– Сию минуту.

Она быстро поднялась с места и прошла на кухню. Он слышал, как она доставала из холодильника лед и перекладывала его в стакан. Эта передышка дала ему возможность подумать. Он час ехал до ее дома, но так и не решил, как поведет себя с ней и что скажет. Она вернулась через минуту с подносом в руках. На подносе стоял стакан с холодной водой, в которой плавали кубики льда. Она передала ему стакан и положила перед ним на стеклянную поверхность стола пробковый кружок.

– Если ты проголодался, могу принести немного крекеров и сыра. К сожалению, не знаю, сколько у тебя времени...

– Спасибо, я не голоден. Холодная вода – это все, что мне нужно.

Он отсалютовал ей стаканом, отпил из него примерно половину и поставил на стол.

– Гарри, пользуйся подставкой, прошу тебя. Ты не представляешь, какая это мука – стирать отпечатки от донышка с зеркальной поверхности.

Босх опустил глаза и заметил свой промах.

– Извини.

Он поставил стакан на пробковый кружок.

– Итак, ты теперь у нас детектив...

– Да. И работаю в Голливуде. То есть не то чтобы работаю... Я, видишь ли, сейчас в своего рода отпуске.

– Отпуск – это всегда приятно.

Настроение у нее определенно улучшилось. Похоже, она пришла к выводу, что он заехал к ней просто так, а не по делу. Босх понял, что настало время выкладывать карты на стол.

– Э-э, Мере... то есть Кэтрин... мне необходимо кое о чем тебя спросить.

– О чем же, Гарри?

– Смотрю я на тебя и на твою шикарную квартиру и думаю, что ты и в самом деле стала птицей другого полета и все у тебя сейчас другое: дом, имя да и сама жизнь. Ты теперь не Мередит Роман, и мне нет смысла об этом напоминать – ты и сама отлично это знаешь. Я к тому говорю, что разговор о прошлом может оказаться для тебя трудным и тягостным. Это нужно прежде всего мне, поэтому заранее прошу меня извинить. Поверь, ни оскорблять тебя, ни причинять тебе боль я не хочу.

– Значит, ты приехал сюда, чтобы поговорить о своей матери?

Он согласно кивнул и, опустив голову, стал созерцать свой стакан, стоявший на пробковом кружке.

– Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что занималась тобой ничуть не меньше, чем она. До того, как тебя у нее отобрали. То есть у нас.

Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза затуманились от воспоминаний.

– Дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминала. Мы тогда были обыкновенными девчонками и, что называется, весело проводили время. Нам и в голову не приходило, что кого-то из нас могут убить. – Она поднялась со стула: – Пойдем со мной, Гарри. Хочу кое-что тебе показать.

Он прошел за ней по покрытому коврами холлу и вошел в спальню. Там находились огромная кровать с четырьмя столбиками по краям и голубым балдахином, бюро из дуба и низенькие столики по бокам кровати. Кэтрин Регистер указала ему на бюро. На крышке стояло несколько фотографий в декоративных рамках. На большинстве были запечатлены хозяйка дома в компании с неким мужчиной, который выглядел гораздо старше ее. Муж, догадался Босх. Но Кэтрин показала на фотографию, стоявшую справа, в некотором удалении от остальных. Это был старый снимок, выцветший от времени. С него смотрели две молодые женщины и крохотный мальчик трех-четырех лет.

– Эта фотография всегда находилась со мной, Гарри. Даже когда был жив мой муж. Он знал о моем прошлом. Я все ему рассказала. Для него это ничего не значило. Мы прожили с ним двадцать три восхитительных года. Жизнь во многом зависит от того, как ты распорядишься своим прошлым. Его можно использовать, чтобы причинять боль себе или другим, но можно употребить и во благо. Меня, во всяком случае, оно сделало сильной. Итак, Гарри, расскажи мне без смущения и утайки о том, что привело тебя сегодня ко мне.

Босх протянул руку и взял фотографию с крышки бюро.

