Анатолий Федорович Кони
      В. Г. КОРОЛЕНКО И СУД
      СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ О ПИСАТЕЛЯХ
      Кончина Владимира Галактионовича Короленко вызвала ряд некрологов и воспоминаний, в которых всесторонне и ярко обрисовывается образ этого высокоталантливого писателя, из произведений которого настойчиво и "проникновенно" звучат - призыв к человеколюбию, к уважению человеческой личности и к свободе и нежная, глубокая любовь к чудесно описываемой природе. Но в них почти совершенно умалчивается про участие Короленко в так называемом Мултанском деле, которому он посвятил много труда и энергии во имя торжества справедливости. Хочется напомнить об этой его деятельности, которая дорисовывает благородную и возвышенную в своих стремлениях личность усопшего.
      В 1894 году в округе Сарапульского окружного суда было возбуждено следствие об одиннадцати крестьянах села Старый Мултан, обвиняемых в убийстве нищего Матюнина с целью приношения его внутренностей в жертву языческим богам. Из преданных Сарапульскому окружному суду присяжными признаны виновными семь подсудимых, приговоренных к каторжным работам. Рассмотрев принесенную на этот приговор кассационную жалобу, сенат нашел, что при производстве дела было нарушено равноправие сторон и, вопреки требованию закона, допущены показания свидетелей "по слуху", - и отменил состоявшийся приговор, передав дело для слушания в Елабугу. Там тоже последовало обвинительное решение присяжных заседателей, состоявшееся при целом ряде нарушений, препятствовавших всестороннему рассмотрению и правильному разрешению вопроса о действительном существовании человеческого жертвоприношения у вотяков, как двигающего побуждения обвиняемых. На это решение была опять принесена кассационная жалоба защитника подсудимых. Рассмотрение ее состоялось 22 декабря 1895 года при большом стечении публики.
      Ввиду важности этого дела и повторности нарушений, шедших вразрез с истинными целями правосудия, я высказал в моем обер-прокурорском заключении, что нарушения, допущенные при ведении уголовных дел в суде, представляют особую важность в тех случаях, где суду приходится иметь дело с исключительными общественными и бытовыми явлениями и где вместе с признанием виновности подсудимых судебным приговором установляется и закрепляется, как руководящее указание для будущего, существование какоголибо мрачного явления в народной или общественной жизни, послужившего источником или основанием для преступления. Таковы дела о новых сектах, опирающихся на вредные или безнравственные догматы и учения; дела о местных обычаях, приобретающих, с точки зрения уголовного дела, значение преступления, как, например, насильственный увод девиц для брака, родовое кровомщение и т. п.; таковы дела об организованных обществах для систематического истребления детей, принимаемых на воспитание, дела о ритуальных убийствах и человеческих жертвоприношениях и т. д. В этого рода делах суд обязан с особой точностью и строгостью выполнить все предписания закона, направленные на получение правосудного решения, памятуя, что приговор его является не только решением судьбы подсудимого, но и точкой опоры для будущих судебных преследований и вместе с тем доказательством существования такого печального явления, самое признание которого судом устраняет на будущее время сомнение в наличности источника для известных преступлений исключительно бытового и религиозного характера в той или другой части населения.
      Усматривая в деле четыре коренных нарушения в разных стадиях процесса, разобрав их подробно и указав на полное неприличие представленного сенату объяснения председательствующего о том, что принесение в жертву языческим богам Матюнина отрицается только бывшим на суде представителем прессы, корреспондентами да защитником, домогающимися во что бы то ни стало полного оправдания всех подсудимых, которого они, может, когда-нибудь и добьются, я предложил сенату вторично кассировать приговор по Мултанскому делу и передать его для нового рассмотрения в Казанский окружной суд.
