ПЯТНИЦА, 16 НОЯБРЯ 1984 ГОДА

Джонатан тряс Кэри, стараясь разбудить ее.

— Черт бы вас побрал, вы все обязаны научиться не спать, если вы на посту. А теперь берите-ка удочку, войдите в море и попытайтесь поймать какой-нибудь рыбы. Не снимайте туфель, а то поцарапаете ноги, или вас укусит еще какая-нибудь гадость. — Он направился к Сюзи, потряс ее и сказал: — Ваша очередь караулить. Если вы уснете на посту, ужина не получите.

Перейдя к Пэтти, он мягко тронул и ее:

— Нам с вами надо работать. Мы не будем в безопасности, пока не найдем выход из той пещеры здесь, на поверхности. Если за нами кто-то будет гнаться, нам ни за что не протащить Сюзи под водой с достаточной скоростью.

Пэтти, шатаясь, поднялась на ноги и протерла глаза.

— О'кей, о'кей.

После завтрака, состоящего из кокосовых орехов, Джонатан повел их во влажную темноту дождевого леса. Райские птицы с розовым или бирюзовым оперением мелькали высоко над головой, скользя под навесом изумрудно-зеленых ветвей.

Он высоко поднял красную ягоду.

— Первое правило джунглей таково: никогда не ешь ничего, что красного цвета, кроме имбиря, японской хурмы и манго. — Он раздал им маленькие красные ягоды, содержащие стрихнин — смертельно опасный яд. — Никогда не трогайте ярко окрашенные ягоды или фрукты. Избегайте всего, что хотя бы отдаленно напоминает помидор.

Он сорвал с ветки зеленый волосатый плод.

— Обдирайте все волоски, будь это ягоды или листья. Никогда не ешьте корни, фрукты или овощи, если у них горький или острый вкус. Все, что пробуете в первый раз, сначала проверяйте языком, чтобы можно было это выплюнуть, если будет необходимо. Не трогайте ни растения, ни кустарники, ни деревья с млечным соком.

— А как насчет этих грибов? — Кэри указала на один из них.

— Не рискуйте и не пробуйте есть что-либо, что похоже на поганку или другой гриб.

— А какие растения опасно трогать? — спросила Пэтти.

— Все, от которых тело начинает гореть, болеть, чесаться или краснеть, или распухать, как и везде в мире. Пока их не тронешь, и сам не знаешь. Но убить вас ничто из них не сможет.

Сильвана поинтересовалась:

— А как насчет змей? Меня куда больше пугают змеи, чем какие-то растения.

— В мире совсем немного ядовитых змей. Из них сами на человека нападают кобры, жаракаки и болотные гадюки, но в тропиках змеи менее опасны, чем гремучие змеи или мокасиновые в некоторых районах Америки.

— Я только буду надеяться, что змеи читали ту же книжку, что и вы, — едко заметила Сюзи.

— Змеи уберутся с дороги, если только услышат, что вы приближаетесь, — сказал Джонатан, — но вы не должны беспокоить змею, или пугать ее, или загонять в угол.

— Постараемся, — отрезала Сюзи.

— Если вы будете ходить медленно и осторожно, у вас не будет никаких проблем, если вы будете смотреть, куда ступаете, смотреть, что трогаете рукой, и стремглав убегать, едва только завидите змею.

— А как же морские змеи? — все еще волнуясь, спросила Сильвана.

— В приливных реках водятся ядовитые морские змеи, да и вдоль побережья тоже, но если у вас хватит ума не столкнуться с ней в воде, они тоже вас не тронут.

— А ящерицы? — настаивала Сильвана.

— Ящерицы здесь не опасны.

Остальные женщины вернулись в лагерь, а Джонатан с Пэтти принялись прочесывать джунгли. Они вычислили, что выход из пещеры должен находиться где-то к юго-западу от их лагеря, но оказалось, что там тоже лес. Джонатан посмотрел на густую щетку подлеска и сказал:

— Должно быть, здесь когда-то была деревня. Может, если вы заплывете в пещеру еще разок, Пэтти, и покричите, я услышу ваш голос. — Затем он покачал головой. — Нет, даже если я и услышу, думаю, будет почти невозможно сказать, откуда будет раздаваться этот голос.

Пэтти нерешительно сказала:

— Однажды по телевизору я видела, как поднимаются по такой естественной трубе. Я могла бы вскарабкаться вверх с веревкой. Если бы я добралась до самого верха, мы могли бы обвязать веревку вокруг дерева и оставить ее так.