– Я хочу... – Он отвел глаза от снимка и посмотрел на Кэтрин Регистер. – Я решил выяснить, кто ее убил.

На лице Кэтрин мелькнуло странное выражение. Она взяла фотографию у него из рук, поставила на крышку бюро и снова обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел это объятие в висевшем над бюро зеркале. Когда потом она отстранилась и подняла на него взгляд, он заметил в ее глазах слезы. Нижняя губа слегка подрагивала.

– Пойдем присядем, – сказала она.

Достав из стоявшей на бюро коробки пару бумажных платочков, она вместе с Гарри вернулась в гостиную и опустилась на стул.

– Может, принести тебе воды? – спросил Босх.

– Не надо, я в порядке. Сейчас успокоюсь. Извини...

Пока она вытирала глаза бумажным платком, он обошел стеклянный стол и сел на диван.

– В те давние дни мы называли себя двумя мушкетерами. У нас даже девиз был похожий: «Две за одну, и одна за двух». Глупо, конечно, но мы тогда были так молоды и так близки...

– Я собираюсь начать с самого начала, Кэтрин. И для этого затребовал из архива старое дело об убийстве.

Она пренебрежительно хмыкнула и покачала головой:

– Это было не расследование, а комедия.

– Я тоже так думаю, но не понимаю почему.

– Послушай, Гарри, ты ведь знаешь, кем была твоя мать? – спросила Кэтрин, а когда он кивнул, продолжила: – Да, она была девушкой для развлечений. Мы обе были такими. Полагаю, ты также знаешь, что это наиболее вежливая форма, какую используют в обществе, характеризуя подобных женщин. Так что копам было наплевать, что одна из нас умерла. Они постарались сбыть это дело с рук как можно быстрей. Я знаю, что ты тоже полицейский, но в те времена подобные дела только так и делались. Для копов твоя мать была все равно что пустое место.

– Я это понимаю. Более того, полагаю, что и сейчас ситуация в этом смысле мало изменилась. Но все-таки за всем этим кроется нечто большее, нежели простое пренебрежение.

– Я не знаю, Гарри, насколько полную информацию о своей матери ты хочешь получить.

Он пристально посмотрел на нее:

– Прошлое и меня сделало сильным. Я справлюсь.

– Да, прошлое кое-чему тебя научило... Я помню заведение, куда тебя направили. Как же оно называлось? «Макивой» или что-то вроде этого...

– «Макларен».

– Точно. «Макларен». Жутковатое местечко. Когда твоя мать, навестив тебя, возвращалась оттуда, то садилась на стул и начинала реветь.

– Давай не будем менять тему, Кэтрин. Лучше расскажи, что, по-твоему, мне следует знать.

Она согласно кивнула, но, прежде чем продолжить рассказ, пару секунд молчала, словно собираясь с духом.

– Map знала кое-кого из полицейских. Понимаешь?

Он кивнул.

– Мы обе знали. Так уж функционировала система. Девушкам, чтобы жить и работать, надо было уметь договариваться. Так что, когда Map убили, для копов было вполне логично сделать все возможное, чтобы побыстрей положить это дело под сукно. Чтобы не привлекать к нему повышенного внимания. Другими словами, им не хотелось ставить кое-кого в неудобное положение.

– Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что это сделал коп?

– Ничего подобного. Я не знаю, кто это сделал, Гарри. Если бы знала, то сказала. Я просто думаю, что те два детектива, которые расследовали это дело, наверняка догадывались, куда тянутся ниточки. Но не захотели за них дергать, понимая, что кое-кто в управлении этого бы не одобрил. К тому же Map была всего-навсего девушкой для развлечений, и им было на нее наплевать.

Босх окинул комнату взглядом, не зная, о чем еще спросить Кэтрин.

– А с кем из полицейских она была знакома?

– Это было так давно...

– Ты знала тех же полицейских, что и она, верно?

