Среда

На свой страх и риск

Сегодня день выплаты. Два миллиона старыми купюрами разного достоинства в различных валютах удобно вмешаются в большой красно-белый полосатый мешок для грязного белья, какие продаются на уличных рынках или магазинчиках, где все распродается по фунту за штуку. Но чтобы перенести его, потребуется сила двух человек. Пересчет двух миллионов, проверка каждой банкноты займет часа два, и это при том, что за дело возьмутся все сразу. Все вопросы дележа уже решены. Сотня фунтов пойдет на оплату расходов, неоценимых услуг Цыпочки и его команды, а также на расчет с ребятами, уладившими дело с Клаусом. После этого Джину достанутся шестьсот тысяч – это двадцать пять процентов суммы – потому что в некотором отношении он уже и так владеет долей дохода от продажи пилюль, к тому же без его авторитета мы не смогли бы так развести «Бандитос». Мы с Морти получим по четыреста тридцать две тысячи на брата – это по восемнадцать процентов. Коуди, Кларки и Терри заработают по тринадцать оставшихся процентов, то есть по триста двенадцать «штук» в руки. Совсем неплохо.

Мне нужно время привести в порядок мысли. Сейчас события разворачиваются слишком стремительно. Просто не успеваешь перестраиваться к новому положению дел. Я заказал билет до Парижа на поздний рейс «Евростар», так что до вечера еще есть время спланировать маршрут и прикинуть, где лучше разместить свою долю. Думаю, лучше отправиться в Цюрих в спальном вагоне первого класса, чем перелетать на самолете, где мой чемодан, полный наличных, придется сдать в багаж, оставив его на милость вороватых и пронырливых носильщиков.

Утро. Я просыпаюсь. В окно барабанит дождь – первый дождь за много недель. Такой дождь можно увидеть только в кино: полотна воды падают на крыши домов, на которые выходят окна моей спальни. Капли бьются о стекло, словно кто-то обстреливает его из автомата, а ветер меняет направление каждую долю секунды, подхватывает и переворачивает дождевые полотна, так что начинает казаться, будто они лежат горизонтально. Утренние газеты все еще пестрят сообщениями об убийстве парня в Примроуз-Хилл. Этой теме посвящены целых три страницы передовицы под названием «Лондон или Бейрут?», где репортеры связывают этот случай с гибелью известной фигуры в мире организованной преступности в спокойном, сонном Тоттеридже на севере Лондона и еще более зловещим обнаружением двух изуродованных тел в навигационном канале в Эдмонтоне. «Закон об огнестрельном оружии и т. д… министр внутренних дел подписывает и т. д… больше полицейской власти» и так далее, и тому подобное. И ни словечка о захвате партии «экстази», «уличная» цена которой около двадцати миллионов фунтов. Полицейские любят преувеличить цифры, выдают желаемое за действительное. Они задумывают число от одного до десяти, на него и умножают исходную цифру. Я точно знаю, что сегодня утром несколько человек с волнением и нарастающим постепенно облегчением сканируют прессу в поисках малейшего упоминания о том, что «Скотленд-Ярд с радостью объявляет о захвате…».

Вчера я звонил Эдди, и он просил перезвонить сегодня в полдень, чтобы договориться об обмене. Сказал, что у него есть еще одно предложение, которое может меня заинтересовать. Я поблагодарил его и ответил, что хочу на время отойти отдел. Нет сомнений, что Эдди расплатится с нами «грязными» деньгами, полученными из какого-нибудь сомнительного источника. Но с ребятами вроде него нельзя жадничать, иначе рискуешь никогда не вырваться из порочного круга. Джимми преподал мне в этом хороший урок. И я отлично его усвоил. На носу мой тридцатый день рождения, и провести его я хочу на пляже Барбадоса или где-нибудь на юге Франции, представляя себя кинопродюсером, приехавшим на кинофестиваль. И совсем не хочу сломя голову носиться в этот день по Лондону под моросящим дождем и искать новые пути заработать кучу наличных, которые даже не смогу потратить.

