В 1702 году, когда Петр пробирался с войском от Нюхчи к Онежскому озеру и дальше по Свири и Ладоге к невским берегам, он распорядился строить горные заводы около Повенца и в устье реки Лососинки, где впоследствии возник Петрозаводск. Поводом к указаниям Петра строить заводы послужили материалы исследования, проведенного группой иноземных и русских рудознатцев и следопытов, исходивших вдоль и поперек лесные окрестности Онежского озера.
      По указу Петра в феврале того же 1702 года несколько человек были направлены в Заонежье «для поиску серебряных и медных руд». История сохранила имена тех наемных иноземцев и русских людей – открывателей, благодаря которым было совершено в здешних местах большое и славное дело. Вот их имена:
      Патрушев Иван – дозорщик, Головачев Иван – подьячий, Блюэр Иоган – пробирный мастер, Вульф Мартын – плавильный мастер, Циммерман, Шмиден и Цехариус – горные мастера; рудокопатели Михайло да Гаврило, толмачи Самойло Печь и Андрей Христофоров, ученики Савва Абрамов, Сергей Щелкунов, Осип Карачаров и Свешников Иван…
      Следовало бы запечатлеть на бронзовой доске имена тех, кто разведал эти места, кто способствовал возведению завода на Лососинке, получившего название Петровского завода.
      В ту далекую пору в устье Лососинки находилась одна водяная мельница и несколько рыбацких шалашей.
      Петр повелел Меншикову возглавить строительство завода.
      Закладка происходила в присутствии Петра 29 августа 1703 года.
      Русский рудознатец Яков Власов, прибывший из Москвы, сумел так быстро завершить первоначальную постройку, что в декабре того же года на Петровском заводе была отлита изрядных размеров пушка.
      Яков Власов, оказавший способности рудознатного умельца, в свое время был отправлен на год в Саксонию учиться горному и строительному мастерству. Учение пошло впрок. В Москве и на подмосковных заводах он прошел испытания. Оружейный приказ пожаловал его званием мастера заводского дела.
      Петровский завод начал работать и продолжал строиться, расширяясь по замыслу Петра. Частный завод датского дворянина Андрея Бутенанта Петр отобрал в казну.
      Не прошло и года, как на Лососинке, впадающей в Онежское озеро, возникли четыре домны; с завода поступали в военное ведомство пушки осадной артиллерии, гаубицы, мортиры, бомбы и ядра. Ковалось железо, пригодное для сабель, шпаг, кортиков и гвоздей.
      В помощь рабочим-мастеровым ежемесячно, в порядке трудовой повинности, прибывало около тысячи крестьян. Литых пушек и кованых изделий для военных надобностей изготовлялось столько, что в зимнюю пору до Петербурга и Архангельска требовались обозы числом до четырех тысяч подвод. Летом отправка производилась на судах.
      На случай нападения со стороны шведов Петровский завод на Лососинке был окружен земляным крепостным валом с заряженными пушками. Нападений на завод не было, но бдительность Петра нельзя считать излишней.
      Вылазки шведских военных отрядов нарушали покой жителей Севера, и особенно в районе Олонца.
      Вошел в легенду один бесподобный пример героизма местного населения.
      Олонецкий поп Иван Окулов собрал около тысячи добровольцев, вооруженных кто чем мог, – слава богу на медведей один на один хаживали, – и, став во главе такого партизанского отряда, выгнал из Заонежья шведских грабителей и перешел пограничный рубеж. Тогда олонецкие мужики в схватках с солдатами Карла Двенадцатого перебили четыреста человек, захватили ружья и знамена. Узнав об этом происшествии, Петр, любитель иногда сказать шутливое слово, сообщил воеводе Борису Шереметеву:
      – Слыхал ли кто такое диво, что мой поп учит? «Отворите двери в рай, – но добавляет: – и купно в Шведскую область».
      Священника Окулова Петр наградил золотой медалью, подарил ему новую рясу и двести целковых. Мужики-партизаны получили по два рубля и по новому кафтану. А кроме того, на такой же случай, Петр приказал вооружить их солдатскими тесаками…
      Продолжались и шпионские происки Карла Двенадцатого.
      Пишущему эти строки довелось в Каргополе скопировать документ, свидетельствующий о бдительности и вездеуспеваемости Петра:

«1708 года апреля в восьмой день.

