Скрывалась каморка за доской, которую отодвигали, а потом опять задвигали, прихватывая по бокам не то согнутыми гвоздями, не то какой?то потайной щеколдой.
— Судовую кассу неси! — услышали они яростный шепот старпома.
Доска опять отодвинулась, и в каморку впихнули какой?то сундук, который больно ударил пленников по ногам и существенно потеснил их и без того узкое жизненное пространство.
— Сидите тихо, — прошипел им Юбер, — если хотите выжить. И запомните: в отличие от нас Костлявый Хуч пленников не берет.
Слова его прозвучали так зловеще, что Соню пробрал озноб, а Мари придвинулась к ней еще ближе.
Странно, что его действия в отношении пассажиров не поддавались никакому объяснению. Соня попыталась рассуждать: если команда не надеется, что им удастся противостоять какому?то Хучу, и если он в самом деле не берет пленных, то какая разница, будут ли живы пленники после того, как пират захватит судно? И будет ли цела судовая касса, когда весь экипаж погибнет? Может, решили, что пусть ни пленники, ни деньги Хучу не достанутся?! Не могли же они беспокоиться о них, после того как недвусмысленно объяснили свои намерения.
— Я раньше думала, что пиратов больше не существует, — шепнула Соня своим товарищам, — что они все остались в семнадцатом веке. Мой брат говорил, что еще лет пятьдесят назад британские моряки разгромили огромный пиратский флот в… каком?то море, не помню названия.
— В Карибском, — подсказал Шастейль.
— Вот я и говорю, откуда этот Хуч взялся?
— Наверное, все же британцы провели свои бои не слишком чисто. Кто?то из пиратов ушел, кто?то до срока затаился… Я думаю, до конца извести эту братию так и не удастся…
Он хотел еще что?то сказать, но в это время корабль сотряс удар, затем второй, третий…
— Палят из пушек, — шепнул Жан.
С каждым таким ударом несчастным пленникам казалось, что вот сейчас судно расколется надвое и пойдет ко дну вместе с ними.
Но тот, который обстреливал судно, кажется, вовсе не хотел до срока пустить его ко дну.
Палуба накренилась, и пленников прижало к доскам, через которые их сюда впихнули.
Наверху над ними затопали десятки ног, а потом заполошный голос — кажется, капитана — заорал что есть мочи:
— Стреляйте, стреляйте! Не давайте им бросать крючья! Рубите канаты!
— На абордаж пошли, — шепнул Жан.
То, о чем он читал когда?то в книгах, происходило сейчас в такой близости от него, а он не мог этого видеть! Точнее сказать, это было бы последнее, что он смог увидеть…
Но просто сидеть и молчать не было никаких сил, и Жан все время пытался объяснить что?то для женщин, пока Соня на него ни цыкнула:
— Тише! А то кто?нибудь нас услышит.
Но, судя по всему, попытка противостоять пиратам провалилась. Корабль повело на левую сторону, послышался треск. «Святая Элизабет» столкнулась с другим судном, и раздался торжествующий рев многих глоток, сквозь который стали рваться стоны, звон скрещиваемых клинков — все, что говорило о нешуточной битве, разыгравшейся там, над головами запертых в носовой части судна пленников.
Порою в наступавшей на мгновение тишине раздавался всплеск, как если бы в воду бросали что?то тяжелое. Казалось, этому не будет ни конца ни края.
Но постепенно шум стихал, так что в конце концов прямо над головами бывших пассажиров «Святой Элизабет» раздался мощный рык:
— Оставьте его мне, парни!
И опять яростный бой клинков, вскрик, довольное рычание какого?то мужчины, и на головы сидящих пленников что?то закапало. А потом опять раздался характерный всплеск.
— Кровь! — ужаснулась Соня и хотела упасть в обморок, но передумала: сейчас не время проявлять слабость. На всякий случай она ущипнула себя посильнее.
