С островом Датч, названным так в честь членов экспедиции голландского мореплавателя Криса Хершдорфера
, чей корабль потерпел крушение возле его берегов в семнадцатом веке, все обстояло иначе. Он находился дальше от берега, и индейцам было весьма проблематично добраться до него на своих легких каноэ. Более того, они почему-то относились к острову с подозрением и не горели желанием заселять его.
В 1689, вскоре после набега на остров Пиков, майор Бенджамин Черч, чьи солдаты находились на острове во время атаки, возглавил экспедицию на Датч и обнаружил, что он по большей части покрыт лесом, и у его берегов крайне мало мест, где может причалить лодка. Но именно сюда в 1691 году человек по имени Томас Лунт, опасаясь новых столкновений с дикарями, привел группу поселенцев — тридцать человек, среди которых были уцелевшие после атак на Жемчужину и на остров Пиков. В течение следующих нескольких месяцев количество поселенцев на Убежище — так они звали остров, приютивший их, — только увеличивалось. Эти люди предпочли обосноваться подальше от берега, думая, что так меньше шансов быть застигнутыми врасплох.
С этого места повествование Эмерлинга становилось менее конкретным и более спекулятивным, но из всего потока информации Мейси поняла, что один из поселенцев, мужчина по имени Бер, стал вести себя непредсказуемо. Он отстранился от семьи, проводил все больше и больше времени в одиночестве, гуляя по лесу в центральной части острова. Конфликт разразился, когда его обвинили в попытке изнасиловать жену одного из поселенцев. Ее муж и трое других мужчин попытались изловить его, но Бер бросился бежать, застрелив одного из них из мушкета, и попросил убежища у своей жены, умоляя ее спрятать его и утверждая, что не сделал ничего плохого. Но женщина, опасаясь за собственную жизнь (она лучше кого бы то ни было знала о переменах в характере своего мужа), выдала его. Бера приковали цепями к столбу у амбара, но он как-то вырвался и бежал с острова на лодке, затерявшись на материке.
Через несколько месяцев, зимой 1693 года, он вернулся во главе группы вооруженных людей, среди которых были индейцы-головорезы, отвергнутые своим племенем, и перебил все население острова включая собственную жену. Но одна женщина чудом выжила и рассказала о том, что произошло. Даже сейчас, три сотни лет спустя, Мейси внутренне содрогнулась, перечитывая подробности случившегося. Там вершились пытки и издевательства. Женщин били, насиловали, резали, связывали и бросали в болото, обрекая на мучительную смерть. Никому не было пощады, даже детям.
Большинство из тех, кто участвовал в нападении, были потом пойманы и убиты, но Бер и его помощник, итальянец Бейрон, избежали этой участи. Говорили, что Бер — это не настоящее его имя и что некий Сира, похожий по описанию на него, разыскивался в Массачусетсе в связи со смертью двух женщин. В любом случае, после событий на Убежище об этом человеке больше никогда не слышали. Бейрон тоже исчез. Убийц разыскивали трое охотников с острова, которые были на материке, когда случилась расправа. Говорили, что они выследили многих участников нападения и свершили над ними скорый суд. Много лет спустя внук одного из охотников вернулся на остров вместе с новыми поселенцами. Звали его Джером Дюпре.
Эмерлинг также писал о похищении женщины в 1762, об исчезновении мужчин, которые силой привели ее на Датч, и о последующем обнаружении тела одного из них в лесу. Фамилия Дюпре мелькала то тут то там: так, один из предков Джо Дюпре установил каменный крест, до сих пор возвышающийся над руинами поселения и над могилами тех, кто погиб здесь. О Джордже Шеррине, тело которого обнаружили среди корней, автор не упоминал.
