– И она послала тебя в жопу?
– Откровенно говоря, она была не столь вежливой.
Улыбнувшись, Босх посмотрел на Чэндлер. Она в этот момент перешептывалась с вдовой Черча, но, вероятно, почувствовала устремленный на нее взгляд. Замолчав, она подняла глаза на Босха. Почти полминуты между ними продолжалась детская игра в «гляделки», и ни один не отвел глаз, пока не хлопнула дверь судейского кабинета. Оттуда выплыл Кейс и занял свое место на возвышении.
Секретарь шикнул, и в зале воцарилась тишина. Спросив, есть ли еще какие-нибудь темы для обсуждения, и получив отрицательные ответы, судья проинструктировал присяжных, чтобы те не читали газетные отчеты о процессе и не смотрели новости по местным телеканалам. Затем он велел присяжным и сторонам собраться в суде в полдесятого утра в понедельник, когда продолжится рассмотрение дела.
Направляясь вниз, Босх встал на эскалатор прямо позади Чэндлер. Та, в свою очередь, стояла двумя ступеньками выше Деборы Черч.
– Адвокат, – тихо произнес он – так, чтобы не услышала вдова.
Чэндлер резко обернулась, схватившись за поручень, чтобы удержать равновесие. Присяжных нет, исход процесса уже ничто не может изменить. Норман Черч собственной персоной мог бы ожидать нас внизу у эскалатора, и то мы не смогли бы рассказать о том присяжным. Так почему вы не хотите отдать мне записку? Это дело, может, и закрыто, но другое расследование идет.
Весь остаток пути Чэндлер не произнесла ни слова, но, спустившись, попросила Дебору Черч подождать ее на улице, сказав, что скоро придет. Затем она повернулась к Босху.
– Я еще раз заявляю вам: никакой записки не было. Вам понятно?
Босх улыбнулся.
– Это мы уже проходили. Вчера. Вы тогда поскользнулись, сказав…
– Мне неважно, что сказала я или вы. Кроме того, если бы мне и прислали записку, это наверняка была бы копия той, что получили вы. Он не стал бы тратить время на то, чтобы сочинять новую.
– Хоть на том спасибо, но даже копия могла бы нам помочь. На ней могут оказаться отпечатки пальцев. Можно было бы проследить, откуда взялась бумага, на которой написан текст.
– Детектив Босх, сколько раз вам удавалось снять отпечатки пальцев с писем, которые он вам присылал?
Босх промолчал.
– Желаю вам хорошо провести выходные.
Женщина повернулась и, толкнув дверь, вышла на улицу. Постояв несколько секунд, Босх сунул в рот сигарету и тоже вышел.
* * *
Шиэн и Опельт находились в комнате для совещаний, докладывая Ролленбергеру о результатах наблюдения. Эдгар тоже сидел за круглым столом и внимательно слушал их отчет. Босх обратил внимание, что на столе перед ним лежит фотография Моры. Это был снимок, которые ежегодно делаются с каждого полицейского для оформления нового удостоверения личности.
– Если это и случится, то уж по крайней мере не днем, – говорил Шиэн. – Так что, может быть, сегодня ночью ребятам повезет.
– Хорошо, – сказал Ролленбергер, – изложите все это для журнала отчетов и можете быть свободны. Мне это нужно, поскольку в пять часов у меня совещание с шефом. Но учтите, ночью вы оба можете понадобиться. Возможно, придется собрать всех. Если Мора начнет действовать, я хочу, чтобы вы подстраховали Мэйфилда и Эйда.
– Хорошо, – ответил Опельт.
После этого он уселся за пишущую машинку, которую распорядился поставить здесь Ролленбергер, а Шиэн стал наливать кофе из кофеварки, появившейся вскоре после полудня на стойке позади круглого стола. «Ганс Недотрога, конечно, никакой не полицейский, но из него вышел бы неплохой администратор», – подумал Босх. Он тоже налил себе кофе и присоединился к Шиэну с Эдгаром, сидевшим за столом.
