Почему-то я раньше никогда не задумывалась, каково приходится женам героев. Не то чтобы я считала Артема именно героем, но его готовность помогать окружающим была такой активной, такой самоотверженной...
      Поневоле задумаешься. Представляю картину: на вопрос суда, почему вы разводитесь, жена говорит: «Потому, что мой муж думает в первую очередь о ком угодно, только не обо мне и детях». И при этом он говорит: «А чего о вас думать, у вас и так все в порядке!»
      Иными словами, под явной, как мне казалось, причиной нашего взаимного с Артемом охлаждения и отдаления вдруг открылось второе дно. Будь я поумнее, для этого вовсе не обязательно было ехать с мужем в рейс, достаточно проанализировать кое-какие моменты нашей совместной жизни.
      Но я поехала, и это к счастью, ибо я смогла не только оказаться необходимой своему мужу, но и в процессе борьбы за семейное благосостояние выяснить, что за черная кошка между нами пробежала.
      Получилось, выяснить выяснила, а легче не стало. И вот теперь мы с ним опять ввязались в опасное предприятие, но на этот раз нам совершенно ненужное.
      Мы сидели с Артемом возле люка, из которого только что вылезли, на куче каких-то давно срубленных веток и машинально смотрели на людей, которые суетились во дворе Валерии. Сейчас они все сделают без нас: найдут Лилию, покарают бандитов. Поймают наконец неуловимого Рафика...
      – Смотри! – вдруг оживился Артем, показывая влево.
      Я глянула. Три мужские фигуры осторожно крались с другой стороны дома, а потом вдруг исчезли из глаз, словно куда-то нырнули.
      – Уходи, – прошипел мне муж сквозь зубы.
      – Чего вдруг? – удивилась я.
      – Уходи, потому что здесь сейчас будет небезопасно.
      – Ты имеешь в виду...
      – Конечно, иначе для чего здесь возникли эти искусственные катакомбы? Небось в группе захвата никто не озаботился посмотреть, что это за двери с обратной стороны дома и куда они ведут!
      – Можно подумать, ты представитель местных силовых структур! – разозлилась я.
      – А ты что, предлагаешь мне уйти отсюда, как будто я ничего не видел? В любом случае, пока мы добежим до спецназовцев, эти уйдут.
      – Ну и пусть уходят. Нам они ничего плохого не сделали.
      Артем посмотрел на меня таким взглядом, будто я вдруг превратилась из красавицы жены в мерзкую жабу.
      – Как ты можешь так говорить! Что с тобой случилось? Всего каких-нибудь полмесяца назад ты была бесстрашной боевой подругой, а сейчас на глазах превратилась в равнодушную мещанку.
      Наверное, это было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Причем умом я понимала, что сейчас не время выяснять отношения, а уж тем более уходить, но внутри меня будто кто-то холодный и жестокий вдруг щелкнул выключателем, и я превратилась в живой манекен.
      Отвела взгляд от Артема. Огляделась. Нашла тропинку, которая вела вниз, и пошла по ней, все больше ускоряя шаги. Не было слез, страха, сожалений, только ощущение, будто холодный окружающий воздух – в начале июля! – вливается в меня, течет по жилам, медленно остужая весь мой организм.
      По шоссе навстречу мчалась милицейская машина, и я, сбежав вниз, отчаянно замахала руками.
      Из кабины выглянул какой-то милицейский офицер – погон не было видно – и закричал:
      – Что случилось?
      – Там, наверху, – я показала на холм, – люк подземного хода, к которому сейчас бегут трое бандитов.
      Тот сунул голову внутрь – видимо, разговаривал с сидящими в салоне – и опять повернулся ко мне:
      – Вы можете нам это показать?
      – В этом нет необходимости, туда ведет эта единственная тропиночка, – сказала я, – идите по ней. Там как раз сейчас сидит мой муж и ждет этих беглецов.
      – И вы так спокойно об этом говорите?
      – А он у меня супермен, – сказала я и пошла по улице в направлении дома Валерии. Добавив уже про себя: «Всех бандитов раскидает и перестреляет».
      Наверняка машина Андрея стоит на том же месте, и я смогу поговорить с Татьяной. Было такое ощущение, что я заболеваю. Что-то происходило у меня с головой, потому что я была не я, а кто-то другой, кто как раз в эту неподходящую минуту пересматривал свои взгляды на жизнь.