Больше всего Мейси заинтересовал последний абзац повести Эмерлинга:
«Тем, кто смотрит на остров со стороны, его история может показаться кровавой и странной. Но те из нас, кто вырос здесь и прожил много лет, чьи отцы, деды и прадеды покоятся на островном кладбище, привыкли к его странностям. Здесь лесные тропы могут зарасти в течение недели, а на их месте появиться новые, так что человек, ступивший на, казалось бы, знакомую дорогу, не знает точно, куда она его приведет. Мы привыкли к тишине и к странным звукам, свойственным этому небольшому клочку суши. Мы живем в тени его истории с разрешения тех, кто жил здесь до нас».
Мейси закрыла папку и вернула ее библиотекарю, а в голове у нее проносились имена, упомянутые Эмерлингом: Черч, Лунт, Бер, Бейрон.
Бейрон... Бэррон!
Возможно, это просто совпадение, подумала она, но, оно объясняет, почему в присутствии Бэррона людям становится как-то не по себе, — семейная традиция.
— Нашли то, что вас интересовало? — спросил библиотекарь.
— Нет, — покачала головой Мейси. — Мне были нужны ответы.
— Может быть, на острове вам больше повезет.
— Может быть, — согласилась она.
* * *
А на острове Джо Дюпре тоже хотел отыскать кое-какие ответы. Для начала он заехал к Дугу Ньютону. Ньютон с матерью жили в Тюленьей бухте, неподалеку от южной оконечности острова. Прошлой весной Дуг покрасил дом, так что теперь казалось, будто он светится на фоне деревьев.
Старушке недолго осталось жить — Дюпре видел это в ее глазах, чувствовал по запаху в ее комнате. Когда она умрет, врачи, конечно, выяснят какую-нибудь хитрую причину, почему это произошло, но для Джо, Дуга и, наверное, для нее самой, здесь нет ничего сложного. Она просто состарилась. Старушке уже под девяносто, и ее тело с каждым днем проигрывает схватку за жизнь. Ее дыхание слабое и хриплое, а кожа на лице и руках стала почти прозрачной. У нее ничего не болит, но в больнице ей уже не в силах помочь, поэтому сын забрал ее домой — умирать. Дебра Лежер, которая когда-то работала медсестрой, каждый день заезжает на четыре-пять часов, иногда и на подольше, если у Дуга дела. Правда, какие могут быть дела у человека, которому тоже скоро на пенсию? Дюпре думал, что между ним и Деброй что-то было. Она вдова, Дуг — старый холостяк... Но Джо не был в этом стопроцентно уверен. В конце концов, они оба строгие баптисты, так что ничего особенного между ними быть не могло.
Дюпре стоял у окна спальни миссис Ньютон и смотрел вниз, во двор. Ниже этажом располагалась кухня, но, поскольку у Дуга никогда не было необходимости расширять ее, она не выдавалась за внешнюю стену. По мнению Дюпре, маленькая девочка никоим образом не могла добраться до окна под самой крышей.
— У нее была приставная лестница, Дуг? — спросил он спокойно.
Миссис Ньютон проснулась, когда они вошли в комнату, но сейчас вновь провалилась в беспокойную дремоту.
Дуг хотел было огрызнуться, но решил, что оно того не стоит.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он тоскливо. — Я и сам не могу понять этого: как она попала наверх? Я просто рассказываю то, что видел.
— Окно было закрыто? — Дюпре провел по защелке рукой. Она казалась вполне надежной.
— Насколько я помню, да. Теоретически могло случиться так, что я плохо закрыл окно и ветер распахнул его, но той ночью ветра не было. Да и какой ветер способен открыть тяжелую оконную раму?
Дюпре посмотрел в сторону леса. Окно выходило на северо-восток. С этого места были видны одна из смотровых башен острова и стена затопленных деревьев, окружающих Место.
— Думаешь, я псих? — спросил Дуг.
Дюпре покачал головой. Он не знал, что и подумать. Все-таки сложно поверить, что маленькая девочка каким-то чудом взобралась по двадцатифутовой отвесной стене, чтобы напасть на старушку в ее спальне.
