Ленч с мистером Прайсом

Внутри «Амбар у Пепи» – нечто особенное. Старинный интерьер сочетается с совершенно новой отделкой. Полы выложены белыми мраморными плитами. На стенах мозаика с изображением схватки между римскими божествами и силами природы. Дубовые поддерживающие опоры. На верхнем уровне расположена приемная. Три ступеньки вниз – и попадаешь на основной этаж, где находится ресторан. Еще ниже пристроена оранжерея. За ней вокруг фонтана разбит сад. В каждом углу зала высажены громадные растения высотой почти с двухэтажный дом. В дополнение ко всей этой роскоши по лужайке лениво бродят павлины и белые голуби. Очевидно, особняк построен на небольшом холме, потому что передняя располагается выше, чем основной этаж. Внутри тоже есть фонтан, прямо у задней стены. Вода медленно и тихо струится по уступам, что усиливает атмосферу спокойствия. На дне замерла рыбка. Это дорогущий зеркальный карп. Он нежится в прозрачной воде, словно знает, что ему никогда не угодить на сковородку.

Еще полчаса назад мы сидели в машине в занюханном Хакни. Теперь же вот-вот сядем за стол в заведении, которое просто сияет богатством. Там тридцать столиков, и ни одного свободного. Чтобы найти себе место, нужно быть бойскаутом. Официанты как будто только что сошли с обложек глянцевых журналов. Высокие, красивые, с точеными лицами и фигурами. В белоснежных фартуках длиной до лодыжек, они бесшумно передвигаются по мраморному покрытию. И море цветов. Они повсюду. Мастерски составленные букеты стоят в хрустальных вазах, стоимость которых составляет не меньше двух, а то и трех сотен за штуку. Уж я-то знаю. Вентиляторы на потолке спокойно вращаются на средней скорости. Здесь нет суеты. Все чинно и выдержанно.

У гардероба миловидная девушка забирает наши куртки и телефоны. Все посетители одеты неформально. Так выглядят богачи на отдыхе. Причем это получается у них как-то само по себе. Обязательно «Ральф», вельветовые брюки и парусиновые туфли «Тимберленд» на толстой подошве, «Барберри» и «Малберри». И мужчины, и женщины примерно в одинаковой одежде, разве что у дамочек на шеях повязаны шелковые платки от Гуччи, Гермеса или Шанель. Все пропитано атмосферой спокойствия и непринужденности. Морти сообщает дворецкому, что нас ожидает мистер Прайс, и тот через главный зал отводит нас в небольшую оранжерею, посреди которой на шесть или семь персон накрыт большой стол. Сквозь стекло светит весеннее солнце. На улице цветут вишневые деревья.

Джимми Прайс сидит спиной к дальней стене и следит за всеми, кто входит, выходит или проходит мимо него. У него выходной, он расслаблен и раскован. В руке стакан водки с тоником. На столе – кожаный портсигар. В другой руке Джимми толстенная тлеющая сигара. Несомненно, кубинская, «Монтекристо». На нем вязаный пестрый свитер из кашемира, который стоит три, может, четыре сотни фунтов. Рыжие с проседью волосы зачесаны назад, чтобы прикрыть лысину, но солнце, освещающее затылок Прайса, предательски сверкает на гладкой поверхности черепа. С момента нашей последней встречи он заметно постарел. Около часа назад Джимми побрился, и лицо до сих пор красное от раздражения. Щеки пылают, а под носом несколько мелких порезов. Парень вылил на себя слишком много дорогого лосьона после бритья, и теперь этот густой сладкий запах смешался с дымом сигар. Это наводит меня на мысль, что Джимми огреб кучу деньжат. Наваливал лопатами, а вывозил тачками. Не мешало бы позаимствовать хоть чуточку манер и стиля. Только, к сожалению, ему этого не дано.