К тому времени как я покидаю дом, погода снова меняется. Теперь ярко светит солнце, слепящий белый свет отражается от луж и мокрых тротуаров. Обломки веток, листьев, обрывки бумаг и мелкие камушки смыло ливнем в сточные канавы. В воздухе полно ионов – положительных или отрицательных, а может, и тех, и других. На деревьях вновь поют птицы. Сегодня – последний день моей прежней жизни, когда я разорву узы и направляюсь навстречу закату. Напяливаю очки от солнца, в сломанную руку беру зонтик, в здоровую – пустой кейс, опускаю в почтовый ящик запасную связку ключей от агентства недвижимости – вдруг меня не будет в городе – и ловлю такси до «Лавленда», чтобы встретиться с ребятами и позвонить Эдди.

Когда выхожу из машины, вижу белый фургон, припаркованный у края тротуара. Роликовая дверца поднята, двери «Лавленда» настежь распахнуты. С огромной коробкой в руках, пыхтя и фыркая, стоит Микки-Железяка. Его лица я не вижу, зато вижу Джина. Тот поддразнивает здоровяка Мика и тычет в него рукояткой метлы.

– Перестань, Джин, я сейчас все уроню, – ругается Микки.

– Что ты там стоишь? Не видишь, человек надрывается? Или закрой глаза, или помоги ему, – обращается ко мне Джин.

– Я не могу таскать коробки. У меня сломано запястье.

– Как тебя угораздило?

– Эта шутка уже устарела, Джин. Она и в первый раз не очень-то меня рассмешила, а теперь каждая собака считает своим долгом меня подколоть.

– А ты и со здоровыми руками особо не перетруждался, бездельник, – кривляясь, говорит Макгуайр и угрожающе выставляет вперед метлу.

За коробкой хохочет Микки, так что я выхватываю метлу из рук Джина и наношу здоровяку точный удар в коленную чашечку.

– Ой! Прекрати, Джин. Зачем?… Больно же! – пританцовывая, ноет Микки.

Я возвращаю метлу Джину. Железяка закладывает коробку в фургон и останавливается, чтобы передохнуть, но наш ирландский друг большим пальцем указывает ему на дверь, и тот отправляется за очередной коробкой.

– Где же Морти и мистер Кларк?

– Внутри. Пересчитывают товар. А Билли, или Коуди, или как там его, подъедет через полчаса на тачке, которую ты вчера ему отдал.

– Это они? – Я показываю на две потрепанные, обмотанные скотчем коробки из гофрированного картона, находящиеся внутри фургона.

– Они, – кивает Джин.

– Что-то не выглядят они на два с половиной миллиона.

– Внутри еще две. Морти с молодым Кларком занесли их на ночь и сами здесь и заночевали, чтобы никто ничего не спер. В наши дни на улицах стало небезопасно. Все может случиться.

– Когда ты был ребенком, такого, конечно же, не было.

– Ты мне тут не дерзи, сынок, – размахивая метлой, ворчит он.

Внутри Морти, Терри и Кларки пьют кофе с подрумяненными бутербродами. Вид у ребят, мягко говоря, непрезентабельный. Ночевка в спартанских условиях, видимо, не соответствует их устоявшемуся образу жизни. В одном углу стоят электронные весы, очень точные, взвешивают с точностью до миллиграмма. На таких обычно взвешивают книги или посылки. Если хочешь узнать, действительно ли у тебя два миллиона таблеток, не нужно пересчитывать их поштучно. Слишком долго. Вместо этого пропускаешь через счетчик для пилюль десять тысяч штук, взвешиваешь их, взвешиваешь остальное, вычитаешь вес упаковки, предварительно взвесив пустую коробку, вынимаешь калькулятор, ручку и листок бумаги, производишь вычисления, и в результате, если расчеты верны, получается нужное количество.

Тут еще шесть счетчиков купюр, счетчик для таблеток, купленный у поставщика медоборудования на Уигмор-стрит и калькуляторы, так что мы – я, Морт, Джин, Кларки, Терри и Коуди – можем выдвигаться, пересчитать бабки, вернуться сюда и разделить между собой два миллиона пятьсот тысяч фунтов и на время разбежаться в разные стороны. Я набираю номер Эдди, пока меня не начали упрекать в том, что я провел ночь дома, в теплой постели, в то время как они ради общего дела страдали в грязном секс-шопе.

– Добрый день, мистер Райдер. Надеюсь, у вас все готово.

– Добрый день, молодой человек. Все в порядке. Возникли небольшие проблемы с организацией вашего «гонорара». Не получалось собрать его в том виде, как вы просили. Но теперь все улажено. К трем часам подъедете к аэропорту Хитроу. Проследуете в направлении четвертого терминала. Проедете мимо него. Свернете на кольцевую дорогу Саутен-роуд, объедете вокруг и выедете на Редбридж-роуд. Ищите грузовой терминал. «Международная служба перевозки грузов». Там и встретимся. Надеюсь, вы простите мне небольшое опоздание.