— Ты всегда казался мне человеком уравновешенным, Дуг, — произнес он наконец. — Что я могу сказать? Держи окна закрытыми и двери тоже. В доме есть оружие?
— И не один ствол, — кивнул Дуг.
— В таком случае, по возможности не применяй его, ладно? Меньше всего мне хотелось бы арестовать тебя за то, что ты кого-нибудь пристрелил.
Дуг вяло пообещал, что будет иметь это в виду. Не бог весть что, но уж лучше, чем ничего.
Дюпре уже собирался уходить, когда клочок бумаги, очевидно, подхваченный сквозняком, поднялся в воздух и снова упал на пол у окна. Полицейский нагнулся, чтобы рассмотреть его поближе, и понял, что перед ним мотылек. Серый и какой-то мерзкий, с желтыми отметинами вдоль тельца. Его крылышки слабо колыхались.
— Дуг, у тебя есть пустая банка или что-то вроде того? С крышкой.
Ньютон нашел банку из-под варенья, и Дюпре, аккуратно подняв мотылька с пола, опустил его в банку. С помощью карманного ножа он проделал в крышке отверстие, чтобы обеспечить насекомому доступ кислорода, хотя и полагал, что это ему уже не поможет.
Поднеся банку к свету, он осмотрел мотылька, медленно поворачивая банку, чтобы были видны его крылья и желтые отметины. Дуг Ньютон прищурился, потом покачал головой:
— Никогда не видел такого.
Дюпре почувствовал, как у него перехватило дыхание: вдруг в сказке Дуга Ньютона о летающей девочке словно бы поубавилось вымысла. Полицейский судорожно сглотнул.
— А я видел, — сказал он.
* * *
До тюрьмы оставалось четыре мили вдоль берега, когда они увидели тело. Колония строгого режима «Темная Бухта» находилась в конце изолированной дороги, которой редко пользовался кто-либо, кроме водителей тюремного транспорта. Если с человеком на этой дороге случится беда, ему долго придется дожидаться помощи.
— Что за черт? — спросил Мистерс.
— Похоже, это женщина, — пробормотал Торрес. — Тормози.
Женщина лежала у обочины дороги, ее голова и плечи терялись в высокой траве. Юбка была задрана так, что ноги и ягодицы оказались неприкрыты. Детективы остановились в нескольких футах от нее, и Торрес вышел из машины. Мистерс хотел было последовать за ним, но напарник велел ему остаться:
— Присмотри за ним.
— Да никуда он не денется, — возразил Мистерс, но все же остался рядом с машиной, в которой сидел с интересом наблюдающий за происходящим Молох.
Женщина не шевелилась, и Торрес увидел, что ее спина в крови. Он наклонился и раздвинул траву, скрывающую из виду ее голову.
— О черт...
Он увидел окровавленную плоть на месте, где должна была быть голова, и резко отвернулся, как раз чтобы получить сильный удар в переносицу. Торрес повалился на землю, в то время как Мистерс потянулся за оружием, но над ним нависла тень, и он увидел, как один из его братьев по расе направил на него дробовик. Из травы появился еще один тип, помоложе, со светлыми волосами и смазливым, почти женским лицом. За его спиной маячил мускулистый мужчина с короткими рыжими волосами, одетый в поношенные обтягивающие джинсы и звездно-полосатую футболку. Здоровяк забрал пистолет Мистерса и связал руки детектива за спиной клейкой лентой. В это время смазливый блондин опустился на колено возле Торреса и отстегнул у него с пояса ключи, предварительно вынув из кобуры его пистолет. Затем он подошел к машине, открыл дверь и освободил заключенного от оков. Молох вышел из машины, потянулся, затем взял у парня пистолет Торреса и подошел к сидящему на земле Мистерсу. Он направил оружие в голову детектива.
— Ну что, мистер Мистерс, теперь вам есть, что сказать?