Рядом с Джеймсом сидит Джин Макгуайр, «начальник штаба». С ним я уже хорошо знаком. На Макгуайре невообразимый синий костюм в мелкую полоску, что определенно выделяет его на фоне свободно одетых посетителей. Джин в костюме всегда выглядит как-то скованно, однако носит его, как другие спецодежду. Верхняя пуговица рубашки расстегнута, галстук съехал куда-то вбок. Он смуглый брюнет с ирландскими корнями и безумными кустистыми бровями. Перед Джином лежат две пачки «Ротманса», одну из которых он безжалостно мнет рукой. Другой рукой медленно и ритмично крутит засаленную золотую зажигалку «Данхилл». Напротив, на столе стоит короткий с толстыми стенками стакан с виски, который он уже наполовину осушил. Поить Джина виски – все равно, что кормить вишнями слона. Глаза его светятся сумасшедшим огоньком. Он, как и Морт, может быть отличным собеседником, но на службе превращается в полного психопата. Джин невысок, но крепкого телосложения, и у него самые огромные ручищи, которые мне только доводилось видеть в жизни. Ими он мог бы любого разорвать на части.

– Нас пересадили сюда из-за дыма. Им, видите ли, не нравится. – Джимми встает и приветствует нас. Мы обмениваемся рукопожатиями. У него пухлые и слегка влажные ладони. Джин, продолжая крутить в руке золотую зажигалку, лукаво мне подмигивает. Мы присаживаемся за стол и начинаем легкую светскую беседу, типа: «Как доехали?», «Пригодилась инструкция?», «Отличное местечко, не правда ли?»

– Вам надо побывать здесь вечерком в субботу, – говорит Джимми. – В это время вы не найдете ни одного человека в фермерской одежде. Все проходит на королевском уровне. Там вам и смокинги, и вечерние платья. А летом здесь работает ансамбль – группа скрипачей. Они исполняют классическую музыку прямо на траве. Говорю вам, это, мать его, просто потрясающее зрелище.

– Неплохо звучит, – замечаю я.

– А знаете, кого я здесь видел на прошлой неделе? Ну, угадайте, – обращается он к нам с Морти.

– Не знаю, – отвечает Морти.

– Ну хотя бы попытайтесь. Мы пожимаем плечами.

– Да ну вас. Так и быть, скажу. Рода Стюарта. Представляете? Здесь был Род, мать его, Стюарт, собственной персоной. Мне стоило только протянуть руку, и я мог бы коснуться его. – Джимми крепко хватает меня за руку. – Вот как близко он сидел.

– Он был один? – спрашивает Морти. Кажется, он немного впечатлен.

– Да его сопровождала целая футбольная команда.

– Вы взяли у него автограф?

– Не валяй дурака, Морт. Надо быть полным идиотом, чтобы гоняться за автографами в таком заведении. Здесь такое не принято.

– Зря. Это ведь очень серьезно, – говорит Морт. – Если бы мне пришлось столкнуться со Стиви Уандером или Барри Уайтом, я непременно подошел бы, поздоровался и попросил автограф.

– Только не здесь и не со мной. Моя малышка была в диком восторге, когда увидела Рода. На следующий день я съездил и купил ей все его записи.

Улыбаясь каким-то собственным мыслям, Джин подзывает официанта. Тот меняет пепельницу каждый раз, когда наш приятель добивает очередной «ротманс».

– Повторить.

– «Шивас ригал», сэр? Большой стакан? Джин кивает.

– Ах да, – вспоминает Джимми, – дай-ка нам меню. Еду здесь готовят с любовью, правда, сынок?

Официант не отвечает, но видно, что он немного смущен.

– Нет, я серьезно. Такой жратвы, как здесь, вам не доводилось пробовать ни разу в жизни. Здесь повара самого высокого класса. Скажи, сынок, я ведь прав?

– Конечно, сэр, – отвечает парень и удаляется за меню.

– Я что-то не голоден, – бормочет Джин. – Закажу я, наверное, бифштекс и пару булочек.

– Я тебя умоляю, Джин. Ты все время заказываешь этот дурацкий бифштекс. Не хочешь для разнообразия отведать чего-нибудь другого? Вот погляди, – официант как раз принес меню, – у них есть утка, кролик, отменная телятина, курица с травами и специями, попробуешь которую и сожрешь собственный язык. Теперь рыба. Хочешь – лосось, хочешь – морской язык, форель.

