Никаких оленей мы не обнаружили, вездеход провалился под лед, вытащить его не удавалось, вокруг была ослепительная от снега тундра и лед Восточно-Сибирского моря, вернее, лед пролива Санникова. Шофер-полярник предложил пострелять из карабина ради убийства времени в консервную банку. И мы долго стреляли, а Гия расхаживал взад-вперед по тундре и делал вид, что все происходящее его не интересует, что стрелять из карабина в банку ему ни капельки не хочется и что теперь он до карабина никогда в жизни не дотронется.
      Патронов оставалось все меньше. Мы мазали отчаянно - замерзшие, на ветру, возле наполовину затонувшего вездехода. Когда патронов оставалось три штуки, моя гуманитарная составляющая не выдержала. Я отправился к врагу-соавтору и протянул карабин. Его грузинско-горская сущность тоже не выдержала. Он сказал, что я та еще сволочь, что он никогда не пошел бы со мной в разведку и так далее, но руки его непроизвольно протянулись к карабину.
      И он всадил все три патрона в эту дурацкую банку! И потом с индифферентным видом продолжал расхаживать взад-вперед по тундре. И вид у него был индюшечий, так как он изображал полнейшее равнодушие к своей победе, как будто был чемпионом мира по стрельбе, а не обыкновенным начинающим режиссером и бывшим неясно каким архитектором!
      Вот в такой жуткой психической обстановке происходили роды сценария "Путь к причалу"!
      Соавтор обыгрывал меня в домино, демонстрировал суровое мужество, лучше меня стрелял из карабина. Оставалось - попасть в хороший шторм. Я не сомневался, что бывший архитектор будет травить на весь ледокольный пароход "Леваневский" от фор- до ахтерштевня.
      12.10. 1960 года радист Юра Комаров принес радиограмму.
      - Ребята, - сказал Юра, - вам тут, очевидно, шифром лупят. Так вы вообще-то знайте, что шифром в эфире можно только спецначальникам...
      Текст, пройдя океанский эфир, выглядел так:
      "ЛЕВАНЕВСКИЙ ДАНЕЛИЮ ТУЛАНКИНУ КАПЕЦКОМУ ПОЗДРАВЛЯЕМ СЕРЖА ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ МОЛОДЕЖНОМ ФЕСТИВАЛЕ КАННАХ ВОЗМОЖНА АКАПУЛЬКА".
      Итак, "Серж" победно распространялся по глобусу, улыбался зрителям на берегах довольно далекого от родителей Средиземного моря, а Гию и Игоря начинала нетерпеливо ожидать в гости знойная Мексика.
      "Красивая жизнь" - скажет 99,999% людей на планете.
      И правильно скажут. Только путь к причалам этой жизни не бывает красивым. И это не в переносном, а в прямом смысле.
      "Леваневский" угодил не в хороший шторм, а в нормальный ураган.
      И было это как раз в тех местах, где штормовал и погибал наш герой боцман Росомаха - в Баренцевом море, недалеко от острова Колгуев.
      Правда, в ураган угодил я. Данелия и Таланкин бросили писателя на произвол судьбы в Диксоне. Они опаздывали в Мексику и должны были лететь домой на самолете, а я оставался на ледокольном пароходе "Леваневский", чтобы отметить командировочное в Архангельске, прибыв туда морским путем.
      - Такого количества SOS'ов не слышал даже Ной! - изрек наш радист Юра Комаров, пытаясь обедать на четвереньках в кают-компании. В кресла залезать было опасно - их вырывало с корнем.
      А скоро подумать вплотную о SOS'е пришлось и нам - волнами заклинило руль или что-то сломалось в рулевой машине. На палубе были понтоны, катера, вездеходы, огромные автофургоны - радиолокационные станции, то есть судно было перегружено и центр тяжести его находился не там, где положено, а черт знает где. Но SOS давать оказалось бесполезно. Никто не мог успеть к нам, кроме ледокола "Капитан Белоусов", который штормовал в сутках пути.