– Я, к сожалению, пропустил почти весь твой доклад. Похоже, ничего не случилось?
– Ага. После твоего ухода Мора отправился в Вэллей и заходил в массу всяких контор и магазинов Канога-Парк и Нортридже. Если тебе нужно, адреса у нас записаны. Все это – торговцы порнографией. Он нигде не задерживался дольше, чем на полчаса, но, что он там делал, мы не знаем. Потом он вернулся к себе, немного поработал и уехал домой.
Босх предположил, что Мора разговаривал с продюсерами порнофильмов, пытаясь выяснить о других возможных жертвах, возможно, расспрашивал о загадочном мужчине, о котором четыре года назад рассказала ему Галерея. Он спросил Шиэна, где живет Мора, и записал адрес в свой блокнот. Дом находился на авеню Сьерра-Бонита. Он хотел было сообщить Шиэну, что они едва не провалили операцию, столкнувшись с Морой у ларька с бурритос, но решил сделать это, когда рядом не будет Ролленбергера.
– Есть что-нибудь новенькое? – обратился он к Эдгару.
– Относительно уцелевшей пока ничего, – ответил тот. – Через пять минут я уезжаю на Сепульведу. Думаю, в час пик у тамошних девочек много работы, так что они все выползают на улицу. Если я ее найду, притащу сюда.
Опросив всех остальных, Босх рассказал сыщикам о том, что узнал от Моры и что думал по этому поводу Лок. Под конец Ролленбергер даже присвистнул, словно при виде красивой девушки.
– Надо немедленно доложить шефу. Возможно, он захочет усилить наружное наблюдение.
– Мора – полицейский, – заметил Босх. – Чем больше людей станет его пасти, тем быстрее он обнаружит слежку. В таком случае – все пропало.
Подумав, Ролленбергер кивнул, но сказал:
– И все же надо сообщить шефу о том, что происходит. Пусть пока никто никуда не уходит. Я сейчас поговорю с шефом, и тогда уже будем планировать наши дальнейшие действия.
Он взял со стола какие-то бумаги и, предварительно постучав, исчез за дверью кабинета Ирвинга.
– Дерьмо, – бросил Шиэн после того, как дверь закрылась. – Пошел немного полизать задницу.
Все рассмеялись.
– Эй, вы, двое, – обратился Босх к Шиэну и Опельту. – Мора рассказал мне, что встретил вас возле ларька с бурритос.
– Черт! – воскликнул Опельт.
– Из-за вас он купил кошерный буррито, – сказал Босх и рассмеялся. – Видели бы вы рожу Моры, когда он его ел! Он до сих пор не может понять, почему вы ехали от Паркер-центра, чтобы поесть этой гадости. Половину буррито он просто выкинул. Так что если он снова увидит вас там, то вполне может смекнуть, что к чему: будьте внимательны.
– Будем, – сказал Шиэн. – Это Опельт придумал насчет этой кошерной дряни. Он…
– А что? Что я должен был сказать? Парень, которого мы пасем, вдруг подходит к машине и спрашивает: «А что это вы тут делаете, ребята?» Я и брякнул первое, что пришло в…
Тут открылась дверь и появился Недотрога. Он подошел к своему стулу, но садиться не стал. Наоборот, опершись руками о стол, резко наклонился вперед, словно только что получил наказ от самого Господа Бога.
– Я проинформировал шефа. Он весьма доволен всем, что вам удалось сделать в течение последних суток. Он боится, как бы мы не упустили Мору, тем более что психоаналитик говорит, будто тот приближается к роковой черте. Однако порядок наблюдения шеф менять не собирается. Если мы подключим еще одну команду, возрастет риск того, что Мора обнаружит слежку. Думаю, он прав. Это прекрасная идея – сохранить статус-кво. Мы…
Эдгар попытался сдержать смех, но не удержался и издал звук, похожий больше на приглушенное хрюканье.
– Что смешного, детектив Эдгар?
– Ничего. Мне кажется, я простудился. Продолжайте, пожалуйста.
