Глава 1

Согласно установившейся практике и должностным инструкциям полицейского управления Лос-Анджелеса, вызов под кодом «26» требует незамедлительного ответа, одновременно нагоняя страху даже на тех, чья грудь защищена пуленепробиваемым жилетом. А все потому, что вызов способен коренным образом изменить карьеру того, кто его принял. Цифра «2» в коде означает срочность, тогда как шестерка указывает на шестой этаж Паркер-центра, откуда шеф полиции осуществляет управление.

Детектив Гарри Босх отслужил в полиции двадцать пять лет и никогда не получал прямого вызова к высшему начальству. Он вообще, если не считать церемонии вручения жетона в полицейской академии в 1972-м, ни разу не удостоился чести пожать шефу руку или поговорить с ним лично. Босх пережил семерых начальников и, разумеется, видел их на совещаниях и похоронах, но в повседневной жизни ни с одним так и не встретился. Утром того дня, на который пришлось возвращение на службу после трехгодичной отставки, звонок с кодом «26» застал Босха перед зеркалом в ванной, где он завязывал галстук. Звонил адъютант шефа. Босх не стал спрашивать, откуда у них номер его сотового, понимая, что возможности столь высокого начальства велики, почти неограниченны. Он лишь пообещал прибыть в течение часа, на что адъютант ответил, что его ждут раньше. Завязывать галстук Гарри закончил уже в машине, мчась по автостраде номер 101 со всей скоростью, какую только позволяло оживленное в этот час движение.

Ровно через двадцать четыре минуты после окончания разговора с адъютантом Босх прошел через двойные двери кабинета начальника на шестом этаже Паркер-центра. Он полагал, что установил своего рода рекорд, пусть даже и припарковался в неположенном месте на Лос-Анджелес-стрит непосредственно перед зданием полицейского управления. Если уж они знают номер его личного сотового телефона, то наверняка в курсе, каких трудов стоит добраться до центра от Голливудских холмов менее чем за полчаса.

Однако адъютант, лейтенант Хоман, вовсе не спешил поздравлять Босха с выдающимся достижением. Скользнув по нему равнодушным взглядом, он лишь указал на пластиковый диванчик, где уже сидели в ожидании вызова два человека.

– Вы опоздали, – сказал Хоман. – Садитесь.

Босх не стал протестовать, чтобы не усугублять ситуацию. Подойдя к дивану, он сел между двумя полицейскими в форме. Оба держались напряженно и были явно не расположены к общению. Босх решил, что они тоже получили срочный вызов.

Прошло десять минут. Соседей Гарри вызвали раньше, по одному, и на каждого шеф потратил примерно пять минут. Когда в кабинете был второй, Босх уловил доносящиеся из-за двери святая святых громкие голоса, а когда офицер наконец вышел, лицо его было пепельно-серым. Похоже, он как-то прокололся в глазах шефа, который, как поговаривали – кое-какие слухи доходили даже до пребывавшего в отставке Босха, – не терпел проколов со стороны подчиненных. В «Таймс» писали об одном высоком чине, пониженном в должности лишь за то, что он не уведомил начальника о происшествии с сыном некоего члена городского совета, выступавшего обычно на стороне критиков департамента. О случившемся шеф узнал только тогда, когда расстроенный папаша обратился с жалобой на незаконное задержание и грубое обращение с его отпрыском, как будто это полицейские заставили юнца выпить шесть мартини с водкой в баре «Мармаунт», а потом, по пути домой, врезаться в дерево на Малхолланд-драйв.

Наконец Хоман положил трубку и ткнул пальцем в Босха. Гарри поднялся, и его быстро провели в угловой кабинет с видом на Юнион-стейшн и прилегающее железнодорожное депо. Вид был неплохой, хотя и не самый лучший, что, впрочем, не имело значения, поскольку само здание уже попало в список намеченных к сносу. Департамент же предполагалось разместить в неких временных офисах, пока на старом месте будет построена новая штаб-квартира. Нынешнее здание рядовые копы нередко называли «стеклянным домом», имея в виду слабую защищенность хранящихся в нем тайн. Интересно, спрашивал себя Босх, как окрестят новое здание?

Начальник полиции сидел за большим письменным столом и подписывал бумаги. Не поднимая головы, он пригласил Босха садиться, а секунд через тридцать, подписав последний документ, взглянул на него. С улыбкой.

– Мне хотелось лично познакомиться с вами и поздравить с возвращением в департамент.