Если на то пошло, ей придется еще долго держать себя в руках. Мари… На этот раз Мари вряд ли сможет в чем?нибудь оказать ей действенную помощь. У нее сломана рука, пусть даже мужества хоть отбавляй. Она сидела, зажатая между Соней и врачом, и успокаивающе поглаживала руку хозяйки здоровой рукой.
У Жана ничего не сломано, зато с мужеством… не то чтобы он трусил, нет, он вел себя не худшим образом, но он точно остолбенел. После того как Соня запретила ему говорить, он и вовсе сник. Прежде его успокаивал хоть звук собственного голоса, а теперь он слышал лишь звуки приближающейся смерти.
Конечно, Соня не собиралась ему об этом говорить, но теперь о собственной слабости нечего было и думать, а наоборот, следовало собраться, взять себя в руки и вспомнить все то, чему в разное время обучали ее учителя?мужчины. Спокойствию и уверенности в том, что непременно отыщется выход…
Вот, к примеру, Софья Астахова, княжна, аристократка и на вид такая слабая женщина, оказалась невосприимчивой к морской болезни, а тот же граф Шастейль несколько раз свешивался за борт, вытравливая в море остатки какой бы то ни было пищи. Странно, что сейчас, сидя в этой тесной каморке, он не думает ни о какой морской болезни, а только прислушивается, как кролик, за которым вот?вот придет хозяин с ножом.
Но чу! — на палубе явно что?то происходило, потому что после стука деревянных крышек трюмов, после шорохов и скрипов в момент все стихло и раздался тот самый мощный голос человека, который, судя по всему, как раз только что дрался на саблях с кем?то из команды. С кем?то последним. Возможно, и со старшим помощником Юбером. Ясно, чем все это закончилось, и Софье нисколько не было жалко человека, который сделал пленниками доверившихся ему пассажиров.
— Все осмотрели? — спросил голос.
— Перевернули корабль с носа до кормы.
— Маловато, — задумчиво проговорил голос. — И эти вещи… По?моему, они кого?то везли.
— Может, сбросили за борт? — предположил другой голос.
— Мы бы увидели… Разве что раньше… Поторопился я, не оставил свидетелей, — хмыкнул первый. — Но кто мог знать. Откройте?ка мне вот это!
«Мой саквояж», — отчего?то сразу поняла Соня.
— Быстрее! Что там?
— Золото! Слитки!
— Сколько?
— Десять штук.
«Все, что я взяла с собой в дорогу!» — мысленно ахнула Соня.
— Тогда понятно, почему на судне нет никого из посторонних, — понимающе заключил мощный голос. — Им перерезали глотки, едва судно вышло из порта! Вот, парни, они еще смеют называть нас жестокими и кровожадными. Но мы и не притворяемся паиньками, не так ли?
— Так! — дружно взревели несколько глоток.
— Пора нам сваливать отсюда. Заберите это с собой.
Шаги стали удаляться, раздавался стук башмаков спрыгивающих на палубу людей.
— Хорошо, что я не взял с собой в дорогу королевский свиток на пожалование мне графского титула, — шепнул Жан Шастейль.
— А то ты мог бы предъявлять его морским рыбам, — яростно шепнула Соня.
Топот ног, шум?гам постепенно стихли, а потом корабль качнулся…
— О чем вы думаете, Жан! — сказала Соня мгновение спустя. — Сейчас они на прощание выпустят по кораблю пару ядер, и мы с вами спокойно пойдем на дно.
— Кэп! — заорал молодой звонкий голос. — Взорвем, к чертям, эту калошу?
— Нечего тратить на нее снаряды, — отозвался все тот же начальственный голос. — Ставлю десять против одного: не позже чем через час посудина сама отправится на дно!
Пленники еще некоторое время сидели согнувшись, слушали тишину, нарушаемую лишь плеском волн о борт судна.
— Неужели они… убили всех? — на всякий случай шепотом спросила Соня.
— Всех, — подтвердил Жан, — но, похоже, нам с вами от этого не легче.