Джонатан кивнул.

— Действительно, звучит более разумно, если ты полезешь по веревке. А я мог бы проплыть, взобраться на утес и пробить в подлеске тропинку по направлению к твоему голосу. Если я полезу по трубе, я не буду знать, в каком направлении мне следует идти. Из-за такого густого подлеска на вершине ты, вероятно, ни черта не увидишь. — Он подумал — говорить этого ей не надо, но ведь если я полезу и сорвусь, им тут всем крышка, если за ними никто не будет приглядывать. И добавил: — Мы должны узнать, куда выходит труба, до того, как раскинем постоянный лагерь, ведь лагерь-то должен быть неподалеку от нашего убежища.

Взяв с собой подводный фонарь и моток веревки, Джонатан и Пэтти еще раз спустились по утесу и нырнули в пещеру. Чтобы защититься от летучих мышей, Пэтти обвязала свою платиновую головку белой рубашкой Джонатана. Они медленно пробирались в глубину пещеры, пока не вышли к слабому кружку света, отмечавшему верхний выход из трубы.

— Не думай об этом. Просто взбирайся наверх, — поторопил Джонатан.

Пэтти подумала: «Ему-то хорошо говорить таким уверенным голосом. Не ему придется рисковать свалиться с высоты шестьдесят футов».

Ничего не говоря, она намотала веревку кольцами на плечо и под другую руку.

— Ты храбрая девочка. Как только мы найдем, откуда сюда спускаться, мы будем в полной безопасности. Пэтти кивнула, указывая на скелет:

— Она-то не была. — Затем она подняла голову, глядя на слабый кружок света. — Может, мне сначала лучше потренироваться?

— Зачем? Взбирайся наверх, вот тебе и тренировка. Она подумала: «Медленно, но верно я до вершины все-таки доберусь». Сердце у нее бешено заколотилось, дыхание перехватило, так что ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, медленно набирая воздух и так же медленно выдыхая.

Джонатан спросил:

— Чего же вы ждете?

— Я стараюсь заставить себя подумать об этом, — призналась Пэтти. Она просто не имеет права думать о неудаче, о, она не должна думать о падении, о том, что тело ее будет искалечено, о смерти здесь, в зловещей темноте, как умерла женщина, превратившаяся в скелет. Она должна решиться. Она не должна позволять себе возвращаться мыслями к неудаче и к падению. Она должна спокойно начать и не останавливаться, пока не доберется до вершины. Она не имеет права ни разу ошибиться, она должна знать, что делает. Вот если бы ум ее был занят счетом, она просто не сможет думать ни о чем другом. Если она будет глубоко дышать весь трудный путь наверх, она не поддастся панике, потому что просто невозможно, чтобы тебя охватила паника, если ты дышишь глубоко, ритмично и спокойно.

— Если ты поднимешься на два фута, то поднимешься и до самого верха. Помни это, — сказал Джонатан.

Она шагнула вперед и застыла, прислонившись стройной спиной к грубой стене провала. Медленно она подняла ногу и нашла опору, затем зацепилась другой ногой на противоположной стороне.

Лучше уж начинать.

Прижавшись к стене руками, она чуть сдвинула ягодицы на пару дюймов. Затем осторожно подняла левую ногу еще на пару дюймов, используя другую ногу как опору, предохранявшую ее от падения. Она подумала: «Досчитаю до четырехсот, и к тому времени я или уже буду наверху, или присоединюсь к тому скелету внизу». Они не обсуждали это, но и она, и Джонатан знали, что, если только она потеряет опору, у нее не будет никакой возможности задержать падение.

Одетая в морскую рубашку и грязные белые шорты, в белой рубашке Джонатана на голове — для защиты от летучих мышей, Пэтти дюйм за дюймом начала подниматься вверх; передвигая спину на несколько дюймов каждый раз, когда отталкивалась от землистых стен обеими ладонями. Очень скоро ноги у нее начали трястись от постоянного напряжения. Чтобы сконцентрировать внимание и не дать мыслям разбежаться, она начала считать вслух. Тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…

Сосредоточиться на глубоком дыхании. Вдох — когда она спиной проползает чуть вверх… Выдох — когда она переставляет ноги… Семьдесят один… семьдесят два…

Ей очень хотелось посмотреть вверх, чтобы узнать, долго ли ей еще лезть, но она не могла позволить себе отвлечься. Двести один… двести два… Казалось, все дрожащие мускулы ее тела пронзительно протестуют, пока она медленно поднималась все выше и выше.