В голосе шефа отчетливо слышался восточный акцент. Впрочем, Босх ничего не имел против. В Лос-Анджелесе все приезжие. В этом заключалась одновременно сила и слабость города.

– Возвращаться всегда приятно, – сказал Босх.

– Вы понимаете, что оказались здесь благодаря мне.

Интонация была утвердительной.

– Да, сэр, понимаю.

– Вы также понимаете, что, прежде чем принять решение, я провел тщательную проверку. У меня были некоторые опасения по поводу… скажем так, стиля вашей работы, но в конце концов ваш талант перевесил недостатки. Можете также поблагодарить вашу напарницу, Кизмин Райдер, за предпринятые ею лоббистские усилия. Она хороший офицер, и я ей доверяю. А она верит в вас.

– Я уже поблагодарил ее, но сделаю это еще раз.

– Знаю, после вашей отставки прошло три года, и уверяю, детектив Босх, департамент, в который вы возвращаетесь, совсем не похож на тот, из которого вы ушли.

– Понимаю.

– Надеюсь. Вы знаете о согласительном декрете?

Непосредственно после выхода Босха в отставку предыдущий шеф полиции был вынужден дать согласие на ряд реформ, дабы избежать унизительного перехода полицейского управления Лос-Анджелеса под контроль федералов как следствия проведенного ФБР расследования тотальной коррупции, злоупотребления насилием и массового нарушения гражданских прав со стороны как рядовых полицейских, так и высоких чинов. Нынешнему шефу пришлось исполнять соглашение – в противном случае приказы ему отдавало бы ФБР, чего не желал никто, начиная с самого шефа и заканчивая последним копом.

– Да, я читал об этом, – сказал Босх.

– Хорошо. Рад, что вы в курсе событий. И я также рад сообщить, что – вопреки тому, что пишут о нас в «Таймс», – мы добились огромного прогресса и желаем продолжать движение в этом направлении. Мы также предпринимаем усилия по технической модернизации департамента. Мы делаем много хорошего и не допустим возвращения к прежним методам, что привело бы к падению доверия к нам со стороны общественности. Вы понимаете, о чем я?

– Наверное.

– Ваше возвращение сюда еще не гарантировано. Мы даем вам год испытательного срока. Так что считайте себя новобранцем. Старейшим из новичков. Я одобрил ваше возвращение, но я же могу и уволить вас в любой момент и без объяснения причин. Не давайте мне повода.

Босх промолчал, решив, что ответа от него и не ждут.

– В пятницу мы выпускаем новых кадетов. Я хочу, чтобы вы были в академии и присутствовали при этом.

– Сэр?

– Да, я хочу, чтобы вы были там. Хочу, чтобы вы увидели лица наших выпускников, преданность в их глазах. Хочу, чтобы вы заново осмыслили традиции департамента. Думаю, это пойдет вам на пользу, поможет многое переосмыслить и проникнуться духом истинных традиций.

– Раз вы хотите, чтобы я там был, я там буду.

– Хорошо. Увидимся в академии. Вам отведут место в VIP-ложе как моему гостю.

Он сделал пометку насчет приглашения на листке рядом с ежедневником, потом отложил ручку и, подняв руку, нацелил на Босха указательный палец. Взгляд шефа стал жестким.

– Слушайте меня, Босх. Не преступайте закон. Даже для того, чтобы утвердить закон, не преступайте его. Делайте свою работу так, как это определено положением, и с состраданием к людям. Другого я не потерплю и не приму. Этот город не примет другого. Договорились?

– Договорились.

– Тогда мы сработаемся.

Босх понял, что разговор закончен, и встал. К его удивлению, шеф тоже поднялся и протянул руку. Поняв жест как приглашение к рукопожатию, Босх протянул свою. Шеф положил что-то ему на ладонь. Гарри опустил глаза – золотой полицейский жетон. С его старым номером. Оказывается, его никому не отдали. Босх едва не улыбнулся.

– Носите с достоинством и гордостью, – сказал шеф.

– Да.

Вот теперь настал момент пожать друг другу руки. Только шеф при этом не улыбался.

– Хор забытых голосов, – сказал он.

– Извините, сэр?

– Так мне это представляется, когда я думаю о делах, хранящихся в отделе нераскрытых преступлений. Наш величайший позор. Каждое дело – голос. Каждое – камень, брошенный в воду. Круги идут и идут, через время, через людей. Через семьи, друзей, соседей. Можем ли мы называть себя городом, когда вокруг столько кругов, столько забытых нами голосов?