– Я хочу бифштекс.

– Смотри, печень под дьявольским соусом.

– Просто бифштекс.

– Ягненок.

– Если ты не возражаешь, Джеймс, я все же остановлюсь на бифштексе.

– Проклятие! Какой смысл приезжать в лучший кабак в стране, если не сказать, в целом мире, если ничего не собираешься жрать, кроме своего гребаного бифштекса?

– Я его хочу, Джим.

– С таким же успехом можно пойти в простую закусочную.

– Послушай, Джим, я не хотел сюда ехать. По мне, лучше бы мы встретились с парнями в пивнушке. В любой, которая тебе бы приглянулась. Ты сам захотел приехать именно сюда.

Джин высказывает свои возражения с мягким акцентом, характерным для графства Донегол, что в Ирландии.

– Ладно, ладно. Не продолжай. С меня хватит, Джин. Джимми произносит это таким тоном, словно Джин – психопат, с пеной у рта пытающийся доказать ему, что черное – это белое.

Парень в белом фартуке принимает заказ. Мы с Мортом заказываем одно и то же: паштет из утки и отварную семгу с молодым картофелем, кресс-салатом и латуком. Джимми же устраивает целое представление, демонстрируя свои ограниченные снобистские знания относительно блюд и вин. Джин просит бифштекс.

– Хорошо, сэр.

– Он у вас большой?

– Восемь унций, сэр.

– Тогда принесите два.

– Да, сэр. Как вам его приготовить?

– С кровью, на каждый положите поджаренное яйцо.

– Насколько поджарить яйца, сэр?

– Не сильно.

Официант записывает все в блокнот. Джимми мотает головой.

– Что за чушь, – вздыхая, говорит он и смотрит на нас с Морти. – Ни вкуса, ни стиля.

По-моему, как раз наоборот. Джин показал высокий стиль. Он сказал, чего хочет и как ему это приготовить. В пятизвездочном заведении это как раз то, что нужно.

Приносят первые блюда. Мы опять болтаем о всякой ерунде. Джимми рассказывает небылицы про старые добрые и не очень времена.

– Вот раньше была уголовная полиция! С ними можно было пропустить по стаканчику, потравить анекдоты и посмеяться. Возможно, вы даже учились с ними в одной школе, только их карьера сложилась несколько иначе. Они могли бы оказаться на вашем месте с таким же успехом, как и наоборот. По сравнению с тем, что творится теперь, прошлое кажется какой-то детской игрой в казаки-разбойники.

Джин быстро расправляется с бифштексом и омлетом, а также с уложенными в плетеную корзинку булочками. Кажется, чем больше он поглощает, тем сильнее разжигается его аппетит. Джимми не врал: еда действительно исключительная. Мы доедаем и хвалим Джима за хороший вкус в выборе ресторана. На это, думаю, он и рассчитывал. Жизнь приятна на вкус.

Джимми подзывает гарсона и заказывает кофе, бренди и, показывая на стакан Джина, еще двойной «Шивас». На наш столик прямо-таки налетела группа официантов. Они быстро убрали всю посуду и даже смели со скатерти мусор.

Так что теперь мы сытые и довольные сидим за чистым и аккуратно сервированным столом. Наш паренек возвращается с полным подносом, выставляет напитки, опять уходит к дальней стене и стоит там в ожидании дальнейших указаний. Джимми не заставляет его долго ждать.

– Сынок, нам тут нужно немного посекретничать. Мы крикнем, если что понадобится.

Парень без слов исчезает. Словно по сигналу Джин выпрямляется и становится очень внимательным. Морти смотрит на Джимми и ждет, что тот начнет разговор. И вот он – мистер Прайс. Теперь он снова босс. Выражение лица резко меняется. Только что он улыбался и дурачился – и в одно мгновение холоден и хмурит брови. Взгляд сосредоточен. Пухлый милый щенок мгновенно превращается в смертоносную кобру. Появляется такое чувство, словно он услышал мои мысли о нем самом, о том, что я считаю его недоумком. Или, может, заглянул мне в башку и прочитал их, как бегущую строку. Внезапно я ощутил себя полным придурком. Как можно было подумать, что тип вроде него достиг таких высот, будучи просто болтуном, и заставил отъявленных негодяев и асов преступного мира ходить перед ним на цыпочках, забивая им головы пустым трепом!