      За эти сутки я точно осознал разницу между писателем и режиссерами: когда режиссер разгуливает по Мексикам или Парижам, сценарист изучает жизнь, как говорится, "на местах". Ну, с этими несправедливостями мы давно смирились. Привычка к подобным обидам передается сценаристам уже генетически. А вот когда старик "Леваневский" разок лег на левый борт градусов на тридцать пять, тогда он задумался в этом положении, решая, стоит ли ему обратно подниматься или спокойнее будет опуститься в мирную и вечную тишину, или лучше просто-напросто стряхнуть со своей шкуры все понтоны, катера и передвижные радиолокационные станции, вот в этот момент, который, правда, был отчаянно красив, ибо шторм сатанел над морем Баренца при безоблачном, чистом черном небе и полной луне, и гребень каждой волны, которая перекатывала через "Леваневский", был просвечен лунными лучами и сверкал люстрами Колонного зала - вот в этот момент я затосковал по соавтору.
      Мне хотелось поделиться с ним красотой мира.
      Ведь все художники болезненно переносят одинокое наслаждение красотой без близких им по духу людей.
      И тогда "Леваневский" стремительно и, казалось, бесповоротно повалился на левый борт, и в ходовой рубке вырвало из пенала бинокль, и он пронесся сквозь тьму рубки со снарядным свистом и разбился в мелкие брызги, а мы висели кто где и не могли понять, что это такое просвистело и взорвалось в рубке ледокольного парохода. И когда потом мы полезли с Геной Бородулиным на палубу, чтобы проверить крепления понтона, и обтягивали крепления при помощи ломов и "закруток", а понтон под нами ездил по палубе и нависал над забортным пространством. И когда от чрезмерного физического перенапряжения и качки мне стало обыкновенно дурно и меня вывернуло в ослепительные волны, и холодный пот мешался на моем лице с не менее холодными брызгами, - я все вспоминал и вспоминал жаркую, жирную Мексику и все отчетливее понимал разность режиссерской и сценаристской судеб.
      Утро было тоже довольно хреновое.
      "Леваневский" дрейфовал в дыру между островом Колгуев и мысом Канин Нос. Юра Комаров время от времни появлялся в ходовой рубке и сообщал о чужих несчастиях. Сведения о чужих бедах каким-то чудом утешают попавшего в беду человека. Норвежское рыболовное судно было покинуто командой возле мыса Коровий Нос и превратилось в "летучего голландца" (так называются на официальном морском языке брошенные экипажем суда). И теперь всем судам давали предупреждение на предмет возможного столкновения с ним в горле Белого моря.
      Нам было еще далеко до горла Белого моря и столкновения с "летучим голландцем". Юра Комаров разглагольствовал в рубке о том, что самым мелодичным, музыкальным и красивым из всех соединений точек и тире является сочетание SOS. Три точки, три тире и еще три точки - просто прелесть, они пахнут Чайковским.
      18.10. 1960 года, около полудня, мы увидели ледокол "Капитан Белоусов". Самого ледокола мы, конечно, не увидели. Был только снежно-белый широкий смерч. Брызги вздымались вокруг ледокола, который шел к нам, чтобы оказать нам чисто моральную, но - помощь (чисто моральную потому, что завести в такой шторм буксир, "взять за ноздрю", как говорят моряки, нас было совершенно невозможно). "Капитан Белоусов" качался так, что тошно было даже глядеть в его сторону.
      У ледоколов нет бортовых килей, и днище им инженеры делают яйцеобразным, дабы при ледовой подвижке они, как нансеновский "Фрам", вылезали на лед. Судно без бортовых килей с яйцом вместо брюха качается на волне, безобразным и удивительным образом.
      На "Капитане Белоусове" восемьдесят процентов экипажа не было способно трудиться. На ледоколах привыкают плавать во льдах, а во льдах не может быть волны, и ледокольщики отвыкают от голубого волнового простора и укачиваются быстро и всерьез.
      "Белоусов" заложил вираж вокруг "Леваневского".
      Капитаны обсудили по радиотелефону положение и пришли к выводу о бессмысленности каких бы то ни было, мероприятий со стороны "Белоусова". Нам следовало самим ремонтировать рулевое, то есть самоспасаться. И тут к рации позвали Капецкого.
      - Кинокорешки-то тебя в беде не бросили. Тоже пришли. Спасители, сказал капитан. - Данелия на связь просит. Короче только!