Босх отпустил его руку и ничего не сказал. Ответа на этот вопрос просто не было.

– Придя в департамент, я изменил название отдела. Его называли отделом забытых дел. Теперь он называется отделом заново открытых дел.

– Понимаю.

– Тогда идите и работайте. Займитесь ими и докопайтесь до истины. Такова ваша задача. Вы это умеете. Поэтому мы и нуждаемся в вас. Поэтому вы здесь. Поэтому я и даю вам шанс и беру на себя ответственность. Покажите всем, что мы ничего не забываем. Покажите всем, что в Лос-Анджелесе нет забытых дел.

– Да, сэр.

Он вышел, а начальник полиции так и остался стоять, будто вслушиваясь в те, несмолкающие, голоса. Босх и сам слышал их. Сейчас он подумал, что, пожалуй, впервые за все время по-настоящему понял человека, стоящего над ним, на самом верху. В армии говорят, что, идя в бой, ты должен быть готов не только драться, но и, если потребуется, умереть за тех, кто послал тебя туда. В сумрачных джунглях Вьетнама Босх никогда не чувствовал этого. Там он был одиночкой, дрался только за себя, только ради того, чтобы остаться в живых. Позднее, работая в полиции, Босх чувствовал то же самое, а иногда ему даже казалось, что он дерется вопреки тем, кто сидит наверху.

Может, теперь что-то изменится.

В коридоре Босх поймал себя на том, что нажимает на кнопку вызова лифта сильнее обычного, и понял, что это из-за волнения, из-за бурлящей в нем энергии. Хор забытых голосов. Похоже, начальник полиции знал, о чем поют эти голоса. Сам Босх знал это давно. Их песню он слышал едва ли не всю свою жизнь.

Глава 2

Босх спустился на лифте всего на один пролет, с шестого на пятый этаж. Здешняя территория тоже была ему в новинку. Когда-то пятый этаж находился целиком в ведении гражданских. Здесь размещались административные офисы нижнего и среднего звена, большую часть сотрудников которых составляли штатские: аналитики, бухгалтеры и прочие бумагомаратели. Те, кто не принимал присягу. Прежде у Гарри никогда не возникало необходимости появляться здесь. Он и не появлялся.

Какие-либо указатели, которые могли бы послужить ориентиром в лабиринте коридоров, отсутствовали. Бывают такие этажи, где каждый, выходя из лифта, уже точно знает, куда именно идти. Босх не принадлежал к числу этих счастливых людей. Своим расположением коридоры напоминали букву «Н», и он дважды ошибся, прежде чем отыскал дверь с номером 503. Больше на двери ничего не было. Прежде чем войти, Босх постоял, раздумывая над тем, чем предстоит заниматься и что его ждет. Он знал, что все делает правильно. На мгновение ему даже показалось, что из-за двери доносятся те самые голоса. Все восемь тысяч.

Киз Райдер сидела на столе со стаканчиком дымящегося кофе. Стол выглядел так, как выглядят обычно столы в приемных, но Босх, уже не раз звонивший сюда, знал – приемной на этаже нет. Департамент просто не мог позволить себе такую роскошь. Райдер подняла руку, посмотрела на часы и покачала головой.

– Мы вроде бы договаривались на восемь. Так-то собираешься работать, напарник? Приходить когда захочется, да?

Босх тоже посмотрел на часы. Они показывали пять минут девятого. Он перевел взгляд на Киз и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Теперь наше место здесь.

Райдер была невысокого роста и носила на себе пару лишних фунтов. В коротких волосах уже мелькала седина. Кожа у нее была необыкновенно черная, отчего улыбка казалась еще ослепительнее. Кизмин слезла со стола и протянула Босху второй стаканчик, прятавшийся прежде за ее спиной.

– Посмотрим, так ли все сделала.

Босх сделал глоток и одобрительно кивнул:

– Все правильно, черный. Мне и напарники больше черные нравятся.

– Насмешил. Надо записать.

