– Все эти предметы были перечислены в рапортах, полученных от нескольких офицеров.
– До некоторой степени. В той квартире был целый рой полицейских. Босх не говорил им, что писать.
– До того, как они, говоря вашими словами, принялись роиться в квартире, сколько времени Босх провел там один?
– Не знаю.
– Не уверен.
– Правда ли, господин заместитель, что вы собирались уволить Босха и передать дело о применении им оружия окружному прокурору для возбуждения против Босха уголовного дела?
– Нет, неправда. ОВР рассмотрело это дело и не стало принимать санкций. Это – рутинный случай. Кроме того, по их мнению, все было в рамках закона.
«Хоть одно очко в мою пользу», – подумал Босх. Это была первая ошибка, допущенная Чэндлер в допросе Ирвинга.
– Что случилось с женщиной, которая навела Босха на этот адрес? Ее звали Маккуин. Насколько мне известно, она – проститутка.
– Она умерла год спустя. От гепатита.
– Была ли она на момент своей смерти привлечена к расследованию дела детектива Босха и открытой им стрельбы?
– Этого я не знаю, я в то время руководил ОВР.
– А где сейчас два детектива ОВР, проводившие расследование? Кажется, их звали Льюис и Клэрк. Разве они не продолжали вести расследование этого дела еще долгое время после того, как официально было признано, что выстрел Босха произведен в рамках закона?
Чтобы ответить, Ирвингу понадобилось некоторое время. Видимо, у него возникло некоторое подозрение в связи с тем, что его снова возвращали к той бойне.
– Если они и продолжили подобное расследование, то без моего ведома и согласия.
– Их тоже нет в живых. Они оба были убиты при выполнении задания пару лет назад.
– Не практиковали ли вы в качестве начальника ОВР скрытые расследования по делам неблагополучных офицеров, которых собирались увольнять? Не являлся ли детектив Босх одним из таких офицеров?
– На оба вопроса могу ответить отрицательно. Категорически нет.
– Что произошло с детективом Босхом в связи с нарушением необходимых процедур во время убийства невооруженного Нормана Черча?
– Он был временно понижен в должности и переведен в полицейское отделение Голливуда.
– Иными словами, это означает, что он был на месяц понижен в должности и удален из своего родного отдела по расследованию убийств и грабежей в голливудское отделение?
– Можно сказать и так.
Чэндлер перевернула страничку в своем блокноте.
– Господин заместитель, если бы в ванной не было косметики и никаких доказательств того, что Норман Черч не являлся никем другим, кроме как одиноким человеком, приведшим проститутку к себе домой, остался ли бы Гарри Босх на службе в полиции? Или он подвергся бы уголовному преследованию за убийство этого человека?
– Я не уверен, что понял ваш вопрос.
– Я спрашиваю, сэр, спасли ли детектива Босха так называемые улики, якобы найденные в квартире мистера Черча и якобы связывающие его с убийствами? Спасли ли они карьеру Босха, помогли ли ему избежать уголовного преследования?
Белк поднялся и заявил протест, а затем подошел к стойке.
– Она вновь добивается от свидетеля неких предположений, ваша честь. Свидетель не может строить гипотезы, что могло бы произойти, оперируя набором обстоятельств, которые не имели места в действительности.
Судья Кейс сложил руки на груди и, задумавшись, откинулся в кресле. Затем он резко качнулся к микрофону.
– Мисс Чэндлер готовит почву для того, чтобы обернуть дело так, будто улики в квартире были сфабрикованы. Не стану судить, хорошо ли у нее это получается, но, поскольку такова ее линия ведения процесса, считаю, что на вопрос должен быть дан ответ. Я разрешаю его.
– Я не могу ответить на этот вопрос. Я не знаю, что произошло бы в таком случае.
Глава 11
За время десятиминутного перерыва, объявленного после показаний Ирвинга, Босх успел выкурить целых две сигареты. На перекрестном допросе Белк задал Ирвингу «всего несколько вопросов», причем это было похоже на попытки восстановить разрушенный дом с помощью молотка, но без гвоздей. Нанесенный урон был слишком велик.