      По указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя Русии самодержца память Устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и земскому старосте Ивану Злобину и того стану всем крестьянам. В нынешнем 708 году апреля в первый день в присланном великого государя указу из Вотского походу за подписанием Римского и Российского государств светлейшего князя Ижорские земли и генерального губернатора и кавалера Александра Даниловича Меншикова в Каргополь к коменданту Степану Ивановичу Хвостову написано:
      В нынешнем воинском в Польше будучи в походе, известно его царскому величеству учинилось, что король Швецкой взял во Гранску печати нашей Российской слова, которыми печатаны на словенском языке в Амстердаме, от иноземцев привезены во Гранск через мастера того книгопечатания Илью Копиевского. Намерен теми печатать некоторые прелестные листы и посылать со оным для возмущения народа в его, великого государя, Российские городы „шпигов“ русских людей, которых несколько в разные времена из полков, забыв страх божий и верности своей крестное целование и учиня многие воровские измены ему, великому государю, – к неприятелю ушло.
      Того ради, по получении сего указу, надлежит приказать немедленно каргопольским всем жителям и служивым людям накрепко со всякою осторожностью того смотреть и когда такие „шпиги“ с помянутыми возмутительными листами где – или такие листы явятся, велеть тех воров имать, также у кого-либо те письма явятся, у них потому брать и о том разыскивать и тех воров пытать, а призвав себе каргопольских бурмистров и знатных градских жителей, объявить им, дабы они того прилежно смотрели, и буде где прежпомянутые „шпиги“ и те прелестные письма у них явятся – имали б и приводили в Приказную палату, и ежели кто ведает, о том бы извещали, по опасению за утайку – смертной казни. Против сего же в Каргополе и в Каргопольском усаде обретающихся монастырей властям и по церквам о том с подтверждением приказать – дабы они накрепко же и прилежно пристерегали и где ежели с такими возмутительными листами явятся – имали бы и приводили в Каргополь и о том по тому же разыскивать и писать велено в поход чрез нарочных гонцов или чрез почты немедленно. А тех пойманных „шпигов“ держать за крепким караулом до указу, устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и старосте Ивану Злобину и всем крестьянам вышеобъявленный великого государя указ ведать и на стану и в волостех усматривать с великим прилежанием, и буде где прежде помянутые „шпиги“ или прелестные письма у них явятся, и вам бы их имать и в крепости к розыску приводить в Приказную палату и объявлять коменданту Степану Ивановичу Хвостову не замолчав… А буде вы, судейки, староста и крестьяне, усматривать того с прилежанием и имать и в Приказную палату приводить не учнете и обыщется про то – или кто известит мимо вас, и вам за то по вышеобъявленному великого государя указу быть в смертной казни.
      А у подлинного списка с указу великого государя закрепа устьмошского судейки Василия Попова».
      Шведские разведчики проникали в глубь Севера, а в пограничной местности отряды шведов совершали грабительские налеты на поморское население. Не случайно впоследствии олонецкий комендант и начальник горных заводов Олонецкого края Виллим Иванович Геннин с тревогой доносил графу Федору Апраксину о том, что шведский майор Энберг и с ним двести солдат стоят у русских рубежей, да еще набирает войско и строит суда. Кроме того, проникнув в пределы расположения Лопских погостов, шведские разведчики опрашивали местных жителей: сколь далеко Кемский городок, где и сколько порогов на реке Выге ч далеко ли до заводов…
      «Я истинно опасаюсь, – писал в заключение Геннин, – что швед рекою до Кемского городка пойдет и разорит нашего ведения поморцев, такоже и архангелогородского ведения городок Кереть… Того ради помышляю, чтобы вы изволили писать вице-губернатору архангелогородскому, дабы он послал несколько людей под мою команду с провиантом в Кемь и Кереть, понеже у наших лопских мужиков хлеба ни горсти нет, сами питаются сосновой корой…»
      Под охраной крепостной артиллерии, в условиях военного времени, дни и ночи непрерывно и усиленно работал Петровский завод. Особенно, по тем временам, блестящего расцвета достиг завод на Лососинке, когда Петр Первый назначил комендантом Виллима Геннина, прочно вошедшего в историю русской металлургии.
      Путешествуя в составе «Великого посольства» в 1697–1698 годах, Петр набирал за границей опытных мастеров и отправлял морем через Архангельск в Москву.
      Виллим Геннин появился в России в юношеском возрасте и стал видным деятелем под благотворным влиянием окружавшей его среды и самого Петра, умевшего ценить и выращивать умных помощников.
      Дядя Виллима Геннина, амстердамский профессор, порекомендовал русскому царю взять в Россию своего племянника, как подающего надежды в литейном деле.
      На первых порах Петр поручил Виллиму Геннину обучать дворянских детей артиллерийской стрельбе. Жалованье было 67 рублей в год. Убедившись в его способностях, Петр стал повышать Виллима в чинах: поручик, капитан, майор, а в 1710 году, при взятии Выборга, Геннин становится подполковником.
      Через год Петр доверяет ему достраивать литейный двор в Петербурге и строить зелейные (пороховые) заводы.
      В 1713 году Геннин получает назначение быть комендантом-начальником Олонецких и Повенецких заводов.
      Петр не ошибся в его назначении.