– Да. Как же иначе? Так работала система. Чтобы не попасть в тюрьму, приходилось использовать свои контакты. А купить можно было каждого. По крайней мере в те годы. Разные люди требовали разной оплаты. Одни хотели получать деньги, а другие – кое-что иное.

– В деле об убий... то есть в документах из папки сказано, что тебя не арестовывали и у полиции нет никаких порочащих тебя записей.

– Мне повезло. Несколько раз меня задерживали, но я кое-кому звонила, и меня отпускали. Иначе говоря, протоколов не составляли, потому что у меня было много знакомых копов. Улавливаешь, что к чему, дорогуша?

– Улавливаю.

Рассказывая все это, она ни на секунду не отводила от него глаз. Говорила о самых мерзких вещах в своей жизни, не поведя и бровью. Долгие годы она вела жизнь порядочной женщины, но в ней все еще оставалась так называемая «гордость шлюхи». Возможно, это и помогло ей преодолеть все трудности и выбраться из окружавшей ее мерзости, сохранив при этом достоинство. Его должно было хватить ей с избытком до конца дней.

– Ты не против, если я закурю?

– Не против, если позволишь к тебе присоединиться.

Они оба как по команде достали сигареты. Босх вскочил и щелкнул зажигалкой, чтобы дать ей прикурить.

– Можешь взять пепельницу с бокового столика. Только не вздумай просыпать пепел на ковер.

Она ткнула пальцем в плоскую стеклянную вазочку, стоявшую на крохотном столике справа от дивана. Босх взял ее и, не решаясь поставить на зеркальную поверхность кофейного столика, держал на весу.

– Ты помнишь имена полисменов, которых знала и которых, возможно, знала моя мать? – спросил Босх.

– Повторяю: прошло слишком много лет. Кроме того, я сомневаюсь, что эти парни были хоть как-то связаны с этим делом.

– Ирвин С. Ирвинг. Это имя тебе что-нибудь говорит?

Она долго молчала, вспоминая, потом сказала:

– Я знала его. Думаю, что Map тоже. Этот человек патрулировал бульвар. Было бы странно, если бы она его не знала... но я могу и ошибаться.

Босх кивнул:

– Это тот самый парень, который ее нашел.

Она пожала плечами: дескать, ну и что это доказывает?

– Кто-то же должен был ее найти. Особенно если учесть, что тело оставили в открытом контейнере в довольно оживленном месте.

– А что ты скажешь о парнях по имени Гилкрист и Стано, которые работали в полиции нравов?

Она секунду колебалась, прежде чем ответить.

– Я помню этих типов... Это были низкие люди.

– Как думаешь, моя мать их знала? По линии их ведомства?

Она согласно кивнула.

– А что значит – низкие люди? В каком смысле?

– Они просто... Они ни в грош нас не ставили. Если им было что-то от нас нужно – какая-нибудь информация, которую мы могли получить, встречаясь с тем или иным человеком, или что-нибудь... хм... более личное, они просто приходили и брали это. При этом бывали ужасно грубы. Я их ненавидела.

– Они могли...

– Могли ли они убить твою мать? Я тогда думала – да и сейчас так считаю, – что нет, не могли. Они не были убийцами, Гарри. Все-таки они были копами. Продажными, конечно, копами, но мне тогда казалось, что все такие. Но неприкрытого насилия тогда было меньше. Не то что нынче, когда чуть ли не каждый день читаешь в газетах, как один коп кого-то убил, а другой кого-то избил, или покалечил, или сделал что-нибудь еще в этом роде. Ты уж меня, Гарри, извини...

– Все нормально. Может, еще кого-нибудь вспомнишь?

– Нет, не вспомню.

– Имен, что ли, не хочешь называть?

– Я давно уже выбросила все это из головы. Понимаешь?

– Понимаю.

Босха так и подмывало вынуть из кармана свой блокнот, но он не хотел, чтобы разговор стал похож на полицейское дознание. Вместо этого он попытался вспомнить, что еще такого вычитал в папке, о чем можно спросить Кэтрин.

