет свою должность. Вся деревня, настороженно молча, наблюдала, как вертолет накренился и стал снижаться к избитой грязной площадке на берегу реки, где были вытащены из воды выдолбленные каноэ.
Ветер, поднятый вращением лопастей вертолета, взметнул вверх сухие листья и обломал ветви эвкалиптовых деревьев, которые обрамляли опушку. Это было похоже на ураган, свирепствующий во время циклона.
Вертолет осторожно приземлился, и вращение лопастей замедлилось. Три чернокожих пассажира были в военной форме. Один из них был полковник Борда.
Сжав в руке винтовку, полковник спрыгнул вниз из кабины, как только прекратилось вращение винта. После приветствий, которыми они обменялись с помощью переводчика, полковник Борда объявил, кто к ним прилетел.
«Раки… Раки… Раки…» Слово пронеслось по всей группе жителей деревни. Позади мужчин, стоявших неподвижно они и должны были так стоять, пока староста не даст им новое приказание, — но следивших за маленькой фигуркой, которая медленно появилась из вертолета, послышался возбужденный шепот. Раки стоял в тени, затем вытер пот под солнечными очками, засунул их в карман на груди мундира и выступил вперед, к старосте деревни, с видом величественного достоинства, в котором не было и намека на унижение или насмешку.
Оказавшись в темноватой и душной хижине для почетных гостей, президент Раки оставил такую торжественность. Отрывисто, лающим голосом он заговорил с переводчиком. Несколько фраз, сказанные им, должны были быть переведены длинной и цветистой речью. Пока переводчик говорил, Раки потерял к происходящему всякий интерес, мысли его начали блуждать. Решительный взгляд президента вдруг выразил откровенную скуку, превратившись в недовольную гримасу умного, но избалованного ребенка, с которым слишком строго обошлись. На смену этому выражению пришел пустой взгляд человека с непредсказуемым, но бешеным темпераментом, который мог не думать вовсе ни о чем, но способный в любую минуту спустить курок.
Услышав поразительную и невероятную новость, что несколько женщин из «Нэксуса» еще живы, Раки немедленно сообразил, что, если только они вернутся в Штаты, он попадет в серьезную политическую переделку, куда будут втянуты США, Британия, Япония, Австралия и ООН. Компания «Нэксус Майнинг Интернешнл, Инк.», так же, как и «Международная Горнодобывающая Федерация», будут вынуждены пересмотреть свое решение о начале работ на Пауи. Что касается остальных горнодобывающих компаний, они будут смотреть на него с нескрываемой неприязнью — и то мягко говоря. Пока эти женщины оставались в живых, его президентство, за которое он только что ухватился, оставалось под угрозой.
Таким образом, они должны быть найдены и убиты раньше, чем новость о том, что они живы, доберется до Маунт-Ида или того сверхлюбознательного австралийца, с которым он вел переговоры о концессии на шахтах. Вторжение серьезно отразилось на его банковском счете, и он был настроен вернуть каждый из потраченных швейцарских франков. Кроме того, ему нужны были наличные, чтобы оплатить доставку культовой дребедени с Тайваня для всего населения Пауи.
Он знал, что сделка с «Нэксусом» была самой быстрой, самой простой и самой лучшей из всех, которые он когда-либо заключал. Несомненно, они уже решили и определили предел, выше которого они не пойдут, но который Раки мрачно решил превзойти. Он намеревался затягивать переговоры. А теперь, когда появилась возможность внезапного воскресения этих белых женщин, Раки жалел, что он еще не подписал договор с «Нэксусом».
В одуряющей жаре хижины для гостей переводчик нервно повторил последний вопрос старосты.
— Господин президент, лулуаи желает узнать, почему вчера войска высаживались на тот участок над водопадом, который объявлен итамбу?
Президент уклончиво ответил:
— Это были филиппинские войска, которые, к сожалению, не знали, что появление в том месте не разрешается. Они искали белых женщин, которые уже осквернили это место и тем самым навлекли недовольство умерших.
Едва ли час прошел с того времени, как президент Раки сам стоял на табуированном участке земли. Там он презрительно посмотрел на кусок старого железа, приколоченный к дереву и украшенный черным изображением руки над грубо выведенными печатными буквами «ИТАМБУ».