Руки у нее тряслись, все тело содрогалось от напряжения, глаза заливал пот. Было так безумно сложно следить за дыханием, ведь теперь ей было так трудно дышать. Пятьсот один… Пятьсот два… Может быть, она доберется до вершины этой трубы, когда досчитает до тысячи… Если нет, так когда досчитает до двух тысяч… Она просто обязана это сделать, чтобы расквитаться с убийцами Чарли.

Ноги уже больше не дрожали, а как-то непроизвольно подергивались. Вдруг она испугалась судороги. А иначе отчего же так странно дернулась нога? Идиотка, не зови судорогу!

Каждое движение ее ног делалось все более напряженным и замедленным. Каждый раз, как она искала опору, ей казалось, что это агония. Морская рубашка разодралась теперь на узкие ленты, и острые камешки и земля царапали ей спину.

Долго она так не выдержит… Шестьсот один… Шестьсот два… От непривычных движений мускулы на внутренней стороне бедер, казалось, вот-вот оторвутся, желудок болел, словно она только что закончила пятимильную пробежку. Теперь она скорее задыхалась, чем дышала. Спина, руки и плечи кровоточили покрылись глубокими ссадинами, теперь она уже всхлипывала, мрачно продолжая считать. Шестьсот четырнадцать… Вдох… Прижать ладони… Сдвинуть задницу… Медленно выдохнуть… Поднять левую ногу… Поднять правую ногу…

Она мечтала о том, чтобы остановиться и передохнуть, но не смела, потому что руки могли бы занеметь, а колени непроизвольно податься. Она должна продолжать напрягаться, прижимая подошвы ступней к земляным стенам колодца.

Земляная крошка и камешки сыпались вниз, когда она задевала их, карабкаясь вверх. Ей хотелось закричать, остановиться только на минутку — но она знала, что если она это сделает — она обречена. И она все лезла и лезла вверх.

Пот заливал ей глаза, все тело дрожало, и вдруг Пэтти поняла, что стало светлее, теперь она ясно могла рассмотреть грязные подошвы своих кроссовок. Она всхлипнула чуть громче. Семьсот семь…

Хуже всего было, когда вдруг что-то царапнуло ее по голове, и она поняла, что достигла, очевидно, листьев, склонявшихся над колодцем. Вдруг она засомневалась, а сможет ли отсюда выбраться? Она не должна паниковать, не должна думать о том, что осталось внизу, она должна думать о том, как попасть наружу.

Медленно, дрожа, стараясь не ослабить ноги, Пэтти правой рукой ощупала листву. Похоже, растительность не была очень жесткой или густой, она чувствовала, как ее пальцы свободно прошли через густые ветки и ухватили воздух. Ей пришлось подавить в себе желание схватиться за эти слабые листья, ища в них опору. Медленно, но верно… следи за дыханием; медленно — вдох… медленно — выдох…

Теперь она шарила левой рукой и нерешительно потянула за ветви с другой стороны, но и они тут же подались. Выходит, она правильно догадалась, ничего не выйдет — ей не ухватиться и не подтянуться с помощью этих ветвей…

Она чуть сдвинула ягодицы и подняла ноги еще на дюйм, теперь ее била такая крупная дрожь, что унять ее было невозможно. Обеими руками она сумела расчистить пространство у себя над головой, затем она снова отвела руки назад, так что ободранные и кровоточащие ладони отталкивались с обеих сторон бедер. Она опять подтянулась немного вверх, пробиваясь сквозь низкорослую чащу, царапавшую ей лицо и горло.

Продолжай считать. Семьсот двадцать шесть…

Ее охватило обманчивое чувство мнимой безопасности. Ей опять захотелось схватиться за свисающие лианы, но, похоже, характер у них такой же предательский, так что они тут же оборвутся под натяжением.

Сложнее стало, когда ее голова и плечи уже поднялись над щеточкой подлеска, а тело оставалось еще в колодце. Она поняла, как долго она считала, разглядывая шнурки на кроссовках, но теперь она и так не могла сосредоточить свое внимание.

Напряженно глядя на то место, где должны были появиться ее кроссовки, Пэтти медленно протянула руки над листвой. Ее трясло, словно в лихорадке. Падающий лист опустился на ее лицо, и ей пришлось плюнуть, чтобы отделаться от него, ведь она не могла позволить ему отвлечь ее внимание.