– А как насчет типа по имени Джонни Фокс?

– Да, я рассказывала о нем детективам. Они поначалу вроде как вдохновились, но потом словно про него забыли. Его даже не арестовали.

– Полагаю, они его все-таки задержали. Но позже отпустили. Его отпечатки пальцев не совпали с отпечатками убийцы.

Женщина удивленно выгнула бровь:

– Это для меня новость. Про отпечатки детективы мне ничего не говорили.

– Ты помнишь Маккитрика, который допрашивал тебя во второй раз?

– Не очень хорошо. Тогда вокруг мелькало много полицейских. И два детектива в штатском. Один был поумнее своего приятеля. И это все, что осталось в памяти. Но я не помню, как кого звали. Кажется, всем заправлял тот, что поглупее, но это было характерно для тогдашней полиции.

– Как бы то ни было, второй раз с тобой беседовал именно Маккитрик. В его рапорте сказано, что ты дополнила свои предыдущие показания. В частности, рассказала о вечеринке в Хэнкок-парк.

– Я помню эту вечеринку. Я туда не пошла, потому что... потому что Джонни Фокс ударил меня по физиономии за день до этого и у меня на щеке расплылся огромный синяк. Я пыталась замазать его крем-пудрой, но отек косметикой не прикроешь. А с таким «украшением» про вечеринки нечего было и думать. Кому нужна девушка со здоровенным фингалом под глазом?

– Помнишь, кто устраивал вечеринку?

– Не помню. Даже если бы и знала, то за все эти годы наверняка бы забыла.

Что-то в ее ответе Босху не понравилось. Тон у нее изменился – вот что. Казалось, эта ее реплика хорошо отрепетирована.

– Уверена, что не помнишь?

– Разумеется. – Кэтрин поднялась с места. – Пойду-ка на кухню и принесу еще воды.

Она забрала поднос и стакан и вышла из гостиной. Босх же подумал, что многолетнее знакомство с этой женщиной и нахлынувшие в связи со встречей сентиментальные чувства блокировали его интуицию детектива. Он вдруг потерял способность оценивать истинность высказываний. Не мог сказать, чего было больше в ее словах – правды или лжи. Немного подумав, Босх решил вернуться к вопросу о вечеринке. Он чувствовал, что она знает об этом больше, нежели говорит сейчас или говорила во время следствия много лет назад.

Женщина пришла из кухни с двумя стаканами ледяной воды и, сняв их с подноса, поставила на пробковые кружки. То, как она проделывала все это – на его взгляд, слишком медленно, размеренно и аккуратно, – навело его на мысль, которая до этого не приходила ему в голову. Ей стоило огромных трудов достичь того уровня жизни, благами которого она сейчас пользовалась. Ее нынешнее социальное положение и сопутствующие ему дорогие вещи – все эти стеклянные столики и пушистые ковры – очень много для нее значили, и она тратила большую часть своего времени, чтобы за ними ухаживать и поддерживать в надлежащем порядке.

Кэтрин, присев на стул, сделала большой глоток из своего стакана.

– Позволь сказать тебе одну вещь, Гарри, – произнесла она. – Я кое-что скрыла от следователей. Не солгала, нет, просто не сказала всего, что знала. Я боялась...

– Боялась? Чего же?

– Меня охватил страх с того самого дня, когда нашли Map. Мне, видишь ли, в то утро позвонили. Когда я еще не подозревала, что с ней случилось. Незнакомый мужчина сказал мне, что если я сболтну что-нибудь лишнее, то буду следующей. И добавил: «Мой тебе совет, малютка, сматывайся побыстрее из Доджа». Потом я услышала на лестнице шаги полицейских, которые шли в квартиру Map. И уж только после этого узнала, что ее убили. Короче говоря, я сделала то, что от меня потребовали. То есть уехала. Подождала с неделю, пока полицейские не сказали мне, что больше не нуждаются во мне как в свидетеле, и перебралась в Лонг-Бич. Я сменила имя, образ жизни и встретила там своего мужа. Прошло много лет, прежде чем мы перебрались сюда... Знаешь, с тех пор я больше никогда не бывала в Голливуде – даже мимо старалась не проезжать. Это ужасное место.