Президент осмотрел разрушенные, сожженные хижины. Носком туфли из кожи страуса он брезгливо подтолкнул бамбуковый кувшин к остаткам раскиданного огня в центре лагеря, затем повернулся к полковнику Борде.
— Информация следопыта совпадает с рассказом солдата, которому удалось бежать от этих женщин? Полковник Борда кивнул.
— Этого «героя», который позволил женщинам украсть у него одежду, следует примерно наказать. Мы не желаем, чтобы он и дальше рассказывал об этих женщинах. Это дело национальной безопасности. Вырежьте ему язык.
— Я прослежу за этим, ваше превосходительство.
— Женщины не могли уйти слишком далеко, полковник.
— Мы прочесываем все побережье, ваше превосходительство, на тот случай, если они направились не к Айрайен Джайа, а поплыли вдоль берега. Если это действительно так, мы быстро избавимся от них.
— Так вы найдете их? Полковник заколебался.
— Двадцатифунтовый ялик не так уж просто обнаружить с воздуха, сэр. — Он посмотрел Раки в глаза и вздохнул. — Конечно, мы постараемся, ваше превосходительство. Мы очень постараемся!
Теперь, когда Раки сидел, скрестив ноги, в духоте деревенской хижины для гостей, ему казалось, что дышать тут совсем невозможно. Переводчик сказал:
— Староста желает знать, когда уйдут солдаты, охраняющие район итамбу.
Президент наклонился к полковнику Борде.
— Нет смысла оставлять там часовых, не так ли, полковник?
— Часовые должны оставаться там, пока женщины не будут обнаружены, ваше превосходительство. Они могут вернуться или будут вынуждены отступить туда, где находился их лагерь. Ведь это тот район, который им известен. Я всепочтительнейше осмеливаюсь предложить, что мы подарим этой деревне праздник в честь очищения места, как только наши люди уйдут.
Переводчик сказал:
— Им бы также хотелось, чтобы был починен веревочный мост. Очевидно, он был поврежден этими женщинами. Президент раздраженно сказал:
— Да, да, скажите же им «да», ради Бога! Затем спросите, что им известно об этих женщинах. — Он знал, что вся власть в деревне принадлежит старосте, и что за информацию надо платить, а то староста потеряет свое достоинство — и свою должность.
— Староста говорит, что пять женщин и один мужчина были на освященном участке земли весь сезон дождей, но что потом мужчина умер, — доложил переводчик. — Иногда они ловили рыбу и плавали в лагуне. Вот и все, что им известно. Жители деревни не ходят в места, объявленные итамбу.
Президент повысил голос.
— Скажите им, что я приехал в эту деревню не для того, чтобы НИЧЕГО не узнать.
Полковник Борда поспешно наклонился к президенту и успокаивающе сказал:
— Сэр, я уверен, что эти женщины будут найдены.
— Мне не нужно, чтобы вы находили этих женщин, полковник, я хочу, чтобы были найдены их тела.
Сильвана и Анни по очереди выплывали через подводный проход, чтобы проверить, не ушел ли часовой с пляжа. Женщины ничего не знали о шторме наверху, пока не увидели пляж на рассвете следующего утра. Линия прилива виднелась высоко, и там валялось множество следов пронесшегося урагана, но вставало шафрановое солнце, окрасившее небосклон в желтовато-зеленоватые и розовые тона.
— Похоже, прошла крепкая гроза, — донесла Анни другим женщинам, вернувшись в пещеру. — Я беспокоюсь о Пэтти.
— А я вот беспокоюсь о лодке, — сказала Сюзи.
— Давайте попробуем добраться до них сегодня вечером, — предложила Кэри. — В любой момент здесь может оказаться еще хуже. Я больше не вынесу это место.
Анни кивнула.
— Если мы отправимся сегодня после трех часов, то вполне сможем добраться до лодки перед заходом солнца.
— Трех часов нам должно хватить, — согласилась Кэри. — У меня ушло только два на то, чтобы добраться сюда. Мы отправимся вдоль берега, по кромке джунглей, затем повернем к мысу, но это уже к самому концу пути. Я не смогла найти туда дорогу в темноте, так что мы не должны выходить позже трех часов. И мне понадобиться еще время на то, чтобы вскарабкаться вверх по стене — из-за моей спины.