      Одновременно с этим меня посетил Владимир Галактионович (это была первая наша встреча в жизни; последующие были лишь в первых заседаниях разряда изящной словесности в Академии наук), причем он объяснил мне, что следил за этим делом ввиду его общественного значения с самого его возникновения, и рассказал, с какой предвзятой односторонностью велись по нему и предварительное и судебное следствия, как забывал обвинитель свою обязанность "не представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, и не преувеличивая значения имевшихся в деле доказательств и улик или важности рассматриваемого преступления", что определенно предписывается Судебными уставами, и как он возбуждал племенные страсти, начав свою речь с указания на "общеизвестность" извлечения евреями необходимой для ритуала крови убиваемых христианских младенцев и кончив напоминанием присяжным, что оправдательным приговором они укажут тысячам вотяков на возможность продолжать и впредь свои человеческие жертвоприношения. Все сообщенные мне Короленкой данные должны были войти в подробный отчет, в составлении которого он принимал живейшее участие и который появился в печати в Москве в 1896 году. В нашей беседе он сообщил мне, что хочет принять на себя участие в защите подсудимых при разбирательстве дела в Казани, что им и было осуществлено, по современным отзывам, с большим знанием дела и свойственной ему теплотою и силой слова. Подсудимые были оправданы, но поднятая против вотяков травля прекратилась не тотчас, о чем свидетельствует следующее письмо Короленки ко мне:
      "Многоуважаемый Анатолий Федорович.
      Вы принимали такое выдающееся участие в юридической стороне известного Мултанского дела, что, вероятно, Вас не может не интересовать и другая его сторона, ставшая в последнее время вновь предметом обсуждения общей прессы. На X съезде естествоиспытателей и врачей, а затем в отдельном издании вятский священник Н. Н. Блинов выступил с новыми якобы доказательствами существования человеческих жертвоприношений в вотской среде. "Московские ведомости", "Новое время" и другие издания, занимающиеся травлей инородцев вообще, - тотчас же, конечно, примкнули к взглядам, высказанным Н. Н. Блиновым. Прилагаемые при этом две статьи, кажется, достаточно раскрывают характер этой "ученой работы". Глубочайшее невежество, грубые искажения печатных текстов и крайнее, почти ребяческое, легковерие к тем самым "толкам и слухам", которые так трудно было разоблачать во время процесса и которые, однако, были в конце концов разоблачены, - таковы черты этой работы, прекрасно дополняющей инквизиционную картину. Это - теория той практики, которой держалась полиция и, к сожалению, также судебные власти в этом деле.
      Но здесь есть одна сторона, которая особенно интересна и которую я старался по мере сил (и цензурной терпимости) подчеркнуть в обеих статьях (так как не имею оснований скрывать от Вас, что и вторая статья, подписанная "П. Зырянов", - тоже написана мною). А именно: во время Мултанского дела обвинитель Раевский утверждал, что только благодаря взяточничеству прежних судов человеческие жертвоприношения оставались нераскрытыми.
      Н. Н. Блинов утверждает, что в начале Мултанского дела в том же уезде, стане и участке, значит, те же власти, покрыли опять заведомое убийство. Было ли это в начале дела или в конце его (как сначала предположил я) безразлично. Факт все-таки остается: те же власти (в том числе и обвинитель Раевский?!) повинны в покрытии заведомого убийства, что, по словам докладчика, "обошлось не дешево" вотякам. И это напечатано в "Вятке", значит, процензуровано администрацией, и самая книга продается в "Вятском статистическом губернском комитете", то есть опять-таки в учреждении официальном. Но ведь это значит, что в покрытии "жертвоприношения" или иного убийства повинна уже вся и высшая администрация, которая не может же не знать того, что так недавно совершилось в губернии (и теперь оглашается печатью), - и, однако, не возбуждает и теперь никакого дознания о виновных в убийстве и в сокрытии оного за взятку! По-моему, это самая изумительная черта этого дела.
      Разумеется, будет не особенно трудно разоблачить сказки, вновь повторяемые Н. Н. Блиновым, но роль полиции и товарища прокурора Раевского в этих действительно темных делах, к сожалению, разоблачить гораздо труднее, хотя печать и пыталась сделать что могла. Но, конечно, она не могла почти ничего.
      Впрочем, простите это излишнее многоглаголание и примите уверение в искреннем моем уважении.
      1898, 6/XI
      Спб., Пески, 5-я ул., д. 4.
      Вл. Короленко".