– Так чего ты не рассказала Эно и Маккитрику?

Кэтрин посмотрела на свои руки, немного помолчала и заговорила снова:

– Я боялась, потому и не сказала следователям всего... Но я знала, с кем Map должна была встретиться на вечеринке. Мы же были как сестры, жили в одном доме, делились одеждой, своими секретами, короче, всем на свете. Каждое утро мы вместе пили кофе и разговаривали. Между нами не было тайн. И на эту вечеринку мы собирались пойти вдвоем. Конечно, после того... после того как Джонни меня ударил, ей пришлось отправиться туда в одиночестве.

– С кем она собиралась там встретиться, Кэтрин? – нетерпеливо спросил Босх.

– Хороший вопрос, но самое интересное, что детективы так ни разу мне его и не задали. Их волновало, кто устраивал вечеринку и где она проводилась. А это не так уж важно. Важно, с кем она должна была там встретиться. Но об этом, как я уже сказала, они меня так и не спросили.

– Так с кем же?

Кэтрин перестала изучать свои руки и перевела взгляд на камин. Теперь она смотрела на лежавшие в каминном чреве холодные почерневшие поленья, оставшиеся от последнего растапливания, так же сосредоточенно, как некоторые люди смотрят на огонь, завороженные пляской оранжевых языков пламени.

– Этого человека звали Арно Конклин. Он был большой шишкой в шестиде...

– Я знаю, кем он был.

– Правда знаешь?

– В деле я наткнулся на его имя. Хотя и не в связи с вечеринкой. Но как ты могла не сказать об этом копам?

Она быстро повернулась к нему и впилась в лицо пронизывающим взглядом.

– Только не надо меня осуждать, ладно? Говорю же: я была напугана. Более того, мне угрожали. А детективы в любом случае этими сведениями не воспользовались бы. Они зависели от Конклина и наверняка ели у него с руки. Неужели ты думаешь, что они стали бы его беспокоить на основании заявления, сделанного какой-то девушкой по вызову, которая к тому же ничего сама не видела и знала одно только имя? Помимо всего прочего, Гарри, твоя мать была мертва, и мои слова ее не оживили бы.

– Ты думаешь, это сделал Конклин?

– Этого я не знаю. Знаю только, что он с ней и раньше встречался, но никакого насилия во время этих встреч не было. Так что я, Гарри, не могу ответить на твой вопрос.

– Имеешь представление, кто мог тебе позвонить?

– Ни малейшего.

– Конклин?

– Не знаю. В любом случае я никогда не слышала его голоса.

– Ты когда-нибудь видела их вместе – мою мать и этого человека?

– Только один раз. На танцах в «Мэсонике». Полагаю, в тот вечер они и познакомились. Их представил друг другу Джонни Фокс. Сомневаюсь, что Арно знал о ней что-нибудь... эдакое. По крайней мере тогда.

– А не Фокс ли тебе позвонил?

– Нет, я сразу узнала бы его голос.

Босх на секунду задумался.

– Ты еще когда-нибудь видела Фокса после того утра?

– Нет. Я избегала встреч с ним примерно неделю. Это было не трудно, поскольку, как полагаю, он сам в это время прятался от копов. А потом я уехала. Можешь думать обо мне что хочешь, но этот человек вселил-таки в меня страх божий. Я отправилась в Лонг-Бич на следующий же день после того, как копы сказали, что больше во мне не нуждаются. Упаковала чемоданчик и села в автобус... В квартире твоей матери осталась кое-какая моя одежда. Вещи, которые она взяла у меня поносить. Но я даже не пыталась вернуть эти тряпки. Взяла, что было у меня в шкафчике, и отчалила.

Босх молчал. Больше спрашивать было не о чем.