Они опять посидели, прислушиваясь, но ничего больше не услышали. Видимо, нападавшие и в самом деле все до одного покинули расстрелянный ими, опустошенный корабль.
— Госпожа, — первой нарушила молчание Мари, — вы хотите отправиться на дно вместе с этим кораблем?
— Не хочу, конечно, но нас же здесь заперли.
— В самом деле, может, попробовать выбить эти пару досок? — поддержал ее Шастейль. — Что?то я не слышал бряцанья замка.
— Но в таком случае нас не стали бы преспокойно оставлять здесь вместе с судовой казной, — напомнила Соня.
— В самом деле, не придумали ничего лучше, как сунуть нам в ноги этот неудобный, обитый железом сундук… Постойте, но ведь он тяжелый? И, судя по всему, крепкий… Софи, Мари, попробуйте как можно ближе прижаться к переборке. Прижались? А теперь я проберусь между вами, чтобы этот проклятый сундук можно было толкнуть.
Он попробовал, но сундук — даже сундучок — будто намертво приклеился к днищу их крошечной каморки. И не желал сдвигаться, несмотря на все усилия доктора.
— Его не пускает парусина, — высказала догадку Мари. — Если попробовать вытащить из?под него ее или хотя бы разгладить…
— Попытка не пытка, — согласилась Соня, но для верности попробовала постучать по доскам, которые закрывали вход, и даже налегла на них плечом — безрезультатно.
Ничего не оставалось бедным пленникам тонущего судна, как пытаться вытащить из?под неподъемного сундука парусину, которая не давала его хоть немного сдвинуть.
Сначала они тянули ее в разные стороны, потом попытались освободить от нее хотя бы переднюю часть сундука — опять тщетно.
Наконец они стали стягивать ее к дальней стенке своего деревянного узилища, торопясь и задыхаясь, потому что им казалось, что вот сейчас подбитое пиратами судно начнет погружаться в морскую пучину, а они так и не смогут вытолкнуть тяжелый сундук, используя его как таран.
Доски на переборке были довольно тонкими, и если по ним как следует стукнуть… Главная беда — у них почти не было места для маневра.
— Поддается! — вдруг выдохнула Мари, которая как раз возилась у самого входа. — Слышите, вот доска!
Для наглядности она даже стукнула по деревянному настилу.
— Тянем, тянем, — тяжело дыша, увещевал женщин Жан, — каждая минута дорога!
Их легким не хватало воздуха. Они задыхались в тесной каморке, по телу катились струйки пота, но они вытаскивали и вытаскивали парусину из?под сундука, пока не почувствовали, что он полностью стоит на досках.
Теперь нужно было упереться и толкнуть его вперед, но места для разгона было так мало, что опять они все трое стали напрягаться и потеть.
— Надо упереться в переборку всем троим, — решил Жан, когда они в очередной раз отдыхали от тщетных усилий. — Давайте попробуем налечь одновременно: раз! еще раз!
И тут они услышали чуть слышный хруст, который набатом победы прогремел для пленников. Они заработали еще лихорадочнее, выбивая закрывавшие вход доски сундуком с судовой казной.
Когда наконец одна доска слегка отошла, Шастейль попытался проломить ее, но Соня его остановила.
— Сундуком быстрее.
И троица методически продолжала раз за разом обрушивать тяжесть сундука на упирающиеся доски.
Трах! Трах! Удары разносились по судну, и если бы на нем оставался в живых хотя бы один человек, он пожелал бы узнать, откуда несутся эти звуки.
Наконец доска треснула и вывалилась наружу. Как и две другие. Должно же было им хоть чуточку повезти: сломалась именно та доска, на которой был державший их простой, но надежный запор.
Некоторое время — может, всего несколько мгновений — пленники обалдело смотрели на свет, сразу хлынувший в пролом.
Потом одновременно подались к нему, и в последний момент все трое сконфузились, так что первой вылезла Соня, за нею Мари, а последним доктор и граф Жан Шастейль.