Спина Кэри была разодрана и сильно кровоточила после ее спуска. Тем не менее было решено, что именно она должна влезть по трубе и поднять веревку. Сюзи была слишком маленького роста, и ее ноги не доставали до другого края колодца. Так как Анни боялась высоты, было давным-давно решено, что они не будут ничего поручать ей в случае опасности, когда ее страхи могут поставить под угрозу их жизни и безопасность. У Сильваны еще была перевязана рука. И, как несправедливо указала Сюзи, ведь это именно Кэри обрезала чертову веревку.
Все женщины были раздражены, напряжены и не желали ничего слушать, и основной причиной тому было присутствие трупа. Убитого солдата оттащили подальше от колодца, затем с него сняли одежду при свете одного из их шестнадцати факелов из высушенного кокосового волокна в ярд длиной, зажженного при помощи одной из их новых зажигалок армейского образца. Теперь у каждой женщины была военная форма, которая должна была обеспечить им защиту.
Во влажной и теплой атмосфере труп стал быстро разлагаться. Запах напоминал зловоние тухлого мяса, с каким-то тошнотворно-сладким оттенком. Сначала этот запах был не таким уж противным, но, по мере того как тело разлагалось, вонь постепенно стала тошнотворной, частично потому, что сфинктеры расслабились, и моча вместе с фекалиями устремилась из тела наружу. Кэри всегда недоумевала, почему покойников полагается обмывать. Теперь она знала ответ.
Газы от разлагающихся внутренностей накапливались в кишках, от чего сильно выпятился черный желудок, а черное месиво, бывшее когда-то головой солдата, кишело насекомыми и гудящими мухами. У смерти отвратительный, жуткий запах, подумала Кэри, протискивая свое тело в трубу, намереваясь подняться. Как странно так бояться мертвого тела как раз тогда, когда оно уже не представляет для тебя никакой опасности.
Она начала карабкаться по отвесным стенкам трубы.
Когда ее голова в конце концов показалась над землей, она не увидела ничего, вызывающего беспокойство, а потому боком выбросила тело из трубы. Теперь, когда подъем оказался позади, она позволила своей железной воле расслабиться, и ее начало трясти. Прошло как минимум десять минут, прежде чем она смогла размотать ротанговую веревку, намотанную на ее талии.
Осторожно поднявшись на ноги и пригибаясь при каждом шаге, она пробиралась между деревьями, сознавая, что у нее нет никакого оружия, кроме ножа.
Увидев почерневшую площадку, совсем недавно бывшую их лагерем, она остановилась и прислушалась. Сначала она никого не увидела, но потом появился часовой. Он лениво шел с вершины над водопадом, направляясь к лагерю. Судя по его расслабленной походке, он никого не ожидал тут увидеть. Она проследила, как он прошагал по обугленной траве и повернул в сторону Уильям Пени. Вскоре он вернулся тем же маршрутом, повернул у водопада и снова медленно зашагал к востоку, спиной к Уильям Пени.
Кэри наблюдала за ним десять минут, затем вернулась к устью колодца.
Огонь накануне прекратился как раз перед этой частью леса. Нечего ей было выдумывать и обрезать эту проклятую веревку, сердито думала Кэри, привязывая веревку к дереву и сбрасывая ее вниз. Она подождала, пока снизу веревку не подергали три раза, а затем подергала дважды в ответ, что означала — «О'кей, теперь я знаю, что веревка у вас». Она немедленно почувствовала, как веревку дернули еще четыре раза, что означало, что поднимается Анни.
Маленькая группа задержалась из-за Сильваны, которой было трудно взбираться по веревке из-за ампутированого пальца. Как только четыре женщины выбрались из трубы наружу, Сюзи вручила Кэри ее винтовку. Кэри замаскировала отверстие колодца, а затем пошла впереди женщин, которые скользили в джунглях, придерживаясь линии берега, выдерживая направление по компасу.
Никто из них не проронил ни слова, все молча повиновались жестам Кэри, пока они не добрались до зарубки на южной стороне мыса — эту зарубку сделала Кэри своим мачете. После этого им оставалось пройти по бугристой местности к утесу над бухтой, где был спрятан ялик.