– До встречи, мистер Райдер, – говорю я как раз в тот момент, когда в офис одновременно входят Коуди и Нобби.

Мы седлаем коней. Джин, Терри и Микки-Железяка забираются в фургон. Я, Морти и Коуди прыгаем в арендованный автомобиль, Кларки садится за руль. Морт в ожидании выгодной сделки потирает руки. Для апреля солнце слишком теплое. Оставшаяся после дождя влага быстро испаряется с поверхности земли, и в воздух зловещей дымкой поднимается пар. На вишневых деревьях распускаются очаровательные розовые бутоны. Жизнь… Я снова ощущаю на губах ее вкус. Мы трогаемся с узкого переулка и как раз тогда, когда поворачиваем на дорогу, из дверей «Лавленда», размахивая руками, выбегает Нобби.

– Видишь этого старого козла? Задави его, мистер Кларк, – говорит Морти. – Он сводит меня с ума.

Как ощущение?

Без пяти минут три мы приезжаем к «Международной службе перевозки грузов». Там тихо и безлюдно. Поблизости никого не видно. Высоко в небе непрерывно раздается оглушительный рев взлетающих и заходящих на посадку самолетов. Кажется, что они пролетают прямо над головой. Пакгаузы открыты, но Микки останавливает фургон напротив входа. Ждем. Мыс Кларки выходим на разведку. Вокруг никого, ни единой души. Это обычный пустой склад размером со штрафную зону футбольного поля. Повсюду расставлены ловушки для мышей и крыс, в некоторых даже остались мумифицированные останки попавшихся грызунов. У стены стоят три ярко-красных мусорных контейнера. Сверху они прикрыты старым ковром шоколадного цвета. Застекленные офисы тоже пусты, если не считать нескольких запертых металлических шкафчиков размером с комод, вроде тех, в которых Герцога и Шмару похоронили в водной пучине. Ковер постелили недавно. Кларки идет помочиться в сооруженный из шлакоблоков сортир, расположенный в противоположном от офисов конце. Спрашивает меня, точно ли я понял адрес. Отвечаю, что в одном аэропорту просто не может быть двух фирм с одинаковым названием. Возможно, клиенты уже подъезжают. Эдди ведь предупреждал, что может опоздать.

Проходит полчаса. Мы подумываем о том, чтобы забить, вернуться на базу и передвинуть встречу на другой день, но тут, после пяти неудавшихся вызовов на недоступный мобильник Эдди, из-за поворота на Редсбридж-роуд плавно выруливает его превосходный блестящий черный «рейнджровер» и сквозь поднятые роликовые ворота въезжает прямо в ангар. Мы выходим навстречу.

– Мы уже думали, вы не приедете, мистер Райдер, – говорю я, заглядывая в окно его машины, пока Микки и Кларки закатывают наши тачки внутрь. Мистер Боец нажимает кнопку, ворота автоматически закрываются. С ним в машине еще два здоровенных амбала.

– Вы должны меня извинить. Я неверно рассчитал время поездки через весь город. Все таблетки в фургоне, молодой человек?

– Конечно. Пожалуйста, выбирайте любую коробку. Мы ее вскроем. Наверное, вы захотите проверить, провести пробы. Понимаю.

– О, друг мой, для меня это всего-навсего товар, такой же, как и все остальные.

– Тогда, может, займемся бумагами? Мне еще нужно успеть в несколько мест, с людьми повидаться.

– Как-то мрачновато здесь, а, мистер Боец?

Боец медленно бредет к стене и хлопает по выключателю. Мигает неоновый свет. На долю секунды я поднимаю глаза и зажмуриваюсь. Внезапно слышится какая-то возня, из больших красных мусорных контейнеров выскакивают люди в черных одеждах, тяжелых ботинках, с крупнокалиберными автоматическими пистолетами в руках. Такие же бойцы выбегают из офисов, двое спрыгивают с крыши, подкатываются и направляют оружие в головы Микки и Джина. Никаких боевых возгласов, все происходит в тишине. Эти ребята передвигаются как китайские гимнасты. Я оборачиваюсь и вижу, что Морти сидит, высунув руки из окна машины, потому что еще один «спортсмен» в лыжной маске приставил к его голове ужасающего вида автомат. Другой подкрадывается к Коуди, одним ловким ударом под колени валит его на землю и, сунув ему в лицо винтовку, застывает. Терри сидит в фургоне, и у него есть оружие. Он пытается аккуратно отворить дверцу, но другой «лыжник» тихонько подступает сзади, останавливается, подается вперед и – тук-тук-тук – стучит стволом по стеклу, привлекая таким образом к себе или, точнее сказать, к своему оружию внимание нашего друга. Терри медленно поднимает вверх руки. Я вижу, как Морти говорит ему не суетиться и не делать глупостей, да и вообще ничего не делать.