Детектив не произнес ни слова. Он смотрел на Молоха глазами полными отвращения, а тот, похоже, решил поразвлечься:
— Я мог бы пристрелить тебя, как паршивую собаку, каковой ты и являешься, — Молох прицелился.
— Бабах, — сказал он, затем поднес дуло ко рту и сдул воображаемое облачко дыма. — Но я не собираюсь этого делать.
— Мы что, берем его с собой? — спросил Декстер.
— Нет.
— Но, если мы оставим его здесь, он сможет опознать нас.
— Неужели, — хохотнул Молох.
Он перевел взгляд на Мистерса и взгляд этот стал тяжелым:
— О каких только чудесах, которые видели мои глаза, ни расскажет мой язык.
Он повернулся к белокурому парню.
— Ослепи его, а потом отрежь язык. Все равно он им мало пользовался.
* * *
Они торопились, сталкивая внедорожник с телами Торреса и женщины в реку. Истекающего кровью Мистерса оставили на берегу. Вся операция заняла не больше трех минут.
Брон позвонил по телефону, и через несколько секунд к ним присоединились Повелл и Леони, которые были за рулем двух фургонов, стоявших за сто ярдов по обе стороны от засады. На кузовах этих фургонов красовалась легко снимающаяся эмблема несуществующего лесного хозяйства, чтобы, если бы кто-то проезжал по дороге во время операции, их можно было бы задержать, рассказав историю об упавшем дереве. Впрочем, им никто не помешал. Через некоторое время небольшая группа, пятеро мужчин и одна женщина в двух фургонах на высокой скорости направилась на север, к шоссе.
Декстер, Леони и Молох какое-то время ехали молча. Декстер периодически поглядывал в зеркало заднего вида. Через три машины от них следовали Брон, Повелл и смазливый блондин, и это Декстера устраивало. От блондина Уилларда его в дрожь бросало, особенно от его удивительной красоты и внешней невинности, за которыми скрывалась сущность безжалостного зверя. Но Молоху он нравился, и, в конце концов, блондин доказал свою полезность. Уиллард нашел женщину, прочесывая объездные дороги, бары, дешевые мотели почти неделю, пока не наткнулся на «нужную кандидатуру», как он выразился. Потом он убил ее и привез останки к месту встречи вовремя.
Декстер был сообразительным парнем, может, не таким сообразительным, как ему казалось, но все же. Он любил чтение, особенно книги по психологии. Декстер считал, что, если его работа будет связана с людьми, то неплохо бы узнать что заставляет их поступать так, а не иначе. Больше всего его интересовали отклонения от нормы в поведении, потому что именно с ними он сталкивался ежедневно. Декстер знал все о социопатах и психопатах, а также о других девиациях, он даже начал составлять собственную коллекцию человеческих отклонений, ставя диагноз каждому психопату, с которым ему доводилось иметь дело.
Но Уиллард... Декстер не смог найти книгу, в которой описывалось бы что-нибудь подобное. Уиллард, безусловно, из ряда вон выходящее явление. По правде сказать, Декстер не был до конца уверен, можно ли назвать Уилларда человеком, но подобных соображений он не собирался высказывать вслух в компании Молоха или кого бы то ни было еще. Но иногда он замечал, что Уиллард смотрит на него, и когда он заглядывал в глаза парню, то словно проваливался в омут. Декстер подозревал, что при бесконечном падении в бездну времени видишь то же, что и заглядывая в эти глаза, — бесконечность, окутанную мраком. Страшно не было — просто одна пустота, первозданная и безнадежная.
— О чем ты думаешь? — спросил Молох.
— Так, ни о чем.
— Ну же, скажи, о чем ты думаешь.
— Пустяки.
Леони, сидящая рядом с ним, молча смотрела на дорогу.
— Об Уилларде?
— Как ты узнал?
— Я наблюдал за тобой и видел, как ты смотрел в зеркало. Выражение твоего лица изменилось. Я могу читать тебя, словно книгу, Декс.