      Я услышал:
      - Привет, Вика! Ты, говорят, затравил "Леваневский" от киля до клотика? - орал режиссер сквозь вой и стон шторма.
      О юморе в философской литературе написано много. Этой проблемой заиимались и Гегель, и Спиноза. Теперь занялся Данелия. Из различных составляющих юмора сатирической, иронической, грустной, черной и смешной - я выделил бы у него добродушную составляющую. Но это только в его произведениях, а не в жизни.
      - Тебя чего-то не видно на мостике! - надрывался мой соавтор. - Ты лежишь там, что ли? Я по тебе соскучился!
      И за что этого инквизитора любят коллективы съемочных групп? Только из подхалимажа они его любят.
      - Сволочи! - заорал я. - Почему вы здесь? Почему не в Акапульке? Думаешь, ваши призы не возьмут в комиссионный магазин на Арбате? Не плюй в колодец...
      - Самолеты не вылетают с Диксона - погода! - объяснил он. - Мы с Игорьком ящик портвейна споили летчикам, а они все равно не полетели. А тут вы руль потеряли...
      - Не руль, а просто вышло из строя рулевое. Как себя чувствуешь? проорал я с тайной надеждой.
      - Мы с капитаном портвейн допиваем!
      - Тогда впитывай впечатления. Шапку сними! Здесь, под нами, мичман Росомахин! Здесь и наш боцман рубил буксир! Как понял?!
      - Ясно! Понял! Натуру будем снимать прямо здесь! В Арктике! Я точно решил!
      - С ума сошел!
      - Главное - правдивость! - изрек в эфир Данелия.
      Дорого потом обошлась любовь к правдивости и подлинности. Ведь мы, действительно, опять полетели в Арктику и на Диксон! И ухлопали уйму денег и, главное, времени, ибо все пришлось переснимать в довольно далеком от Полярного круга Новороссийске и во дворе "Мосфильма". Не зря наш директор Залпштейн, человек рассудительный и осторожный, полностью облысел, а те волоски, которые у него остались за ушами, поседели.
      - Главное - правдивость! И потом шторм будет на экране очень красив! Кровь из носа, мы снимем красиво! Понимаешь? Красота поможет проходимости! Она приглушит трагедийность! Как понял?
      Я ему двадцать раз излагал, что художники делятся на две категории: умеющих создавать красоту на полотне, бумаге или пленке и при этом еще производить социальный анализ, исследовать сущность характера. И на умеющих уловить мгновение красоты в правдивом обличье, но без анализов и синтезов. Ведь сама правда, данная в эстетическом восприятии, способна возмещать умственный многослойный анализ. Последних я называю художественными антифилософами и к ним отношу Гию.
      - Ты никогда не будешь мыслителем! - заорал я. Тебе всегда будет дороже летний дождик и босая девушка на мокром асфальте, нежели ее социальные корни!
      - Пошел ты сам босыми ногами к...
      - Пошел ты!!!
      Радиотелефон работает на УКВ. Ультракороткие волны распространяются прямолинейно. Они не огибают круглого бока Земли, на пределе видимого горизонта уходят в космос. Таким образом, наш разговор и сейчас мчится сквозь Вселенную к далеким галактикам. Он мчится уже четырнадцать лет. Скоро какие-нибудь инопланетные существа примут наш разговор и засядут за расшифровку. И у них значительно обогатится интеллект, словарный запас и углубится непонимание специфики взаимоотношений сценариста и режиссера...
      - Тебе надо читать умные книги, а не резаться в "козла" день и ночь! - орал я под занавес. - Ты "корову" пишешь через "а"! А лезешь в писатели! Ваши дурацкие сценарии никогда не будут произведением искусства! Даже бог и сатана, запустив в производство мир, выкинули сценарий в преисподнюю!
      - Ты никогда не будешь драматургом! - орал он. - Ты знать не знаешь, о чем пишешь в своих дурацких книгах! А в драматургии надо знать! Твоего кока Васю введем в сценарий: молодость сработает на оптимизм...
      И мы ввели кока Васю в сценарий...
      АРТИСТ
      Некогда я жил в одном доме с известным артистом театра и кино Олегом... Фамилию любимого прототипа сохраняешь в рукописи до самого наборного предела с какой-то маниакальностью - все с ней не расстаться...