      Вторичная отмена обвинительного приговора по делу вотяков возбудила в петербургских официальных сферах значительное неудовольствие. При первом служебном свидании со мною министр юстиции Муравьев выразил мне свое недоумение по поводу слишком строгого отношения сената к допущенным судом нарушениям и сказал о том затруднительном положении, в которое он будет поставлен, если государь обратит внимание на то, что один и тот же суд по одному и тому же делу два раза поставил приговор, подлежащий отмене. А что такой вопрос может быть ему предложен, Муравьев заключил из того, что Победоносцев, далеко не утративший тогда своего влияния, никак не может примириться ни с решением сената вообще, ни в особенности с тем местом моего заключения, где я говорил, что признание подсудимых виновными в человеческом жертвоприношении языческим богам должно быть совершено с соблюдением в полной точности всех форм и обрядов судопроизводства, так как таким решением утверждается авторитетным словом суда не только существование ужасного и кровавого обычая, но и неизбежно выдвигается вопрос, были ли приняты достаточные и целесообразные меры для выполнения Россией, в течение нескольких столетий владеющей Вотским краем, своей христиански-культурной просветительной миссии. "Я думаю, - сказал я ему, что в этом случае ваш ответ может состоять в простом указании на то, что кассационный суд установлен именно для того, чтобы отменять приговоры, постановленные с нарушением коренных условий правосудия, сколько бы раз эти нарушения ни повторялись, примером чему служит известное дело Гартвиг по обвинению в поджоге, кассированное три раза подряд". В этом же смысле высказывался при встрече со мною Плеве.
      На месте вторичная отмена приговора, и в особенности мотивы сенатского решения, произвела, как видно из письма Короленки, большое впечатление. Председатель суда выехал в Петербург для каких-то оправданий перед министром юстиции, был, по словам Муравьева, очень расстроен и хотел быть у меня, чтобы "разъяснить мне всю правильность действий суда по этому делу", но, к моему удовольствию, не привел свое намерение в исполнение, избавив меня от необходимости в частной беседе высказать ему мое мнение вне официальной сдержанности и условности.
      С сочувствием и с глубоким уважением к памяти покойного Владимира Галактионовича вспоминаю я его живое и проникнутое предвидением участие в Мултанском деле, заставлявшее его справедливо тревожиться за пагубный прием разрешения бытовых и племенных вопросов путем судебных приговоров и за обращение суда в орудие для Достижения чуждых правосудию целей, поэтому я испытал особое удовольствие, получив от него вскоре после исполпившегося пятидесятилетия моей общественно-служебной деятельности нижеследующее письмо:
      "Полтава. 8 октября 1915 г
      Глубокоуважаемый Анатолий Федорович.
      Позвольте мне, отсталому провинциалу, присоединить к многочисленным голосам, приветствовавшим Вас в Вашу годовщину, и мой несколько запоздалый голос. Есть много сторон Вашей работы на почве русского правосудия, вызывающих уважение и благодарность. Мне лично по разным причинам пришлось особенно сильно почувствовать в Вас защитника вероисповедной свободы. В истории русского суда до высшей его ступени - сената Вы твердо заняли определенное место и устояли на нем до конца. Когда сумерки нашей печальной современности все гуще заволакивали поверхность судебной России, - последние лучи великой реформы еще горели на вершинах, где стояла группа ее первых прозелитов и последних защитников. Вы были одним из ее виднейших представителей; теперь, в дни ритуальных процессов и темных искажений начал правосудия, трудно разглядеть эти проблески. Хочется думать, однако, что закат ненадолго расстался с рассветом. Желаю Вам увидеть новое возрождение русского права, в котором Россия нуждается более, чем когда бы то ни было.
      Искренне Вас уважающий Ел. Короленко"
      В. Г. Короленко и суд
      Очерк написан вскоре после смерти Короленко в декабре 1921 г.
      Печатается по т. 5 "На жизненном пути".
      Мултанское дело прочно связало имена Кони и Короленко. Объективно деятельность их была направлена против разжигания "племенных страстей", межнациональной розни между русским народом и другими народами, населяющими Поволжье, на что рассчитывали устроители этого позорного процесса. Опасность разжигания, по выражению Кони, "национальной, племенной и религиозной исключительности" отлично поняли оба. Как зловещее дело мултанских крестьян-вотяков (1894 - 1896), так и позднейший пресловутый процесс над Бейлисом - скромным приказчиком кирпичного завода в Киеве (1913) выходили далеко за пределы "тяжких испытаний", которым подверглись в том и другом случае несправедливо обвиненные мужики-удмурты и труженик-еврей. "Достоинство правосудия, - писал Кони, - подвергается тяжкому испытанию по делу Бейлиса, которое вырывает еще глубже пропасть между евреями и русскими и вместо единственно возможного сближения и ассимиляции ведет к ожесточению и затаенному мщению" (Собр. соч. - Т. 8. С. 281 - 282).