Когда я снова поворачиваюсь лицом к Эдди, то понимаю, что один из громил вылез из шикарного авто и, положив руки на крышу, постукивает по ней пистолетом, нацеленным прямо мне в лоб. На его лице ни одной эмоции. Мне ясно, что если вдруг кто-то скомандует: «Расстрелять пленника!», я буду мертв еще до того, как слова слетят с губ, до того, как сам пойму, что происходит. Зря я все-таки сболтнул Эдди про то, как Джимми рассказал, что он убил свою жену. Свет явился сигналом к атаке. Спецназовцы все это время прятались в дурацком пустом ангаре, сидели в засаде в мусорных баках, в запертых шкафчиках и резервуарах. Четверо из нас вооружены. Но им никогда не пришло бы в голову использовать оружие, что, пожалуй, даже хорошо. Застрели хоть одного человека, и эти ребята доведут задание до конца и перестреляют нас всех. Даже Эдди не смог бы их остановить, потому что у таких «выключатель» отщелкивается автоматически. И горе тем, кто не на их стороне. Ребят, должно быть, долго натаскивали, может, этой перестрелки они ждали всю свою гребаную жизнь. Жизнь – штука несправедливая! Кто это сказал? Второй амбал из машины Эдди молча шагает к нашему фургону, садится в него и включает зажигание. Мистер Боец жмет кнопку, и ворота поднимаются. Каждый из нас находится под прицелом, кусками толстого кабеля нам связывают руки. Такой же кабель вчера мы использовали в качестве реквизита, и он оказался очень эффективным. Теперь мне ясно, почему Эдди перенес встречу на три часа. Им нужно было все хорошенько отрепетировать, отработать каждое движение, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Представляю себе, как загонял рекрутов мистер Боец. Заставлял их многократно повторять каждое движение, пока оно не будет отточено до совершенства.

Все выполнялось по сигналу. Каждому определили его цель. Это и зовется координацией.

Вчера в это же время Джей Ди пожимал мне руку и твердил, что он хоть и недолюбливает меня, но очень уважает, игриво шлепал по здоровой руке: мол, «молодец, брат». Сейчас же меня переполняет злость. Мне хочется плеваться. Если бы тот, кто приставил пушку к моей голове, намеревался меня прикончить, он давно бы уже это сделал. Поэтому я, подняв руки вверх, осторожно подхожу к боковому окну автомобиля Эдди.

– Стоять! Не двигаться! – рявкает вооруженный громила.

– Мне нужно поговорить с вашим боссом. Вы получили то, за чем пришли.

– Стоять! – снова ревет он.

– Смотри, они уже выезжают. Следующая остановка – Токио.

Фургон медленно движется к воротам. Боец на ходу запрыгивает на подножку, открывает дверь, забирается в кабину, захлопывает дверцу, и авто уносится прочь. Один из его товарищей стремительно подлетает ко мне, швыряет меня на капот и начинает охлопывать сверху донизу, очевидно, пытаясь найти оружие. Эдди, как римский император, одним только пальцем подает ему знак, чтобы тот подпустил меня к окну.

– Сынок, ты действительно думал, что я заплачу тебе за таблетки два с половиной миллиона?

– А почему бы нет? Вы можете себе такое позволить. Это называется коммерцией.

– Послушай, сынок. Не нужно давать мне уроки жизненного опыта. К тому времени, когда вы выберетесь отсюда, ваши «драже» уже будут высоко в воздухе.

– Значит, мы все же выберемся отсюда… Король Эдди так смилостивился, что решил объявить поголовную амнистию? Наверное, у принцессы Шарлотт сегодня день рождения?

– Не дерзи. Но уж коли ты спросил, юная Шарлотт обрела Бога в Брайтоне.

