Но страхи Молоха сами собой развеялись, когда он ступил на твердую землю. Перед ним проносились образы и картины из его снов и каких-то неосознанных мыслей. Он видел скрытое от взора других. Припоминал названия каких-то деревьев и кустарника. Он был настроен на одну волну с окружающим миром.
       Я знаю это место. Я его знаю.
      Молох показал жестом Декстеру, Повеллу, Шеферду и Скарфу, чтобы они шли за ним. Тэлл ничего не сказал. Уиллард просто наблюдал за ними.
      — Вы пока останетесь здесь, — велел Молох Уилларду и Тэллу. — Присмотрите за лодкой. Когда мы вернемся, надо будет быстро отчаливать.
      И они пошли прочь, медленно пробираясь в снежном буране.

* * *

      Водного такси еще не было видно с острова, когда Леони появилась за плечом лодочника. Дул пронизывающий ветер. И она и Брон вымокли и продрогли, на их плечах и головах лежал снег.
      — И как мы причалим? — спросила Леони.
      Лодочник пожал плечами:
      — Худшее позади. Это проще. С этим справится и ребенок. Я могу причалить в любом месте. Док тоже подойдет.
      Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Она была симпатичной. Глядя на нее и Брона, лодочник подумал, что приятно видеть представителей разных рас счастливой парой. Он посмотрел на небольшой причал под крышей в надежде увидеть там полицейский «эксплорер», но его там не было. «Теперь в нем нет нужды, — подумал парень, — раз паром Торсона в доке».
      — Вам нужно где-нибудь остановиться, ребята, в каком-нибудь мотеле, — сказал он, показывая направо. В мотеле было четыре комнаты, окна которых выходили на тропинку, ведущую к маленькой пещере в скале — убежищу, давшему название всему острову.
      — Если никого не найдете в мотеле, загляните в бар. Джеб Баррис владеет обоими заведениями. Его дом позади мотеля.
      Леони поблагодарила его и добавила:
      — А здесь тихо.
      — Да, похоже, поблизости никого.
      Леони шагнула назад, подняла свой пистолет с глушителем и выстрелила лодочнику в голову.

* * *

      Уиллард наблюдал за уходящими. Пещера КрейКаув была небольшим углублением в скале. Когда-то она спасла первых поселенцев, высадившихся на острове, и дала название этому клочку суши . Бушевала метель, и Уиллард не различал береговых огней. Тропа вела вдоль каменистого берега. Он видел фонари уходящих — единственный знак того, что там есть какая-то дорога.
      Во время переправы Молох сидел рядом с Уиллардом и сообщил ему, что он не пойдет с остальными.
      — Ты не доверяешь мне? — спросил Уиллард.
      Молох дотронулся до его плеча:
      — Я беспокоюсь за тебя, вот и все. Возможно, тебе пришлось сделать чересчур много за последние недели. Просто я хочу, чтобы ты передохнул. А что касается доверия... Я не доверяю Тэллу. С ним я никогда раньше не работал. Если что-то пойдет не так и он попытается отчалить без нас, пристрели его, понял?
      Парень кивнул, и Молох вернулся в каюту. Уилларду хотелось верить ему. Очень хотелось. И, возможно, он бы отбросил свои сомнения, если бы не Декстер. Когда они причалили и сошли на берег дружок Леони повернулся и глянул на Уилларда. Так в последний раз смотрят на опостыл евшего, но обреченного врага — даже с некоторым сожалением. Декстер, слыхано ли дело, улыбнулся Уилларду на прощанье.