Измучившись, они остановились передохнуть перед последним броском вниз. Садившееся справа от них солнце окрасило все небо в темно-желтый и алый цвета. Уже можно было различить довольно полный месяц. Позади них, в лесу, раздавались пронзительные вечерние звуки, говорившие, что все спокойно, это был ритм жизни джунглей, Кэри припомнила, как они боялись, когда провели первую ночь в лесу, когда им казалось, что каждая ночная тварь угрожает им.
Словно откликаясь на ее мысли, Сюзи прошептала:
— И почему это я больше не боюсь? Анни сказала:
— Слишком много вещей, о которых надо теперь думать.
— Мы будем бояться потом. — Кэри повела занемевшими плечами. — О'кей, ребята, подъем. Мы садимся на ялик. Спасибо, что дала мне твой компас, Сюзи. — Она отдала его, и Сюзи сунула его в карман.
Кэри, за которой следовали остальные, начала ловко спускаться по склону горы. Вниз посыпались камешки, потревоженные их спуском.
— Эй, да тут высоко! — взвизгнула Сюзи. Через пять секунд она упала.
Анни повернулась к ней и нахмурилась.
— Ш-ш-ш!
— Извини! — Сюзи поднялась на ноги и поспешила за ними.
Она не заметила, что ремешок с брелком Джонатана и компасом выпали у нее из кармана.
КНИГА СЕДЬМАЯ
ТЕНЬ СМЕРТИ
29
— Давай, выводи нас в море, Пэтти — сказала Анни, как только спустились сумерки. — Давайте уберемся отсюда как можно дальше и как можно быстрее.
Небольшой ялик направился из устья речушки в море, а следом за ним подскакивали привязанные бамбуковые подстилки. Женщины и забыли, что такое скорость. — Они забыли, какая это роскошь — чувство, что нечто несет тебя, а не ты сама что-то тащишь. Они были невероятно горды сами собой. Они сделали, что хотели! Они были свободны! Они чувствовали приятное удовлетворение и дружескую сплоченность после выполненной работы, законченной миссии.
«После удушающей и гнетущей жары дня так приятно качаться на волнах прохладного моря», — думала Анни, проводя по воде рукой и наблюдая светящийся серебристый след, который оставляли ее пальцы.
— С какой скоростью мы идем? — спросила Сильвана. Пэтти сказала:
— Может, пять узлов. Это значит, что наша скорость чуть больше пяти миль в час, а это значит, что плыть нам, как минимум, пятнадцать часов. — Ей не хотелось приносить в их настроение горькую нотку, но она чувствовала, что должна добавить: «Хотя мы не знаем, сколько у нас горючего для мотора. Жаль, что запасная канистра была пуста».
Анни сказала:
— Если мотор проработает, пока мы не попадем в течение, то с нами все будет в порядке. Днем мы еще разок посмотрим на морские карты при свете. — С того времени, как умер Джонатан, они, недоумевая, рассматривали эти карты.
Пэтти бодро сказала:
— Джонатан говорил, что это течение двигается со скоростью в один узел, так что без мотора мы доберемся до места за семьдесят часов, в лучшем случае — за трое суток.
— Но, может, нас подберут раньше, — с надеждой проговорила Сюзи.
Голос Пэтти прозвучал уверенно:
— Конечно. Мы же не застряли в середине Тихого океана. Мы находимся в относительно узком проливе между Папуа — Новой Гвинеей и Австралией.
Кэри счастливо подхватила:
— И у нас надежная, прекрасная лодка из пластика, с якорем и парой весел!
— А не какой-то там пропитанный водой плот без всякого управления! — поддержала Сюзи,
Женщины смертельно устали, но настроение у них было отличное. Слушая их веселую болтовню, Анни с трудом припомнила, что это были как раз те грозные женщины, которые вчера на берегу боролись с мужчинами за свою свободу, которую те хотели отнять. Вспоминая об этих решительных моментах, Анни почувствовала свирепое удовлетворение. Она поняла, что свобода не дается человеку просто так. Приходится бороться за нее.
Осторожно, чтобы не нарушить равновесие и без того перегруженного ялика, Анни повернулась на сиденье лицом к Пэтти и сказала:
— Мне хочется проверить все, чему нас учил Джонатан насчет навигации — ведь теперь все будет по-настоящему! Пэтти довольно сказала:
— У нас два компаса. — И она вручила ей черную пластиковую коробочку. — Вот этот, плюс еще карманный компас Сюзи.