      Какую же ему дать фамилию? Буду старомодным: Эн.
      Артист Олег Эн.
      По прямой между нашими квартирами было метров двадцать: через этаж и лестничную площадку.
      Эн только что счастливо женился. Тещу называл Старшая кенгуру, жену Младшая кенгуру. Ни та ни другая не обижались, даже радовались, когда он их так называл. Ничего особенного. Мне, например, встретилась на жизненном пути женщина, которая любила, чтобы я называл ее Собакой. Она вечно повторяла слова великого Павлова: "Человек стал Человеком благодаря Собаке". И это была моя мама.
      Происходил Олег из пригородно-футбольно-хулиганистого сословия послевоенных мальчишек. И в подпитии он старался избегать близких контактов с кенгуру, находя приют у меня.
      Находил этот приют Олег в полном смысле слова явочным путем. Время года, день недели, время суток для него существенного значения не имели. Обычно я от души радовался неожиданной явке артиста, ибо выпивка - штука заразительная, и составлял ему компанию. Иногда, как в тот раз, составить не мог по причине срочной работы: писал о своем отношении к проблеме машинизации совести до двух ночи, потом принял димедрол с радедормом и еще каким-то дерьмом.
      В половине третьего раздался жутковатый по бесшабашной наглости и бесовской веселости звонок. Я добрался до двери. На пороге возник элегантный, пластичный, артистичный Эн:
      - Т-сс! Главное - тихо! Сумчатые не дремлют! Дай чего-нибудь выпить и увидишь замечательное кино... Не бойся: короткометражку! Только что где-то слышал сценарий, - сказал он, вешая пальто на электросчетчик в передней.
      Я повел его в кухню. Было ясно, что выдать, то есть продать, артиста кенгуру или уложить спать - дело безнадежное и даже опасное.
      Но все-таки я строго спросил:
      - Олег, ты когда-нибудь принимал снотворное?
      - Как всякий порядочный художник, я им даже травился, - сказал он и уставился на холодильник. - Титров не будет. Сразу представляй: Нечерноземье, преддождье, железнодорожный переезд, шлагбаум закрывается... Первыми подъезжают на мотоцикле без коляски парень-мелиоратор и девка...
      - Перестань таращиться на холодильник. Бутылка сухого в вазе с хризантемами. Что, у меня тут своей милиции не бывает?.. Хризантемы выкинь - уже завяли, воду вылей, бутылку вытряхни через горлышко вазы. Только осторожно, черт возьми!
      - Зачем выкидывать цветы? Никогда! Мы их потом поставим обратно... На чем у меня стоп-кадр?
      - Нечерноземье. Преддождье. Шлагбаум. Подъехали на мотоцикле мелиоратор и девушка.
      - Она доярка-передовик и все время лижет парня в ухо. Сидит сзади, титьки уперла ему в кожаную куртку и еще в ухо лижет, в правое... Где штопор?
      - Нет штопора. Сапожник без штиблет и так далее. Возьми вот консервный нож и пропихни пробку к чертовой матери. И сядь, бога ради, у меня в глазах двоится. Ну, она его лижет в ухо. Дальше?
      - Мелиоратор дрожит. И девка дрожит. И мотоцикл дрожит. Все они дрожат - от нетерпенья. А лесок уже виден! Близехонько! За переездом, за шлагбаумом, рядом с дорогой, симпатичный, уютный лесок. И молодые люди туда стремятся всеми фибрами, чтобы увидеть огромное небо одно на двоих. Это мелиоратор доярке твердит: "Подожди, мол, Фекла, сейчас увидим с тобой огромное небо одно на двух!"
      - Не может она его лизать в ухо, Олег. Прости, но это невозможно. Они в касках, уши закрыты.