      А. П. Чехов писал в 1898 г. знакомому: первыми должны "поднять тревогу лучшие люди, идущие впереди нации"; к таким Чехов относил Кони и Короленко. "Вспомните Короленко, - напоминал он в том же письме, - который защищал мултанских язычников и спас их от каторги".
      М. Горький отмечал: "Мултанское жертвоприношение, процесс не менее позорный, чем дело Бейлиса, принял бы еще более мрачный характер, если бы В. Г. Короленко не вмешался в этот процесс, не заставил бы прессу обратить внимание на идиотское мракобесие самодержавной власти".
      Перипетии Мултанского дела нашли отражение в цикле очерков В. Г. Короленко "Мултанское жертвоприношение", печатавшихся в 1895 - 1898 гг. в газете "Русские ведомости" и в журнале "Русское богатство", все 10 очерков включены были автором в Полное собрание сочинений (Пг., 1914. - Т. 4), а также вошли в т. 9 десятитомного Собрания сочинений писателя, издававшегося в 50-х гг. Из последних изданий - ем, однотомник В. Короленко "Война пером" (М., 1988), составитель М. А. Соколова (вошли три очерка). История процесса освещена также в книге Г. М. Миронова "Короленко" (М., 1962. - "ЖЗЛ"), глава "Света, больше света на это темное дело!".
      С. 217. Все упоминаемые города и населенные пункты относились к тогдашней Казанской губернии.
      С. 218. вторично кассировать... - кассационное заключение от 22 декабря 1895 г. Включено Кони в состав его книги речей, статей, сообщений, публикаций "За последние годы" (Спб., 1898. - 2-е изд.). Короленко обильно цитировал его в очерке "Решение сената по Мултанскому делу", (Русское богатство. - 1896. - No 1). Вошло в том 3 Собрания сочинений.
      меня посетил Владимир Галактонович - в середине ноября 1895, г
      последующие... в Академии наук. - Короленко, Кони, Чехов, Вл. Соловьев стали почетными академиками в начале 1900 г. Летом 1902 г., протестуя против отмены выборов М. Горького, Короленко и Чехов сложили с себя почетные звания (переговоры состоялись в начале апреля, когда Короленко приезжал в столицу). Несмотря на свою "холодность к Академии" (выражение Кони в письме к П. Д. Боборыкину, тоже "почетному", весной 1902 г.), слагать с себя почетное звание он не стал:
      одной из причин явилась та, что Кони опасался вторжения на освободившиеся места "разных современных Сенковских и Булгариных" (письмо к тому же Боборыкину. - Собр. соч. - Т. 8. - С. 183 - 184).
      Короленко очень тепло относился к Кони, высоко ставя его неустанную борьбу в защиту гражданских прав простого человека, близкую ему самому. 28 октября 1905 г. в прогрессивной газете "Полтавщина" писатель поместил статью "Два юриста", в которой его сердечное отношение к Кони проявилось в полной мере. См. отрывок: Кони А. Ф. Воспоминания о писателях. - Л., 1965. - С. 367.
      С. 219. в Москве в 1896 году. - Отчет был опубликован сначала осенью 1895 г. в "Русских ведомостях", в начале следующего - под заглавием "Дело мултанских вотяков, обвиняемых в принесении человеческой жертвы языческим богам" отдельной брошюрой; в числе записчиков и составителей книги был Короленко, он же отредактировал ее и снабдил примечаниями.
      С. 219. в защите подсудимых... - Короленко выступил на процессе дважды; его речи, проникнутые горячей верой русского писателя в невозможность жертвоприношения в среде простого деревенского люда, третируемого как инородцы и язычники, произвели неизгладимое впечатление. Короленко произнес вторую речь со слезами, и публика отвечала тем же; оправдательный вердикт был встречен рыданиями и аплодисментами.
      С. 220. Раевский Н. И. - товарищ прокурора Сарапульского окружного суда, один из устроителей "дела" против удмуртов.
      Муравьев Н. В. - министр юстиции в 1894 - 1905 гг.
      С. 221. Плеве В. К. - юрист, министр внутренних дел и шеф жандармов (1902 - 1904); крайний реакционер, сторонник жестоких расправ с революционерами; казнен эсерами.