– На этом – все. Действуйте по плану. Информацию, полученную Босхом, я доведу до сведения других членов групп наружного наблюдения. В полночь на смену заступят Ректор и Хайкс, а с восьми утра – президенты.
Президентами называли двух напарников из отдела грабежей и убийств, фамилии которых были Джонсон и Никсон. Им, правда, прозвище не нравилось, особенно Никсону.
– Шиэн и Опельт, вы свободны до четырех часов завтрашнего дня. Ваше дежурство – ночью в субботу, так что постарайтесь быть в форме. Босх и Эдгар работают пока по собственному плану. Держите свои пейджеры включенными, а рации – наготове. Возможна ситуация, когда все должны будут собраться за считанные минуты.
Ролленбергер сел и пододвинулся к столу. Как показалось Босху, он сделал это, чтобы скрыть эрекцию, которая происходила у него всякий раз, когда он отдавал приказы. Все, за исключением лейтенанта, вышли из комнаты и направились к лифту.
– Кто сегодня будет пить? – осведомился Шиэн.
– Лучше спроси, кто не будет, – ответил ему Опельт.
* * *
Босх оказался дома в семь часов – после того, как выпил кружку пива в «Севен код» и понял, что после вчерашнего алкоголь его не берет. Набрав номер Сильвии, он сообщил ей, что вердикт еще не вынесен, сказал, что примет душ, переоденется и к восьми будет у нее.
Когда она открыла дверь, волосы Босха были еще влажными. Она бросилась к нему на шею, и они долго стояли в обнимку, целуясь прямо в дверном проеме. Только когда Сильвия отступила, Босх заметил, что на ней черное платье с глубоким вырезом и короткое, на десять сантиметров выше колен.
– Что в суде? Как прошли заключительные выступления?
– Нормально. Что это ты так вырядилась?
– Потому что приглашаю тебя на ужин. Столик уже заказан.
Прильнув к Босху, она поцеловала его в губы.
– Гарри, прошлая ночь была самой лучшей из всех. У меня так никогда ни с кем не было. И не только из-за секса. В этом отношении у нас и лучше бывало.
– Нет предела совершенству. Может, немного потренируемся перед ужином?
Улыбнувшись, она ответила, что у них уже не остается времени.
Проехав через Вэллей до Малибу-Кэньон, они остановились у охотничьего домика «Сэддл пик». Это был старый ресторанчик, меню которого привело бы в ужас любого вегетарианца. Здесь было только мясо – от оленины до буйвола. Они взяли по бифштексу, а Сильвия заказала еще бутылку мерло. Босх медленно потягивал вино, думая о том, что и вечер и еда прекрасны. Они почти не говорили – ни о процессе, ни о чем-либо еще, а больше смотрели друг на друга.
Когда они вернулись домой, Сильвия выключила кондиционер и развела огонь в камине в гостиной. Босх ей не помогал – ему никогда не удавалось развести огонь, он сразу гас. На полу перед камином Сильвия расстелила простыню, и они занялись на ней любовью. Тела их были расслаблены и ритмично двигались в такт друг другу.
Потом Босх смотрел, как огонь отбрасывает блики на ее взмокшую грудь. Он поцеловал ее грудь и приложил руку, чтобы почувствовать, как бьется ее сердце. Он отчетливо слышал удары, которые не совпадали с биеньем его собственного сердца. Закрыв глаза, он задумался, что надо делать, чтобы никогда не потерять эту женщину.
Когда он проснулся, в комнате царил мрак. Огня уже не было, в камине тлели лишь головешки, и Босх почувствовал, что замерз. В темноте настойчиво звучал зуммер.
– Это твой пейджер, – сказала Сильвия. Босх подполз к куче одежды, брошенной рядом с диваном, нашел приборчик и выключил его.
– Господи, сколько сейчас времени? – спросила она.
– Не знаю.
– Страшно. Я помню, как…
Сильвия не закончила. Босх знал, что она собиралась рассказать какой-то случай, происшедший с ней и ее мужем, но потом, видно, решила оставить эти воспоминания при себе. Однако было поздно. Босх подумал, случалось ли когда-нибудь Сильвии и ее мужу летними ночами выключать кондиционер и на той же самой простыне заниматься любовью у камина.