      - Глухое место, не можешь сообразить? Я же сказал: Не-чер-но-земье! Они без касок. Нет там ГАИ, нет!.. Бр! Какая гадость! Другого ничего нет? "Тетка! - кричит парень дежурной по шлагбауму. - Открой на секунду! Стрелой пронесемся!" Дежурная - та еще дура, но все понимает и: "Я те открою! Я те дам стрелу!.." А поезда нет. Нет - и все! Нарушает график. Парень зажигание выключил. Девка его лизать перестала. Тишина-а... Травами перед дождем пахнет, от рельсов - железным теплом, ромашки в кюветах, березы у будки, мир в природе... Лошадь едет с просеки. Ну, не сама едет, а старик на лошади хлысты везет - длин-н-ные бревна. Телега такая, когда задние колеса на десять метров от передних. Скрипят колеса, лошадь вздыхает, старик спит, кнут на шею повесил. Лошадь тоже старая, умная, на шоссе выехала, телегу вытащила и за мотоциклом стала в очередь на переезд. И тоже заснула. Тишина-а-а... Только колокольчик чуть звякает это мужик под насыпью козу пасет. Здоровенная коза, страшная, баба-яга с бородой...
      - Не лакай с такой скоростью! Дорассказать не успеешь.
      - ...Первая капля дождя - пык! - и в пыль закаталась, шариком, но туча вроде краем проходит... Самосвал громыхает. Огромный БелАЗ или КрАЗ. В кузове-ковше жидкий асфальт, горячий. Шоферюга, ясное дело, пьян вдребезги, но держится нормально. В тельняшке, недавно срочную на флоте отслужил. Высоко сидит, ему во все стороны далеко видно: приволье, земляника, холмистая русская равнина, дренажные канавы, овраги... Ну, он мотор глушить не стал, знает: если вырубишь, больше не заведешь - аккумулятор у него еще утром сел. Башку на баранку, и закемарил... Значит, смотри! Слева по ходу железнодорожная будка, возле, у шлагбаумной кнопки, дежурная тетка с флажком. Справа мужик козу пасет, коза с бубенчиком - ботало называется; блеет время от времени: "Бе-бе-бе!.."
      - Да перестань ты, Олег! Бэ - это овца, а коза - ме-э!
      - Ну, я всегда знал, что ты коз лучше меня знаешь... Значит, перед шлагбаумом, который опустился, самым первым в очереди мотоцикл; парень мелиоратор подножку не опустил, но мотор выключил и на левую ногу опирается. Девка как сидела, коленки растопырив, так и сидит - до того разомлела (от предчувствий), что если парня из-под ее титек убрать, то она на бетонку шлепнется и не заметит, что шлепнулась. Потом кобыла стоит вторая в очереди. Кобыла старая, умная, сивка-бурка, спит, но хвостом махает - оводы перед дождем самые вредные. За ее телегой корабельные сосны еще на три метра торчат...
      Телефон зазвонил.
      Я сонно спрашиваю:
      - Олег, брать трубку или не брать?
      - А это ко мне звонят или к тебе?
      - А я откуда знаю?
      Беру трубку. Звонит Старшая кенгуру. Голос не австралийский, а петербургский, чрезвычайно интеллигентный:
      - Виктор Викторович, простите, решилась побеспокоить так поздно, потому что у вас свет горит, еще не спите?
      - Нет-нет, пожалуйста, я работаю, не сплю.
      - У вас Алика случайно нет?
      Артист отрицательно машет руками и ногами, головой и бутылкой.
      - Нет его, и не договаривались с ним встречаться нынче... Если придет?.. Конечно - в три шеи!.. Не за что! Спокойной ночи... - вешаю трубку. - Олег, ты можешь тише? Чего орешь, как сидорова коза?
      - Когда это я орал?
      - Да вот только что показывал, как ботало звякает на козе. И блеял, а на лестнице каждый звук слышно! Что, твои кенгуру дураки? Кто в три часа ночи на шестом этаже на Петроградской стороне может блеять? Кто, кроме тебя?
      - Может, ты и прав, ты меня одергивай... Хотя... У тебя еще есть выпить? Ах, нету... Тогда и терять нечего. Буду блеять! Понимаешь, без сильного звука финал не выйдет.
      - Бога ради, Олег! Бога ради, не блей!
      - Ерунда все это, мелочи. Смотри дальше. Поезд вне графика - выбился, трудяга-бедняга, из сил... Чего это я? Косею, что ли? У-у-у-у, кенгуру-у-у! Я им дам прикурить завтра! Тихо! Не шуми! На чем у меня стоп-кадр?
      - Ты остановился на том, что оводы перед дождем самые вредные.