      Главное, я понимала, что так быть не должно. Ни в одной книге я не читала, будто жены героев, к примеру, уходят от них или перестают ими восхищаться. В самый ответственный момент. Не может у нормального человека – а тем более женщины – вызывать раздражение тот факт, что ее муж спешит на помощь ближнему. Пусть и любому.
      Наша машина так и стояла у двора Валерии, а рядом, в машине Андрея с открытыми настежь дверцами, сидела Таня, уставившись в одну точку. Она была так глубоко погружена в свои мысли, что не сразу заметила меня.
      – Куда вы пропали?!
      Танька выскочила из машины и даже взяла меня за руку – убедиться, что я не привидение.
      – На нас напала собака, и мы спрятались в подземелье.
      – Смеешься? – недоверчиво проговорила подруга.
      – Мне не до смеха. Мы думали, дверь ведет в какой-нибудь подвал или иное подсобное помещение, а оказалось, там целый подземный ход.
      – Вот, опять ты вляпалась в приключение, – простонала Танька, – а я сижу здесь как дура и жду, чтобы хоть кто-то из наших пришел... Тут в ваше отсутствие столько всего случилось... Ты, наверное, слышала выстрелы?
      – Нет, не слышала.
      Выстрелы под землей и вправду не были слышны.
      – Андрей пристрелил собаку Валерии. В порядке самообороны. А еще его забрали в милицию.
      – Он разве удостоверения не показывал?
      – Показывал, но ему не поверили. Громышев пытался проникнуть в помещение, которое было под сигнализацией. Она сработала, и маски-шоу примчались.
      Комедия! А я-то подумала, что это приехал омон освобождать из плена Лилию. Или вытаскивать из подвала то, что от нее осталось.
      – Надо же, твой Андрей такой сверхосторожный и вдруг... проник!
      – Так ведь вас же не было, вот он и решил, что вам нужна подмога. На выручку помчался. Интересно, Андрея увезли, а следом за омоновцами уголовка подъехала. Я им рассказала, что вы пропали, они и обрадовались. С охраной, видимо, созвонились и тоже в дом вломились. Под шумок. Так-то у них ордера, как я подозреваю, не было. А я еще больше постаралась, сообщила, что из дома слышны были выстрелы. Чтобы уж наверняка.
      – Ни фига себе! – Я была ошеломлена. – А мы можем туда пойти?
      – Не знаю. – Танька пожала плечами и вдруг вспомнила: – Постой, а где твой муж?
      – Сидит вон на том пригорке, бандитов ждет. – Я мотнула головой. – Может, их уже взяли. Я туда ментов направила.
      – Какая-то у тебя странная веселость.
      – Поневоле постраннеешь, когда кончается трагедия и начинается фарс.
      – Мудрено говоришь, – покачала головой Татьяна, но без удивления, всего лишь констатируя факт. – Ты уверена, что это не опасно?
      – Не уверена, но думаю, что мой муж ото всех отобьется. Скучает он без настоящего дела. Семейная жизнь – это ведь скучно, а тут адреналин гони в кровь, и все путем!
      – Ну ладно, пошли в дом. Скажем, что вы нашлись.
      Я подумала было, что Татьяна чересчур лиха, но потом вспомнила, что она журналистка, а им всякие экивоки несвойственны.
      Холл в доме Валерии был похлеще, чем в ином театре, с зеркалами и колоннами, и милиционеры, похоже, в нем потерялись. По крайней мере никого из них не было видно. Татьяна взяла меня за руку и заставила замолчать, прислушиваясь.
      Мы пошли на гул голосов. Дальше шел еще один зал, где на небольшом возвышении стоял концертный рояль. Живут же люди! Здесь было трое людей в штатском, которые ходили по комнате, время от времени трогая вещи на полках серванта и книжного шкафа и тут же аккуратно ставя их обратно.
      – Товарищ капитан, – сказал входя младший лейтенант, – в кухне, похоже, кто-то был. Кофе пили. Чайник еще горячий... Зачем тогда ставить дом на сигнализацию, если в нем кто-то живет?
      – Затем, чтобы другие не знали, что в нем кто-то живет, – рассеянно ответил капитан.
      – Может, они Лилию охраняли? – предположила я, и все разом ко мне повернулись.
      – Вы что здесь делаете? – Тот, который капитан, состроил зверскую рожу.