– Знаешь, я часто вспоминаю то время, – сказала Кэтрин. – Мы тогда находились в самой настоящей клоаке – твоя мать и я, но мы были близкими подругами и, несмотря ни на что, умели получать от жизни радость.

– Ты постоянно присутствуешь в моих воспоминаниях... Ведь вы с матерью всегда были вместе.

– Мы с ней тогда много смеялись – несмотря ни на что, – с грустью произнесла Кэтрин. – А ты... ты всегда был светом в нашем окошке. Знаешь, когда тебя у нее отобрали, она чуть не умерла... И она все время пыталась тебя вернуть. Надеюсь, ты знаешь об этом, Гарри? Ведь она очень тебя любила. Да и я тоже.

– Я знаю.

– Но после того как тебя отдали в приют, она уже никогда не была прежней. Иногда мне даже кажется, что умереть молодой ей было на роду написано. Такое ощущение, что она отправилась в роковое путешествие к той темной аллее задолго до того, как все это с ней случилось.

Босх поднялся и всмотрелся в ее печальные глаза.

– Засиделся я у тебя. Пора идти. Но я дам тебе знать, как будут развиваться события.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты держал меня в курсе. И вообще не пропадай...

– Не пропаду.

Он направился к двери, наперед зная, что поддерживать отношения они не будут. Время почти полностью уничтожило существовавшую когда-то между ними духовную связь. Они были чужими людьми, которых соединяло лишь знание о некоей давней трагической истории. Ступив за порог, он обернулся и посмотрел на Кэтрин.

– Та открытка, которую ты послала мне на Рождество... Ты ведь хотела, чтобы мы совершили этот экскурс в прошлое, не так ли?

Она изогнула губы в прощальной улыбке.

– Даже не знаю... Тогда умер мой муж, и я отдавала дань воспоминаниям. И конечно же, вспомнила о твоей матери. И о тебе. Я, знаешь ли, горжусь тем, как мне удалось устроиться в жизни, малыш Гарри. И попыталась представить, как могла бы сложиться жизнь у вас с Map, если бы она осталась жива и вы были вместе. Я до сих пор не могу поверить, что ее убили. Кто бы это ни сделал, должен за это...

Она не закончила фразу, но Босх ее понял и согласно кивнул.

– Будь здоров, малыш Гарри.

– Хочу тебе заметить, что у моей матери была хорошая подруга.

– Надеюсь...

Усевшись в машину, Босх вытащил свой рабочий блокнот и взглянул на выписанные им имена.

Конклин. Маккитрик и Эно. Мередит Роман. Джонни Фокс.

Он вычеркнул из столбика имя Мередит Роман и еще раз просмотрел список. Нечего было и думать опросить этих людей в том порядке, в каком он записал их имена. Он знал, что, прежде чем приступить с расспросами к Конклину или даже к Маккитрику с Эно, необходимо раздобыть дополнительную информацию по этому делу.

Босх вынул из кармана телефонную книжку, а из портфеля – мобильник, набрал номер транспортного управления сил правопорядка в Сакраменто и, услышав голос служащей, отрекомендовался лейтенантом Харви Паундсом. Назвав личный номер лейтенанта Паундса, он попросил проверить водительские права Джонни Фокса. Пролистав блокнот с записями, он назвал год рождения Фокса и, сопоставив цифры, подумал, что этому парню уже перевалило за шестьдесят.

Дожидаясь ответа, он ухмыльнулся при мысли, что через месяц Харви Паундсу придется давать объяснения по поводу этого запроса. С некоторых пор полицейское управление Лос-Анджелеса стало проверять обоснованность обращений в ТУ. Контроль был введен из-за выдвинутых газетой «Дейли ньюс» обвинений против городских полицейских, которые при посредстве ТУ устанавливали местонахождение тех или иных субъектов по просьбе знакомых репортеров или частных детективов и незаконно получали за это деньги. Новый шеф полицейского управления Лос-Анджелеса приказал оформлять такого рода обращения на введенных транспортным управлением специальных бланках, где требовалось указывать цель запроса или номер дела, на основании которого такой запрос поступал. Эти бланки пересылались в Паркеровский центр, где их заполняли наводившие справки офицеры. В конце месяца ревизор сверял заполненные бланки с предоставленными ему ТУ данными. Когда во время следующей проверки выяснится, что лейтенант сделал запрос, но соответствующего бланка не заполнил, нагоняя ему не избежать.