Чувствую себя мелкой-мелкой сошкой. Внутренний голос говорит мне: «Приятель, уж если кто и недоумок, так это ты». Я вдруг осознал, что мистер Прайс играет в свою любимую интеллектуальную игру. Так безжалостный гроссмейстер просчитывает партию на десять ходов вперед. Или древний китайский полководец, посмеиваясь над глупостью и самонадеянностью своих врагов, заводит их в смертельную ловушку. Джимми разминает кисти рук, хрустит пальцами. Интересно, скольких таких, как я, он уже стер с лица земли? Со сколькими забавлялся подобным образом? Забавляется ли он со мной? Я даже слышу, как он думает: «Ты считаешь меня идиотом, правда? Клоуном? Недоумком? Так ведь, сынок?» Любопытно, скольких он отправил на корм свиньям? Скольких сбросил в карьер? Скольких пропустил через бетонодробилку? Закатал в асфальт? Залил цементом и сбросил на дно морское? Я не могу заглянуть ему в глаза. Джимми уставился на мою переносицу. Что-то щелкнуло внутри него, и включилось автоматическое слежение за объектом, как на современных ракетных системах: стоит тебе только попасть в прицел, и живым они тебя не отпустят. Джимми вставил в рот сигару, позволил Джину ее поджечь, запрокинул голову и выпустил вверх густой клуб дыма. У меня по спине пробежал холодок.

– Чего ты хочешь, сынок?

– Простите?

– В жизни? К чему ты стремишься? Хочешь добиться того же, чего и я? Стать авторитетом?

Он разжимает руки, так часто изображают на картинах Иисуса Христа. Мне нечего ответить.

– Чего ты хочешь от жизни? Черт подери, поговори со мной, парень! – Его голос меняется. Интонация становится прицельной, сухой и плоской.

– Не знаю, мистер Прайс. Это очень дорогой вопрос, – уверенно отвечаю я, что меня крайне удивляет.

– Дорогой? Хороший ответ. Знаешь, еще несколько лет назад тебя могли бы принять за гомосексуалиста, оттого что ты употребляешь слово «дорогой». Ты не гомосексуалист?

– Определенно нет.

– Ты занимаешься сексом с мужчиной?

– Нет.

– Я и не думал, что занимаешься. Сейчас уже не так к этому относятся. Времена изменились. Я задам вопрос иначе. Как далеко ты готов зайти? Какие готов принести жертвы?

Прайс, Джин и Морти сидят полукругом и таращатся на меня в ожидании ответа. Причем Морти сейчас на их стороне. Но беда в том, что я ни черта не понимаю, к чему он клонит.

– Может, приведете пример? – наконец изрекаю я.

– Хорошо, очень хорошо. – Он смеется, но смеется коварно, с какими-то дурными намерениями. – Никогда и ни за что не связывай себя обязательствами. И не болтай лишнего, а еще лучше не болтай вообще. Мой тебе совет. Я объясню, почему задал этот вопрос. Я спрашиваю, мне отвечают. Люди много чего рассказывают. Мне это нравится. – Джимми прервался, чтобы глотнуть бренди. – Я храню информацию вот здесь. – Он тычет указательным пальцем себе в лоб. – Знание – сила. Это было сказано еще две тысячи лет назад, но слова до сих пор не утратили смысла. Этим я и торгую. Конечно же, не только этим. Но имущество, богатство, частная собственность – все это всего лишь средства, чтобы вести счет. Понимаешь?

Я киваю, хотя абсолютно не вникаю в смысл происходящего.