* * *

      Все пятеро медленно продвигались по тропе, то и дело поскальзываясь на свежевыпавшем снегу и натыкаясь друг на друга. Декстер забрался наверх раньше остальных. Повелл немного отстал от него. Молох, Шеферд и Скарф следовали сзади.
      Декстер первым заметил человека. Он стоял в дверном проеме трехэтажной смотровой башни с узенькими окнами, поднеся руку в перчатке к козырьку кепки, чтобы лучше видеть подходящих людей. Сначала у Декстера было впечатление, что незнакомец строит ему рожу, дразня его, но потом он разглядел тяжелые веки, любопытство в глазах, слегка перекошенную челюсть и дал знать остальным:
      — У нас неприятности.
      Ричи Клайссен больше всего на свете любил снег. Он даже хотел разбудить Дэнни и позвать его с собой, но потом передумал. Дэнни маленький и не знает леса так же хорошо, как он. Ричи тихо оделся — натянул ботинки, куртку, теплую кепку с козырьком и перчатки — и вышел из дому. Маме он ничего не сказал. Она задремала перед телевизором, и он не захотел ее будить. Скорее всего, она бы все равно ему не разрешила, а ему так хотелось увидеть остров в снегу. Но вместо того, чтобы пойти напрямик через лес, он держался вдоль дороги, пока не дошел до берега.
      Ричи никогда не боялся в лесу. Сам того не осознавая, он был очень чувствителен к опасности и угрозе в любой форме. Именно поэтому с ним никогда не происходило несчастных случаев — ни в стычках с мальчишками постарше, ни однажды, когда они с мамой поехали в Портленд и какой-то старик пытался заманить его в темную аллею, пообещав книжки с комиксами. От него вместе с запахом нечистого белья и грязи исходила угроза, поэтому Ричи бочком, бочком ушел, одной рукой придерживаясь за стену и наблюдая, не станет ли старик преследовать его.
      В лесу было все иначе. Там было безопасно. Нет, конечно, там был кто-то, но Ричи верил, что этот некто не причинит ему вреда. В лесу пахло так, как и должно было пахнуть, — сосной, опавшими листьями и испражнениями животных. А еще там царили тишина, умиротворенность и спокойствие, что и рождало в Ричи чувство защищенности, будто кто-то старший и мудрый присматривает за ним, как миссис Арбинот в детском саду, прежде чем мальчика изолировали от других детей и отдали в специальную школу в Портленде. В школе ему нравилось. У него там впервые появились друзья, настоящие друзья. Он даже целовал девочку Эбби и вспоминал с нежностью, какие чувства она у него вызывала и как он вынужден был отдалиться от нее, чтобы побороть растущий дискомфорт.
      Но в последнее время в лесу все изменилось. Недавно Ричи видел странного мальчика. Подросток лет четырнадцати стоял у полосы прибоя и глядел в море. А еще он не оставлял следов на мокром песке. Ричи звал его и махал ему, но тот так и не обернулся. И Ричи оставил попытки поговорить с ним. Иногда Ричи видел этого же мальчика в лесу, но по большей части тот оставался на берегу и смотрел, смотрел в море. Мальчик был мертвым. Ему просто не хотелось покидать остров, и Ричи хорошо его понимал и уж, конечно, не боялся. Ему и самому не хотелось покидать остров.
      А вот Серая Девочка испугала Ричи, хотя он видел ее, повисшую в воздухе, всего два или три раза. Ее ноги не касались земли, а глаза были как черные донышки бутылок, вставленные в глазницы. Она испугала Ричи так, что он даже обмочил штаны. Она была злая, злая на всех, кто был жив, потому что ей тоже хотелось быть живой. Тот мальчик, казалось, чего-то ждал, а девочка не желала ждать, она хотела этого сейчас. Поэтому Ричи начал обходить стороной Место, где леса казались гуще даже с высокой главной смотровой башни. Ричи очень нравилась эта башня. С нее было видно все на многие мили вокруг, ветер раздувал волосы, во рту чувствовался привкус моря. Но теперь там обосновалась Серая Девочка. Джо Дюпре приходил проверить башню и удостовериться, что дверь заперта, но Серой Девочке не нравилось, что запирают дверь, поэтому она ее все время открывала. Серой Девочке хотелось, чтобы дверь была открыта, ведь, если она будет открыта, туда могут зайти люди. А если люди войдут и будут недостаточно осмотрительны, то Серая Девочка сыграет с ними злую шутку.
      Она была худшей из всех, но были и другие. Ричи часто видел их на территории, прилежащей к башне и у принадлежащего им креста. Пойти туда теперь было все равно, что встать на рельсы перед идущим поездом. Поезд тоже не хочет нанести тебе вред, но, если ты по собственной неловкости попадешься у него на пути, он просто убьет тебя, следуя к месту назначения. Такими теперь леса казались Ричи: темный туннель с мчащимся по нему поездом, готовым сбить все на своем пути.
      Но на берегу было пока безопасно, и там росли несколько деревьев, под которыми можно укрыться в случае чего. Правда сегодня снегопад был очень сильный — такого Ричи еще никогда не видел, а ветер набрал такую силу, что не давал открыть глаза. Ричи укрылся было в одной из старых смотровых башен у дороги в надежде переждать непогоду. Но тут появилась лодка. Он мог едва различить ее, пока она не подплыла ближе, и, когда она причалила, Ричи услышал мужские голоса.
      И вдруг он испугался.
      Ему захотелось домой.
      Ричи вышел из своего укрытия в башне как раз в тот момент, когда черный человек появился и увидел его.