– Интересно, где же он прятался все это время? И куда отправляются таблетки? В Токио?

– Разумеется, через Румынию. Там их ждут. Отряд спасения уже выезжает на вызов. Их отвезут через таможню прямо в грузовой терминал. Обернут красными крестами и под видом медицинского оборудования отправят в Бухарест. Там они чудесным образом превратятся в экспортные товары и срочно вылетят в Японию.

– Черт возьми, ведь это не по правилам.

– Неэтично – как раз то слово, которое ты искал. Или даже аморально. Ты умеешь говорить. Я умею думать. В четверг я слил тебе информацию, что Джеймс планирует продать тебя силам закона и правопорядка, а на следующий день кто-то фактически обезглавливает его выстрелом из оружия, с которым охотятся на слонов. Спешу добавить, что этот кто-то также уложил и его домашних любимцев. Ничего себе совпадение, а? Я знал Джимми с детства – целых сорок гребаных лет. Твои пилюли послужат мне хорошей компенсацией за все то время, что мне приходилось терпеть его общество. Говоря откровенно, не обошлось здесь и без спортивного интереса. Не думаешь ведь ты, что я получаю такое же удовлетворение, охотясь на лис?

– Почему вы считаете, что мы не вернемся к этому вопросу позже?

– Ты слишком умен, чтобы не видеть, как разлеглись карты. Взгляни на Джина и того крупного черного парня, мистера Мортимера. Они ведь уже не так молоды, чтобы в гневе носиться по городу, вынашивая планы мести. Торговля наркотиками предполагает легкие деньги, и нечего переживать. Вряд ли они станут рисковать пожизненным заключением. Впрочем, в качестве страховки я оставлю у своего адвоката пару досье. Если со мной что-нибудь случится, их откроют, если нет – уничтожат. В ваших же интересах закончить все здесь и сейчас. Не будь ребенком, сынок. Жизнь есть жизнь. Эти таблетки, или пилюли, или как вы их еще называете, конечно, не мальтийские соколы, но на своем веку повидали немало. Так почему бы мне не сорвать куш, который собирался сорвать кто-то другой? Я вознагражу ребяток, подкину им небольшую рождественскую премию. И я не врал, когда говорил тебе, что собираюсь подарить эти «драже» японцам. Честное слово. Ой, ты сейчас дуешься, словно ребенок. Будь мужчиной, отнесись к этому как к жизненному уроку. Опыт ведь тоже богатство. Однажды ты оглянешься назад и еще посмеешься над этим. В 1965 году Дьюи заловил меня с тысячей «алых сердечек», по полшиллинга за штуку или по пятаку за дюжину. В те времена было зазорно наркотиками заниматься. Старик сказал, что конфискует их, а я считал, что он просто их спер, но к концу дня это уже не имело никакого значения. Тот случай побудил меня заняться чем-то более достойным. Мне захотелось зайти туда, где он никогда не сможет меня достать. Ты – малый смышленый, вникаешь в дела с одного взгляда. ' Когда-нибудь, через многие годы, ты будешь сидеть на заднем сиденье вот такого вот авто и грузить какого-нибудь мальчишку фактами из собственной жизни.

– И что?

– Ты рождаешься в дерьме, шагаешь по миру в дерьме, поднимаешься выше – дерьма уже меньше. Чем выше ты взбираешься, тем меньше в твоей жизни дерьма. И однажды ты достигаешь самых вершин и попадаешь в разреженную атмосферу, где совершенно забываешь, как дерьмо выглядит. Это как слоеный пирог, мальчик.

Эдди нажимает кнопку, поднимает окно и, больше не говоря ни слова, трогается с места, разворачивается и выезжает из ворот, оставляя нас семерых в глупом положении под прицелом автоматов. Все дело во власти. Когда у кого-то в руках оружие и он наводит его на тебя, он получает власть над твоей жизнью и смертью. Это унизительное и мучительное чувство.

Внезапно в ангар влетают еще две машины, и вновь, повинуясь немому сигналу, спецназовцы отходят – не убегают, а именно отходят, – не сводя с нас оружия, забираются в них и уезжают прочь, только мы их и видели.