– Я беседовал о тебе с Джином, и с Морти, и с другими людьми. Так вот все они говорят, что ты толковый, чистоплотный и добросовестный работник. Тебя нет ни в одной полицейской картотеке. Ты умеешь зарабатывать деньги, не болтлив. Это немаловажно. Сейчас развелось столько трепачей, которые болтают о бизнесе направо и налево. Мне сказали, что ты занимаешься своим делом, как я люблю говорить, тайком. Черт подери, обожаю это слово. Тайком. Ты не транжиришь свои кровные, не шляешься по ночным клубам, не просаживаешь денежки на нанюхавшихся девок. Это неплохая характеристика. – Он останавливается, чтобы отдышаться. Отпивает из стакана и затягивается сигарой. После чего продолжает: – Слишком много вокруг предателей. Болтнешь лишнего, и тебя надолго упрячут за решетку, потому что эти уроды не умеют держать язык за зубами. Ты задумывался о будущем? Может, наметил план? А, сынок?

Вот дерьмо. Он прямо-таки застал меня врасплох. Такого поворота я никак не ожидал. Джимми задал прямой вопрос, стало быть, ему нужен прямой ответ.

– Тебе сколько лет, парень?

– Двадцать девять.

– Ты сколотил неплохое состояние, не так ли?

– Все верно.

– Ты куда-то вложил свои деньги? Разумно ими распорядился?

– Думаю, да.

– Красота. Это говорит о том, что ты позаботился о будущем. Нам всем следует так поступать. У меня много знакомых, которые, как и ты, подзаработав деньжат, хотели уйти из бизнеса. Они собирались работать, пока им не исполнится, скажем, тридцать, после чего планировали отойти от дел. Проще говоря, хотели завязать. Так они и поступали. Накопив капитал, парни открывали собственное легальное дело и становились честными предпринимателями. Однако не у всех получилось порвать с прошлым. Некоторые не могли совладать со старыми привычками и возвращались, чтобы получить очередную дозу адреналина. Некоторым же просто не разрешили наплевать на все и выйти из игры.

– Почему?

– Потому что они зарабатывали слишком много денег для других людей.

Последние слова повисли в воздухе. Джимми выдерживает паузу. Смахивает со скатерти пепел и пожимает плечами.

– Что касается меня, – он старается снова раскурить потухшую сигару, – я не стану никого удерживать против воли, даже злейшего врага.

Рад это слышать. Джимми известен мой план. Не понимаю, как он о нем узнал, но все же узнал. Возможно, что-то в моем поведении или в словах натолкнуло его на эту мысль. А может, не последнюю роль здесь сыграло его животное чутье.

– Да, мы должны думать о будущем, иначе оно нас раздавит. Мы и не заметим, как повторим судьбу динозавров. Все, что я рассказал тебе о старых добрых временах, это чушь, ерунда. Вижу, ты согласен.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но Джимми жестом останавливает меня.

– Нет-нет, сынок. Никаких проблем. Все меняется. Лондон, да и мир в целом уже не те, что были еще неделю, да что неделю – еще день назад. И если мы не будем идти в ногу со временем, то отстанем, и нас растопчут как бесполезные пережитки прошлого. Соображаешь? – Да.

– Нам нужны молодые, гибкие ребята вроде тебя. Тогда останутся шансы удержаться на плаву. Вот послушай. Как-то раз мой приятель приводит ко мне в дом одного русского, чтобы кое-что обсудить.

Мы киваем.

– Этот русский ни слова не говорит по-английски, так что приходится объясняться на пальцах. Его переводчик, тоже русский, называет его не иначе, как Каннибал. Он до того ужасен, что от одного только взгляда на него бросает в дрожь. Лучше его не расстраивать, иначе тебе не жить. Другого варианта нет.

Джимми потирает ладони так, словно хочет подытожить сказанное. Джин и Морти кивают.

– Тогда я начинаю понимать, что его так прозвали за то, что он – безжалостный негодяй, настоящий зверь. Однако выясняется, что его называют Каннибалом, потому что он поедает человеческую плоть. Я не верю своим ушам. Переводчик объясняет, что в советских тюрьмах нечего жрать. Заключенные буквально умирают от голода. Поэтому они и поедают умерших.