      - Конечно, самые вредные. Ты и сам должен знать, если писатель! Ладно. Значит, за сивкой-буркой стоит самосвал с горячим асфальтом - на стройке его со встречным планом ждут. Над кузовом-ковшом синий вонючий дымок, а как на свободу дымок выползет, так вниз опускается и над дорогой стелется... "Жигули" подъезжают. Красные, как гребень у петуха, если сквозь него на солнце смотреть; новенькие - прямо с завода, еще без номеров. Останавливаются за самосвалом. В "Жигулях" счастливый Гурам Асатиани, заведующий аптекой из Батуми, и его племянник Ладо. Еще там Джавахишвили висит. Гурам, остроумный такой аптекарь, анекдоты племяннику всю дорогу рассказывает, один по Нечерноземью ехать боялся... Пристроился за самосвалом, в котором спит пьяный шоферюга. "Слушай, Ладо, - говорит Гурам, - знаешь, как Шалва Порчидзе в гости к Отару Гогуа и его жене Нателле ночевать пришел? Не знаешь? А что ты знаешь?" - "Шалва и Отар друзья Нани Брегвадзе, она свое сердце совсем музыке отдала - вот что я знаю!" - это Ладо дяде отвечает. "Они и между собой друзья, - говорит Гурам Асатиани. - Шалва пришел к Отару в гости. У Отара бочка икры на столе. "Кушай, дорогой!" - говорит Отар. Потом говорит: "Кацо, хватит, пожалуйста, разве можно икру ложками кушать? Давай спать будем, а икру я в холодильник уберу, утром ее опять кушать будем!" Ну, уложил гостя к стенке, Нателлу в серединку, сам на краю лег, утром проснулся - и в туалет побежал: привычка у Отара Гогуа такая, знаешь? Шалва сразу ногу на Нателлу закинул. Она говорит: "Ах, не успеешь!" Шалва спрашивает: "Думаешь, не успею?" Нателла говорит: "Ах, попробуй!" Шалва через нее перелез и - в холодильник - икру кушать..."
      А шлагбаум все закрыт и поезда нет. Мужик, который с козой, тащит ее к переезду, интересуется у дежурной: "Ильинишна, поезд-то когда буде аль вовсе не буде?" - "А я почем знаю! Кажись, припозднился! Теперь минут через пятнадцать буде - не ране!" - "Чаво ж ты народ-то мытаришь?" - "А пущай они еще посплят чуток!"
      Парень-мелиоратор уже дежурную на слезу готов взять: "Ильинишна, мать ты моя разлюбезная, открой на полпальца щелочку!" Та, ясное дело: "Не положено!" А сама в горстку хихикает, на коленки девке-доярке показывает: "Бесстыжая! Я вам покажу щелочку". Мужик тоже на коленки уставился, папиросы достал, спички, а не прикурить никак - коза мешает, дергается, сопротивляется, с разбега боднуть норовит; на травку ей охота обратно под насыпь. Мужик обозлился, привязывает козу-бабу-ягу к шлагбауму, рассуждает: "Теперь дергайся, сколь душе угодно, дура ты, Манька, дура, ну, чо дергаться-то? Постой по-человечьи, глаза твои бесстыжие! Чего вылуплять-то их! Белого света не видела, ведьма?!"
      А шоферюге в самосвале сон снится, что ему в Ялту, в санаторий "Красный партизан" бесплатную путевку дали... Тишина... Мир, покой, над дальним полем солнечный луч пробился, березки у будки... Вдруг: чух-чух! Рельсы гу-у, гу-у, гу-у! Поезд!..
      - Сядь и не гуди, ради всего святого! Кому сказано?!