Чэндлер использовала сегодняшний день для того, чтобы умело и кропотливо посеять семена сомнения в отношении обоих – и Черча, и Босха. Алиби в одиннадцатом убийстве открыло дверь для мысли о возможной невиновности Черча. А сейчас ей удалось изобрести и мотивировку действий Босха: месть за убийство более чем тридцатилетней давности. К концу процесса эти зерна дадут побеги и расцветут пышным цветом.
Он вспоминал, что говорила Чэндлер о его матери. Может, адвокатша была права? Босх никогда не задумывался об этом всерьез. Она действительно была всегда при нем – мысль о мести, – мелькая в каком-то уголке его сознания вместе с далекими воспоминаниями о матери. Но Босх никогда не вынимал ее оттуда и не пытался рассмотреть вблизи. Почему в ту ночь он поехал туда один? Отчего не вызвал на подмогу других ребят – того же Мору или любого другого члена своей группы?
И для себя, и для всех остальных Босх всегда объяснял это тем, что сомневался в правдивости рассказа потаскушки. Но сейчас чувствовал, что начинает сомневаться уже в собственном рассказе.
Босх был настолько погружен в свои мысли, что не видел, как из дверей вышла Чэндлер, и не замечал ее до тех пор, пока краем глаза не уловил огонек от ее зажигалки. Тогда он повернулся и уставился прямо на нее.
– Я ненадолго, – сказала она. – Только выкурю полсигаретки.
– Меня это не волнует.
Он уже почти прикончил вторую сигарету.
– Кто на очереди?
– Лок.
Психолог. Босх кивнул, хотя про себя и отметил, что для Чэндлер это – отступление от ее тактики чередования «хороших парней» и «плохих парней». Если только Лок в ее представлении не был «хорошим парнем».
– Что ж, у вас здорово получается, – произнес он. – Впрочем, думаю, вам и без меня это известно.
– Нет, неизвестно.
– Вы даже можете выиграть – и скорее всего выиграете, но по большому счету вы заблуждаетесь относительно меня.
– Заблуждаюсь? Вы это точно знаете?
– Да, знаю. Я знаю.
– Мне пора идти.
И она затушила сигарету, выкуренную меньше, чем до половины. Настоящий подарок для Томми Фарэуэя.
* * *
Доктор Джон Лок был седобородым, лысым мужчиной в очках. Чтобы его сходство с университетским профессором и исследователем моделей сексуального поведения стало окончательным, ему не хватало только трубки в зубах. Он рассказал, что предложил свою помощь следственной бригаде по делу Кукольника после того, как прочитал об убийствах в газетах. Он также помог штатному психологу полицейского управления Лос-Анджелеса в составлении первых психологических портретов потенциального подозреваемого.
– Расскажите присяжным об имеющемся у вас опыте работы, – попросила Чэндлер.
– Ну что ж, я – директор психогормональной исследовательской лаборатории и являюсь основателем этого научного подразделения. Я проводил широкие исследования в области сексопатологии, парафилии и психосексуальной динамики.
– Что такое парафилия, доктор? Говорите, пожалуйста, на языке, который был бы нам понятен.
– На понятном языке парафилия – это то, что обычные люди чаще называют сексуальными извращениями – то есть сексуальное поведение, которое в обществе считается неприемлемым.
– Такое, например, как удушение своего сексуального партнера?
– Да, это тоже можно отнести к данному разряду.
В зале заседаний раздались вежливые смешки. Улыбнулся и Лок. Босх заметил, что он чувствовал себя очень непринужденно в загородке для свидетелей.
– Есть ли у вас опубликованные научные статьи или труды по упомянутым вами предметам?
– Да, я публиковал многочисленные статьи в научных изданиях. Я написал также семь книг на различные темы: о сексуальном развитии детей, дополовозрелой парафилии, исследования по садомазохизму – о всех его аспектах, порнографии, проституции. Моя последняя книга была посвящена детскому развитию убийц-садистов.
– То есть вы очень хорошо знакомы с темой.
– Только в качестве исследователя.
Лок вновь улыбнулся, и Босх заметил, какими теплыми взглядами одаривают его присяжные. Все двенадцать пар глаз были устремлены на доктора-сексопатолога.
– Как называлась ваша последняя книга про убийц?
– «Черные сердца: раскрывая эротическую оболочку убийства».
Чэндлер сделала короткую передышку, чтобы свериться со своими записями.