      – Я – почти родственница хозяйки этого дома, – сразу нашлась я; это тоже один из Танькиных приемов, который и я решила взять на вооружение: главное – оппонента ошеломить, а пока он будет приходить в себя, придумать какой-нибудь выход.
      – Что значит почти? – продолжал допытываться милиционер.
      – Это значит, что мой муж думает о Валерии Степановне гораздо чаще, чем обо мне, – усмехнулась я.
      – Белла! – одернула меня Татьяна. – Не вводи в заблуждение работников правопорядка.
      Милиционеры уставились на меня, но ничего не сказали. Вернее, мгновение спустя один из них все же спросил:
      – А о какой Лилии вы упоминали?
      – Лилия Коваль – наша знакомая, пропала без вести две недели назад, когда поехала в ваш город выяснять отношения с госпожой Гронской.
      Милиционеры переглянулись, и один из них пошел к выходу. Мы с Татьяной вознамерились пойти следом, но капитан рыкнул:
      – Сидеть!
      И мы с Танькой плюхнулись на один из небольших парчовых диванчиков.
 
      Лилия была жива и здорова. Разве что немного двинулась на нервной почве. Она посмотрела на нас и как будто не удивилась. Сказала только:
      – Рады?
      Не понимаю, какая нам могла быть от этого радость? Можно подумать, это мы с Татьяной ее сюда послали. Я потому и подумала, что у нее не все дома. Нормальная женщина бы обрадовалась, расплакалась на худой конец, а Лилия...
      – Где ты ее нашел? – спросил капитан у своего товарища.
      – В одной запертой комнате. Я просто шел по коридорам и открывал все двери подряд. Кстати, в этой пришлось двери ломать... Думаю, Гронская не станет выкатывать нам претензии?
      Он коротко хохотнул. Капитан строго взглянул на него и спросил у Лилии:
      – Кто вы и почему оказались в запертой комнате?
      – Можно подумать, вы не знаете. Ну ладно, если вам охота дурака валять, скажу. Лилия Коваль. Приезжала к вашей главной торговой крысе за деньгами.
      – Вы имеете в виду гражданку Гронскую Валерию Степановну?
      – Фамилию не знаю, а звать Валерия. У нее тут вертеп. Мафия. Ее любовник Рафик грозился выколоть мне глаза, если я не верну деньги, которые мой муж якобы украл у него...
      – Вы согласны рассказать все это нашему следователю под протокол?
      – Не согласна, – отрезала Лилия.
      – Почему? Вы ведь ничем не рискуете.
      – Рискую. Своим временем и здоровьем. За эти две недели я столько всего передумала и решила, что никакие деньги не стоят нашей жизни.
      Поумнела, мысленно усмехнулась я. Но она не дала мне додумать и обернулась к нам с Татьяной:
      – А вы что здесь делаете? Случилось еще что-нибудь?
      – Ничего, – пожала я плечами, – за исключением того, что ты не явилась на похороны собственного мужа, и надо было кому-то тебя искать.
      – Долго, однако, вы собирались.
      – Не забывай, Артем был тяжело ранен. И как только почувствовал себя лучше, сразу помчался тебе на выручку. Он такой отчаянный.
      – Ну да, так я и поверила, – фыркнула Лилия. – Где же тогда твой Артем?
      – Он не мой, а общественный. Сейчас поймает местных бандитов, потом поедет домой, отловит парочку наших – у него нет времени принимать благодарности.
      – Так, минуточку, – не выдержав, вмешалась Танька. Она с сочувствием взглянула на меня и обратилась к Лилии: – Кто здесь тебе чем-нибудь обязан? Мы твои родственники? Должники? Служба спасения? Какого черта ты позволяешь себе такой тон? Приехали, когда смогли. Скажи спасибо.
      Лилия слегка оторопела от ее наскока.
      – А я ничего и не говорю.
      – Говоришь. И еще набираешься наглости возмущаться, почему мы так долго ехали. А что вообще ты здесь делала?
      – Это мои проблемы.
      – Вот именно! Твои проблемы, ты их и решай. Поехали, Белка, мне на эту кикимору тошно смотреть.
      – Я – кикимора? – взвизгнула Лилия и попыталась ухватить Таньку за волосы.
      Татьяна легко ее оттолкнула и вроде невзначай двинула меня локтем:
      – Посмотри на нее. Эта мадам похожа на кого угодно, только не на несчастную забитую пленницу.