— Спасибо, дружище! — От радости он пнул сундук носком башмака и сморщился от боли.
Обитый железом хранитель казны не только ничуть не пострадал, но был так же крепок, как прежде, и что ему какой?то там пинок!
У Софьи тут же закружилась голова. То ли от свежего воздуха, то ли давал знать себя тот самый удар о борт, но она не обращала на слабость никакого внимания. Они выбрались! Выбрались! Сами, без посторонней помощи!
Княжна, так же как и ее товарищи, испытывала упоение от победы. От того, что они не сдались, не запаниковали, не смирились…
Призрак смерти в морской пучине отступил от них. Но только на время.
Глава третья
На палубе «Святой Элизабет» царил разгром. Еще недавно это было чистое, выскобленное палубными матросами судно — боцман здесь свое дело знал: даже за то небольшое время, что провели на судне пленники, они видели, как каждый день кто?то из команды ожесточенно драил палубу.
Теперь «Святая Элизабет» напоминала старое корыто, неведомо как державшееся на плаву.
Причем корма бригантины сильно осела, грот?мачта оказалась перерубленной разорвавшимся ядром. Ее, видимо, лишь отодвинули, чтобы не мешала передвигаться по палубе, так что конец мачты выдавался вперед дальше носа корабля.
Паруса же фок?мачты выглядели неповрежденными. Как бы то ни было, даже в таком жалком состоянии «Святая Элизабет» еще двигалась, а куда, никому не было известно. Словно иноходец, которому перебило хребет, но в запале какое?то время он еще пытается ползти и тащить за собой неподвижный зад.
Штурвал — Соня взглянула на него — уныло крутился то в одну, то в другую сторону.
Внезапно налетевший порыв ветра дохнул в оставшиеся паруса, и бригантина резко накренилась на правый борт. Соня едва успела подавить готовый вырваться не то что крик, отчаянный визг. Господи, да судно утонет еще прежде, чем они успеют оглядеться и продумать путь к своему спасению!
Жан опять свесил голову за борт, но на этот раз он всего лишь смотрел, нет ли у борта судна хотя бы одной принайтовленной шлюпки. Таковая, к счастью, нашлась.
— Какие?то нехозяйственные пираты, — пробормотала Соня. — Они должны были снять с судна все.
— Не скажите, Софи, — отозвался сосредоточенно о чем?то размышляющий Жан, — султан Мустафа хоть и стар и не так удачлив, как Сулейман Великолепный, но его флот не очень расположен к пиратам, пусть те и нападают на французов, с которыми султан не дружит. Потому, видимо, Костлявый Хуч так торопился. Местным пиратам только и остается, что налететь, схватить и убежать. Нам с вами повезло, но, боюсь, полагаться на везение постоянно не стоит… Момент, я сейчас приду!
Он почти бегом бросился к каюте, где в начале плавания ему выделили место. Конечно, вещи его забрали пираты, ну а вдруг?
По счастливому виду, с каким Шастейль вернулся к женщинам, Соня поняла, что надежды его оправдались.
— Кажется, Костлявый Хуч, на наше счастье, оказался неграмотным. Наши документы целы!
Он тщательно завернул их в подобранную где?то тряпицу и спрятал за пазуху рубахи, кстати, выданной ему еще Юбером. Одежда самого Жана оказалась слишком шикарной, чтобы не привлечь жадного взгляда старпома. Увы, на тот свет взять ее с собой он не смог.
— Сейчас я попробую спустить лодку, — деловито сказал Жан, — а потом подгоню ее к штормтрапу, и вы с Мари спуститесь…
— Как, вы хотите делать это прямо сейчас? — спросила Соня.
— И притом молить Господа, чтобы мы успели до того, как судно перевернется, — жестко проговорил Шастейль, отходя.