– Что вы имеете в виду, говоря об «эротической оболочке»?
– Мисс Чэндлер, прежде чем отвечать на этот вопрос, я хотел бы злоупотребить вашим временем, чтобы нарисовать общий фон проблемы.
Чэндлер кивнула, давая доктору карт-бланш.
– Когда речь заходит об изучении сексуальной парафилии, мы можем говорить о существовании двух школ, двух, если хотите, направлений мысли. Я принадлежу к тем, кого принято называть психоаналитиком, а психоаналитики склонны считать, что корни парафилии заложены в индивидууме враждебностью, агрессией, жертвой которых он стал в детстве. Иными словами, сексуальные извращения – а по сути дела, даже нормальные эротические интересы – формируются в раннем детстве, а затем, когда человек взрослеет, уже проявляются в тех или иных формах.
С другой стороны, бихейвиористы рассматривают парафилию в качестве условных – или приобретенных – рефлексов. Например, сексуальные приставания к ребенку в семье могут заставить его вести себя точно так же, когда он станет взрослым. Две эти, скажем, школы – за неимением лучшего обозначения – не так уж сильно отличаются друг от друга. На самом деле, они гораздо ближе друг к другу, чем обычно склонны признавать психоаналитики и бихейвиористы.
Он покивал и сцепил руки, позабыв, казалось, первоначальный вопрос.
– Вы собирались рассказать нам об «эротической оболочке», – напомнила Чэндлер.
– О да, прошу прощенья, я сбился с колеи. Гм, эротическая оболочка в том смысле, в каком я употребил этот термин, представляет собой весь набор психосексуальных желаний, которые входят в идеальную эротическую сцену, представляющуюся тому или иному индивидууму. Видите ли, идеальная эротическая сцена существует в представлении каждого из нас. Она может включать данные любовника, который представляется вам идеальным, место, где происходит сексуальный акт и его вид, запах, вкус, осязательные ощущения, музыку – абсолютно все. Каждая деталь, каждая мелочь, из которой состоит тот или иной индивидуум, участвует в создании этой идеальной эротической сцены. Наиболее видный авторитет в данной области, ученый из Университета Джона Гопкинса, называет это «картой любви». Это что-то вроде путеводителя к идеальной сцене.
– В своей книге вы применили этот термин по отношению к убийствам на сексуальной почве.
– Да, я попытался проследить эротическую оболочку пяти различных людей, каждый из которых был осужден за убийство либо на сексуальной почве, либо включавшее в себя элементы секса. Я попытался вскрыть эту их оболочку и проследить их жизнь вплоть до детства, чтобы понять, как она формировалась. Оболочка у этих мужчин была, так сказать, повреждена, и я хотел выяснить, в какой именно момент она дала трещину.
– По какому принципу вы выбирали объекты для своих исследований?
Белк поднялся с места, заявил протест и направился к стойке.
– Ваша честь, как бы увлекательно все это ни звучало, я считаю, что ничто из сказанного здесь не имеет отношения к данному делу. Я попросил бы доктора Лока ограничить рассказ о его опытах. Не думаю, что нам следует выслушивать историю еще пятерых убийц. Мы присутствуем здесь, чтобы рассмотреть дело убийцы, который даже не упомянут в книге доктора Лока. Я знаком с этим произведением. Там нет ни слова про Нормана Черча.
– Мисс Чэндлер? – спросил судья.
– Ваша честь, мистер Белк совершенно прав относительно книги. Она посвящена убийцам-садистам и сексуальным маньякам. О Нормане Черче в ней не говорится. Но важность этой книги для данного дела станет понятна из следующей серии моих вопросов. Думаю, мистер Белк понимает это и именно здесь скрыта подоплека его протеста.
– Что ж, мистер Белк, думаю, вам следовало бы протестовать минут эдак десять назад. Мы уже глубоко увязли в этом допросе, и, полагаю, нам следует довести его до конца. Кроме того, вы совершенно правы, говоря об увлекательности данной темы. Продолжайте, мисс Чэндлер. Протест отклонен.
Рухнув обратно на стул, Белк прошептал Босху:
– Он, наверное, ее трахает.
Это было сказано достаточно громко, чтобы услышала Чэндлер, и достаточно тихо, чтобы не услышал судья. Впрочем, если она и слышала, то виду не подала.