      – Ты права, – кивнула я, глядя на Лилию, – кажется, здесь она делала что-то, что ей нравилось...
      – Ах ты сучка! – вскричала та: видимо, я попала в точку, и на этот раз попыталась напасть на меня.
      Милиционеры перестали обращать на нас внимания, а о чем-то сосредоточенно говорили между собой, приняв перед тем какой-то обеспокоивший их звонок.
      – Лиля, что с тобой, опомнись! – услышала я знакомый голос, и Артем ринулся между мной и женой покойного друга.
      – Стоп-кадр! – завопила Татьяна. – Артем Решетняк – защитник животных и взбалмошных баб!..
      От Татьяниного вопля он вздрогнул и отстранился, тем более что Лилия тут же перестала тянуться ко мне своими когтями.
      – Посмотрите, Артем Николаевич, на эту женщину. Она захотела легких денег. Ей было мало того, что привезли вы с Беллой. Она решила навариться еще и на смерти мужа... И ведь жива осталась. Оно всегда на поверхности плавает... И вот ради нее ты поставил на кон свой брак?
      – При чем здесь мой брак? – удивился Артем.
      – А при том, что твоя жена вряд ли захочет еще раз вытаскивать тебя из очередной передряги.
      – Мне кажется, я и сам еще в силе, – холодно заметил мой муж.
      – Знаю я таких сильных, насмотрелась, – фыркнула подруга. – Заниматься домашними делами, воспитывать детей им скучно. Им подвиг подавай! Чтобы раз – и в дамки. Никакой душевной работы, один импульс. Молодец, соответствуешь!
      – Чему?
      – Образу героя. Может, заодно и на Лильке женишься? А что, герои всегда женятся на спасенных красавицах.
      Что она такое говорила? Все во мне протестовало против Танькиных высказываний, но при этом я молчала, как воды в рот набрав. Молчала, потому что успела осмотреть Артема: он весь был в хвое, мелких листьях, словно его только что как следует поваляли по земле. Ага, вон и скула содрана.
      – Ты-то кто такая! – между тем завелась Лилия. – Артем – друг моего покойного мужа!
      Она решила стать на сторону Артема. Может, и правда поверила в такой исход своего приключения. Она была не слишком внимательна и не понимала, что ее предполагаемый избавитель – вовсе не избавитель, потому что к ее освобождению элементарно не успел. С кем же это он успел подраться? Неужели нашелся человек, сумевший навалять моему крутому морпеху?
      – Покойного, – с нажимом повторила Татьяна. – А кто его похоронил, не скажешь? Ты, как жена, знаешь, где могила твоего мужа?
      Лилия затравленно оглянулась на нее и, не выдержав, опустила глаза. Татьяна теперь обернулась к моему мужу:
      – Белла может засвидетельствовать, что я всегда была на твоей стороне, всегда тебя защищала и считала, что она просто дурью мается, от хорошей жизни. Считала, что у тебя вообще нет недостатков. Могла бы, дура этакая, знать, что таких людей не бывает.
      – И какой же ты у меня обнаружила недостаток? – криво усмехнулся Артем.
      – Ты показушник.
      Он отшатнулся, словно подруга его ударила, и глухо проговорил:
      – Таня, я могу и обидеться.
      – Давно пора.
      – Хватит! – закричала я и, взглянув на их удивленные лица, повторила спокойнее: – Хватит. Я еду домой, а вы как хотите. Ключи!
      Я протянула Артему руку, и он молча вложил в нее ключи от машины.
      – Таня, ты с Андреем поедешь?
      – С Андреем, – кивнула она, глядя на меня с интересом.
      – А ты? – Теперь я обращалась к Лилии.
      – Я – с тобой, – покорно кивнула она.
      Ни на кого не глядя, я пошла к выходу, боковым зрением отмечая, как следом за нами двинулся и Артем.
      – Погодите, молодой человек, – остановил его один из милиционеров. – Вы, пожалуйста, задержитесь. У наших товарищей имеются к вам кое-какие вопросы.
      Я обернулась и долгим взглядом посмотрела на мужа. В другое время я непременно что-то сказала бы. И может, не просто сказала, бросилась на защиту, что-то требовала, а теперь я спросила:
      – У тебя деньги есть?
      – Есть, – медленно проговорил он.
      – Тогда приезжай, когда сможешь. Если не с Андреем, то на автобусе... Пойдем, Лилия.