Она провела его в казавшийся пустым офис. Помещение было большое, даже принимая во внимание то, что в нем работали девять следователей – четыре группы и начальник отдела. Стены покрашены бледно-голубой краской того оттенка, который Босх часто видел на мониторах компьютеров. На полу – серое покрытие. Окна отсутствовали. В тех местах, где они могли бы быть, красовались взятые в аккуратные рамочки фотографии с мест преступлений прошлых лет и доска объявлений. Босх знал, что, делая черно-белые снимки, фотографы нередко отступают от клинической точности и простоты в пользу присущего им в разной степени профессионального артистизма. Упор часто делался на настроение и тени, в которых терялись немаловажные детали. Райдер как будто почувствовала, что он рассматривает фотографии.

– Говорят, снимки для офиса отбирал писатель, Джеймс Эллрой. Он же и рамочками занимался.

Обогнув перегородку, делившую помещение надвое, Кизмин показала ему закуток с двумя серыми металлическими столами, стоявшими впритык, так что детективы волей-неволей сидели лицом друг к другу.

Киз поставила стаканчик на свой стол, на котором уже высилась стопка папок. Там же стояла кофейная чашка, битком набитая карандашами и ручками, и рамка, повернутая таким образом, чтобы фотография в ней оставалась не видна. Рядом гудел включенный ноутбук. Райдер перешла на новое место неделей раньше, пока Босх проходил медицинское обследование и заполнял бумаги, необходимые для возвращения на работу.

Второй стол, чистый и пустой, ждал его. Гарри сел на стул и поставил стаканчик. Рот сам растягивался в улыбку, и ему с трудом удавалось сохранять серьезный вид.

– С возвращением, Рой, – сказала Киз.

Босх не выдержал и улыбнулся, подумав, как приятно, когда тебя снова называют Роем. Многие из детективов отдела убийств помнили и соблюдали эту традицию. Много лет назад в голливудском отделе департамента работал человек по имени Рассел Кастер. Профессионал до мозга костей, через руки которого прошли десятки начинающих. В 1990-м Кастера убили в банальной перестрелке, когда он возвращался после смены домой. Но традиция называть друг друга Рой – независимо от настоящего имени – так и осталась. Почему Рой – этого уже никто толком не помнил. Одни утверждали, что так звали напарника Кастера, которому очень нравился Рой Экафф.[2] Другие утверждали, что Кастеру нравилось, когда коп действует в манере Роя Роджерса,[3] парня в белой шляпе, всегда готового прийти на помощь и восстановить справедливость. Впрочем, это уже не имело значения. Босх просто считал честью для себя зваться Роем.

Он сел. Стул оказался старый, сиденье комковатое, так что боль в спине была гарантирована. Босх надеялся, что просиживать штаны не придется. Всю свою карьеру ему пришлось жить под девизом: «Не просиживай штаны – стучи в двери». Вряд ли за время его отсутствия это правило изменилось.

– Где все?

– Завтракают. Совсем забыла. На прошлой неделе мне сказали, что по понедельникам все обычно приходят пораньше и встречаются за завтраком. Ходят в «Пасифик». Вспомнила только сегодня, когда пришла и никого не застала. Ничего, скоро вернутся.

Вагон-ресторан «Пасифик» давно пользовался популярностью у высших чинов полицейского управления Лос-Анджелеса и детективов отдела убийств и ограблений. Босх знал не только это, но и кое-что еще.

– Двенадцать баксов за яичницу. Похоже, здесь внеурочные оплачиваются дополнительно.

Райдер улыбнулась и кивнула:

– Так и есть. Но ты все равно не успел бы управиться со своей яичницей. Полетел бы к шефу.

– Ты и об этом слышала?

– Держу ушки на макушке. Жетон получил?

– Да.

– Я сказала ему, какой номер ты хотел бы иметь. Тот?

– Да, Киз, спасибо. Спасибо за все.

– Ты меня уже поблагодарил. Не надо повторяться.

Босх кивнул и огляделся. На стене за спиной Райдер висела фотография, запечатлевшая двух детективов у тела, лежавшего на сухом бетонном дне реки Лос-Анджелес. Судя по шляпам, дело было в начале пятидесятых.

– С чего начнем?

– Все дела разделены на несколько блоков с временным периодом в три года. Начинаем с самого раннего и идем по порядку. Говорят, с эпохой лучше знакомишься. К тому же помогает идентифицировать серийных убийц. За два года нашли четверых, о которых никто ничего и не знал.

Босх понимающе кивнул.

– Какие годы у нас?

– У каждой группы четыре-пять блоков. Мы новенькие, так что нам досталось четыре. – Она выдвинула средний ящик стола, достала листок и протянула Босху.