Когда верхняя часть ее туловища поднялась из трубы, Пэтти снова остановилась. Повернув голову влево, она пощупала левой рукой под растениями, нашарила землю внизу, проверила, не провалится эта опора, не осыплется ли и не станет ли причиной ее падения, — ведь иначе она провалилась бы опять вниз, в трубу, и неминуемо упала бы спиной на пол пещеры.

Пэтти надеялась, что ее шарящая рука не попадет в пасть какого-нибудь зверя, надеялась, что не уткнется прямо в муравейник.

Похоже было, что земля там достаточно твердая. Она постаралась обвить лиану или какой-нибудь гибкий куст левой рукой. Последним усилием она подтянулась и перебросила тело через край трубы.

Она лежала, дрожа и чувствуя приступы рвоты, на корнях деревьев. Красные муравьи накинулись на нее, кусая голые ноги и руки.

Пэтти постаралась успокоиться, она медленно подползла к ближайшему стволу дерева, прорубая себе путь сквозь подлесок двумя рыбацкими ножами, которые до того были заткнуты у нее за пояс.

У нее ушло примерно полчаса на то, чтобы доползти до дерева и обвязать веревку вокруг его серебристого ствола. Она соскребла грязь с кровоточащих ладоней, затем собрала несколько камешков и осторожно подползла назад, к трубе, чтобы бросить их туда. Она швырнула три камня, что означало: «Я наверху, со мной все в порядке, и веревка привязана к дереву».

Ей показалось, что она услышала крик из колодца, но он был слишком слабым, да и слова исказились так, что ничего нельзя было понять. Она сорвала с головы рубашку Джонатана и вытерла ею мокрое от пота лицо, а затем прислонилась к дереву. Теперь она с места не сдвинется. Как они и договорились, она будет свистеть, пока он не найдет ее, пока Джонатан, не проложит к ней тропинку с помощью мачете. Теперь она ни на дюйм не сдвинется с места. Очень даже может быть, что тут кругом есть другие трубы вроде этой. Если это так, у нее не было ни малейшего желания проваливаться туда.

Пэтти услышала Джонатана до того, как его увидела. Пока они кричали друг другу, она все ближе слышала удары его мачете, прорубающие тропу в ее направлении. Когда, наконец, он сделал последние взмахи по зарослям, она бросилась ему на голую, потную грудь.

— Ну вот, моя хорошая, — сказал он, прижимая к себе ее дрожащее тело и гладя ее короткие светлые волосы. — Скоро с тобой все будет в порядке.

Он полунес, полутащил ее через низкий, узкий туннель, который прорубил через заросли. Как только джунгли над их головами стали выше и можно было выпрямиться, он подхватил Пэтти на руки и нежно понес ее к водопаду.

С большой осторожностью Анни сняла остатки морского костюма Пэтти. Сильвана нежно ополоснула ее царапины и вытерла их своей рубашкой. Анни, едва касаясь, нанесла на ее раны антисептическую мазь.

Наблюдая за этим, Сюзи впервые поняла, что скоро она, как и Пэтти, будет зависеть от этой компании женщин, которым она никогда раньше не доверяла. Они сказали, что собираются научить ее плавать, и Сюзи не понравилась эта идея. Она доверяла воде не больше, чем женщинам. Доверие было чуждо природе Сюзи, ей не нравилось быть зависимой, и она была такой же подозрительной в отношении этого, как и дикое животное, обнюхивающее западню.

Кэри еще не вернулась с рыбалки. Джонатан пошел ее искать, в то время как четверо оставшихся женщин, стянув с себя одежду, пошли купаться в озеро у водопада, за исключением Сильваны, которая плавала в своей черной шелковой сорочке.

К тому времени, когда Кэри присоединилась к остальным женщинам, Пэтти уже достаточно пришла в себя, чтобы помогать ей учить Сюзи держаться на воде. Пэтти объясняла:

— Ты не двигаешься, Сюзи. Ты висишь в воде, как парашютист в небе, руки и ноги в стороны, не напряжены, расслаблены.

Присевшая на морских скалах Сюзи фыркнула. Трудно было уговорить ее зайти в воду, потому что лагуна была слишком глубока для нее и она не доставала до дна ногами. Пэтти и Кэри брели по воде, крепко держа Сюзи между собой, которая обвила их шеи своими руками.