— Не нравится он мне. Я никогда от тебя ничего не скрывал, вот и сейчас говорю прямо: он не от мира сего.
— Он полезен.
— Ага.
— И предан.
— Предан тебе.
— Это единственное, что имеет значение.
— При всем уважении, мужик, ты торчал в тюрьме последние четыре года. Очень сложно работать с тем, кто не отчитывается ни перед кем, кроме человека, сидящего за решеткой.
— Но ты справился.
— У меня ангельское терпение, и с Версо нам просто повезло.
— Да, — сказал Молох. — Я думаю, с ним нужно что-то решать.
— Все прямо сейчас и решается.
— Надо было предоставить это Уилларду. Он никогда не любил Версо.
— Я тоже никогда его не любил, но не настолько, чтобы натравить на него Уилларда. Ты видел, что он сотворил с этой женщиной? Он ее всю изрезал.
— До или после?
— Я не спрашивал.
— Ну, я тоже не собираюсь спрашивать.
— Подозреваю, что до.
— К чему ты клонишь, Декстер?
— Загляни в газету, она где-то за тобой.
Молох, сидящий в полумраке фургона, пошарил среди коробок и тряпок и наконец обнаружил номер «Пост Реджистер». Статья на первой странице освещала подробности обнаружения четырех трупов в доме на юге Бротона.
Четырех трупов и двух голов, мужской и женской. Они лежали в холодильнике.
— По телевизору крутят то же самое. Я думаю, Уиллард обосновался в этом доме на некоторое время. Готов поставить последний цент, что кто-нибудь видел его, и скоро его рожа будет в газетах рядом с твоей. У нас могут быть проблемы.
Декстер услышал, как Молох разочарованно вздохнул в темноте фургона.
— Ты хочешь сказать, что он нам обуза?
— Именно так.
— Значит, я тоже обуза.
Декстер обернулся к нему.
— Мы здесь из-за тебя, а не из-за Уилларда.
Только через несколько минут Молох вновь подал голос из-за спины Декстера:
— Не спускай с него глаз, но пока ничего не предпринимай.
«Ха, — подумал Декстер, — да я не спускал с него глаз с тех самых пор, как впервые встретил»...
Повелл дремал, а Брон и Уиллард, сидящие в кузове, не разговаривали. Брон ничего против этого не имел. В отличие от Декстера, рыжеволосый не испытывал к парню явной антипатии. Он просто считал его очередным психопатом Молоха, но это не значит, что ему хотелось без особой необходимости заводить с ним беседу. Из пятерых людей, которые вместе с Молохом направлялись на север, Брон был наиболее нормальным. Конечно, и он был убийцей, но, как и Шеферд, не прибегал к насилию, когда того не требовали обстоятельства, и с большим энтузиазмом принял новость, что ему предстоит лишь следить за дорогой во время налета на машину детективов. Брон зарабатывал деньги, он был хорошим исполнителем, шестеренкой, без которой весь механизм не смог бы функционировать. Он оставался хладнокровным даже в крайних случаях. Каждой команде нужен свой Брон.
Брону же были нужны только наличные. Он понимал, что в ходе дела могут пострадать люди, но это его не касалось. Этим собирался заняться Молох. Брон бы с радостью ушел прочь с деньгами в кармане, не причинив никому вреда, но Леони, Декстеру, Уилларду и всем остальным нужно было нечто большее: им хотелось повеселиться. Он посмотрел на Уилларда, но парень, казалось, витал в облаках, не спуская глаз с тянущейся впереди дороги. Брон не считал повисшую тишину неловким молчанием, его все устраивало. Его устраивал Уиллард.
Но, тем не менее, он опустил руку на рукоятку ножа, закрепленного на поясе, и почувствовал себя как-то уверенней.
Конечно, к Уилларду у него претензий не было, но это не значит, что он ему доверял.
Брон был умнее любого из них.