– Ты не будешь звонить?
– Что? А, да. Я, гм, просто пытаюсь проснуться.
Он натянул штаны и отправился на кухню, закрыв за собой дверь, чтобы Сильвию не беспокоил свет. Включив лампу, он посмотрел на настенные часы. Они были сделаны в виде тарелки, а роль цифр играли различные овощи. Часы показывали полморковки, то есть половину второго. Значит, они с Сильвией спали не больше часа.
Номер, высвеченный на пейджере, начинался с цифр 818. Босх не мог вспомнить, кому он принадлежит. Он набрал его, и трубку сразу же снял Джерри Эдгар.
– Гарри?
– Да.
– Извини, что побеспокоил тебя, старик, тем более что ты не дома.
– Все в порядке. Что стряслось?
– Я – на Сепульведе. Я ее нашел, старик.
Босх понял, что Эдгар имеет в виду сбежавшую от последователя женщину.
– Что она сказала? Ты показал ей фотографию Моры?
– Нет. Нет, старик, вообще я с ней не разговаривал. Я пока только наблюдаю за ней. Она тут шляется по тротуару.
– Что же ты ее не берешь?
– Потому что я один. Боюсь, мне понадобится помощь. Если я попробую взять ее в одиночку, она станет кусаться или царапаться. А ты же знаешь, у нее СПИД.
Босх молчал. В трубке он слышал, как мимо Эдгара проезжают машину.
– Извини, старик, мне, наверное, не стоило звонить. Я просто подумал, что ты тоже захочешь в этом поучаствовать. Я позвоню в отделение в Ван-Найс и попрошу, чтобы мне прислали парочку патрульных. Спокойной…
– Забудь, я сейчас приеду. Дай мне полчаса. Ты провел там весь вечер?
– Ага. Только съездил домой поужинать. Я ее совсем недавно обнаружил.
Повесив трубку, Босх вернулся в комнату. Там уже горел свет, и Сильвии на простыне не было.
Она лежала в постели, укрывшись пледом.
– Я должен уехать, – сказал он.
– Так я и подумала, потому и перебралась сюда. Спать в одиночестве перед потухшим камином совсем не романтично.
– Ты с ума сошла?
– Конечно же, нет, Гарри.
Наклонившись над кроватью, он поцеловал Сильвию, а она обняла его за шею.
– Постараюсь вернуться.
– Хорошо. Когда будешь уходить, включи, пожалуйста, кондиционер, а то я забыла.
* * *
Машина Эдгара была припаркована возле магазина, где продавали пончики. Босх остановил «каприс» позади нее и вышел из автомобиля.
– Как делишки, Гарри?
– Где она?
Эдгар показал на другую сторону улицы. Там, на расстоянии полутора кварталов, на пересечении улиц Роско и Сепульведа, находилась автобусная остановка. На лавочке возле остановки сидели две женщины, еще три стояли поодаль.
– Та, которая в красных шортах.
– Уверен?
– Да. Я подъехал и внимательно рассмотрел ее. Это она. Проблема в том, что, если мы просто подойдем и попытаемся ее взять, она может устроить кошачий концерт. Все эти девочки – на работе. С часу ночи автобусы здесь не ходят.
Босх увидел, как женщина в красных шортах, заметив появившуюся на Сепульведе машину, задрала майку. Водитель притормозил, но после некоторого колебания поехал дальше.
– Ей удавалось кого-нибудь снять?
– Несколько часов назад она подцепила какого-то парня. Отвела его в аллею позади вон того торгового центра и обслужила. Больше никого не было. Она слишком мерзко выглядит, чтобы на нее клюнул мужик, у которого все в порядке со зрением.
Эдгар засмеялся.
– Так что же будем делать, коли ты не хочешь кошачьей драки?