– Готов поспорить, они не всегда дожидаются чьей-то смерти, – замечает Джин.

– Об этом я как-то не думал. В общем, этот ублюдок вошел во вкус и пристрастился к людоедству. Даже после освобождения он время от времени балует себя блюдами из человеческого мяса. И этот психопат сидит в моем доме и улыбается.

Прайс пожимает плечами.

– А вы не спросили, как он его готовит? – вдруг интересуется наш гурман Морти.

– Готовит? Что? – недоумевает Джеймс.

– Ну, мясо. Он его жарит на сковороде или, может, на огне? Или же запекает в духовке?

– Твою мать, Морти, ты совсем спятил. Чего ты хочешь? Чтобы я попросил у него поваренную книгу? Джин, ты слышал? Разумеется, я не спросил, как этот дикарь готовит себе еду. Я вышвырнул их за дверь. Так вот послушайте, к чему я все это говорю: мы должны объединить силы, иначе нас ждут большие неприятности.

Мы все понимающе закивали головой.

– Для многих улицы Лондона все еще вымощены золотом. Ради золота они готовы прикончить кого угодно. Человеческая жизнь у них не в цене. Некоторые такие уроды вышли из зоны военных действий. Славяне, например. Они перережут тебе горло всего за несколько фунтов. И им наплевать. Что с них взять? Голодный народ. Им уже мало «кока-колы» и записей Би-Джи. Им подавай бабки, и чем больше, тем лучше. А кого ради этого замочить, не имеет никакого значения. Тебе известно значение слова «взаимовыручка»? – Вопрос обращен ко мне.

– Это значит поддерживать друг друга, так?

– В точку. Только подумай, значение заключено в самом слове. Смотри: взаимная выручка, то есть выручать друг друга во всяких опасных ситуациях, вытаскивать из переделок. Это и есть взаимовыручка. Так что люди вроде нас должны поддерживать друг друга, держаться вместе.

Я киваю. Дядюшка Джеймс, надо отдать должное, мастерски запудрил мне мозги. Я уже готов платить за честь являться членом команды. Но он продолжает.

– За это нужно платить, и цена – преданность. С этого момента люди делятся на друзей и врагов. Преданность – вот наша сила. Понимаешь меня, сынок?

– Конечно, мистер Прайс.

– Джимми. Для тебя просто Джимми.

– Ладно, Джимми.

– Так-то лучше. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Что-то подсказывает мне, что ты лучше всех подойдешь для этого поручения. Ты превосходно знаешь местность. Морти говорит, ты объехал весь мир, был и в Штатах, и в Австралии, и на Ближнем Востоке. К тому же ты отлично ориентируешься в Лондоне. Это правда?

– Что есть, то есть. Но я ведь не таксист.

– Знаю. Я не это имею в виду. Ты лучше всех моих знакомых умеешь общаться с представителями разных социальных кругов. Знаешь ходы и выходы. Свободно перемешаешься от Ноб-Хилла до Хангри-Хилла. Одинаково свободно контактируешь и с высшими, и с низшими слоями общества, не привлекая к себе слишком много внимания. У тебя есть опыт, смекалка и здравый смысл. Я прав?

– Наверное, да. Но с кем вы меня сравниваете, Джимми?

– Сынок, мне нужна твоя помощь, черт подери! Мистер Прайс выкладывает на стол конверт формата А4.

И я знаю, что в нем совсем не поздравительные открытки.

– Я хочу, чтобы ты выполнил для меня это поручение. Добровольно. В качестве личной услуги. Если откажешься, я подыщу кого-нибудь другого. Просто скажи. Я не обижусь.

– Продолжайте, мистер Прайс, то есть Джимми. Я в игре.

– Тогда лучше я начну сначала.