Мари ненадолго куда?то исчезла, а когда вернулась, разочарованно поведала хозяйке:
— Из наших вещей ничего не осталось. Даже сундучок доктора взяли…
— Тогда сейчас мы с тобой пойдем на камбуз, — начала было говорить Соня, как вдруг увидела, что Мари достала из корсажа свой узкий, но достаточно острый кинжал, который всегда носила при себе.
Моряки «Святой Элизабет» не стали обыскивать женщин, скорее всего потому, что и не догадывались, какой сюрприз в таком случае может их ждать. Мари при Софье пришивала к корсажу своего рода потайной карман, в котором этот кинжал до сего времени и покоился.
— Но для чего тебе… — начала говорить Соня, внутренне холодея.
— Позвольте, госпожа, произвести некоторые изменения в вашем платье, — проговорила сосредоточенная Мари, одним взмахом отхватывая изрядный кусок с юбки Софьи.
— Что ты делаешь?! — теперь уже возопила та.
— С такими юбками нам ни в лодку залезть, ни вплавь добраться в случае чего, — пояснила служанка, довершая свое дело.
То же она проделала со своим платьем.
Однако Соне и вправду стало легче передвигаться. Она уже не смотрела, как пройдет мимо чего?то, не зацепится ли юбкой. Вот только ощущения были непривычные. Она чувствовала себя так, будто ходила в ночной рубашке, хотелось набросить на себя шлафрок, чтобы не ощущать почти неприличную обнаженность… Впрочем, сейчас было не до приличий.
— Мари, — сказала она прежним уверенным тоном, — сейчас мы с тобой идем на кухню.
— На камбуз, — поправила та, скрывая улыбку.
— Это все равно. Главное, нам надо туда, где может быть что?нибудь съестное. Как ты думаешь, пираты не забрали их с собой?
— Думаю, им было некогда, — предположила Мари.
На камбузе таки пираты побывали, но что взяли, теперь было не узнать, да и незачем. Главное, кое?что бывшим пленникам досталось. Мари подобрала тут же пустой мешок и стала бросать в него вяленое мясо, мешочки с крупой… Они бы еще долго накладывали продукты из кладовой судна, как вдруг палуба под ними накренилась и обе молодые женщины замерли от ужаса.
— Побежали, скорее! — закричала Соня, пытаясь взять мешок из здоровой руки Мари.
— Бегите, госпожа, я за вами, — не согласилась та, тем же мешком подталкивая Соню в спину.
Они добежали до веревочного трапа и взглянули вниз.
Пробегая мимо раскрытого почему?то сундука с судовой кассой, Соня не удержалась и запустила в него руку. Эти выхваченные несколько золотых она сунула за пазуху, справедливо полагая, что корсет не даст им выпасть.
Лодка уже покачивалась внизу, и Жан торопил их:
— Быстрее, судно погружается!
Мари опять попыталась пропустить вперед Соню, но та не согласилась. В крайнем случае… она не знала, что имеет в виду — не выбраться же из воронки, если судно пойдет ко дну немедля, — но в любом случае у Мари только одна рука для того, чтобы спуститься по веревочной лестнице.
Невольно морщась от боли, Мари все же довольно быстро спустилась вниз, где в лодку помог забраться Шастейль, а Соня не столько спускалась, сколько ползла, потому что ни за что не хотела выпустить из рук заветный мешок.
Как, наверное, медленно тянулось время для тех, кто поджидал ее в лодке! Соня слышала, как умоляла Мари: «Быстрее, госпожа!», как твердил не переставая Жан: «Торопись, Софи».
И едва Соня коснулась ногой дна лодки, как Шастейль стал быстро грести, стараясь подальше отойти от тонущего судна.
Они отплыли уже на приличное расстояние, а «Святая Элизабет» еще оставалась на плаву, только нос все больше вздыбливался над поверхностью моря.
— Постойте, мы забыли взять воду! — закричала Соня и даже подалась грудью вперед, будто можно было просто выйти из лодки и спокойно дойти по морю до корабля.
— Поздно, — схватил ее за руку Жан, наверное, опасаясь нервной горячки у хрупкой женщины после перенесенных злоключений.