– Я думал о том, чтобы проехать по Роско, повернуть налево и подойти сзади по аллее. Ты подождешь там, а я схожу и сниму ее, после чего она поведет меня обратно. Там мы ее и возьмем. Но следи за ее ртом. Вдруг она начнет плеваться?
– Что ж, давай так и сделаем.
Через десять минут Босх уже скорчился, прячась за рулевым колесом своей машины, которую он поставил в аллее. Со стороны улицы появился Эдгар. Один.
– Что случилось?
– Она меня раскусила.
– Черт! Почему ты ее просто не взял? Раз уж она тебя раскусила, надо было просто арестовать ее.
– Ну ладно, на самом деле она меня не раскусила.
– Да что происходит, черт побери?
– Она отказалась пойти со мной. Спросила, есть ли у меня «коричневый сахар», а я ответил, что наркотиками не балуюсь. Тогда она сказала, что с цветными не трахается. Представляешь? С тех пор, как я рос в Чикаго, меня еще ни разу не называли цветным!
– Не переживай из-за этого. Жди меня здесь, я сам пойду.
– Чертова шлюха!
Босх вылез из машины и, наклонившись, сказал:
– Эдгар, успокойся ради Бога. Она ведь действительно шлюха и наркоманка, чего ты от нее хочешь? Неужели тебя это задело?
– Тебе этого не понять, Гарри. Ты когда-нибудь замечал, как на меня смотрит Ролленбергер? Бьюсь об заклад, он пересчитывает рации всякий раз, когда я выхожу из комнаты. Засранец немецкий!
– Ты прав, мне этого действительно не понять.
Сняв пиджак, Босх бросил его в машину. Затем расстегнул три верхние пуговицы на рубашке и направился в сторону улицы.
– Скоро вернусь. А тебе лучше спрятаться. Если она увидит цветного, то может не пойти со мной в аллею.
* * *
Они устроились в комнате для допросов полицейского отделения в Ван-Найс. Босх отлично ориентировался в этом помещении, поскольку работал здесь в подразделении грабежей сразу после получения полицейского значка.
Едва начав, они тут же выяснили, что парень, которого Джорджия Стерн водила в аллею и о котором Босху рассказал Эдгар, не был клиентом. Это был продавец наркотиков, и в аллее она приобрела у него товар. Возможно, женщина расплатилась за дозу натурой, но это еще не делало продавца клиентом.
Впрочем, неважно, кем он был и что она с ним делала, но, когда Босх и Эдгар доставили ее сюда, она находилась под кайфом и потому иметь с ней дело в данную минуту, похоже, было бесполезно. Глаза ее расширились и остекленели, взгляд был устремлен куда-то вдаль. Даже когда она сидела в крохотной комнате для допросов, казалось, что она смотрит за горизонт.
Волосы женщины были растрепаны, черные концы у корней волос стали еще длиннее, чем на фотографии, которая была у Эдгара. Под левым ухом у нее была болячка – такие часто появляются у наркоманов, упорно расчесывающих одно и то же место. Воротник большой, не по размеру, тенниски обвис, обнажив верхнюю часть груди, и Босх увидел, что она колет героин в вены на своей шее. Несмотря на то, что женщина вконец опустилась, груди у нее все еще были большими и упругими. «Силикон», – догадался Босх, и на мгновение перед его глазами встало сморщившееся тело «цементной блондинки».
– Мисс Стерн? – начал Босх. – Джорджия? Вы знаете, почему оказались здесь? Помните, что я сказал вам в машине?
– Помню.
– Помните ли вы ту ночь, когда один мужчина пытался вас убить? Более четырех лет назад. Примерно такой же ночью. Семнадцатого июня. Помните?
Она сонно кивнула, и Босх подумал – доходит ли до нее смысл его слов?
– Кукольник, помните?
– Он умер.
– Это так, но мы все равно должны задать вам несколько вопросов, связанных с этим человеком. Вы помогли нам нарисовать его портрет, помните?