Крутая проблема крутого приятеля крутого Джима

– Есть у меня старый друг. Мы знакомы уже тысячу лет. Еще детьми мы наделали много глупостей: взламывали дома, склады, магазины, терроризировали местных рыночных торговцев, тащили все, что плохо лежало, – в общем, сладкая парочка трудных подростков. Кончилось тем, что нас поймали и отправили в исправительную школу. В те времена порядки там были похлеще нынешних. На нас постоянно давили, хотели сломать, превратить в конченых людей. Я возвращался туда несколько раз, бывал и в портлендской колонии, потом, наконец, поумнел и дошел до главного. Но не в их понимании, а в моем собственном. Я вывел для себя несколько правил. Первое: действуй быстро, наверняка и не попадайся. Второе: больше думай и не высовывайся. Проводить полжизни за решеткой – это не дело. Многие этого так и не уяснили. Впрочем, мой друг – способный малый. Он просчитывает ходы на десятки лет вперед. Сейчас он живет в так называемом мире праведников, но не перестает повторять, что эти «праведные» дела порой бывают бесчестнее любого криминального бизнеса.

– Охотно верю.

– Он говорит, что преступники – если поделить людей на два лагеря – порядочнее, честнее и преданнее законопослушных граждан. Всегда можно рассчитывать на своих криминальных собратьев. Но сам он не слишком уж им доверяет. Многие из них – отъявленные негодяи.

– Справедливое замечание.

– Не будем терять головы. В мире слишком много предателей. Мой друг много раз поддерживал меня, помогал избавиться от нечестной добычи. Он один из немногих, к кому в затруднительной ситуации я приду за советом. И он сделает то же самое, потому что уверен во мне. Он знает, что я не обижу старого приятеля. Знаете, – Джимми махнул по столу ребром ладони, – хоть наши пути и разошлись, но ни один из нас не забыл, откуда мы вышли. Мы знаем, что можем положиться друг на друга в любой ситуации. Сейчас мой друг – крупный воротила в бизнесе. Его жизнь – образец того, как сопливый мальчишка из трущоб добился успеха упорным трудом, заработал имя потом и кровью, вкалывая по шестнадцать часов в день без выходных. Теперь он может позволить себе насладиться плодами своей работы на скачках в Аскоте, на играх в поло. Газетчики на его примере состряпали кучи статей о том, как, проявив сильную волю, человек вырывается из объятий порока и становится на праведный путь. Не ускользнул от их внимания и тот факт, что в юности он отбывал заключение в исправительном учреждении, принял наказание как настоящий мужчина, усвоил урок и раскаялся. Ходили слухи, что, освободившись, он пожал начальнику колонии руку и пообещал, что тот больше никогда его не увидит. Все это чистейший вымысел, полная чепуха. Такого никогда не было.

При этих словах Джин и Морти заулыбались.

– В общем, теперь у него возникла одна проблема, и он решил, что я могу ему помочь. Не буду называть его имя. Скажу одно: он – личность известная и в долгу не останется. Так устраивает?

– Вполне.

– Он дважды был женат. Первый раз взял в жены особу голубых кровей, дальнюю родственницу одного известного мафиозного клана. Она получила первоклассное образование, водила знакомство с нужными людьми, к тому же носила двойную фамилию – чем вам не выгодная партия? Ко всему прочему, семья герцогини не имела за душой ни единого пенни. Очевидно, в нашей стране это извечная проблема всех аристократов. Тот капитал, что после смерти завещал ей отец, пошел на уплату налога на наследство. Но моего приятеля это обстоятельство ничуть не напрягало. К тому времени он зарабатывал деньги быстрее, чем она успевала их тратить. Дела шли в гору. Он владел баснословным состоянием, заключал сделки с иностранными правительствами. Она оставалась в Англии и расходовала финансы по собственному усмотрению. Каждый день она сливала огромные суммы денег. И все бы ничего, да только вскоре мой друг начал понимать, что, несмотря на красоту и манеры, дамочка совершенно чокнутая. И дело даже не в ее тратах – это он мог спокойно пережить, – дело в наркотиках. Он никогда их не одобрял, а тем более не мог смириться с тем, что его собственная жена попала в зависимость. Ночью она уходила из дома в чем мать родила и в таком виде бродила по окрестностям, пока кто-нибудь из местных не приводил ее домой.