Босх узнал личный номер лейтенанта Паундса из его идентификационной карточки, которую тот прикрепил к нагрудному карману пиджака по случаю какого-то общественного мероприятия. Босх запомнил номер, а потом переписал в свою телефонную книжку, решив, что когда-нибудь это может ему пригодиться.

Наконец служащая из ТУ взяла трубку и сообщила, что водительские права на имя Джона Фокса с указанной Босхом датой рождения в настоящее время не зарегистрированы.

– А в обозримом прошлом?

– Нет, дружок.

– С вами разговаривает лейтенант, мисс, – сухо напомнил Босх. – Лейтенант Паундс.

– С вашего разрешения, лейтенант, миссис. Миссис Шарп.

– Кто бы сомневался... Итак, скажите мне, миссис Шарп, как далеко в прошлое может заглянуть ваш компьютер.

– На семь лет. Что-нибудь еще?

– Скажите, а как я могу получить сведения за более давний период?

– Никак. В компьютерной базе таких данных нет. Что же касается наших архивов, то вам необходимо направить туда письменный запрос, который будет рассмотрен в течение десяти – четырнадцати дней с момента получения. Что-нибудь еще?

– Ничего. Но должен вам заметить, что мне не нравится ваш тон.

– Аналогично. До свидания.

Босх отключил телефон и расхохотался. Теперь он может быть уверен, что сведения о запросе лейтенанта Паундса в ТУ не затеряются и в Паркеровский центр попадут обязательно. Миссис Шарп проследит за этим лично. Возможно даже, имя Паундса будет первым стоять в этом списке. Отсмеявшись, Босх набрал служебный номер Эдгара в убойном отделе, поймав его за минуту до выхода из бюро.

– Гарри? Что случилось?

– Ты занят?

– Да так, ничего особенного. Обычная текучка.

– Можешь найти для меня одного человечка? Я уже наводил справки через ТУ, но безуспешно. Требуется просмотреть нашу базу данных.

– Э-э...

– Так можешь или не можешь? Если боишься Паундса, то...

– Сбавь обороты, Гарри. Что с тобой, в самом деле, происходит? Я же не сказал, что не могу. Давай, называй имя.

Босх и сам не знал, почему минутное колебание Эдгара вызвало у него такое сильное раздражение. Он глубоко вздохнул и попытался успокоиться.

– Этого парня зовут Джон Фокс. Джонни Фокс.

– Вот черт! Таких Джонни Фоксов наверняка не меньше сотни. У тебя его ГР имеется?

– Имеется.

Босх еще раз посмотрел в свой блокнот и назвал Эдгару год рождения Фокса.

– Что он тебе сделал? И вообще как твои дела?

– Отлично. Если тебя интересуют детали, расскажу позже. Ну так как – ты прокрутишь для меня это имя через наш компьютер?

– Сказал же, что прокручу.

– Узнаешь что-нибудь – сразу же позвони. Номер моего мобильника у тебя есть. Если не дозвонишься, оставь сообщение на автоответчике.

– Все сделаю, когда доберусь до компьютера.

– Ты же сказал, что ничем особенным не занят.

– Тем не менее я на работе, приятель, и у меня нет времени бегать по этажам, выполняя твои дерьмовые поручения.

Это заявление настолько поразило Босха, что он на мгновение лишился дара речи.

– Знаешь что, Джерри? Пошел ты к такой-то матери! Я сам все сделаю.

– Послушай, Гарри, я вовсе не это хотел сказать...