Босх развернул рисунок, который взял до этого из досье по Кукольнику. Изображение не походило ни на Черча, ни на Мору, но известно было, что Кукольник часто менял внешность, поэтому логичным было предположить, что то же самое делал и последователь. В любом случае оставался шанс, что в ее памяти всплывут какие-нибудь типичные приметы нападавшего. В случае с Морой это, к примеру, могли быть его пронизывающие глаза.
Она долго смотрела на рисунок.
– Его шлепнули копы, – сказала она. – Он заслужил.
Пусть эти слова прозвучали из уст опустившегося существа, но они все равно приободрили Босха. Хоть кто-то подтвердил, что Черч получил по заслугам. Но Босх знал то, что не было известно этой женщине: в данном случае они имели дело не с Кукольником.
– Мы хотим показать вам кое-какие снимки. Упаковка у тебя с собой, Джерри?
Женщина быстро подняла глаза, и Босх понял свою ошибку. Она подумала, что он имел в виду пиво, тогда как на полицейском жаргоне «упаковкой» назывался комплект из шести фотографий, которые предъявляли для опознания свидетелям и жертвам преступлений. Обычно на снимках были пять полицейских и подозреваемый. На сей раз все шестеро, изображенные на фотографиях были полицейскими. Карточка Моры лежала второй сверху.
– Ну? – спросил Босх.
Женщина показала на четвертый по счету снимок.
– По-моему, я с ним однажды трахалась. Но я думала, что он – полицейский.
Босх увидел, как Эдгар покачал головой. На снимке был изображен нелегальный агент голливудского отдела по борьбе с наркотиками. Его звали Арт Данфорс. Если память женщину не подвела, это означало, что Данфорс обнаглел до такой степени, что использовал свое служебное положение для вымогания секса у проституток. Вероятно, он расплачивался с ними конфискованным героином. Сказанное женщиной следовало бы немедленно сообщить в отдел внутренних расследований, но и Босху и Эдгару было ясно, что они этого не сделают. Это было бы равнозначно самоубийству в управлении. После этого им не станет доверять даже самый распоследний уличный коп. В то же время Босх знал, что Данфорс женат, а у этой проститутки был СПИД. Он решил, что отправит Данфорсу анонимную записку с советом сделать анализ крови.
– Присмотритесь ко всем остальным, Джорджия, – сказал Босх. – Посмотрите на их глаза. Даже если человек загримировался, он не может изменить свои глаза.
Женщина наклонилась, чтобы получше разглядеть фотографии. Босх кинул взгляд на Эдгара, и тот покачал головой. Он хотел сказать, что ничего не выходит. Босх кивнул, выражая согласие. Примерно через минуту она отрицательно покачала головой.
– Ничего, Джорджия?
– Нет.
– Здесь его нет?
– Нет. Он сдох.
– Конечно. Посидите здесь, а мы на минутку выйдем поговорить. Скоро вернемся.
За дверью они решили, что самым лучшим вариантом будет доставить ее в Сибил Брэнд по обвинению в употреблении наркотиков и еще раз хорошенько допросить, когда она очухается. Босх заметил, что Эдгар с большим энтузиазмом вызвался выполнить это задание и отвезти ее в центр города, где находился Сибил. Впрочем, Босх знал: это не потому, что Эдгару доставит удовольствие засадить женщину в тюрьму для наркоманок. Просто за это причитались сверхурочные. Эмоции тут были ни при чем.
Глава 26
Поверх жалюзи Сильвия задернула тяжелые шторы, поэтому в спальне было все еще темно, хотя за окном уже вовсю сияло солнце. Проснувшись поздним субботним утром в ее кровати – один, – Босх потянулся к своим часам на тумбочке и увидел, что они показывают одиннадцать. Ему что-то снилось, но сон растворился во тьме, едва он проснулся, и Босх не мог его вспомнить, как ни старался. Он провалялся в постели еще минут пятнадцать. Нет, сон никак не вспоминался.
Время от времени с кухни доносился еле слышный шум. Там возилась Сильвия. Вот она подметает пол, вот разгружает посудомоечную машину. Чувствовалось, что она изо всех сил старается не шуметь, и все же ей не удавалось полностью заглушить шорох и звяканье. Вот отворилась дверь на веранду, и зажурчала вода. Теперь Сильвия поливала растения, стоявшие в горшках у крыльца. Уже семь недель с неба не упало ни капли.