Анни повернулась.
— Твой компас цел, Сюзи? Сильвана ответила:
— Она спит. Пэтти сказала:
— Нам надо попасть в течение, которое устремляется прочь от берега к юго-востоку, огибая южную оконечность Пауи. И оттуда нам предстоит преодолеть семьдесят миль океана, прежде чем мы доберемся до материка.
Кэри сказала:
— Да, мы же хотим добраться до этого острова, как там его, никак не запомню его название.
— Пулау Сударс, — сказала Анни. — Если мы как-нибудь промахнемся, так будет просто плыть дальше, пока не упремся в северное побережье Австралии.
Кэри кивнула.
— Днем мы будем идти по солнцу — которое в полдень должно пройти как раз над нами — чуть к северу, собственно говоря, потому что находимся на восемь градусов южнее экватора. Пэтти сказала:
— В виде грубой прикидки, я могу поставить часовую стрелку моих часов прямо на солнце. Север будет где-то в середине между часовой стрелкой и двенадцатью часами.
— А в пасмурные дни?
— Анни, ты ведешь себя как вожатый в лагере скаутов! Пэтти говорила бодро и уверенно. — В пасмурные дни я поставлю кончик карандаша Кэри в центр часов, так чтобы слабая тень падала прямо на минутную стрелку. Юг будет в середине между тенью и четырьмя часами.
— А ночью?
Пэтти кивнула, указывая на усеянное звездами высокое небо.
— Если ночью у нас будут неприятности с компасом, мы будем править по звездам. Я буду держать Южный Крест все время за правым плечом, тогда мы будем идти прямо по курсу юго-восток.
Кэри добавила:
— А если луна встанет до того, как зайдет солнце, выгиб месяца будет смотреть на запад. Если же луна поднимется после захода солнца, спинка месяца будет повернута к востоку.
— А если луна поднимается в одно время с закатом?
— Тогда это полнолуние, но я забыла, что в таком случае надо делать.
— Черт возьми, и я тоже, — сказала Анни, сердясь на себя. — Мы все измотались, лучше утром мы еще разок повторим все это. Нам всем надо знать это наизусть, как «Отче наш»… Эй! — Анни резко дернулась в сторону, когда Сильвана неожиданно повалилась на нее.
Удерживая равновесие, Анни сказала:
— Она спит. Повезло, что не повалилась в другую сторону, а то бы упала за борт. Нам, наверное, лучше привязаться к этим кольцам на носу и корме лодки. Кэри, у тебя первая вахта.
Ялик пробыл в открытом море уже более двух часов, и берег был совершенно не виден. Волнение моря усиливалось, и, хотя лодка еще двигалась, не похоже было, что она продвигалась вперед.
Мотор кашлянул. Пэтти схватилась за сердце. Сколько она не скрещивала пальцы, стремясь отвести беду, мотор заглох. Она мрачно подумала, что незачем будить остальных только ради того, чтобы сообщить им, что у них кончилось горючее.
Пэтти обнаружила, что лодкой страшно трудно управлять при отсутствии мотора. Волны становились все выше, и с увеличивающейся настойчивостью ударяли в корпус лодочки. Она не могла больше выносить паузы, следовавшей за подъемом ялика перед тем, как лодка ныряла к следующей темной, маслянистой волне. Она знала — чтобы избежать морской болезни, нельзя смотреть на море, а надо смотреть только на горизонт. Но поскольку было темно, она не видела линии горизонта.
Кэри внезапно застонала, затем ухватилась за борт и склонилась над водой. Лодка резко накренилась, затем рванулась вперед. Она застонала и потянулась за черпаком. Окунув его в воду, она начала брызгать себе в лицо. Затем, выронив черпак, снова наклонила голову над бортом. Звезды в небе покачнулись. К девяти часам вечера всех женщин смертельно укачало. Теперь Анни могла понять прочитанное когда-то: «Страдающий от морской болезни человек теряет желание жить». Ее рвало и рвало, хотя в желудке давно уже ничего не осталось. Ей казалось, что центр равновесия сместился и вальсировал, как волчок, у нее в желудке.
Взошла луна, и женщины увидели свои мокрые, блестящие лица и темные валы вздымающихся волн.