      Больше я не оглядывалась.

      Гражданка Коваль села на заднее сиденье нашей машины, приготовившись, наверное, со мной не общаться, но я не стала спорить. Нам предстоял долгий путь, и я готова была держать пари, что у Лилии просто терпения не хватит всю дорогу молчать.
      Но ее и так хватило ненадолго.
      – Клубника уже кончилась? – спросила вдруг Лилия.
      – Кончается.
      – Жаль. Это моя любимая ягода, а я так ее и не попробовала.
      – Некогда было, – ехидно заметила я.
      Надо же, совсем недавно я уже праздновала победу. Мы вышли с честью из борьбы если не за свое место под солнцем, то за достойное существование. Между собой мы с Артемом расставили все на свои места. Конечно, умер Саша, но тут нашей вины не было, как и причины, почему бы нам наконец не зажить спокойной семейной жизнью, поминая добрым словом покойного друга.
      Нет, надолго меня тоже не хватало. В смысле стервозности. Я приткнула машину у обочины и потянулась за сумкой, которая стояла на заднем сиденье рядом с Лилией.
      Танька, приехав за мной, сунула мне в руки эту банку с клубникой. Опять, видимо, ее мама привезла с дачи, а моя подруга в отличие от многих клубнику есть не могла.
      «– После ста пятидесяти граммов, – говорила она смеясь, – я вся покрываюсь сыпью.
      – А твоя мама об этом не знает?
      – Знает. Но она думает, что у меня это давно прошло. Наверное, как негр-абориген не представляет, что кто-то может не любить бананы, так и моя мама думает о клубнике: ее должны любить и есть абсолютно все. Особенно если ее вырастили на своей даче, без всяких там удобрений и химикатов».
      – Что это? – тихо спросила Лилия.
      – Не видишь? Клубника. Тебе сколько лет? Сорок пять?
      – Сорок два, – ответила она, все еще не решаясь притронуться к клубнике.
      – Жизнь у тебя только начинается! – сказала я. – Возьми ягодку в рот и загадай желание. Вот увидишь, сбудется.
      Не знаю, что это меня на патетику потянуло. Наверное, Лилия мысленно усмехнулась. Разница в возрасте между нами навевала на нее грустные мысли.
      – Какая огромная! – восторженно ахнула она, с трудом вынув первую клубничину, всего лишь чуть уже широкого горла банки. – Кому ты ее везла?
      – Никому конкретному, – буркнула я, заводя машину.
      Конечно, мне нелегко было выходить из состояния эйфории. С трудом я осознавала тот факт, что если я собиралась впредь быть рядом с Артемом изо дня в день, посвящать свою жизнь только ему, дышать только для него, то он по отношению ко мне вовсе такого не чувствовал.
      – Говоришь, Сашу похоронили? – тихо спросила Лилия; отчего-то и ей эта здоровущая клубника в горло не лезла. Она, кажется, с трудом съела одну ягоду.
      – А ты думала, до сих пор лежит в морге, тебя ждет?
      – Зря ты так, – печально проговорила она. – Что уж я тебе такого плохого сделала?
      – А что хорошего? – огрызнулась я. – Вон мой муж все бросил и к тебе на выручку помчался.
      – Ты и в самом деле ревнуешь? – удивилась она.
      – Кстати, не поняла, чего тебя здесь держали? – Я не собиралась отвечать ей на сугубо личный вопрос.
      Лилия смутилась и нарочито внимательно посмотрела за окно.
      – Я у Валерии вроде домработницы была. Готовила для нее и этих мужиков...
      Она запнулась.
      – Что? Неужели... – Я постеснялась озвучить свою догадку.
      – Рафик говорил, на безрыбье и рак – рыба. Кобелина еще тот. Ему всегда нужно: в завтрак, обед и ужин...
      Я хотела брякнуть: «За что боролись...», но передумала. Зачем? Разве Лилия не получила свою порцию унижений в полной мере? Интересно, если бы мы с Артемом не приехали, она бы так у Валерии и жила?
      – Ты сможешь это забыть?
      – Бог наказал меня за то, что я не довольствовалась тем, что имела, – проговорила Лилия и, помолчав, добавила: – Только все бесполезно. Ты же видела, я моментально взрываюсь, забывая обо всех своих обетах. Беспричинная злость – это уже диагноз. Может, мне транквилизаторы попить?