      Талантливый организатор производства, пользовавшийся доброй славой среди рабочих, Геннин сумел вернуть многих кузнецов и литейщиков, ранее бежавших с Петровского завода.
      В первую очередь он учредил в Петрозаводской слободе школу, по сути дела школу рабочего ученичества, где дети и подростки изучали арифметику, геометрию, рисование, артиллерию и инженерное искусство. На завод прибывали новые партии рабочих с тех малых частных заводов, которые перестали существовать.
      Производя опыты смешения руд, Геннин усовершенствовал качество металла отливаемых пушек и вскоре достиг таких, казалось тогда, недосягаемых успехов, что во время пристрелки, при самых сильнейших зарядах, из тысячи орудий дали трещину только три.
      Петр Первый при неоднократных посещениях завода на Лососинке не мог не восхищаться механизацией, которую умно и спешно осуществлял Геннин.
      Работали специально устроенная вододействующая машина, пушечно-сверлильная, самодувные печи. Тяжелые молоты и прочие приспособления обработки металла приводились в действие с помощью водонапорной силы.
      Мастерские представили собою отдельные цехи: доменный, кузнечный, молотовый, якорный, токарный, ствольный, замочный, станочный, проволочный, жестяный, пильный, прядильный, сверлильный, ефесный (изготовлявший рукоятки к палашам и кортикам), столярный и другие.
      О своих успехах Геннин в ту пору писал в Адмиралтейство графу Апраксину:
      «Ныне выдумал я и сделал новую машину водяную: стоя точу пушки 24-х фунтовые по 2 вдруг, да третью сверлит, почитай без людей. Только к оной машине надобно три человека, а прежде сего на работе у оного точения и сверления было 40 человек. Такой машины нигде нет и не слышно. Пожалуй, милостивый мой государь, не положи в забвение моего трудишку, а я воистину в деле государевом великое радение имею денно и нощно…»
      О своей заслуге изобретатель напомнил еще раз в следующем письме Апраксину, видимо с целью, чтобы дошло до слуха Петра:
      «Через выдуманные мною машины государю прибыль 5000 рублёв в год приходит. А иной бы немчин взял за строение таких машин 5000 р. и лет десять у того дела работал».
      Кроме различного калибра пушек, ядер, ружей, якорей и прочего военного и корабельного снаряжения, Геннин строил на Олонецкой верфи речные суда и добывал смолу по заказам Адмиралтейства.
      Завод разрастался: ежедневно в мастерских трудилось восемьсот человек. Этому способствовало повеление Петра желающим крестьянам с «черных» государевых земель свободно переселяться в заводские поселки, строить на занимаемой земле свои дома и работать на заводах. И все-таки с ростом производства людей на заводах стало недоставать. В уездах, откуда черпалась Геннином рабочая сила, набирать уже некого было.
      В марте 1715 года Виллим Геннин обращается к Апраксину с просьбой:
      «Помилосердствуй, отец мой, от беды: истинно никоими мерами невозможно все припасы сделать и отправить в Петербург, а тем более к Архангельскому городу. Они в Петербурге думают, что можно лить пушки и якоря делать так скоро, как лить свинцовые пули… Повели прибавить для нужных работ Белозерский ближний усад, а государь может вам вместо оного другой уезд к адмиралтейству определить…»
      Заказы Петра Геннину казались непомерно высокими, невыполнимыми. В сентябре того же года Петр поторапливал его:
      «Без потеряния времени требую приготовить 837 пушек разных калибров и 718 якорей…»
      Между тем неурожайное лето не предвещало ничего хорошего и заводам. Обычно хлеб заготовляли в Белозерском уезде, в Крохине, Бадоге и других волостях. Неурожай заставил мужиков прекратить продажу скудных прошлогодних запасов. Геннин просит Апраксина воздействовать через бурмистров и «силой покупать у белозеров хлеб, заглядывая в мужицкие амбары, иначе рабочие с заводов разбегутся…».
      В самом деле, среди рабочих началось брожение. Некоторые стали искать лучшей жизни, пытались укрыться бегством, а затем устроиться на других заводах.
      Пойманных беглецов возвращали на завод. Они должны были отработать штраф в размере двух рублей. И комендант – начальник завода объяснял такие меры:
      – Понеже их кнутом содержать невозможно, а вешать грех, быть таковым под штрафом. И теми штрафами многих я удержал на месте, и стало в государеве деле пушечного литья и других припасов отправление доброе…
      Но «доброму отправлению» помех было еще и еще немало. Когда Виллиму Геннину стало известно, что из приписанных к его заводу заонежских погостов крестьяне отправляют ходоков-жалобщиков в Петербург, он, пользуясь правом распоряжаться людьми, как ему заблагорассудится, писал Апраксину:
      «А ныне слышно стало мне, что Олонецкого уезду заонежских погостов мужики многие без моего ведома пошли в Петербург к царскому величеству и к вашему сиятельству на меня бить челом. Поволь приказать таким учинить наказание, бить их кнутом и прислать сюда скованными, дабы впредь не своевольничали».