Мой старик постоянно повторял эту речь наизусть. Он сам сочинил ее, но заучил так, как обычно школьники заучивают эпические поэмы. Вот она: если ты считаешь себя крутым парнем, то должен помнить: всегда найдется тот, кто больше и круче тебя. Это было сказано о бандитах и их промысле и сильно раздражало меня в те времена, пока я не повзрослел и не понял суть. А сейчас у меня никак не получается выкинуть его слова из головы. Внутри что-то воет от боли и обиды. У меня только что хладнокровно отняли четыреста тридцать две «штуки». Но есть еще одна часть моей натуры, и она чувствует, что события последних двух минут – не что иное, как мастер-класс профессионального воротилы. И если уж ты решил задержаться в этой игре, то вот она – твоя цель. Вот куда ты должен метить. Вот где должен оказаться в конечном итоге. Ты должен сидеть на заднем сиденье роскошного черного «рейнджровера» под охраной армии натасканных высокопрофессиональных бойцов, покорно выполняющих для тебя всякую грязную работу, и читать глубокую философскую лекцию противнику, чтобы сбить его с толку и замести следы. И пусть он считает, будто ты оказываешь ему услугу, после чего, пополнив его жизненный опыт, ты должен быстро вернуться домой и прыгнуть в постель к любимой женушке – или горничной, если жены вдруг не окажется на месте.

Конец пути

То, что происходило потом в аэропорту, напоминает балаган. Когда пришло осознание того, что и налет, и угрозы, и приставленное к голове оружие, и потеря таблеток, а вместе с ними и двух с половиной миллионов – все это происходило наяву, в большом количестве посыпались обвинения, требования объяснений и претензии. Одни платят огромные деньги за то, чтобы их связали и подчинили своей власти, у других же от этого абсолютно срывает крышу, возвращает их к первобытному состоянию. Наша ситуация не похожа на сеанс групповой терапии. И мне в ней тяжелее всех. Сделка ведь была моя. Так что в случае успеха я получал жирный кусок пирога, а в случае провала – упреки и обвинения. Кажется, Терри думает, что мне не следовало по-свойски болтать с «этой шишкой», в то время как их держали под прицелом его бойцы. Я же не перестаю восхищаться мастерски организованной и продуманной до мелочей аферой. А этот идиот Коуди все еще настаивает на получении «комиссионных» за проделанную вчера работу. Что ж, требования твои справедливы, брат. Но, как всегда, черт подери, ты предъявляешь их несвоевременно. Тоже мне любитель выбрать момент. Если ты не изменишь свое отношение к людям, Гаррет, кто-то из них размозжит тебе башку.

Эдди чертовски точно раскусил Морти и Джина. Хотя они ничего не говорят, для них это конец пути. Иногда, чтобы люди не начали обходиться с тобой как с дерьмом, нужно сказать что-то или предпринять какой-то ход. Но сделать это сразу, на месте. А с ними уже и так обошлись дерьмово, так что остается лишь утереть рот и двигаться дальше.

– Девять букв. Человек, который делает выводы по результатам. Начинается на «П»? – бормочет себе под нос Джин.

– Что за хрень, Джин? Ты здоров? – беспокоится Кларки.

– Прагматик, – загадочно произносит Макгуайр.

– Да, верно, друг, как скажешь, – соглашается Кларк и кивает мне, а в глазах немой вопрос: «Кто наш приятель, брат?»

Должно пройти время, и все перемелется. Если, конечно, мистер Райдер не будет постоянно мелькать перед глазами и ошиваться по соседству, то в скором времени все забудется. Возможно, для этого потребуется немало ирландского «Гиннесса» с добавлением бренди или, в случае Морти, значительное количество кристалликов «крэка» и хороший отсос – но со временем рана затянется. Жаль, что Терри и Кларки не слышали небольшую лекцию Босса Эдди. Это определенно пошло бы им на пользу, ребята могли бы достичь невероятных высот, особенно мистер Кларк. Вот кого через несколько лет я увижу на заднем сиденье черного «рейнджровера».

Кларки пришлось доезжать до четвертого терминала и там ловить такси, чтобы все мы могли вернуться домой. Джин взял с собой Терри, Коуди и Микки в какую-то пивнушку в Илинге, чтобы напоить их до полусмерти и хоть как-то утихомирить, потому что ситуация начинала выходить из-под контроля: Коуди и Терри никак не желали заткнуться. Мы вместе с Морти и Кларки отправились обратно в «Лавленд», чтобы найти способ расплатиться с ребятами Коуди. Похоже, придется просить мистера Лонсдейла, моего пронырливого бухгалтера, отыскать немного финансов. И побыстрее! Пусть продает! Если нужно, пусть продает еше! И еще! Бутоны на тощих деревцах, которые так многообещающе выглядели еще каких-то несколько часов назад и казались предвестниками новой жизни и надежды, теперь как будто издеваются надо мной и напрасно теряют время, пытаясь зацвети.