Босх/Райдер

1966 1972 1987 1996

1967 1973 1988 1997

1968 1974 1989 1998

Он внимательно просмотрел список порученных дел. Те, что вошли в первый блок, приходились на тот период, когда его не было в городе, и на время службы во Вьетнаме.

– Лето любви. Я его пропустил. Может, поэтому у меня все не так.

Босх сказал это просто так, чтобы что-то сказать. Второй блок начинался с 1972-го – года, когда он пришел в полицию. На второй день, когда они были в патруле, позвонили из Вермонта. Женщина попросила полицию проверить ее мать, которая не отвечала на звонки. Босх обнаружил ее в ванне, утопленную, с руками, связанными собачьими поводками. Вместе с ней в ванной лежала и мертвая собачка. Интересно, может быть, сейчас ему достанется то, так и оставшееся нераскрытым, убийство.

– Почему мы получили именно эти годы?

– Они перешли к нам от других групп. Ребят немного разгрузили. А вообще-то начали издалека. Я слышала в пятницу, что нам подбросили один горячий «висяк» от восемьдесят восьмого. С него сегодня и начнем. Такой вот подарок по случаю возвращения.

– Что значит горячий «висяк»?

– Это когда обнаруживается совпадение по ДНК, или компьютер выдает что-то новенькое, или министерство юстиции просто тычет пальцем наугад.

– В нашем случае?

– Кажется, совпадение по ДНК. Скоро узнаем.

– А на прошлой неделе тебе ничего не сказали? Я бы мог просмотреть материалы за уик-энд.

– Знаю, что мог бы, Гарри. Но дело старое, так что спешить особенно некуда. В этом отделе работают немного по-другому.

– Да? И как же?

Райдер раздраженно посмотрела на него, но ответить не успела – дверь открылась, и офис стал заполняться людьми. Райдер вышла из закутка. Босх последовал за ней. Она представила его остальным сотрудникам отдела. Двух детективов, Тима Марсию и Рика Джексона, Гарри знал по прошлой работе. Две другие группы составляли Роберт Реннер с Виктором Роблето и Кевин Робинсон с Джин Норд. Их, как и Альберта Пратта, начальника отдела, Босх знал только понаслышке. Каждый считался следователем высокого класса.

Встретили его радушно, но не шумно, немного сдержанно. Босх понимал, что к нему, возможно, относятся настороженно и даже с подозрением. На место в отделе претендовали многие детективы, и тот факт, что оно досталось человеку, вернувшемуся на службу после трехлетней отставки, вызывал вопросы. Понимал Босх и то, что – как напомнил шеф – своим назначением обязан в первую очередь Киз. Последнее время она находилась в штате начальника полиция в должности аналитика. Все плюсы, которые давала приближенность к шефу, Киз променяла на возможность работать с «возвращенцем» в отделе заново открытых дел.

После всех рукопожатий Пратт пригласил Босха и Райдер в свой кабинет для отдельного разговора. Он сел за стол, а они устроились рядышком на стульях. Для какой-либо другой мебели в похожей на чулан комнате места не хватило.

Пратт был на несколько лет моложе Босха и еще только приближался к пятидесяти. Он держал себя в форме и вообще берег честь мундира высоко задиравшего нос отдела убийств и ограблений, составной частью которого и являлось его подразделение. Впрочем, иначе и быть не могло. ОГУ брал на себя расследование большинства тяжких преступлений. Босх знал, что если ты сам не считаешь себя хитрее, умнее и круче тех, за кем охотишься, то попал не на свое место.

– Вообще-то я бы разделил вас двоих, – начал Пратт. – Дал бы вам поработать с теми, кто здесь давно, у кого есть опыт, потому что работа в нашем отделе имеет определенную специфику и отличается от того, чем вы занимались прежде. Но мне позвонили с шестого этажа, и я не стал возражать. Кроме того, насколько я понимаю, вместе у вас очень даже неплохо получалось. Забудьте о том, что я хотел сделать, и позвольте рассказать, как мы работаем с нераскрытыми делами. Знаю, Киз, вы уже прослушали эту речь на прошлой неделе, но придется немного потерпеть, хорошо?

– Конечно.

– Во-первых, забудьте такой термин, как «забытое дело». Это чушь. Выдумка прессы. Измышление. Шутка. Гнусная ложь. Мы здесь занимаемся тем, что находим ответы. Все, точка. Не позволяйте себе заблуждаться относительно этого. Не вводите в заблуждение членов семей, с которыми вы работаете по делу, и не давайте им сбить вас с толку.