– Она что, страдала лунатизмом?

– Куда там, ей просто хотелось голой прогуляться на свежем воздухе. Такое она выкидывала регулярно, как и много других безумных номеров. Эта аристократка родила дочь Шарлотт. Мой друг нежно зовет ее Шарли и целует землю, по которой она ходит. В конце концов, они разбежались, но мой друг до сих пор отстегивает им немалые суммы, так что его женщины ни в чем не нуждаются. Мне кажется, ребенка она родила, чтобы заманить его в ловушку. Эти благородные дряни такие ушлые. Люди вроде нее могут проследить историю семьи до Вильгельма Завоевателя. Они называют нашу королеву и членов королевской семьи германцами, да еще с таким лицом, словно им сунули под нос кусок дерьма. Да кем они, черт подери, себя возомнили?!

– Совершенно справедливо, – замечаю я.

– Мой друг объясняет это безумие кровосмешением. Я ему сказал: «По-моему, они похожи на далматинцев. Дурные собаки. Воротят нос от питбулей. А сами точно так же бросаются на людей».

Джимми щелкает пальцами. Джин и Морти кивают головами.

– Если у них недостаточно пятнышек, их топят, – говорит Джин.

– Кого? Членов королевской семьи? – сухо переспрашивает Джимми.

– Далматинцев.

– Джин, я ведь пошутил. – Прайс закатывает глаза. После чего продолжает: – Так или иначе, малышка Шарли получает от жизни все самое лучшее: элитные школы, пони, круизы, шикарную одежду. Мой приятель боготворит дочь, в то время как ее мамаша теряет последние капли рассудка. Она отдала свое чадо в пансион, а сама вернулась в город и связалась со всяким сбродом. Все время она или пьет, или глотает пилюли, которые достает у какого-то шарлатана с Харлей-стрит. А недавно мадам подсела на настоящий продукт. Ты понимаешь, о чем я? – Он подмигивает мне. – Роскошный дом, который мой кореш купил для нее, открыт для всяких подонков и отбросов общества.

– А он не пытался лишить ее родительских прав и добиться опеки над дочерью? – спрашиваю я.

– Хороший вопрос ты задал, сынок. Последнее время он борется не на жизнь, а на смерть, чтобы получить опекунство над собственным ребенком. Но каждый раз она заявляется в суд абсолютно трезвой, как ни в чем не бывало. И сумасшедшим уже считают его самого, ведь получается, что он рассказывает какие-то небылицы. Вот ведь изворотливая стерва. Я полагаю, немалую роль играют здесь и ее родственные связи. – Джимми с видом заговорщика оглядывается по сторонам. Инстинктивно мы слегка наклоняемся к нему. – Я сказал, что выручу его. И предложил похитить чертову бабу, напичкать дом «жучками» или применить метод шантажа. Был еще вариант: отстрелить яйца ее альфонсику или, может, расчленить паразита, поставляющего ей «дурь», полоснуть ему бритвой через всю задницу. В то время это считалось весьма популярной расправой. Я тогда водился с по-настоящему отчаянными ребятами. Они были способны на все. Ему бы не пришлось ни о чем волноваться. Но мой кореш отказался. Сказал, что мой план никуда не годится. Очень зря. Стоило ему произнести слово, и однажды утром его долбаная аристократка не проснулась бы от передозировки. Но он сказал «нет». Категорически. Откуда только он ее взял? Эту категоричность.

Джимми постепенно заводится. Похоже, он ненавидит старого приятеля за то, что тот не дал ему возможности сотворить зло. По-моему, он действительно хочет размяться, чтобы произвести впечатление на однокашника.

– Эта беспринципная дрянь просто открыто издевается над ним. Черт! Открыто.

Трижды он саданул рукой по столу, дабы усилить впечатление от сказанного. Должно быть, означенная особа глядела на нашего господина Джеймса Прайса сверху вниз, как на какого-то выскочку, нувориша, очевидно, считая его пресмыкающимся, место которому в тени под камнем. Он принял это за личное оскорбление.