      – Попробуй, – пожала я плечами.
      – Как ты думаешь, их арестуют?
      – А есть за что?
      – Конечно. Они же за полгода четырех водителей большегрузов убили, а еще у двух отобрали фуры и покалечили... Правда, после того, как четверо из них погибли, Рафик вроде притих, но я думаю, ненадолго.
      «Четверо, не пятеро!» – мысленно обрадовалась я.
      – И Рафик так спокойно тебе обо всем говорил? – усомнилась я.
      – А он не сомневался, что я там и останусь. Смеялся: как раз сейчас парни роют котлован, и мне удобно будет лежать. В бетоне... Как там Иришка, Сонечка? – спросила Лилия опять без перехода. Видно, мысли у нее в голове толпились беспорядочные, вот она и выдавала их, как говорится, в порядке поступления.
      – Дочь твоя с мужем как раз с отдыха вернулись, если ты помнишь, и тут такое... Знаешь, я даже не знала, как говорить, бекала-мекала, но Иришка сама догадалась.
      – Она после родов совсем слабенькая стала, – вздохнула Лилия.
      – Узнала обо всем и в обморок упала.
      Сказала и вздрогнула от глухих рыданий, которые донеслись с заднего сиденья.
      – Дура! Господи, какая дура! Зачем я уехала?!
      Прошло, кстати, уже два с половиной часа, как мы покинули тот самый городок, куда прежде наведывались наши мужья, один из которых опять застрял там же.
      – А что этой самой Валерии наши мужья раньше возили? – спросила я будто невзначай, чтобы сбить с минорного настроя Лилю.
      – Овощные консервы, что же еще! – с ожесточением проговорила она.
      – Можно подумать, она их ближе не могла купить!
      – Ближе – дороже, а наши ей, кроме того, то помидоры везли, то синенькие. Что в дороге не слишком портилось.
      – Ну ты и загнула, помидоры – и вдруг не портились!
      – Представь себе! Везли бурые, в дороге они дозревали. Все равно автохозяйству было выгодно. Тогда царствовал бартер. Это теперь бартером пользуются все реже... А ты что, не знала?
      Не знала, вот именно! Я и вникла-то во все только в их последнем совместном рейсе, и то потому, что была в отпуске, да потому, что рейс был личный, коммерческий...
      – Понятно, не вникала, – правильно расценила мое молчание Лилия. – Где редактор издательства и где простой шофер, что между ними может быть общего?
      В ее тоне опять появилась снисходительность. Чего я решила – да и она сама уверяла, – будто можно в момент вдруг взять и преобразиться. Стать другим человеком. Нет, Лилия Коваль так и умрет змеей...
      Машину я поставила в гараж, когда на часах уже было два часа ночи. Наскоро приняла душ и заснула как убитая. Видно, моему организму был необходим этот отдых – глубокий, без сновидений.
      Утром я проснулась часов в одиннадцать, да и то от телефонного звонка. Звонила моя обеспокоенная мама.
      – Белла, что случилось, почему ты не звонишь? По моим подсчетам, вы давно должны были бы вернуться.
      – Я же говорила, все будет зависеть от тамошних врачей...
      – Теперь Артем выздоровел?
      – По крайней мере в самом ближайшем будущем он собирается выходить на работу.
      – Тогда почему ты не звонила?
      – Мама, я в два часа ночи приехала. И проснулась только что...
      – Ты приехала одна?!
      – Одна.
      – В два часа ночи? Куда смотрит твой муж?
      Я могла бы сказать, что он смотрит, какой бы еще подвиг совершить, на что милиционеры смотрят, мягко говоря, неодобрительно. Тормознули его, надо полагать, для дачи показаний. А возможно, он оказал сопротивление работникам правопорядка, иначе почему у него ссадина на скуле.
      – Завтра я еду за детьми, – сказала я, уходя из-под обстрела.
      – Да что случилось-то? – затеребила меня родительница.
      – Ничего не случилось. Мой муж спас очередную принцессу из заточения, и тамошняя охрана попросила его поделиться с ними опытом.
      – Я никогда не могла понять твоего странного юмора, – сказала мама. – Вернешься с детьми, позвони, я заеду к вам, взгляну на внуков.
      – А папа?
      – И папа, конечно, тоже. В отличие от твоего мужа он всегда рядом со своей женой.