Его слова разнеслись над поверхностью моря и как будто передали для бригантины команду лечь на дно. Нос судна задрался еще больше, и «Святая Элизабет» стала стремительно проваливаться в морскую пучину.
— Вот и все, — сказал Жан Шастейль и перекрестился.
Обе женщины последовали его примеру, но им тут же пришлось ухватиться за борт лодки, потому что накатившая волна ощутимо тряхнула их хрупкое суденышко.
Несколько мгновений спустя поверхность моря опять сделалась невинно бирюзовой, будто и не открывала страшный бездонный рот, чтобы проглотить свою очередную добычу.
Соня ожидала, что сидящий на веслах Жан начнет быстро грести, чтобы уйти подальше от места трагедии, но он, подперев голову руками, задумался.
— Ну, что же ты медлишь? — заторопила его Соня. — Греби!
— А ты знаешь куда? — невесело усмехнулся он.
— Ну, вперед… — неуверенно проговорила Соня.
— А где у нас перед?
Что он, в самом деле, рассуждает! Можно подумать, Софья или он сам хоть что?то понимает в морском деле. Может, немного и понимает: знал же он, что та веревочная лестница называется штормтрапом… Все равно посреди моря, где нет ничего, за что можно было бы зацепиться глазом, Жан не определит направление. Из географии ей помнилось что?то насчет Полярной звезды. Вроде по ней моряки определяли свое местонахождение. Но не днем же!
Наверное, лучше всего сесть так, чтобы солнце все время светило тебе в глаза, и грести, решив, что именно это и есть «перед». Где?то же море должно кончаться!
Она вспомнила еще одно правило: если стать лицом на восток — на восход солнца, то по левую руку будет север, а по правую юг. Соответственно за спиной — запад. Но солн—це стояло в небе как?то посередине, и Соня никак не могла сообразить, с какой стороны оно всходило и в какую сторону теперь уходит.
— Я думаю, надо грести туда. — Мари показала направление, кстати, то же, что и выбрала бы она сама, если бы могла объяснить почему.
— Откуда ты знаешь? — удивился Шастейль.
— Мне кажется, что земля уже недалеко. И именно в той стороне.
— Раз других пожеланий нет, буду грести, куда сказано, — согласился он.
Солнце уже давно перевалило за полдень и теперь неуклонно клонилось к закату. Хорошо, хоть запад теперь можно было определить наверняка.
Соня зябко повела плечами. Не успеют они оглянуться, как наступит ночь, а ночью на море будет страшно… Княжне вдруг вспомнилась гравюра, на которой огромный мор—ской змей, вынырнувший из пучины, пожирает спасшихся от кораблекрушения людей.
Она попыталась горестно склониться вниз, но тут же что?то холодное уперлось ей в грудь. Соня чуть было не закричала от неожиданности, но потом вспомнила и расхохоталась.
Шастейль испуганно взглянул на нее. Больше всего на свете он боялся сейчас женской истерики.
Но княжна сделала то, что врач меньше всего от нее ожидал. Она сунула руку за пазуху, ничуть его не стесняясь, и вынула несколько спрятанных в корсете золотых.
— Про воду забыла, а про золотые — нет.
Она взглянула на Мари. Девушка сидела с закушенной губой, незаметно покачивая сломанную руку.
Соня хотела сказать об этом Жану, но Мари, уловив ее движение, отрицательно покачала головой. И в самом деле, чем бы смог ей помочь Шастейль?
— Между прочим, в лодке есть вода. Какой?то умный человек все предусмотрел. Наверняка она не слишком свежая, но это все же лучше, чем ничего.
— Думаете, кто?то хотел сбежать?
— Думаю, кто?то хотел остаться в живых после пират—ского набега. Каким образом, остается только гадать.
Соня подумала о том, что и ее приятель Жан, и служанка Мари составляют вместе с нею такое удачное содружество, о каком можно только мечтать.