В двадцать минут двенадцатого зазвонил телефон, и Сильвия побежала в дом. Босх почему-то был уверен, что звонят именно ему. Он напрягся, ожидая, что сейчас откроется дверь в спальню и его позовут к телефону. Такой звонок был вполне возможен: он дал этот номер Эдгару семь часов назад, когда они уходили из отделения в Ван-Найс.
Однако Сильвия все не приходила. Босх расслабился, прислушиваясь к обрывкам телефонного разговора. Вначале ее голос звучал так, будто она консультировала одного из своих учеников. Чуть позже раздались звуки, напоминающие всхлипывания. Похоже, плачет.
Поднявшись с постели, Босх быстро натянул одежду и вышел из спальни, на ходу приглаживая растрепанные волосы. Она сидела за кухонным столом, прижимая к уху трубку радиотелефона. Слушая кого-то, Сильвия нервно рисовала ногтем круги на скатерти. И плакала. Чутье его не подвело.
– Что случилось? – спросил он шепотом. Она подняла руку, сделав ему знак не мешать. Босх закрыл рот, безмолвно уставившись на нее.
– Конечно, приеду, миссис Фонтено. Пожалуйста, сообщите мне только, когда и куда… Да-да, приеду. И позвольте еще раз выразить вам соболезнования. Беатрис была хорошей девушкой и прекрасной ученицей. Я так гордилась ею. О, Господи…
Она положила трубку, и слезы ручьем полились из ее глаз. Босх подошел к ней и мягко тронул за плечо.
– Ученица?
– Беатрис Фонтено.
– Что случилось?
– Она мертва.
Он наклонился и обнял ее за плечи. Сильвия рыдала, не в силах сдержаться.
– Этот город… – начала она, но голос ее осекся. – Помнишь, однажды вечером я читала тебе то, что она написала о «Дне саранчи»? Да, та самая девочка.
Босх вспомнил. Сильвия тогда говорила, что беспокоится за нее. Ему хотелось что-то сказать, но он знал, что вряд ли сумеет подобрать нужные слова. Этот город… Двумя словами она сказала все.
Целый день они провели дома в мелких хлопотах по хозяйству. Занялись уборкой. Босх вычистил камин, убрав истлевшие головешки, а затем присоединился к Сильвии, которая работала во дворе. Она ковырялась в земле, выдергивая сорняки и срезая цветы для букета, который намеревалась отвезти миссис Фонтено.
Они трудились бок о бок, но Сильвия говорила очень мало. Время от времени она роняла короткие фразы, из которых стала ясна суть случившегося. По ее словам, в девушку выстрелили из проезжавшей машины в районе Норманди. Это произошло минувшей ночью. Ее тут же доставили в больницу имени Мартина Лютера Кинга. Врачи констатировали смерть мозга. Утром была отключена аппаратура искусственного жизнеобеспечения, и у девушки взяли внутренние органы, чтобы использовать их для пересадки. На языке медиков это называется «жатвой».
– Жатва… До чего же дико звучит это слово, – задумчиво произнесла Сильвия. – Представляешь себе ферму, людей, сажающих деревья, чтобы потом собирать плоды…
В середине дня она отправилась на кухню и сделала два сандвича, положив на один салат из крутых яиц, а на другой – кусочки тунца. Потом – разрезала их пополам. Босх и Сильвия съели по половинке каждого бутерброда, запив их чаем со льдом. Делая чай по собственному рецепту, он всегда добавлял в бокалы ломтики апельсина. Сильвия пояснила, что после гигантских бифштексов, съеденных ими прошлым вечером, она на говядину и смотреть не может. За весь день это была единственная попытка сказать что-то, способное вызвать улыбку. Однако ни один из них не улыбнулся. Она поставила тарелки в раковину, но даже не притронулась к крану, чтобы сполоснуть их. Отвернувшись от раковины, Сильвия облокотилась о кухонную стойку и уставилась в пол.