– А вот я сказал то, что хотел, так что можешь не беспокоиться. Больше я своими звонками компрометировать тебя перед твоим новым напарником и нашим доблестным боссом не буду. Ведь ты именно этого опасаешься, не так ли? И вовсе ты не на работе. Когда я позвонил, ты собирался уходить домой, и отлично об этом знаешь. Возможно, впрочем, что у тебя сегодня намечается очередной выпивон с Бернсом.

– Гарри...

– Прощай, приятель. Береги себя.

Босх отключил телефон и некоторое время сидел без движения, медленно отходя душой и остывая от гнева, как остывает выключенный радиатор центрального отопления. Неожиданно зазвонил мобильник, который он продолжал сжимать в руке, и ему сразу стало легче. Откинув панель микрофона, он сказал:

– Прости меня. И забудь о том, что я сказал.

После недолгого молчания женский голос произнес:

– Алло?

Босх смутился, как маленький.

– Слушаю.

– Детектив Босх?

– Он самый. Извините, я думал, что звонит другой человек.

– И кто же?

– А вы кто?

– Доктор Хинойос.

– Ох! – Босх прикрыл глаза, чувствуя, как оставивший его было гнев снова к нему возвращается. – Чем могу?

– Я позвонила, чтобы напомнить вам о завтрашнем сеансе. В три тридцать. Вы приедете?

– Но у меня же нет выбора, верно? Так что вам нет никакой необходимости мне звонить и говорить об этом. Хотите – верьте, хотите – нет, но у меня есть расписание сеансов, наручные часы и даже будильник.

Сказав это, он почувствовал, что несколько переусердствовал с сарказмом.

– Похоже, я позвонила в неудачное время. В таком случае...

– Точно, в неудачное.

– В таком случае не буду вас отвлекать. До завтра, детектив Босх.

– До свидания, доктор Хинойос.

Он захлопнул крышку телефона, положил его на пассажирское сиденье и, заведя мотор, тронул машину с места. Выезжая на шоссе, он увидел плотную колонну автомобилей, застрявших в пробке.

– Вот черт!

Свернув на Банди, он поднялся до Уилшира и покатил на запад, к нижней части Санта-Моники. Ему понадобилось пятнадцать минут, чтобы найти открытую парковку около улицы Променад. Со времени землетрясения он не пользовался многоуровневыми парковочными гаражами и не собирался изменять этой привычке сегодня.

«До чего же ты, парень, противоречив, – усмехнулся Босх, двигаясь на малой скорости вдоль бровки тротуара и высматривая парковочную площадку. – Живешь в аварийном доме, который, как говорят инспектора, может в любой момент завалиться и соскользнуть с горы, но упорно отказываешься оставлять машину в крытом гараже».

Он отыскал парковочную площадку напротив кинотеатра, где показывали порнографические фильмы, в квартале от улицы Променад.

Босх провел час пик, прогуливаясь вверх-вниз по небольшой пешеходной зоне, застроенной ресторанами, кинотеатрами и дорогими магазинами. Во время прогулки он заглянул в ресторанчик «Король Георг», который, как он знал, являлся излюбленным местом детективов из Западного подразделения полиции Лос-Анджелеса, но не заметил ни одного знакомого лица. После этого он съел кусок пиццы в открытой забегаловке на углу и понаблюдал за выступлением уличного циркача, жонглировавшего пятью острыми разделочными ножами. Глядя на него, он думал, что немного представляет, как этот парень чувствует себя в данный момент.

Потом он уселся на лавочку и от нечего делать стал разглядывать проходивших мимо горожан. На него же обращали внимание лишь бездомные, в результате чего ему пришлось раздать не только всю свою мелочь, но и банкноты достоинством в один доллар. Здесь, на Променад, Босх почувствовал себя особенно одиноким. Он вспомнил Кэтрин Регистер и то, что она рассказывала о своем прошлом. Она сказала, что стала сильной, но он знал, что иной раз сила и внутренний покой проистекают из глубокой душевной печали. Печали же в ней тоже было с избытком.