Когда Сюзи слабо наклонилась над бортом, ее шапочка с заостренной макушкой внезапно слетела с ее головы. В туманном свете луны Сюзи потянулась за ней, но кепочка улетела слишком далеко и опустилась на воду, подпрыгивая и ныряя на покрытых пеной гребешках волн.
Ветер усиливался, и по лодке забарабанили капли дождя. Вдруг целый водопад обрушился на ялик. Женщины немедленно промокли до костей.
Волны становились все выше и выше, с шумом разбиваясь о лодку. Сначала морская вода казалась им холодной, но, по мере того как сверху их стали пронзать ледяные капли дождя, вода в ялике стала казаться чуть ли не тепловатой.
Измученная Кэри орудовала черпаком, но движения ее были медленными и неуверенными. Сильвана уже начала вычерпывать воду из лодки сложенными в чашечку ладонями. Удивительно, как много ей удалось вычерпать, действуя изо всех сил.
Анни прокричала, обращаясь к Сюзи:
— Достань из рундучка кувшины для воды, тогда мы все сможем вычерпывать.
Дождь хлестал, заливая лодку, но измученные, уставшие женщины выливали воду наружу. Сначала они вычерпывали воду осторожно, наполняя бамбуковые сосуды доверху, перед тем как вылить их за-борт. Но темп их работы ускорился, когда шторм забушевал с новой силой. Раз Сюзи, не подумав, выливала воду навстречу завывающему ветру, который преспокойно бросил воду снова ей в лицо. Дыхание у нее перехватило, она задыхалась.
Они совсем выдохлись и покрылись синяками, им приходилось кричать изо всех сил, чтобы услышать друг друга. Если одна из женщин не орала прямо в холодное, мокрое ухо другой, их голоса уносило ветром прочь.
— Кэри, куда надо направлять перегруженную лодку в плохую погоду? — прокричала Пэтти, борясь с ветром. — Прямо в волны? В бок от волн? Или нам надо катиться к черту, не обращая на них внимания?
Кэри прокричала в ответ:
— Понятия не имею. Надо все попробовать. Быстрее! Я думала, ты знаешь, как управлять лодкой. Ты же знала, как заводить подвесной мотор!
— Только для катания на водных лыжах и в хорошую погоду!
Оказалось, что править в бок от волн не имеет смысла, и, когда ялик плыл, не обращая на волны никакого внимания, волны немедленно заливали корму, угрожая потопить лодку. Вести ялик прямо в волны и встречать их носом казалось самой подходящей идеей, но Пэтти подумала, что это вредно для желудка.
Жестокий ветер хлестал их по лицу, забивал легкие и, казалось, высасывал все тепло из тела. Завывая от ярости, ураган продолжал истязать их измученные тела, замораживая каждую клеточку. Похоже было, что ветер унес их волю и решительность. Женщины так промокли и так окоченели, что двигаться казалось совершенно невозможным.
Сюзи почувствовала в сердце леденящий ужас, знакомые ей со времен, когда она сама была еще ребенком. Она опять была беспомощной, и не было никакой надежды на спасение в свирепой круговерти шторма, бушевавшего вокруг нее. Как-то подсознательно она снова почувствовала неясную вину — должно быть, она виновна в каком-то ужасном грехе, потому что иначе Господь не обошелся бы с ней вот так. Сюзи верила в Бога только в самые ужасные моменты своей жизни, и для нее он всегда был гневной и капризной фигурой.
Волна обрушилась на ялик, и Сюзи, потеряв равновесие, повалилась на правый борт. Она вскрикнула. Анни с ужасом увидела, как темная масса воды поднялась и легко смыла ее за борт.
Когда волна несла Сюзи прочь, Сильване удалось схватить подругу за ногу. Сильвана крепко уцепилась и нагнулась, чтобы избежать удара другой, бешено брыкающейся ноги Сюзи. Голова и плечи Сюзи оказались под водой. Внезапный вес двух других женщин накренил лодку так, что до пенной воды оставалось не более трех дюймов.
Чтобы скомпенсировать такую потерю равновесия, Анни бросилась в другую сторону. Она растянулась на дне лодки, чуть не захлебываясь в хлюпающей там воде. Повернув голову, она услышала крик Сильваны, но слова унес ветер. Ни о чем не думая, Анни приподнялась на колени, ухватила Сильвану за талию и изо всех сил потянула.