Он взял паузу, ожидая реакции, но ее не последовало. На стене висела фотография мужчины, лежавшего на полу в изрешеченной пулями телефонной будке. Босх подумал, что такие телефонные будки можно увидеть разве что в старых картинах, которые крутят в «Фармерс маркет» или «Филиппе».

– Другого отдела, который занимался бы столь благородным делом, в этом здании не найти, – продолжил Пратт. – Город, забывающий своих мертвецов, жертв убийств, – пропащий город. Здесь их не забывают. Мы те, кого выпускают на поле и конце игры, на последней подаче, чтобы выиграть или проиграть. Мы те, кто подводит черту, ставит точку. Если не сможем мы, не сможет никто. Если мы лепим мимо, игра заканчивается, потому что это последний шанс. Да, численный перевес не на нашей стороне. У нас восемь тысяч нераскрытых дел, начиная с шестидесятого. Но нас это не пугает. Даже если весь отдел доводит до конца лишь одно дело в месяц – двенадцать в год, – все равно это что-то. Мы – замыкающие. Мы – вершители. Если вы занимаетесь убийствами – ваше место здесь.

Речь произвела впечатление. В глазах Пратта Босх видел искренность и боль, в голосе слышал пыл неравнодушия. Он кивнул. Он сразу понял, что хочет работать с этим человеком. Такое в департаменте случалось нечасто.

– У вас обоих большой опыт работы. Здесь вы обнаружите одно отличие: ваше отношение к делу.

– Отношение?

– Да, отношение. Со свежими убийствами работают по-другому. Там у вас есть тело, есть результаты вскрытия, вы сообщаете новость родным. Здесь мы занимаемся теми, кто давно мертв. Ни вскрытия, ни следов на месте преступления, ни горячих еще улик. Только уголовное дело – если найдете – и архивные материалы. Вы идете к родным – поверьте, идти к ним лучше только тогда, когда вы уже готовы, – и видите людей, которые уже испытали шок и либо нашли средства преодолеть его, либо не нашли их. Вам будет тяжело. Надеюсь, вы понимаете, за что беретесь.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Босх.

– Свежее убийство – клинический случай, потому что вас подгоняет время. Со старым – проблема в эмоциональной сфере. Вы увидите отпечаток насилия на тех, кто его пережил. Будьте готовы.

Пратт передвинул на середину стола толстую синюю папку в переплете и начал подталкивать к ним, но остановился.

– И еще к одному вам нужно быть готовыми. Не рассчитывайте на то, что найдете все материалы по делу. Не рассчитывайте на то, что обнаружите в архиве вещественные доказательства – их могли уничтожить, они могли пропасть. Рассчитывайте на то, что в некоторых случаях начинать придется с нуля. Наш отдел сформировали два года назад. Первые восемь месяцев ушли на проверку журналов регистрации и отбор незакрытых дел. Мы прошли все круги системы, но постоянно наталкивались на препятствия, главное из которых – неполнота материалов. Порой у нас опускались руки. Вы знаете, что на дела по убийствам нет ограничения по срокам хранения, однако каждый раз мы сталкиваемся с тем, что в период руководства по крайней мере одной администрации шло рутинное уничтожение вещественных улик и даже следственных материалов. Я хочу, чтобы вы поняли – в некоторых случаях самой большой помехой становится сам департамент.

– Я слышал, что в одном из наших дел открылись новые обстоятельства, – сказал Босх. Того, что они услышали, было вполне достаточно – ему не терпелось сдвинуться с мертвой точки.

– Да, есть такое, – подтвердил Пратт. – Сейчас мы к этому перейдем. Сначала позвольте закончить. В конце концов, мне не часто удается произносить речи. Короче говоря, мы пытаемся применить к старым делам новые технологии, новые методики. Есть три главных направления: ДНК, отпечатки и баллистика. На всех трех в последние десять лет достигнут феноменальный прогресс. Проблема департамента в том, что эти достижения не применялись к старым делам. Как следствие такого упущения мы имеем примерно две тысячи дел, в которых никогда не проводился анализ ДНК. С шестидесятых у нас скопилось четыре тысячи дел с отпечатками, которые никогда не прогонялись через компьютер. Независимо от того, чей это компьютер – наш, ФБР, министерства юстиции или какой-то другой службы. Можно было бы посмеяться, если бы все это не было так чертовски печально. То же самое и с баллистикой. По большинству дел мы имеем вещественные улики, но они просто игнорируются.