Когда мы съезжаем в переулок у «Лавленда», Нобби стоит у служебного входа и курит тонкую сигару. Он с волнением подходит к машине со стороны Морти и, глядя в окно, ждет, когда тот выйдет.

– Вот только этого мне сейчас и не хватает. Я весь день только и ждал, когда же гребаный придурок начнет сводить меня с ума.

Едва он выходит из машины, Нобби тут как тут, словно полицейский пес.

– Морти, я целый день пытаюсь до тебя дозвониться.

– Знаю, Нобби. Я видел твой входящий номер, именно поэтому и не отвечал. Все ясно? Что, папаша, я решил твою маленькую проблемку?

У Нобби обиженный вид.

– Просто утром вы взяли не те коробки. Я хотел сказать тебе об этом, когда вы уезжали, но ты отмахнулся от меня, и вы укатили.

Морти и Кларки расплываются в улыбке. Я тоже. Мы снова в бизнесе.

– Черт, Нобби, как же я тебя люблю! – восклицает мой темнокожий друг. – А что было в коробках, которые забрали мы?

– Всякая хреновина, которую ты приказал отослать обратно в Амстердам. Вчера, после твоего разноса, парни все упаковали в коробки.

Я ясно вижу, как в бумажном чайном домике главаря всех главарей якудзы, где вдоль стен стоят миниатюрные гейши, облаченный в кимоно Эдди по пояс раскланивается перед их боссом. Райдер говорит, что у него есть небольшой подарок. На нем можно неплохо подзаработать, но послушайте, друг мой, если в спальне у вас не все гладко, возьмите один из моих подарков, садитесь на сверхскоростной экспресс и поезжайте в один из тех коттеджей, каких полно на склонах горы Фудзи, а там увидите, что произойдет. Сомневаюсь, что японскому гангстеру понравится, если какой-то европеец скажет ему, что его «самураю» для разогрева требуется резиновая надувная кукла или вибрирующая вагина, очень похожая на настоящую. Для них там главное – это лицо и всякая бредятина вроде воинского кодекса чести. Наверное, за такое оскорбление ему отсекут яйца – разумеется, соблюдая церемонию. Забавно все это. Правда.

– А теперь ответь мне, Нобби. Где те, другие коробки? – выпытывает Морти.

Тот глядит на часы.

– Сейчас они, должно быть, приземляются в аэропорту Амстердама. В них ведь не было ничего важного, нет? Боюсь, вышла неувязочка. Видишь ли, ребята из магазина… ну, вроде опасались тебя. Они очень хотели выполнить задание, поэтому приехали рано утром и собственноручно отвезли коробки в грузовой терминал. Ты раньше там был? В Хитроу? Они попросили голландцев встретить груз на месте. Ты же всегда велишь им проявлять инициативу.

– Нобби, ты полный идиот. Почему же ты не остановил их? Ты ведь знал, что это не те коробки.

– Прости, Морт. Я вышел по соседству, чтобы сделать ставку. А когда вернулся, парней уже не было. И на звонки они не отвечали.

– Вот как мы поступим, – обращается он к нам с Кларки. – Сначала возьмем Джина, Терри и тупоголового Микки, который грузил гребаные коробки. Сядем на самолет до Амстердама, не откладывая, прямо сегодня вечером, ворвемся туда и, если потребуется, разнесем там все на хрен, но посылку добудем.

– Постарайтесь не грубить этим типам, они люди очень серьезные, – заботливо предупреждает Нобби.

– А мы что, несерьезные? – вращая глазами, спрашивает Морти.

– Но это же вонючие нацисты. Неофашисты. Поэтому они и снимают пор…

– А их фюрера случайно не Отто зовут? – уточняю я.

– Ты, наверное, телепат, сынок. Ты его знаешь?

– Ни разу не встречались.

Нобби подзывает меня кивком, озирается по сторонам. Я вижу, как внутри магазина парит Донна. Звонит мобильник Кларки.

– Поговаривают, что они замешаны в торговле наркотиками, – заговорщически шепчет старик.

– Ладно, пап, – отвечает по телефону Кларк. – Он сейчас со мной. Я передам.