В конечном итоге, используя пустую пластиковую канистру из-под воды в качестве плавательного матраца, Сюзи легла, неуклюже распластавшись, на качавшуюся под ней канистру. Плавая по лагуне, сопровождаемая Пэтти и Кэри, она была в восторге от своего достижения.

Затем наступил ужасный момент, когда канистру вытащили из-под нее. Пэтти и Кэри скрестили руки под животом Сюзи, пока та училась держаться на воде. Пэтти сказала:

— Попытайся окунуть лицо в воду, чтобы привыкнуть к этому ощущению.

Сюзи сразу забрыкалась, и ее голова резко дернулась вверх.

— Я не могу. Я не буду. Он не может заставить меня. Пэтти и Кэри ничего не сказали, но ждали. Через несколько минут ее мятежный страх утих; она знала, что это все серьезно. Джонатан дал ей ясно понять, что не пустит ее на плот, если она не сможет плавать.

Спустя полчаса Сюзи уже уверенно держалась на воде. У них не было мыла. Анни и Сильвана терли свои тела и волосы пригоршнями песка, перед тем как окунуться. Сильвана до этого никогда не видела так много обнаженного женского тела. Смущенная, она не снимала своей черной шелковой сорочки, но не могла удержаться, чтобы не стрелять глазами на тела других женщин. Раньше она думала, что у всех женщин почти одинаковая фигура, разве что некоторые крупнее, чем остальные, но фигуры этих женщин были столь же разные, как и их груди, и тем более носы. Высокое, узкое тело Пэтти было худым, как у мальчишки, а ее груди были маленькие и острые. Анни была очень белая и мягкая, ее груди были как половинки теннисных шаров, с маленькими розовыми торчащими сосками. У Кэри соски были большими и темными, а тело крепким и крупным, как у Мадонны Боттичелли. Ноги и тело Сюзи были как у двенадцатилетнего ребенка, чего нельзя было сказать о ее больших грудях и высоких, в миленьких ямочках, ягодицах.

Пока другие женщины плескались в лагуне, Сильвана чувствовала себя неловко, как будто они смотрели на нее. Бродя по воде, она ущипнула себя сзади; ощущение было такое, как если ткнуть пальцем в перезрелый плод авакадо. Она была в смущении от своего тела и чувствовала себя уязвленной. Хотя, скорее всего, никто этого не делал, но ей казалось в этот момент, что другие могли показывать на нее пальцами и смеяться.

После, когда они сидели на скалах, Анни раздала им одежду, которую она прополоскала, чтобы хоть чуть-чуть избавиться от запаха пота. Одетые в мокрую одежду женщины немного замерзли, пока лезли вверх по скалам, возвращаясь в лагерь.

Перед купанием Кэри поймала четыре маленьких рыбки. Она была разочарована уловом; у нее была хорошая леса, она знала, как ловить рыбу, и здесь ее, казалось, было много. После Джонатан почистил рыбу, и они поджарили ее над костром, нанизав на ветки. Рыба с одной стороны подгорела, а с другой была сырая, но никто не жаловался.

После десерта — опять свежего кокоса — Джонатан не разрешил Кэри выкурить одну из ее сигарет. Это были единственные сигареты на всю группу — и потому особо ценные, так как можно было долгое время спасаться от пиявок и москитов, которые ненавидят дым. Самой ужасной формой животного мира, которая им угрожала, были москиты, одна из женских особей которых являлась переносчиком малярии.

— Только одну сигарету, — просила Кэри. — Пожалуйста. Я выкуривала по две пачки в день, с тех пор как поступила в колледж.

— Тогда ты прикончишь эту за полдня, так почему не представить, что ты уже все выкурила, — сказал Джонатан.

Пэтти предложила:

— Может быть, мы можем найти в джунглях какие-нибудь заменяющие табак листья. Туземцы курят местный табак в своих длинных трубках; он должен расти где-то здесь.

— Я бы не рассчитывал на это, — коротко сказал Джонатан.

В опаляющую полуденную жару они снова спали; было слишком жарко, чтобы делать что-нибудь еще.

Позже они устроили более основательное место для костра. Пэтти и Кэри вырыли яму, размером примерно с детскую ванночку, выгребая землю при помощи кокосовой скорлупы. Джонатан срезал пару молодых деревцев с разветвлениями, из которых получилось два Y-образных кола длиной примерно в фут. Он воткнул колья по краям ямки и поперек них положил прочную палку из молодого дерева, на которую повесил металлическое ведро с водой.