– Благодарю, ваша честь, – сказала адвокат. – И мистер Белк и я были правы, говоря, что Норман Черч в вашей книге не упоминается?
– Да, так оно и есть.
– Когда вышла в свет эта книга?
– Только в прошлом году.
– То есть три года спустя после окончания дела Кукольника?
– Да.
– Вы имели отношение к следственной бригаде, разыскивавшей его, и, естественно, были хорошо знакомы с преступлениями. Почему же вы не включили Нормана Черча в свое исследование? Ведь это было бы вполне логичным?
– Лишь на первый взгляд. Прежде всего, Норман Черч был мертв. А мне были нужны живые люди, которые к тому же хотели бы со мной сотрудничать. Но, конечно же, заключенные. Мне нужны были люди, которым я мог бы задавать вопросы.
– Однако из тех пятерых, о ком вы писали, живы только четверо? Что же касается пятого, человека по имени Алан Карпс, он был казнен в Техасе еще до того, как вы приступили к своей книге. Почему в таком случае не Норман Черч?
– Потому, мисс Чэндлер, что значительную часть своей взрослой жизни Карпс провел в местах лишения свободы. Там сохранились целые тома, посвященные лечению и изучению психики этого человека. В отношении же Черча не осталось ничего. Раньше он никогда не оказывался в переделках. Он являлся аномалией.
Взглянув в свой желтый блокнот, Чэндлер перевернула страницу. Ощущение того, что она только что заработала еще одно очко, повисло в притихшем зале, словно облако сигаретного дыма.
– Но хотя бы предварительные справки о Нормане Черче вы наводили?
Прежде чем ответить, Лок некоторое время колебался.
– Да, я навел справки, но лишь самые поверхностные. Все закончилось на том, что я вступил в контакт с его семьей и спросил у жены, не сможет ли она ответить на мои вопросы. Она меня выставила. Поскольку сам человек был мертв, и никаких данных о нем не сохранилось – помимо деталей убийств, которые мне и самому были известны, – я не стал настаивать, удовлетворившись Карпсом из Техаса.
Босх увидел, как Чэндлер зачеркнула ряд вопросов в своем блокноте, а затем, перелистнув несколько страниц, открыла новую подборку вопросов. «Меняет тактику», – решил он.
– В то время, как вы работали со следственной бригадой, – сказала она, – вы составили психологический портрет убийцы, не так ли?
– Да, – нерешительно ответил Лок. Он поудобнее устроился на стуле, приготовившись к тому, что, как он понимал, сейчас произойдет.
– На чем основывался этот портрет?
– На анализе мест преступлений и методов убийства, с учетом того, как мало нам известно о нарушенной психике. Я оперировал обычной косметикой, с помощью которой, как мне казалось, можно было нарисовать портрет нашего подозреваемого. Извините за каламбур.
Никто в зале не засмеялся. Оглянувшись вокруг, Босх заметил, что на зрительских рядах уже яблоку негде упасть. «По-видимому, лучшее шоу во всем здании, – подумал он. – А может, и во всем городе».
– Психологический портрет у вас получился не особенно хорошо. Это в том случае, если Норман Черч был Кукольником.
– Да уж, особого успеха я не добился. Но такое случается. В такой работе очень многое строится на догадках и предположениях. Это даже не столько свидетельство моего провала, сколько признак того, как плохо мы знаем людей. Поведение этого человека никому не бросалось в глаза – не считая, конечно, женщин, которых он убивал, – до той ночи, когда он был застрелен.
– Вы говорите так, словно то, что Норман Черч был убийцей. Кукольником, доказанный факт. У вас есть какие-нибудь неопровержимые доказательства того, что это правда?
– Ну, я знаю, что это правда. Так мне сказали в полиции.
– А если подойти к этому с противоположной стороны, доктор? Если начать с того, что вам известно о Нормане Черче сейчас, и абстрагироваться от того, что вам было сказано в полиции о так называемых вещественных доказательствах, поверили бы вы хоть на секунду, что он виновен в приписываемых ему злодеяниях?
Белк уже собрался вскочить и заявить протест, но Босх сильно придавил ему руку и удержал толстяка на месте. Белк повернулся и зло посмотрел на него, но в тот момент Лок уже начал отвечать.