* * *

      Голос Тэлла вернул Уилларда к действительности. Он больше не видел Молоха и остальных, потому что теперь они поднялись наверх, но их фонари еще мерцали сквозь снегопад. У Уилларда сильно болел живот. Ему захотелось согнуться, свернуться калачиком, как ребенку. Он моргнул и почувствовал, что в глазах стоят слезы.
      — Надо бы это убрать.
      Уиллард поспешно вытер лицо, когда Тэлл протянул ему охапку спасательных жилетов, и указал на укрытый ящик на дне маленькой лодки:
      — Вон туда.
      Уиллард взял жилеты и опустился на колени, чтобы убрать их. За спиной он слышал, как Тэлл копается в своей сумке, потом почувствовал, как тот подошел ближе и встал за его спиной. Он глянул через плечо — на него смотрело дуло пистолета. Личное оружие Тэлла, кольт сорок пятого калибра, висело у него на поясе. В его руках был пистолет двадцать второго калибра с глушителем.
      Не шуметь — таковы были распоряжения Молоха. Ни шума, ни боли.
      — Ты, чокнутая скотина, знаешь, что ты нас всех чуть не довел до белого каления? — Тэлл явно не представлял, что такое приговор, зачитываемый осужденному перед казнью.
      Уиллард даже не моргнул, когда он спустил курок.

* * *

      — Он чокнутый, — сказал Декстер.
      Повелл взглянул на него.
      — Что ты сказал?
      — Парень — чокнутый, — повторил Декстер. — Он умственно отсталый.
      Ричи стоял через дорогу напротив них и не двигался. Повелл приставил ладонь ко лбу, чтобы защититься от снега, и внимательно посмотрел на незнакомца. Тот выглядел моложе своих лет, у него, казалось, лицо скорее ребенка, чем взрослого. Но ребенок это или взрослый, Декстер был прав: он действительно чокнутый.
      — Что будем с ним делать? — спросил Повелл.
      — Думаю, следует отвести его обратно в лодку, — предложил Скарф. — Пусть Тэлл присмотрит за ним до нашего возвращения, а потом отпустим его.
      Он услышал хруст за спиной и, обернувшись, увидел, что Молох взобрался на скалу, зацепившись за молодое деревце.
      Молох посмотрел на Ричи, а Ричи на него.
      — Плохие люди, — сказал Ричи.
      — Что это он сказал? — спросил Повелл.
      Дурачок начал быстро удаляться прочь, но они слышали, как он что-то бормотал себе под нос.
      — Он узнал меня, — понял Молох.
      — Да как это возможно? Декс сказал, что он умственно отсталый.
      — Не знаю как. Может, по телевизору видел. Остановите его.
      Декстер и Повелл бросились за парнем, но снег густел, идти было трудно, они то и дело поскальзывались.
      — Эй, постой! — крикнул Декстер, но лицо Ричи оставалось непроницаемым. Таким оно было, когда другие мальчишки дразнили островного дурачка или показывали ему фотографии обнаженных моделей. Таким было его лицо, когда он боялся и пытался не расплакаться.
      — Плохие люди, — шептал он себе. — Плохие люди. Плохие люди.
      Он слышал, что преследователи ускорили шаги пытаясь догнать его.
      И тогда Ричи побежал.