— В будущем, — сказал он, — вся наша вода должна обеззараживаться кипячением и затем процеживаться через мои носки, чтобы очистить воду от почти невидимых кусочков веток, листьев и другой растительности.

Сюзи перестала смеяться, когда поняла, что он говорит серьезно. Она была водоносом лагеря. Он уже показал ей, как черпать воду из реки ведром, привязанным к талии длинной веревкой из ротанга, на случай, если она упустит его.

— Любой быстрый поток воды, текущей по песку, уже будет отфильтрован таким образом, — объяснил он, — но этот поток может проходить мимо деревни и там, где висячий мост, а где деревня, там крысы, а где есть крысы, там есть крысиная моча, а это заражает воду.

Джонатан и Кэри пошли вверх по течению реки, пока не достигли потока, впадающего в реку. Позже Джонатан привел всех женщин к краю этого широкого стремительного потока, научил их, как ловить рыбу. Кэри осторожно показывала другим женщинам приемы ловли.

Когда они притащились в лагерь с тремя маленькими форелями и креветками размером с омара, Джонатан сказал:

— На этот раз каждый чистит свою рыбу сам.

— Гадость! — сказала Сюзи.

После вечернего приема пищи, когда они сидели на корточках вокруг костра в темноте, Джонатан разрезал одну из сеток от москитов, чтобы сделать вуаль и завязать ее под подбородком — как сетку у пчеловодов, — надевая ее на белые с висящими полями шляпы от солнца, которые они спасли с «Луизы». Они еще сделают навесы для ночи, используя две другие сетки от москитов; преимущество будет отдаваться тем, кто заболел.

— О'кей, — сказал Джонатан, закончив с сетками. — Представим, что мы на скачках за кубок Мельбурна. Хорошо надень шляпу, чтобы твоя лошадь пришла первой. Примерьте их, подойдут ли вам размеры.

— Попробуйте сначала мои грязевые нашлепки, — сказала Анни. Она смешала жестянку грязи, используя землю и воду с реки. Грязь должна была быть налеплена на голени и лодыжки, чтобы защитить от москитов и уменьшить зуд от укусов.

Предыдущей ночью шли жаркие споры по поводу четырех пар кожаных перчаток для рыбной ловли, которые могли защитить руки от москитов. Они все были благодарны судьбе, что у них оказались огромные белые рубахи для рыбалки с лодки, которые защищали верхнюю часть тела, но ниже их слишком коротких шорт ноги Сюзи и Пэтти, а также лодыжки остальных были безжалостно искусаны.

Глядя на измазанные лица друг друга, увенчанные сверху нелепыми шляпами с сеткой, женщины начали смеяться — в первый раз с тех пор, как с ними случилась беда. Анни сказала:

— Мы будем это смывать каждое утро, когда будем купаться.

— И после купания каждый проверит стопы, — сказал Джонатан. Ваши ноги становятся сейчас даже более важными, чем руки. Тапочки нужно прополаскивать каждый день и сушить у огня. Ноги должны мыться каждый вечер в горячей соленой воде для закаливания. И ради Бога, не вскрывайте волдыри. Если только у вас загноится нога или вы ее сотрете, то в джунглях вы, скорее всего, уже не сможете, от этого избавиться.

Пэтти зажала голову руками.

— Мне нужна медсестра прямо сейчас. У меня болит голова с тех пор, как я взобралась на эту скалу. В аптечке есть аспирин?

Хотя там и была довольно потрепанная упаковка аспирина, но сама аптечка вызывала разочарование. Банки были ржавые и далеко не чистые, а их содержимое устарело и частично было использовано. Тюбик антисептической мази был выжат почти до конца, так же как и тюбик мази от кровососущих насекомых, половина каламиновой настойки была израсходована, и на катушке осталось совсем мало пластыря. Тем не менее в аптечке хранились пара бинтов, маленькие ножницы, тюбик мази для губ, баночка с тальком, сломанный градусник, флакон нюхательных солей и грязная маленькая баночка с какой-то неизвестной мазью.

Джонатан взял эту баночку и нанес немного коричневой мази на лоб Пэтти.

— Это тигриный бальзам, на основе опиума. Снимает головную боль и похмелье. Анни предложила:

— Давайте все проверим, что у нас есть в сумочках. Может быть, там найдется что-нибудь получше.