* * *
Уиллард смотрел прямо перед собой на дорожное покрытие и думал о женщине. Она долго не могла остановиться и прекратить кричать, после того как умер мужчина. Она попыталась завести машину, и ей это почти удалось, но Уиллард успел разбить окно лезвием мачете. Когда он оторвал ее пальцы от ключа и вытащил его из замка зажигания, ее взгляд потускнел. Это была смерть надежды, и, хоть женщина и начала умолять его, в глубине души она понимала, что все кончено.
Уиллард шикнул на нее.
— Я не трону тебя, — заверил он. — Обещаю. Только успокойся. Я ничего тебе не сделаю.
Женщина плакала, сопли и слезы стекали у нее с подбородка. Она несвязно о чем-то его просила. Тогда Уиллард показал ей мачете и отбросил его в сторону.
— Успокойся, — сказал он. — Видишь, бояться нечего.
И ей захотелось поверить ему. Она так хотела поверить ему так сильно, что позволила себе сделать это, и она разрешила ему взять ее за руку и помочь выйти из машины. Он не позволил ей смотреть на то, что осталось от мужчины.
— Не надо туда смотреть, — сказал он и повел ее к дому, но при виде темного дверного проема и темноты, лежащей за ним, она вновь перепугалась, бросилась бежать, и Уилларду пришлось остановить ее, схватив за ноги. Он позволил женщине вволю накричаться, пока за ноги же волочил ее внутрь, а она ломала ногти, цепляясь за землю. Ее никому не суждено было услышать. Уиллард бросил страстный взгляд на мачете, лежащее в траве. Его любимое. Но ничего, он всегда успеет вернуться и подобрать его.
В доме у него было достаточно других «игрушек».
* * *
Шеферд первым заметил машину из пиццерии. На крыше «сатурна» был прикреплен большой пластиковый кусок пиццы, похожий на акулий плавник. Шеферд надеялся, что парнишке давали достаточно чаевых, потому что его работу нельзя было назвать приличной. Он завел фургон и подъехал к мальчишке-разносчику, когда тот доставал коробки из герметичного мешка, лежащего на заднем сидении. Он услышал, как открылась задняя дверь фургона и натянул на лицо маску. Через несколько секунд появился Тэлл, тоже в маске, и затолкал парня в фургон, угрожая ему пистолетом. Больше на стоянке у мотеля никого не было.
— Слушай, мужик, — сказал парень, — у меня с собой меньше десяти долларов мелочью.
— Снимай куртку, — сказал Тэлл.
Парень сделал, как ему сказали. Шеферд перегнулся через переднее сиденье фургона и ткнул парня пистолетом в плечо.
— Сиди тихо. Мой друг отнесет за тебя пиццу. Потом мы отсюда уедем. Высадим тебя по дороге. Уйдешь ли ты на своих двоих или останешься лежать там бездыханным телом, зависит от тебя. Усек?
Парень кивнул.
— Ты учишься в колледже? — спросил Шеферд.
Парень снова кивнул.
— Оно и видно. Ты сообразительный.
Дверь фургона захлопнулась, и они остались вдвоем. Тэлл, теперь одетый в куртку с логотипом «Райской Пиццы», поднялся по лестнице на второй этаж мотеля и постучал в дверь. Он стянул свою маску и подождал.
— Кто там? — спросил мужской голос.
— Пицца, — ответил Тэлл.
Он увидел, что занавеска на окне подернулась, и появилось лицо. Потом дверь открылась. К нему вышел мужчина в белой рубашке и красном галстуке. За его спиной стоял другой, с лысеющей головой и пивным животиком.
— Сколько мы вам должны? — спросил следователь окружной прокуратуры, а Тэлл сунул руку в сумку.
— Для мистера Версо, — сказал Тэлл. — За счет заведения.