Никто из них не ударился в панику, никто не стал сетовать на превратности судьбы…
— Жан, — несколько кокетливо вопросила она, — наверное, ты жалеешь о том, что когда?то познакомился со мной, и теперь у тебя нет покоя, и твой завтрашний день теряется в тумане неизвестности.
— Единственно, о чем я жалею, — отозвался он, — что у нас нет с собой даже маленького зеркальца.
— Ты имеешь в виду, что я ужасно выгляжу? — спохватилась Соня.
— Нет, я говорю вовсе не о тебе.
— Обо мне? — удивилась Мари.
— О вас, милая моя, о вас! — почти сердито сказал он. — Я подарил вам почти красивое личико, победил, можно сказать, саму мать?природу, а вы так небрежно обращаетесь со своим даром.
— Но что я могу делать здесь, в море? — растерянно отозвалась Мари.
— Хотя бы умыться.
— А морская вода разъест ее раны, — поддержала ее Соня.
— Зато их заживление будет идти куда быстрее. Ну, давайте, Мари, умойтесь, а после этого я даже пожертвую вам немножко питьевой воды, чтобы смыть лишнюю соль.
— Жан, ты как маленький! — возмутилась Соня. — О чем ты думаешь? Мы находимся неизвестно где, плывем неизвестно куда…
Люди увлеченные, как поняла она, не всегда могут трезво оценивать происходящее. Для них главное — их дело, а там хоть трава не расти!
Шастейль вовсе не смутился ее наскоком, а стал проявлять даже нетерпение.
— Давай?ка, Софи, садись на весла и греби к берегу.
Соня хотела было отказаться, но в последний момент одернула себя. Какие могут быть счеты в их положении! Не думала же она, что сможет не принимать участия в таком деле, как гребля, на всем их пути к спасению.
— Но я тоже не знаю, где он, этот берег! — все же с невольным раздражением пробурчала она.
— Это ничего. Помнится, ты рассказывала, что у некоторых твоих бабок проявлялся недюжинный талант ясновидения.
— Рассказывала, но я же, если ты помнишь, и сокрушалась при этом, что меня Всевышний никакими талантами не наделил.
— Кто знает, — сказал Шастейль загадочно, — а вдруг именно теперь, когда тебе угрожает опасность, знания предков проснутся… В сложных ситуациях, когда идет речь о жизни и смерти, человек оказывается способным на поступки, которые в обычной жизни ни за что не стал бы совершать… Садись на весла, Софи, и не спорь! Я хочу наконец посмотреть, что у Мари с лицом.
— Да я и грести?то не умею, — сказала она, но ее никто не услышал. Вернее, на ее слова не обратили внимания.
Ничего не оставалось, как пробраться на место гребца и для начала просто посидеть там, приноравливаясь к кажущимся неподъемными веслам.
Соня осмотрела море от горизонта до горизонта — никакого знака, указания свыше, — казалось, все части света потеряли вдруг свои направления и слились в некий круг или пятачок, в котором находилась их лодка, чтобы не стоять на месте, а передвигаться по кругу, в зависимости от того, куда направлен нос лодки…
Тогда она задала себе мысленный вопрос, где земля, и на мгновение ушла в себя: чем черт не шутит, Жан может оказаться прав. Ничего внутри не отзывалось на ее молчаливый вопрос.
Но стоило Соне взяться за весла и неуклюже приподнять их, глубоко погружая в воду, как то ли из глубины моря, то ли откуда?то с неба к ней пришло озарение: берег там!
Она с трудом развернула лодку и, стирая кожу на нежных ладонях, стала грести в сторону этого «там».
Прошло довольно много времени, пока Соня наконец освоилась и перестала дергать весла и погружать их слишком глубоко. И плескать ими, обдавая брызгами сидящих на корме товарищей по несчастью.
Словом, когда дело наконец пошло на лад, она смогла обратить внимание на то, чем занимался в лодке доктор Жан Шастейль.