— Точно, — сказал Джонатан. — Я всегда удивляюсь, что женщины в них таскают.

При свете костра сумочки произвели на свет кучу помад, компакт-пудры, зеркалец, денег, ключей, солнцезащитный крем, салфетки и ручки. У Анни оказался пакет тампонов. У Кэри были сигареты, зажигалка и записная книжка. Пэтти торжественно извлекла из сумочки маленький швейный набор — бесплатный подарок отеля, содержащий еще одни ножницы. У Сюзи было две тысячи долларов в чеках «Америкэн Экспресс». Джонатан спросил:

— У кого есть водонепроницаемые часы? Отдайте их мне, мы будем их хранить в банке из-под лимонных леденцов на случай, если нам понадобится обменять их на что-нибудь.

Сюзи протянула платиновые часы, циферблат которых был обрамлен бриллиантами. Анни сняла черный шелковый ремешок со старинных круглых золотых часов, которые принадлежали еще ее матери. Сильвана, так же как и Кэри, не носила часов во время каникул. Единственными водонепроницаемыми часами были хромированные «Сейко» Джонатана и черные пластиковые «Clorbor» Пэтти.

Джонатан сказал:

— Все, кто выходит за пределы лагеря, надевает «Clorbor».

— А как насчет наших колец? — спросила печально Сильвана. — Можем ли мы еще носить кольца, которые подарили нам наши мужья?

Наступил момент эмоций. Джонатан кивнул.

— Конечно. Как я сказал, я вовсе не собираюсь менять что бы то ни было, так как это мигом наведет на наши следы.

Пэтти спросила, насколько далеко распространяется зона табу.

— Не дальше Бирманского моста, так как, очевидно, это та дорога, которой пользуются, — сказал Джонатан. — Держитесь как можно ближе к лагерю, тогда вы меньше рискуете зайти за зону табу, и ни в коем случае не подходите близко к соседней деревне.

Сюзи настаивала:

— Но почему нет? Джонатан сказал:

— Это не безопасно.

— Но почему нет? Он медленно произнес:

— Я полагаю, вам пора кое о чем узнать. Здесь иногда бывают случаи каннибализма. Что обычно для деревень, живущих на одной рыбе.

Наступило шоковое молчание, за которым последовали едва слышимые восклицания ужаса.

— Как ужасно!

— Отвратительно!

— Ты не можешь быть серьезным!

— Мне кажется, меня вырвет!

— Ты, должно быть, нас обманываешь! Сюзи задохнулась.

— Когда я отказалась плыть в пещеру, ты велел мне идти в соседнюю деревню.

— Ты бы все равно погибла, — сказал Джонатан. — Я должен был думать о безопасности остальных. Туземцы не знают английского, а ты не знаешь, как объясняться с ними, поэтому ты не смогла бы им сказать, что мы спрятались за водопадом.

Снова наступило шоковое молчание. Джонатан сказал:

— Большая часть этого острова все еще находится в первобытной стадии — в частности, дикие, неплодородные участки на юге, где живут занимающиеся рыбной ловлей туземцы. В округе вы можете за пару топоров и свинью купить себе трудолюбивую невесту.

Пэтти спросила:

— А какое отношение это имеет к каннибализму?

— Животные здесь редкость, и свежее мясо бывает не часто. Туземцы держат свиней, но не убивают их, так как свиньи являются символом изобилия. Они используют свиней для обмена или для оплаты долгов. Они убивают одну для специального празднества, и ее едят только мужчины, на детей и женщин не тратятся. Для туземцев каннибализм есть человеческая экология, они считают лишним хоронить людей или сжигать их. Когда их сородичи умирают, они их съедают.

Пэтти сказала:

— Но мы не являемся их чертовыми родственниками.

— Любой чужеземец рискует сойти за лишнюю свинью. Пэтти очень быстро заговорила:

— Ты должен научить нас всех стрелять из этого пистолета. Сейчас же!

— Не стоит слишком беспокоиться насчет сейчас. Охота за головами начинается в определенный сезон, в июне, и они направляются на другие острова — в этой области приблизительно восемьсот островов. Хороший гребец может безостановочно плыть на каноэ в течение сорока восьми часов, чтобы похитить жертву. Но ее используют не только в качестве пищи; человеческие жертвы необходимы для религиозных и церемониальных целей.