* * *

      Карл Любей начал паниковать. Он уже все перепробовал, но фургон не заводился. Как последнее средство он решил сменить аккумулятор. Он притащил из гаража запасной, и тут радио в машине ожило, допевая последний куплет «Свободной птицы». Другие островитяне слушали треп местного радиолюбителя Дики Норкросса, который на собственном чердаке оборудовал мини-радиостанцию и был ее бессменным диджеем. Передачи на остальных частотах были доступны лишь с двух до шести пополудни. Но сейчас уже очень поздно, подумал Карл. Странно.
      — А это песня для всех обитателей острова, кому предстоит трудная суровая ночь, — объявил голос диджея. Голос этот показался Карлу странно знакомым. Но это был не Дики Норкросс. Голос Дики выше и писклявее, да к тому же, его репертуар ограничивался поздравлениями с днями рождения и всякими объявлениями. Это был голос женщины. — Особенно Карли Любею, который застрял в темных лесах и у которого проблемы с фургоном. Правда, Карли?
      Голос был живой и ясный, словно женщина находилась очень близко.
      — Это для тебя, Карли, — и снова прозвучали первые ноты песни «Свободная птица».
      — "Свободная птица" — любимая песня его брата. И мы будем слушать эту песню всю ночь, — продолжала диджей.
      Карл узнал этот голос, пришедший к нему из Старого порта, когда его брат обнял малышку Джин Эйло и их голоса слились, выводя куплет южного рока.
      Карл Любей схватил гаечный ключ и одним ударом размозжил радио, отправляя голос мертвой женщины в небытие, откуда он и взялся.

* * *

      — Черт! — выругался Декстер. Этот парень исчезал из виду. Даже в своей ярко-оранжевой одежде он скоро затеряется в снегах. Но по какой-то причине он не пытался скрыться в лесу. Декстер видел на краю утеса, футах в сорока над водой, силуэт человека бегущего странно, вприпрыжку, прижав локти к бокам.
      Декстер выхватил из-за спины свой лук и одну из тяжелых стрел, на бегу натянул тетиву. Наконечник был треугольный, с острым острием.
      — Что ты делаешь?!
      Декстер почувствовал руку Скарфа на своем плече.
      — Убери руки, парень.
      — Он же умалишенный, дурачок, блаженный местный! Он не представляет для нас никакой опасности!
      — Я сказал тебе: убери руки!
      — Делай как он велит, — это был Молох.
      Рука Скарфа еще на мгновение задержалась на плече Декстера, затем соскользнула.
      Декстер прицелился и пустил стрелу.

* * *

      Ричи больше не слышал людей позади себя. Возможно, теперь он был в безопасности. Возможно, они отпустили его. Он подумал о своей матери и заплакал. Мама часто говорила ему, что он уже больше не ребенок, что он мужчина, а мужчинам не положено плакать. Но ему было страшно, ему так хотелось оказаться дома в теплой постели. Ему хотелось спать. Хотелось...
      И тут Ричи почувствовал, словно кто-то сильно: толкнул его в спину, пронзая все его существо, а потом острую боль в груди. Он посмотрел вниз. Его пальцы коснулись окровавленного наконечника, а разум отказывался поверить в то, что видели глаза. Это... Стрела? Прошедшая сквозь него? Пронзившая его?
      Ричи поскользнулся, пытаясь сохранить равновесие на самом краю утеса и полетел в ждущее его море. Круг замкнулся. Все началось, как и много лет назад, со смерти мальчика и вторжения мужчин на остров. Давнее пророчество сбылось. Это было начало и конец всего.
      Внезапно по всему острову погас свет. Убежище целиком погрузилось в темноту.