Босх покачал головой. Он уже ощущал разочарование родственников погибших, видящих, как преступления против их близких заметает пороша времени, безразличия и некомпетентности.

– Вы увидите, что технологии сейчас совсем другие. Сегодняшний полицейский оснащен гораздо лучше, чем его собрат в шестидесятые или семидесятые. И даже восьмидесятые. Поэтому, прежде чем переходить к вещественным уликам и браться за дело заново, вспомните, что кажущееся очевидным сегодня не было столь очевидным во время убийства.

Пратт кивнул. Речь состоялась.

– Теперь что касается нашего дела. – Он решительно толкнул полинявшую синюю папку через стол. – Займитесь им. Оно ваше. Закройте его и отправьте кого-нибудь за решетку.

Глава 3

Выйдя из кабинета Пратта, они решили, что Босху неплохо бы сходить за свежим кофе, пока Райдер начнет знакомиться с материалами. Оба знали по прошлому опыту, что она читает быстрее, а делить папку пополам не имело смысла. Чтобы представить ход дела в линейной последовательности, так, как все случилось и было задокументировано, требовалось изучить материалы от начала до конца.

Босх сказал, что дает Кизмин шанс оторваться на старте и выпьет кофе в кафетерии. За время отставки он успел по нему соскучиться. Не по кофе, по кафетерию.

– Ну, тогда у меня есть пара минут, чтобы прогуляться по коридору, – ответила Райдер.

Она отправилась в дамскую комнату, а Босх взял со стола листок с датами доставшихся им дел и положил в карман пиджака. Потом вышел из офиса и, спустившись на третий этаж, направился к кабинету капитана отдела убийств и ограблений.

Помещение состояло из двух комнат, одна из которых служила собственно кабинетом, а во второй детективы обсуждали ход расследования. Здесь стоял длинный стол, а на двух стенах висели полки с юридической литературой и каталогами зарегистрированных в городе убийств. Каждое из случившихся в Лос-Анджелесе более чем за сто лет убийств записывалось в специальный журнал с кожаным переплетом. Когда какое-то из них раскрывалось, в журнале делали соответствующую пометку, благодаря чему любой детектив мог легко узнать, закрыто ли дело или нет.

Босх провел пальцем по потертым корешкам. На каждом журнале имелись простая надпись – «Убийства» – и даты. В первых журналах хватало иногда места для убийств за несколько лет, но к восьмидесятым их совершалось уже так много, что в каждом журнале помещались записи только за один год. Босх заметил, что 1988-й даже поделен на два тома. Теперь он понял, почему именно им, новичкам в отделе, достался этот год – большое число убийств означало также и высокий процент незакрытых дел.

Палец дошел до журнала за 1972-й. Босх вынул его и сел за стол. Он перелистывал страницы, не читая, лишь бегло просматривая записи и слушая голоса. Нашел дело об утопленной в собственной ванне старушке. Преступление так и не было раскрыто. Босх просмотрел журналы за 1973-й и 1974-й, потом пролистал том, включавший в себя сразу три года, с 1966 по 1968-й. Он прочитал об убийстве Чарлза Мэнсона и Роберта Кеннеди. О людях, имен которых никогда не слышал и не знал. О тех, у кого отобрали все, что было, и все, что могло бы быть. О тех, у кого отняли даже имена.

Читая эти каталоги городских ужасов, Босх ощущал, как в нем просыпается и расходится по венам знакомая сила. Он приступил к работе всего лишь час назад, а уже преследовал убийцу. Для него не имело значения, как давно пролилась кровь. Ветер принес запах убийцы, и Босх уже шел к нему. Словно блудный сын, он понимал, чувствовал, что вернулся на свое место. Он снова принял крещение в водах единственно верной церкви – церкви синей религии. И знал, что обретет спасение в тех, кто давно покинул этот мир, в этих затертых, с морщинистыми корешками библиях, где умершие выстроены рядами и где на каждой странице призраки.

– Гарри Босх!

Босх захлопнул книгу и поднял голову. У открытой двери второй комнаты стоял хозяин кабинета, капитан Габи Норона.

– Здравствуйте, капитан.

– С возвращением и добро пожаловать! – Норона подошел к Босху и с жаром пожал протянутую руку.

– Возвращаться всегда приятно.