      - Т-с! Поезда еще не видно, а только звук. Ну, мелиоратор сразу мотор запустил и газанул от нетерпения на холостых оборотах. Мотоцикл уу-выжж-шах!!! Из глушителя сивке-бурке в нос струя газа - жжах! Сивка со сна как шарахнет от мотоцикла взад! Хомут-то на голову, оглобли - в тучу, дед с хлыстов - кувырк в кювет, корабельные сосны в самосвал бух! Шоферюга врубает заднюю - и на "Жигуленка"! Тот как раз под кузовом поместился, тягу порвал какую-то, ковш с горячим асфальтом на счастливого аптекаря и племянника опрокинулся - тонн пять. Ладо спрашивает у Гурама Асатиани: "Гамараджоба, дорогой, куда мы приехали? Почему темно так? Не знаешь? А что ты знаешь?" Гурам говорит: "Мы не приехали, мы куда-то упали - вот что я знаю, дурак набитый!.." Кошмар! Святых выноси! Т-с! Тихо! Поезд мимо проносится - гул, лязг, там-тарарам - ничего не слышно! - ни того, как дед из кювета орет, как сивка брыкается, как шоферюга матюгается... Поезд, конечно, международный, "Париж - Москва": стекла блестят, занавески развеваются, Володька Высоцкий в вагоне-ресторане Гамлета разучивает: "Быть или не быть?.." Мужик от козы к самосвалу бежит, кулаками трясет, шоферюга из кабины выскочил, за пьяную голову схватился - на такой-то случай везде ГАИ найдется: проверять повезут, гады! Сто двадцать тонн горячего асфальта на новенькие "Жигули" вылить! А тетка-дежурная все внимание на поезд - службу правит. Последний вагон отвихлял, она - палец на кнопку, флажок в чехол. Чуть шлагбаум приподнялся, парень с девкой - фьють! - к желанному перелеску; девка-доярка еще на прощанье тетке язык показала, красный, как "Жигули".
      Умчался мотоцикл. И - тишина. Сивка старая, умная, успокоилась быстро, уже с телегой поперек шоссе стоит. На самосвале мотор заглох навеки. Дед из кювета вылез, кнут ищет. Ну, Гурам и Ладо из-под горячей кучи на гудок давят, сос подают, но только их совсем не слышно. Тишина... И вдруг: "Бе-е! Бе-э-э! Б-э-эа!" Это шлагбаум бабу-ягу на веревке за рога в небеса поднимает, а она, ведьма, орет на страшной высоте, раскачивается там...
      Звонок в квартиру. Прячу пальто артиста под свое на вешалке, открываю. Обе кенгуру на пороге.
      - Простите, нам показалось... Алик у вас?
      - Откуда вы взяли? Я работаю...
      - Ну, а вот только сейчас тут паровоз шел, поезд, "бе-а!" - это кто?
      - Когда пишешь, черт знает какие иногда звуки издаешь, чтобы подобрать буквальное, адекватное выражение чему-нибудь нечленовыразительному... поверьте... это бывает очень сложно... попробуйте сами...
      - А можно к вам на минутку?
      Уже обе просочились. Старшая в кабинете шурует. Младшая свой нос в туалет, в кухню, в стенной шкаф. Нет никого! Обе - и Старшая и Младшая в спальню, а там, кроме материнской иконы, да низкой тахты, да рулона карт, никаких укрытий. Младшая все-таки и под тахту заглянула. Нет артиста! У меня тоже начинают глаза на лоб вылезать: куда он делся? Ноябрь месяц, окна и дверь на балкон забиты, заклеены, форточки малюсенькие...
      - Бога ради, простите, нам показалось...
      - Нет-нет, ничего, я вас понимаю, пожалуйста, заходите...
      Выкатились.
      Почему-то на цыпочках обхожу квартиру. Жутко делается. Нет артиста! Примерещилось? Но вот пустая бутылка стоит, а я не пил! Или, может, это я пил? Но откуда я на переезде очутился: шлагбаум, коза, дождь собирается, Нечерноземье... Вдруг какой-то странный трубно-сдавленный голос:
      - У дверей послушал? Сумчатые совсем ускакали?
      Черт! Артист в морскую карту каким-то чудом завернулся и стоит в рулоне в углу за шкафом.
      - Совсем? - переспрашивает. - Тогда, пожалуйста, будь друг, положи меня горизонтально: иначе из этого твоего Тихого океана самому не вылезти...
      Плохо, когда долго не находишь прототипу имени.
      Бывает, и опоздаешь. Нету уже на свете прототипа. Смешки, вроде бы, теперь уже и не к месту.
      К месту. Анекдот - у кого-то я это читал - кирпич русской литературы.
      Заканчиваю словами из письма жены Олега:
      "Осиротевший наш родной сосед! Я помню, как в твою незапертую дверь он приходил на ваш мужской совет. Душа его бывает и теперь с тобой. Открыта ей к тебе дорога. Ты передай, что я люблю его, как души любят бога. Найди слова - я их теперь не знаю, всегда любившая его как женщина земная".