* * *

      Карл Любей пил пиво, проклиная темноту. Экран погасшего телевизора слабо мерцал. Плотные жалюзи на окнах были закрыты, как и всегда, потому что Карл не любил, когда кто-то совал нос в его дела. Он споткнулся об ковер, больно ударившись о стол подбородком, а потом еще и зацепился за кабель, растягиваясь в полный рост. Но вот его рука нащупала на стене выключатель. Однако электричество и вправду вырубили. Карл не думал, что случилось что-то серьезное: в душе он был оптимистом и всегда искал простейших решений. Для всех окружающих, кто имел неосторожность доверять Карлу, он был просто ленивым кретином. Но Любею больше нравилось считать себя оптимистом.
      Он зашел налить себе что-нибудь покрепче, и тут вырубили свет. Случай с радио изрядно разозлил его, но чем больше он думал об этом, тем больше склонялся к мысли, что это кто-то из островитян так над ним подшутил. Карл не имел понятия, кто бы это мог быть и как ему удалось это провернуть, но ничего другого в голову пока не приходило. Теперь же, потеряв ориентацию в собственном доме, он особенно хотел отомстить шутнику.
      В кухне Любей нашел фонарь, но в нем сели батарейки. Он рылся в шкафах, пока не наткнулся на упаковку свечей и коробок спичек. Он зажег свечу и поставил ее в пустую пивную бутылку, чтобы воск не тек на руки.
      Карл услышал шуршание на окне, и над ним пролетела тень. Это был мотылек, привлеченный пламенем свечи. Карл наблюдал за ним, пока тот не приземлился на раковину. Он был очень большой, с желтоватыми кругами вдоль туловища. Эта тварь не имела никакого права летать по кухне Карла. Черт возьми, она вообще не имела права на существование, ведь на дворе январь! Карл был так обозлен, что не смог вспомнить, что видел таких же мотыльков неделю назад в лесу. Вместо этого Карл раздавил насекомое донышком пивной бутылки — своим импровизированным подсвечником.
      Коробка с предохранителями стояла в подвале. Там еще было несколько запасных предохранителей. Подумать только, как просто все объяснялось: конечно, Карл все это устроил сам, когда почему-то вдруг решил принять душ. Он включил воду — насос и водонагреватель — вот предохранители и вырубило.
      Черт, думал Карл, а ведь в леднике подвала хранится лучшая часть туши теленка. Пока на улице холодно, мясо еще полежит, но, как только станет теплее, придется все скормить крысам, если не наладить электроснабжение системы охлаждения. Он поднял свечу и направился к подвалу. Он почти дошел до двери, когда услышал внутри шум. Шум был совсем слабым, словно кто-то двигался очень медленно и осторожно по всякому барахлу и ворованным товарам, которые Карл хранил в подвале. Там кто-то был. Может быть, тот же самый некто, который устроил такое с электричеством, погрузив дом в темноту, чтобы было легче достать хозяина. Карл не имел понятия, кто был этот некто, но сейчас он пожалеет, что связался с Любеем.
      Карл достал свой «браунинг» из-за пояса и распахнул дверь в подвал.

* * *

      Мейси была минутах в десяти езды от дома Карла Любея, когда заглох двигатель. Она вышла из «эксплорера», хлопья снега липли к ее волосам. Все, что она видела, — снег и очертания деревьев у дороги. Девушка села обратно в машину и попробовала включить рацию, но та не отвечала. Ни звука, ни даже треска — ничего. Она повернула ключ в замке зажигания, но услышала только щелчок. Потом она бессильно положила руки на руль и опустила голову на них, упершись лбом в пластмассу. У нее был выбор: остаться здесь, что вряд ли можно было считать приемлемым вариантом; вернуться назад в город и попробовать связаться с Дюпре; или же продолжать двигаться в направлении дома Любея, как и просил Дюпре, проверить, что там, и там же воспользоваться телефоном, чтобы вызвать на помощь Дюпре либо позаимствовать фургон Любея, чтобы вытащить «эксплорер». Она снова вылезла из машины, достала фонарь и аварийный пакет из багажника и пошла в направлении дома Любея.