Выстрел разорвал бумажный пакет, и следователя отбросило назад. Второй выстрел Тэлла уложил его на кровать. Версо попытался добежать до туалета, но Тэлл выстрелил ему в спину прежде, чем тому удалось скрыться. Затем он подошел к нему и сделал два контрольных выстрела в голову. Потом таким же образом подстраховался, украсив дырой череп следователя, распластавшегося на кровати, покинул номер и быстро вернулся назад, к фургону. Шеферд завел мотор, как только Тэлл подошел к двери.
— Маска, — напомнил седоволосый.
— Черт! — Тэлл снова напялили маску и только после этого забрался в машину. У него за спиной парень из службы доставки пиццы сидел, обхватив колени руками и положив на них подбородок.
— Ты в порядке? — спросил он у парня.
— Да, — мертвенно-бледные губы плохо слушались его.
— Ты вел себя молодцом, — сказал Тэлл. — Тебе не о чем беспокоиться. Надень это на голову.
Он вручил парню герметичный мешок из-под пиццы, и тот сделал, как ему велели. Они выехали на шоссе, потом притормозили у пустынного места для пикников. Тэлл открыл дверь и проводил парня до деревянной скамейки.
— Справа от тебя телефон. Но на твоем месте я бы никуда не звонил еще как минимум двадцать минут.
— Ладно.
— Тебе не тяжело дышать в этом пакете?
— Все в порядке.
— Хорошо.
— Мистер, — окликнул его парень.
— Что?
— Пожалуйста, не убивайте меня.
Да, Шеферд и тут не ошибся: мальчишка был сообразительный. Тэлл поднял пистолет с глушителем и нацелил его на пакет.
— Не буду, — сказал он, нажимая на курок.
* * *
Они купили гамбургеров в ресторанчике фаст-фуд и поглощали их, сидя в кузове фургона, пока дожидались Шеферда и Тэлла. Они сторонились платных дорог и не превышали скоростной режим. В кузове Молох подровнял волосы, сбрил бороду и сейчас сидел в темных очках. Водительские права у него в кармане свидетельствовали, что он Джон Остер из Ланкастера, штат Огайо.
— Долго еще? — спросил Молох.
— Около часа, — ответил Декстер. — Можем пока отдохнуть.
Молох покачал головой.
— Пора двигаться. Меня уже ищут, и скоро моя фотография будет на экране каждого телевизора отсюда и до Канады. Нам нужно найти ее, и побыстрее.
Несмотря на принятое решение, картина не была еще окончательно ему ясна. Иногда он говорил о Мексике как о пункте своего назначения, в случае если ему удастся бежать из под стражи, потому что Мексика, скорее всего, не стала бы выдавать американца, которому грозило пожизненное заключение, учитывая постановление и Верховного Суда. Молох на это не надеялся, но он рассчитывал, что среди заключенных найдутся те, кто вспомнит его слова и передаст их кому следует. Конечно, это не отменит проверки на северных и западных направлениях, но, по крайней мере, полиция сконцентрирует свои усилия на Юге.
Молох откинулся назад и закрыл глаза. Он был силен, и у него появилась цель. Он позволил себе провалиться в сон. Ему приснилась женщина.
Умирающая женщина.
Глава 4
Дэнни канючил:
— Мам, ну еще десять минут. Ну, пять минуток. Ну, пожалуйста!
Мэриэнн взглянула на него поверх очков. На Дэнни была пижама, и ей пришлось потратить целый час на то, чтобы заставить сына надеть ее. Он так вырос и повзрослел за последний год, что ей все труднее и труднее было справляться с ним. Мальчик постоянно задавал вопросы, все время сомневался, опытным путем проверял, насколько простираются границы ее авторитета и родительской власти по любому, даже самому пустяковому поводу. Но этот случай с птицей так потряс Дэнни, так обнажил его ранимость и незащищенность, что на некоторое время они снова стали близки. Его голова прижалась к ее груди, и он расплакался...