– Миссис Фонтено сказала, что похороны состоятся на следующей неделе, возможно, в среду. Наверное, я должна там быть вместе с классом. Надо бы позаботиться об автобусе.
– Ты права. Ее семья оценит это.
– У нее есть два старших брата. Наркодельцы. Она мне говорила, что они продают крэк.
Босх промолчал. Он знал, что причина смерти девчонки скорее всего заключалась именно в том, чем занимались ее братья. С тех пор, как молодежные банды «Бладэ» и «Крипс» заключили перемирие, уличная торговля наркотиками в Саут-Сентрал утратила стройную систему. Многие нагло полезли в чужие зоны влияния. Отсюда – и стрельба по конкурентам из автомобилей, мчащихся во весь дух, когда жертвами зачастую становятся ни в чем не повинные люди.
– Она написала сочинение – отчет о прочитанной книге. Это было совсем недавно. Пожалуй, я попрошу у ее матери разрешения прочитать эту работу. Во время заупокойной службы. Или после нее. Кто знает, может быть, они поймут, кого потеряли.
– Думаю, уже поняли.
– Да.
– Пожалуй, тебе стоит поспать? Закрой глаза, постарайся заснуть.
– Наверное, ты прав. Постараюсь. А ты что будешь делать?
– Ну, у меня-то дела найдутся. Надо кое-куда позвонить. Знаешь, Сильвия, сегодня вечером мне нужно будет уйти. Надеюсь, ненадолго. Вернусь сразу же, как только освобожусь.
– Не волнуйся за меня, Гарри. Все будет в порядке.
– Хорошо.
Около четырех Босх зашел, чтобы взглянуть на нее. Сильвия крепко спала. На ее подушке виднелись еще не высохшие следы слез.
Он пересек холл и пошел в другую спальню, служившую кабинетом. Там на столе стоял телефон. Чтобы не разбудить Сильвию, он плотно прикрыл за собой дверь.
Первый звонок был детективам в отделении на Семьдесят седьмой улице. Босх попросил соединить его с подразделением по расследованию убийств, и ему ответил следователь Хэнкс. Эта фамилия ничего не говорила Босху, а по имени детектив не представился. Назвавшись, Босх осведомился о деле Фонтено.
– А сами-то вы где трудитесь, Босх? Я вроде бы слышал, в Голливуде?
– Верно, в Голливуде. Но в данном случае это не имеет значения. Я звоню по частному вопросу. Сегодня утром миссис Фонтено позвонила учительнице девочки. Так вот, эта учительница – мой друг. Она страшно расстроена случившимся, ну а я, знаете ли, просто пытаюсь поподробнее узнать, что же все-таки произошло.
– Послушайте, у меня нет времени утешать несчастных. На моей шее дело висит.
– Иными словами, у вас по этому делу ничего нет?
– Признайтесь, вы, должно быть, никогда не работали в наших «двух семерках»…
– Нет, не работал. А вы, должно быть, стараетесь втолковать мне, как туго вам приходится?
– Шли бы вы куда подальше со своими издевками, Босх. Неужели вы не можете понять, что к югу от Пайко такой вещи, как свидетель, вообще не сыскать. Глухо! Для нас единственный способ распутать дело – надеяться на везение: авось кто наследит. Еще больше повезет, если к нам заявится какой-нибудь фрукт и выложит с порога: «Извините, ребята, моих рук дело». А теперь прикиньте, как часто нам выпадает такой праздник.
Босх молчал.
– Так вот, если говорить о расстроенных, то среди них не только ваша учительница. Поймите: дело-то скверное. Они, конечно, все скверные, но бывают такие, что дальше некуда. Нынешнее – как раз из такой категории. Представьте себе, сидит шестнадцатилетняя девчонка дома, читает книжку, присматривает за младшим братишкой…
– Стрельба из автомобиля?
– Угадали. Двенадцать дырок в стенах. Стреляли из АК. Двенадцать пуль – в стены, тринадцатая – в затылок…