* * *

      Карл Любей распахнул дверь подвала, сторонясь прохода. Другого выхода из подвала не было, если не считать двух маленьких окошечек, через которые мог пролезть разве что очень маленький ребенок. В любом случае оба эти окна были наглухо заперты, чтобы звери из леса не обосновались в подвале Карла.
      Теперь все было тихо. Он подумал, не примерещилось ли ему, или же просто материалы шуршали от сухости или влаги. Карл вдохнул и уловил в повале запах. Это был устойчивый запах морской воды. К нему примешивалось нечто более неприятное, похожее на запах гниения. Карл вспомнил, как они нашли на берегу дохлого китенка, изъеденного и разлагающегося. Карл после этого два дня не мог есть. Казалось, запах гниющего мяса въелся в его кожу, стоял у него в ноздрях.
      А сейчас он не мог понять, что происходит. Снаружи шел снег, а предшествующие дни были очень холодными. Ничто не могло бы прогнить в таком холоде. Даже мясо пролежало бы еще пару дней, если бы стояла такая погода. Но запах был. Теперь он проник и в холл, начал въедаться в его одежду, но исходил он именно из подвала.
      Карл вошел. Пламя свечи осветило деревянные ступеньки, ведущие в подвал, выхватило из темноты очертания помещения. Он сделал еще несколько шагов, кольцо света стало шире, освещая побеленные стены, полки, уставленные краской, инструментами, коробками, наставленными в беспорядке друг на друга, пару телевизоров, тостеры, завернутые в скатерть.
      Кто-то пошевелился. Карл был в этом уверен.
      — Эй, ты там! Выходи. Я тебя вижу. Больше нет смысла прятаться.
      Фигура отступила в тень около ступенек.
      — Выходи сейчас же, — повторил Карл. Он пытался тщетно разглядеть ее очертания. — Я не причиню тебе вреда, но ты меня нервируешь. Если не выйдешь, я за себя не ручаюсь.
      Он сделал еще два шага, и дверь подвала захлопнулась за его спиной. Карл повернулся и почувствовал, что ноги словно выскальзывают из-под него. Он попытался сохранить равновесие, но уже начал падать. И в момент падения у него мелькнула безумная мысль: руки.
       Он почувствовал чьи-то руки на своих ногах.
       * * *
      Скарф уставился на Декстера, но молчал, пока тот не заговорил:
      — Ты хочешь что-то сказать?
      — Мы могли бы взять его живым.
      — Ты так считаешь? Да я едва различал его очертания, чтобы нормально прицелиться. Если бы я не выстрелил, мы бы его потеряли.
      — Не надо было его убивать.
      Декстер посмотрел на Молоха, но тот уже прошел мимо, продолжая идти по дороге. Слева слышался шум моря.
      — Послушай, — сказал Декстер Скарфу. — У меня еще шесть стрел. И, если ты продолжишь меня доставать, одна из них будет в тебе.
      — Ты кое-что забываешь.
      — Что же?
      Скарф стал пунцовым от холода и негодования. На время он даже забыл, как сильно боится Декстера:
      — Я ведь не умалишенный, убегающий от тебя. Меня убить посложнее.
      Декстер повернулся, чтобы броситься на Скарфа, но тот оказался слишком быстрым для него и к тому же поменьше габаритами. Он уклонился, одновременно выхватывая свою «пушку». Через мгновение на Декстера смотрел ствол «глока». Скарф надежно держал свое оружие.
      — Ну, теперь ты меня достал, — прошипел Декстер.
      — Однако на прицеле-то именно ты.
      — Тогда лучше выстрели, недомерок, не то я тебя прикончу.
      Скарф услышал позади себя шаги и щелчок затвора.
      — Прекратите, — сказал Молох. — Оба прекратите.
      Скарф опустил пистолет. Декстер дернулся было к нему, но Повелл преградил ему дорогу, поставив руку перед его грудью.
      — Тебе это так не сойдет, — пообещал Декстер, а в таких делах он был человек слова.
      У Скарфа, похоже, выброс адреналина был исчерпан. Шеферд, который не вмешивался в происходящее, последовал за Молохом к краю леса.
      — Он должен быть здесь. — Шеферд огляделся. — Любей должен ждать нас здесь.
      — Это из-за погоды, — сказал Молох. — Должно быть, задержался в пути.
      Он позвал Скарфа, но тот не взглянул на него. Он сосредоточенно смотрел вниз, туда, где шумело море.
      — Эге, — сказал он мягко, но что-то в его тоне заставило Молоха и всех остальных обратить на него внимание. Даже Декстер забыл о своей враждебности и проследил за взглядом Скарфа.
      — Эге, — повторил Скарф. — А парень-то еще жив.

* * *

      Карл Любей лежал на газетах и сваленных коробках, медленно приходя в себя. Голова просто раскалывалась. Он не знал, сколько пробыл здесь, но догадывался, что не больше пары минут. Откуда-то рядом исходил свет и запах гари.
      Пожар!
      Горели газеты у подножья лестницы. Карл попробовал подняться, но на его груди лежало что-то тяжелое, и он не чувствовал ног. Он потянулся, чтобы нащупать хоть что-то, но ничего не почувствовал, кроме холодного воздуха, обжигающего пальцы, несмотря на нарастающий жар. Языки пламени облизывали заднюю стену, пожирая бумагу, ткань и старые чемоданы. Вскоре огонь доберется до полок с краской и растворителями.
      Огонь распространялся и слева от Карла. Он не мог понять, как огонь оказался и там. Казалось, он полз по полу, но не подходил к Карлу, словно огибая его полукругом. Карл не чувствовал тепла. Было похоже, будто искры раздувает невидимый бриз.
      И вдруг Карл понял, что он смотрит не на огонь, а на отражение огня в гигантском зеркале, которое придвигается к нему ближе и ближе вместе с запахом дохлой рыбы и гниющих водорослей, наполняющим его ноздри смрадом разложения. Изуродованное лицо женщины появилось из тени, и Карл открыл рот, когда языки пламени добрались до краски и растворителей. И его агония потонула в мощном взрыве.

Глава 13