Но над чем он плакал? Над тем, что Джо Дюпре был вынужден убить умирающую птицу собственными руками, чтобы избавить ее от страданий, или над тем, что Дэнни не разрешили ее трогать и сначала поиграть в нее? Сын иногда мучил животных: она сама видела, как он делал это. Мэриэнн заставала его, когда он сжигал муравьев с помощью осколка бутылки, который действовал как линза, собирая лучи солнца. Она видела, как он мучает кошек, швыряя в них камнями. Она полагала, что большинство мальчиков в его возрасте ведут себя так же, потому что не вполне осознают, что причиняют боль живым существам. В этом, возможно, Дэнни был вполне заурядным шестилетним шалуном. Она надеялась на это. Ей не хотелось думать, что это могло быть отголоском скрытого порока, чего-то такого, что он унаследовал от своего отца, какого-то гена, который передавался из поколения в поколение и который еще проявит себя в полной мере, когда сын станет старше. Мэриэнн не хотелось думать, что ее Дэнни — потому что он был именно ее Дэнни, вне всякого сомнения, — станет таким человеком.
С недавнего времени сын часто стал задавать вопросы, расспрашивать о нем, и женщину угнетала мысль о том, что приходится постоянно лгать и эта ложь причиняет боль Дэнни. Казалось, что у мальчика сохранились смутные воспоминания об отце, он плакал, когда мать говорила ему, что он умер. Как это ни странно, в первый раз он не заплакал, зато во второй раз разразился потоком слез, словно ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать факт смерти отца и понять, что это означает для него.
— Как он умер?
— Автокатастрофа.
— Где?
— Во Флориде.
— Почему он оказался во Флориде?
— Он там работал.
— Чем он занимался?
— Продавал вещи.
— Какие вещи?
Страдания. Боль. Страх.
— Он продавал машины.
— Он похоронен, как другие люди, на кладбище?
— Да, похоронен.
— Мы сможем навестить его могилу?
— Когда-нибудь.
Когда-нибудь. Когда-нибудь она будет вынуждена рассказать ему правду, но не теперь. После этого будет достаточно времени для гнева, боли и обвинений. Но сейчас, он ее Дэнни, и она защитит его от прошлого и от ошибок, которые совершила сама. Она протянула руку и взъерошила его волосы, но он, похоже, понял ее жест как разрешение и плюхнулся опять на свободное место рядом с ней.
— Нет, Дэнни, больше нельзя. Иди спать.
— Ма-ам.
— Нет. Отправляйся спать сейчас же, Дэнни Эллиот. Ты хочешь, чтобы я встала с этого места?
Дэнни бросил на нее недовольный взгляд и затопал прочь. Она слышала его шаги, пока он поднимался вверх по лестнице, потом хлопнула дверь в его спальню, и почти сразу раздался протестующий скрип кровати, когда он рухнул на нее всем телом.
Она перевела дыхание и глубоко вздохнула, затем сняла очки. Ее руки дрожали. Удивительно, что всю свою недолгую жизнь Дэнни подчинялся режиму и условиям существования, которые были ему навязаны. Первые два с половиной года они с Мэриэнн постоянно находились в движении, старались не задерживаться подолгу в одном месте, пересекали страну из конца в конец, чтобы избежать любого преследования. Это было ужасное время. Мэриэнн казалось, что они с сыном стали составной частью безликих и безымянных городков, как будто проносящихся перед ними одним смазанным пятном, словно кадры фильма, снятые неопытным оператором, который забыл навести резкость. Первые месяцы были самыми тяжелыми. Она просыпалась от любого скрипа половиц, звука с улицы, стука веток по оконному стеклу. Даже звук включения кондиционера в дешевых мотелях заставлял ее в страхе просыпаться.
Но ужаснее всего было, когда полосы света от фар проносящихся мимо мотеля машин пересекали их комнату и она слышала мужские голоса. Иногда они смеялись, и тогда она чувствовала облегчение. Она боялась спокойных голосов, потому что знала: когда они придут за ней, они сделают это так тихо, что у нее не будет времени даже на то, чтобы отреагировать, а тем более сбежать.