– Я не смог бы ни подозревать его, ни снять с него подозрений. Мы знаем о нем крайне мало. Нам вообще мало что известно о человеческом сознании. Единственное, что я знаю, заключается в следующем: любой человек способен на любой поступок. Я мог бы быть убийцей и сексуальным маньяком. Даже вы, мисс Чэндлер, могли бы. Каждый из нас обладает эротической оболочкой, но у большинства она – нормальная. У некоторых она может принимать необычные, но тем не менее достаточно невинные формы. У других – формы крайностей. Они выясняют, что могут достигать сексуального возбуждения и удовлетворения, только причиняя боль, даже убивая своих партнеров. У таких людей эта оболочка черна и глубоко спрятана.
Когда доктор закончил говорить, Чэндлер смотрела в свой блокнот и что-то там писала. Она не задала следующий вопрос, и доктор, которого никто не прерывал, продолжил:
– К сожалению, люди не нашивают эмблему черного сердца на свой рукав. А жертвы, которым довелось увидеть это сердце, обычно погибают и уже не могут рассказать об увиденном.
– Спасибо, доктор, – сказала Чэндлер. – У меня больше нет вопросов.
Белк принялся за дело без всяких вступительных и разминочных вопросов. Босх никогда прежде не видел, чтобы на его красной физиономии лежала печать такой сосредоточенности.
– Доктор, как выглядят люди с этой так называемой парафилией?
– Как и все прочие. Они ничем не выделяются из общей массы.
– Можно ли сказать, что они всегда – на охоте, пытаясь воплотить в жизнь свои анормальные фантазии и таким образом удовлетворить их?
– Нет. Исследования показали, что эти люди обычно осознают, что их вкусы сильно отличаются от общепринятых, и потому стараются держать их под контролем. Те, кому хватает мужества признаться в своих проблемах, благодаря медикаментозной и психологической терапии часто начинают вести совершенно нормальный образ жизни. Те, у кого для этого смелости не хватает, периодически уступают искушению, поддаются своим желаниям, которые толкают их на преступления.
Убийцы-маньяки с психосексуальной мотивацией часто действуют по одинаковому сценарию, так что полиция, выслеживая их, может с точностью до нескольких дней предсказать, где они нанесут свой следующий удар. Это происходит в связи с тем, что нарастание стресса, желания совершить некое действие всегда развивается по одной и той же схеме. Часто бывает так, что интервалы между этими периодами неуклонно сокращаются и непреодолимое желание с каждым разом возвращается все быстрее и быстрее.
Белк всем своим весом навалился на стойку.
– Понятно. Но как живет такой человек в интервалах между этими моментами искушений – нормальной жизнью или, допустим, он стоит в углу с текущей изо рта слюной?
– Нет, ничего похожего. Если, конечно, интервалы не стали такими короткими, что вообще перестали существовать. В таком случае действительно можно говорить о человеке, который, говоря вашими словами, постоянно находится на охотничьей тропе. Но во время интервалов человек нормален. Неестественный половой акт – изнасилование с одновременным удушением, вуайеризм и т д. – позволяет субъекту получить воспоминание для того, чтобы конструировать фантазии. Впоследствии он сможет их использовать, чтобы стимулировать свое половое возбуждение во время мастурбации или обычного полового акта.
– Вы имеете в виду, что он каждый раз будет вновь и вновь прокручивать в своем мозгу преступление, чтобы возбудиться в одиночку или заняться нормальным сексом, скажем, со своей женой?
Чэндлер заявила протест, и Белку пришлось сформулировать вопрос по-новому – так, чтобы в нем не содержалось заведомой подсказки.
– Да, он будет прокручивать в сознании абнормальный половой акт для того, чтобы ему удалось закончить акт общественно приемлемый.
– Значит, в таких случаях жена может и не знать об истинных желаниях своего мужа?
– Правильно. Именно так очень часто и бывало.
– И такого рода личность может ходить на работу, общаться с друзьями, не раскрывая этой своей стороны, верно?
– И это правильно. Среди сексуальных садистов-убийц примеров подобного рода – сколько угодно. Тед Баунди вел двойную жизнь, имея документы на все случаи. То же самое – с Рэнди Крафтом, убившим несколько десятков девушек, голосовавших на дороге здесь, в Южной Калифорнии. Я могу назвать очень и очень многих. Видите ли, именно по этой причине им обычно удается лишить жизни так много жертв прежде, чем их, наконец, поймают, а это, в свою очередь, чаще всего случается из-за допущенных ими незначительных ошибок.