«Ну понятно, голодной куме все хлеб на уме», — с усмешкой подумала Соня и очень своим мыслям удивилась. Потому что подумала?то она по?русски и тут же перевела свою мысль на французский язык, как будто в голове ее сидел кто?то второй, отличный от первого человек.
Вот так она потихоньку и превращается и не во француза, и не в русского, а непонятно в кого. Как говорила покойная маменька, «пошел к куме, да засел в тюрьме!»
Между тем Жан Шастейль, заставив Мари умыться морской водой, намочил небольшой кусок оторванного от собственной рубашки полотна и осторожно протирал девушке лицо, смывая с него засохшую кровь и что?то при этом приговаривая.
Княжна на минутку прекратила грести и прислушалась.
— Всевышний услышал мои молитвы, не испортил мою работу. Здесь болит? Ничего, пройдет, а вот здесь ты потерпи немного, разгладим эту припухлость… Еще несколько дней, сойдут твои синяки, и будешь ты у нас снова красавицей.
Соня услышала, как прыснула Мари — странно, с доктором она в момент становилась другим человеком, даже будто кокетничала, чего за ней в другое время Соня не замечала.
— Не помню, чтобы я была красавицей, — проговорила та, — но вам виднее.
А на самом деле их общение слишком затягивалось, в то время как руки княжны начинали всерьез болеть, так что она, глядя на них, невольно застонала, чем привлекла наконец внимание Шастейля.
— О, Софи, у тебя уже кровавые мозоли. Прости, я увлекся. И эта моя глупая затея насчет того, что ты почувствуешь нечто свойственное особо одаренным людям… Они безошибочно определяют части света, находят в песках воду… Я подумал, что вдруг к тебе придет некое озарение… насчет берега…
— И ты не ошибся, Жан! — вскричала Соня и так резко поднялась с сиденья, что чуть не опрокинула лодку.
— Ты хочешь сказать, что почувствовала… что знаешь, где берег?
— А куда, по?твоему, я гребла?
— И куда?
— Да к берегу же!
— Ну, это ты брось! — недоверчиво произнес Шастейль. — На дворе у нас, хвала Господу, тысяча семьсот восемьдесят шестой год, ведьм мы всех пережгли еще два века назад…
— Варвары! — фыркнула Соня.
— Скажи теперь, что ты слышала мычание коров.
— Чего не слышала, того не слышала, — сказала Соня. — Но разве не ты только что уговаривал меня вспомнить о даре предков и поднатужиться, увидеть за много миль отсюда берег земли?
— Так он все же за много миль отсюда? — уныло протянул Жан.
— Я этого не говорила. Могу даже сказать точнее: если ты будешь посильнее налегать на правое весло, мы доплывем до него гораздо быстрее.
Внезапно что?то выскочило из воды и, пролетев над Сониной головой, плюхнулось прямо в воду. Княжна от страха завизжала самым неподобающим образом.
— Не бойтесь, госпожа, — тронула ее за руку Мари, — это всего лишь летающая рыба.
— А разве такие бывают? — переведя дух, спросила Соня.
— Конечно, бывают, — ответила Мари. — Когда вы… лежали там, на палубе, я стояла у борта и много их видела. А еще один матрос выловил из моря какого?то водяного паука, такого здорового да страшного…
— Паука? — содрогнувшись, переспросила Соня.
— Не пугайте княжну, Мари! — усмехнулся Жан. — Никакой это не паук, а всего лишь кальмар. Такой съедобный моллюск. Если его правильно приготовить…
— Только не надо мне рассказывать про вашего моллюска! Я все равно не стану его есть, даже будучи очень голодной.
— Не зарекайтесь, Софи, — покачал головой Шастейль. — Если ваш нюх — или ясновидение — нас подвел, кто знает, как надолго придется нам растягивать скудные запасы пищи и что по причине отсутствия оной есть!
— Как же так, — вмешалась вдруг Мари, которая прежде такой привычки не имела, — вы же говорили про берег, и вдруг — растягивать?