      Лучших слов ни я, ни кто другой не найдет.
      А Олег ко мне приходит.
      КАК Я ПЕРВЫЙ РАЗ КОМАНДОВАЛ КОРАБЛЕМ
      * 1
      * 2
      "Секретно. Командиру "СС-4138"
      лейтенанту Конецкому В. В.
      Капитан-лейтенанта
      Дударкина-Крылова Н. Д.
      РАПОРТ
      Настоящим доношу до Вашего сведения по пожарной лопате 1 5. При обследовании пожарной лопаты 1 5 мною установлены нижеследующие отклонения от приказа Главнокомандующего ВМС СССР:
      1. Черенок лопаты короче стандартного.
      2. Насажен плохо, качается.
      3. На конце черенка нет бульбы.
      4. Трекер лопаты забит тавотом.
      5. Щеки лопаты ржавые, не засуричены.
      6. Лопата не совкового типа.
      7. Черенок лопаты не входит в держатели на пожарной доске.
      8. Лопата на пожарном стенде вследствие этого не закреплена, а держится черт как.
      9. Лопата не окрашена в красный цвет.
      10. На лопате нет бирки о последней проверке.
      11. На лопате отсутствует инвентарный номер.
      12. Лапата не учтена в приходо-расходной книге.
      13. Лопата не включена в опись пожарной доски.
      14. Лопата висит не на штатном месте. Далеко от места будущего пожара.
      15. При опробовании - лопата сломалась.
      16. Сламанная лопата не была внесена в акт списания.
      17. Лопата не исключена из описн пожарной доски.
      18. Нет административного заключении о причине поломки лопаты.
      19. Нет приказа о наказании виновника поломки лопаты.
      20. Лопата и до поломки превышала по весу норматив на 11 кг 250 г.
      21. Лопата не была закреплена за конкретным матросом боевого пожарного расчета.
      22. В процессе эксплуатации лопата неоднократно использовалась не по прямому (пожарному) назначению. Дознанием установлено: в зимних условиях ею чистил снег на палубе боцман, старшина I статьи Чувилин В. Д. Тогда же ею были нанесены побои боцману, старшине I статьи Чувилину В. Д. А 08 марта пожарная лопата использовалась на демонстрации для несения на ее лотке портрета женского исторического лица.
      Вывод. Ввиду окончательной поломки лопаты - заводской 1 15256 (корабельный 1 5) - признать дальнейшее ее использование для боевых и пожарных нужд невозможным. Стоимость шанцевого инструмента списать за счет боцмана, старшины I статьи Чувилина В. Д.
      Для определения стоимости лопаты (черенок, тулейка, наступ, лоток) создать комиссию в составе 3 (трех) офицеров, включая начальника медико-санитарной службы старшего лейтенанта Захарова А. Б.
      Проверяющий: капитан-лейтенант
      Дударкин-Крылов Н. Д.
      Порт Архангельск.
      Борт "СС-4188"
      июля 08 дня 1953 г."
      С автором этого секретного документа я и собираюсь познакомить вас ближе.
      1
      Все вышли в искпедицию (считая и меня), Сова, и Ру, и Кролик, И вся его семья. Винни-Пух
      "16 ИЮНЯ 1953 г. СССР. СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ.
      УПРАВЛЕНИЕ КАДРОВ.
      Тов. лейтенант, на Ваше письмо от 09.06.53 г. сообщаю, что оснований для перевода Вас на Тихоокеанский флот нет. В дальнейшем по вопросу прохождения службы прошу обращаться по команде в соответствии со ст. 5 Устава внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР. ВРИО НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ КАДРОВ СФ КАПИТАН II РАНГА ЕВСЕЕВ".
      Самый не освещенный пока в мировой прессе период моей жизни (из-за врожденной скромности) - военная служба на Северном флоте.
      Есть срок давности. Прошло больше тридцати лет. Можно кое-что вспомнить. Я служил на военных спасателях, но серьезные аварии случаются редко. И главная работа - буксировка или судоподъем, то есть извлечение из морских глубин затонувшего железа.