      Петр высоко ценил Геннина, был доволен итогами его работы.
      За первое трехлетие, докладывал Геннин Адмиралтейству, при его бытности изготовлено пушек и всяких железных припасов на 181 232 рубля, да казне прибыли от кабацких и прочих сборов 28 927 рублей – огромные по тем временам суммы. Солдатская фузея – кремневое ружье, выпущенное Петровским заводом, ценилось в сорок пять алтын, шпага, качеством стали не уступавшая немецкой золингенской, стоила двадцать алтын.
      Петрозаводские пушки в изобильном количестве гремели и громили врагов на суше и на море. Но Петру хотелось большего: побывав несколько раз на заводе, он решил отправить Виллима Геннина на металлургические заводы в Германию, Голландию, Англию и Францию посмотреть, как и что там делается, и привезти оттуда модели и планы.
      Отправляя Геннина за границу, Петр, в присутствии приближенных, наградил его своим эмалевым портретом в золотой оправе с бриллиантами и сказал:
      – Вот человек, Виллим Иванович, так его возвеличаем, Геннин, во младости появился в России и здесь обрел себе вторую родину, стал верным сыном ее. Помните, какие пушки у нас были в сражениях? Забыли? Скажу: из трехсот, бывало, уходило на разрыв шестьдесят три, да совсем негодных тридцать шесть. Единое достоинство у тех олонецких пушек было, что шведы, захватив их у нас, стрелять из них робели, как бы самих не побило… А якори? Как закинем, глядишь – двух лап и нет. А что содеял Виллим Иванович? Он соединил разные материи ископаемых руд и произвел металл не хуже шведского. Теперь и пушки не лопаются, и якори, не ломаясь, удерживают корабли… Надеюсь, Виллим Иванович не праздно проведет время в чужих землях…
      Надо полагать, Геннин справился с поручением Петра.
      Когда Геннин вернулся из поездки за границу, Петр приказал ему возглавить на реке Сестре строительство плотины и оружейного Сестрорецкого завода.
      Петербург тогда уже прочно основался.
      Миновали трудные боевые годы, Россия вышла победительницей. В 1721–1722 годах Геннин по-прежнему руководил заводами Олонецкого края и одновременно строил Сестрорецкий.
      В скором времени первенство от олонецких заводов перешло к Сестрорецкому.
      Большинство мастеровых – 457 человек – были переведены из Заонежья на новый усовершенствованный завод.
      Однажды предприимчивый государь вызвал Виллима Геннина во дворец, положил перед ним карту России и, прочеркнув ногтем линию от Москвы к верховьям Волги, сказал:
      – Польза была бы и Москве, и Петербурху, и прочим местам, если бы связать каналом и шлюзами реку Москву с Волгой. Опричь тебя некому поручить такое дело. Действуй усмотрительно. А заводы теперь обойдутся и без тебя…
      Выполняя поручение Петра, Геннин с группой помощников в лето прошел, тщательно изучая трассу будущего канала, через Яузу на Клязьму, с Клязьмы на Яхрому и к селу Рогачеву…
      Проект Геннина предусматривал на этом пути сто двадцать три шлюза.
      – Сия работа будет зело велика, – докладывал Геннин Петру.
      – Не токмо велика, но и непосильна, – согласился с ним Петр, рассмотрев представленный проект.
      Зимой в семьсот двадцать втором году Виллим Геннин, в генеральском звании, щедро и многократно отмеченный наградами, по приказу Петра отправился на Урал разбирать склочное дело между Татищевым и Никитой Демидовым. Но это меньше всего входило в его компетенцию. Задержался он на Урале на двенадцать лет. Строил заводы и с помощью лучших заонежских умельцев обучил уральских рабочих мастерству литейного производства.
      В конце своей жизни, спустя уже десять лет после смерти Петра, Геннин составил полезную книгу, в рукописи она называлась «Абрисы о горных заводских строениях и о прочих куриозных вещах». Целый век труды Геннина изучались по рукописным спискам. Затем сокращенно печатались в «Горном журнале» в 1828 году. И полностью изданы в 1937 году. Итоговый документ деятельности опытного строителя и металлурга не лишен исторического и практического интереса.
      Так голландец по происхождению, Виллим Геннин, выросший в России, стал деятельным слугой Петра Первого и оставил по себе добрую память.
      С именем Геннина непосредственно связано создание в России первого лечебного санатория. Но об этом поведаем в следующем фрагменте повествования…

Первый санаторий в России

Забытый приезд Петра Первого в Вологду