– Вроде той, которую допустил Норман Черч?
– Да.
– Как вы уже сообщили, вам не удалось найти или собрать достаточное количество информации относительно прежней жизни и поведения Нормана Черча, чтобы включить ее в книгу. Вызывает ли у вас этот факт сомнения в том, что он являлся убийцей, каковым его объявила полиция?
– Ни в малейшей степени. Как я уже сказал, подобного рода желания могут быть легко замаскированы нормальным повседневным поведением. Эти люди осознают, что их желания не принимаются обществом. Поверьте, они прилагают большие усилия, чтобы скрывать их. Мистер Черч был не единственным человеком, которого я собирался использовать в книге, но впоследствии отказался из-за недостатка информации. Я провел предварительное изучение по крайней мере еще трех убийц-маньяков – либо мертвых, либо тех, кто не хотел со мной сотрудничать, – но также бросил их из-за недостатка информации и знаний об их прошлом.
– Раньше вы упомянули, что корни всех этих проблем закладываются в детские годы. Каким образом это происходит?
– Мне следовало бы сказать «могут» – могут закладываться в детстве. Это – непростая наука, и в ней никогда ничего нельзя знать наверняка. Что касается вашего вопроса, то если бы у меня имелся однозначный ответ на него, я скорее всего был бы сейчас безработным. Но я, как и многие другие психоаналитики, считаю, что парафилия может возникнуть как следствие эмоциональной или физической травмы – а возможно, в результате обеих. Обычно она является продуктом слияния некой биологической детерминанты и социально приобретенных рефлексов. Трудно сказать точнее, но мы полагаем, что это возникает очень рано – в возрасте между пятью и восемью годами. К одному из объектов моих исследований, когда мальчику было три года, приставал с сексуальными притязаниями его дядя. Мой тезис, мое убеждение – можете назвать это как угодно – заключается в том, что эта травма в итоге привела его на скамью подсудимых: когда он вырос, он стал убивать гомосексуалистов. В большинстве случаев после убийства преступник оскоплял свои жертвы.
Во время показаний Лока в зале суда царила такая тишина, что Босх услышал легкий стук одной из дверей. Он оглянулся и увидел, как на один из задних рядов усаживается Джерри Эдгар. Эдгар кивнул Гарри, а тот посмотрел на часы. Было четверть пятого, через пятнадцать минут в судебном заседании будет объявлен перерыв до завтра. Босх решил, что Эдгар заехал сюда на обратном пути со вскрытия.
– Должна ли травма, полученная человеком в детстве, быть крайне болезненной, чтобы сделать его в зрелом возрасте преступником? Иными словами, должна она быть настолько болезненной, как, к примеру, сексуальные приставания к ребенку?
– Необязательно. Ребенка могут травмировать и более традиционные эмоциональные стрессы. Например, деспотическое отношение к нему со стороны родителей, требующих, чтобы он достиг жизненного успеха, плюс еще что-нибудь в этом роде. Такие вещи сложно обсуждать в гипотетической форме, поскольку существует множество измерений человеческой сексуальности.
Прежде чем закончить, Белк задал еще несколько общих вопросов, касающихся исследований Лока. Еще пару перекрестных вопросов задала Чэндлер, но Босх уже утратил к этому интерес. Он знал, что Эдгар не приехал бы в зал суда, если бы у него не было чего-то интересного. Он дважды оглядывался на циферблат настенных часов и дважды смотрел на свои собственные. Наконец, после того, как Белк сказал, что у него больше вопросов нет, судья Кейс объявил перерыв до завтрашнего дня.
Босх смотрел, как Лок выходит из-за стойки и направляется к дверям. За ним последовало несколько репортеров. Затем поднялись с мест и покинули зал присяжные.
Повернувшись к Босху, Белк предупредил:
– Советую тебе приготовиться к завтрашнему дню. У меня такое чувство, что завтра настанет твоя очередь сушиться на солнышке.
* * *
– Ну, что там у тебя, Джерри? – спросил Босх, встретившись с Эдгаром в вестибюле, ведущем к эскалатору.
– Твоя машина у Паркер-центра?
– Да.
– И моя там же. Пошли.
Они встали на эскалатор, но разговаривать не торопились, поскольку рядом ехала толпа зрителей, вышедшая из зала суда. Только выйдя наружу и двинувшись по тротуару, когда рядом с ними никого не осталось, Эдгар вытащил из кармана пиджака белый сложенный бланк и протянул Босху.
– Все точно, мы установили. Отпечатки Ребекки Камински, которые раскопал для нас Мора, совпадают с теми, что мы сняли с цемента. Кроме того, я только что с вскрытия, и татуировка на месте – прямо над задницей. Йосмайт Сэм.
Босх развернул бумагу. Это была фотокопия стандартного рапорта об исчезновении человека.
– Это копия рапорта на Ребекку Камински, известную также как Магна Громко Кончаю. Пропала двадцать два месяца и три дня назад.
Босх смотрел на документ.
– У меня сомнений не вызывает, – сказал он.
– Да какие уж там сомнения. Это она. Вскрытие также определило, что причиной смерти явилось удушение. Узел туго затянут на правой стороне. Скорее всего, левша.
Полквартала они прошли в молчании. Босх с удивлением думал, какая теплая погода стоит, несмотря на то, что день уже близился к концу. Наконец Эдгар заговорил:
– Таким образом, мы со всей очевидностью подтвердили следующее: она вполне может быть одной из куколок Черча, но лично он никоим образом не мог провернуть это, если только не восстал из мертвых… Еще я навел кое-какие справки в книжном магазине возле Юнион Стэйшн. Книга Бреммера «Кукольник», со всеми деталями, которые понадобились бы подражателю, была выпущена в твердой обложке семнадцать месяцев спустя после того, как ты уложил Черча в могилу. Бекки Камински исчезла примерно через четыре месяца после выхода книги. Так что наш убийца мог купить книгу и использовать ее в качестве учебного пособия, чтобы имитировать преступления Кукольника.
Посмотрев на Босха, Эдгар улыбнулся.
– Ты чистенький, Гарри.
Босх кивнул, но улыбаться не стал. Эдгар еще ничего не знал о видеозаписи.
Они дошли по Темпл до улицы Лос-Анджелес. Босх не замечал ни сновавших вокруг людей, ни бездомных, что трясли на углах своими кружками. Он чуть было не стал переходить улицу прямо под носом у проезжавших машин, и только Эдгар остановил его, придержав за руку. Дожидаясь зеленого света на пешеходной дорожке, Босх вновь пробежал глазами бумагу. Документ был лаконичен: Ребекка Камински просто ушла на «свидание» и не вернулась. Она собиралась встретиться с незнакомым мужчиной в отеле «Хиатт» на улице Сансет. Вот и все. Ни последующего расследования, ни дополнительной информации. Заявление об исчезновении было подано человеком по имени Том Черроне, который был назван в рапорте соседом Камински в Студио-Сити. Зажегся зеленый свет. Они перешли Лос-Анджелес и свернули направо к Паркер-центру.
– Ты не хочешь поговорить с этим парнем – Черроне, ее соседом? – спросил Эдгара Босх.
– Даже не знаю. Может, и придется. Меня больше интересует, что обо всем этом думаешь ты, Гарри. Какой у нас теперь план действий? Книга Бреммера, чтоб он сдох, была бестселлером. В качестве подозреваемого может рассматриваться любой, кто ее читал.
Босх молчал до тех пор, пока они не остановились возле контрольной будки автостоянки, чтобы разойтись каждый к своей машине. Босх посмотрел на рапорт, который продолжал держать в руках, затем перевел взгляд на Эдгара.
– Могу я оставить это у себя? Я бы сам заскочил к этому парню.
– Да ради Бога. И вот еще что, Гарри.
Эдгар полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда еще какую-то бумагу – на сей раз желтого цвета. Босх сразу понял, что это такое. Повестка.
– Я находился в конторе коронера. Просто не представляю, откуда она узнала, где я.
– Когда ты должен явиться в суд?
– Завтра в десять. Поскольку я не имел никакого отношения к следственной бригаде по Кукольнику, мы с тобой оба знаем, о чем она будет спрашивать. О «цементной блондинке».