      Поговорила, как меду наелась. Но у каждой женщины есть отличное средство изгнания дурных мыслей: щетка, швабра, пылесос и всевозможные моющие средства.
      Потом я сбегала на базар недалеко от нашего дома, купила овощей, фруктов и мимоходом – лукошко клубники.
      – Берите, девушка, это последняя, – уговорила меня какая-то бабулька, когда я проходила мимо. В самом деле, почему не взять. Дети в лагере вряд ли ели ее вволю.
      Артем приехал в шесть часов вечера, и почти тотчас мне позвонила Танька:
      – Ну как у вас, все в порядке?
      – Еще не знаю, – задумчиво проговорила я, – он только что вошел и сразу отправился в душ. Вы вернулись вместе?
      – Вместе, – сказала подруга, – только Артем почти всю дорогу молчал, вот я и подумала...
      – Я позвоню тебе, – шепнула я, услышав, что Артем выключил душ.
      – С легким паром! – приветствовала я супруга, который вовсе не выглядел умиротворенным, каким обычно выходил из ванной. – Ты принимал холодный душ? – спросила я.
      – Нет, с чего ты взяла.
      – Тогда чего ты такой замороженный?
      Он не отвечая прошел в нашу комнату и лег на кровать поверх покрывала.
      – Устал? – Я присела рядом. – Не хочешь говорить?
      – Я хочу говорить, – он даже повысил голос, – но не знаю, с чего начать.
      – Ты злишься на меня?
      – Я злюсь на себя. – Он приподнялся и притянул меня к себе. – Муж у тебя, Белка, форменный кретин!
      Здрасьте! Я ждала совсем другого. Высказывания недовольства моим поведением...
      – У тебя, никак, приступ самокритики? Прошу тебя, только не при мне. Я не люблю, когда моего любимого мужа ругают.
      Я нарочно переводила все в шутку. Мне хотелось узнать, насколько серьезно занят Артем самокопанием, потому что наши дальнейшие отношения зависели от того, что мой муж решит для себя. Каким он видит нашу жизнь и свое место в ней.
      В последние месяцы он сильно отдалился не только от меня, но и от наших детей. Я подозревала, что он нарочно культивировал в душе злость, нарочно старался поменьше бывать дома, чтобы не размякнуть, не простить мне предполагаемую измену. То есть создать обстановку, в которой ему будет легче принять важное решение. Какое? Например, уйти из семьи. Он так себя завел, что до последнего шага оставалось совсем немного.
      Его поспешный отъезд на поиски Лилии был отрыжкой того самого состояния. То ли оно ему нравилось, то ли он уже привык жить одиночкой. Если это так, то наше дело плохо. Я не собиралась мириться с его отвязанностью. И уже решала для себя: хочет быть свободен, пусть будет, только не рядом со мной. Рядом – значит, «мы», если ему милее «я» – пусть уходит.
      Мы немного помолчали, а потом я осторожно спросила:
      – А чего вдруг ты так на самого себя рассердился?
      – Помнишь, я остался сидеть возле того самого люка, из которого мы вылезли?
      – Помню.
      – Только ты ушла, как набежали менты.
      Я отвернулась, скрывая улыбку. Милиционеры набежали с моей подачи.
      – И что тут странного, им надо было провести задержание.
      – Между прочим, я первый туда пришел. А один из них особо крутой на меня разорался: «Вали отсюда, нечего тебе здесь делать!» Представляешь?
      – Представляю. И даже могу угадать, что было дальше.
      – Он мне нахамил.
      – Он был при исполнении, – напомнила я. И слегка коснулась его скулы. – Это его отметка?
      Муж на секунду смутился.
      – Знатоком оказался. Но не думай, я его тоже как следует приложил.
      – Поэтому милиция тебя задержала?
      – Я им, видите ли, операцию сорвал. Да если бы не я, – он скосил на меня глаз, – если бы не мы, они бы вообще не узнали, что там есть подземный ход! Этот бандюга Рафик решил всю свою империю под землю опустить...
      – Его поймали?
      – В том-то и дело, что нет. Сбежал.
      На мгновение будто холод коснулся меня ледяной лапой: сбежал! Я опустила глаза, чтобы Артем не прочел в них тревоги. Так получается, что именно наша семья все время сует палку в его осиное гнездо.
      – Сбежал, пока ты... выяснял отношения с милиционером?
      – Когда я его приложил, дружок на помощь кинулся.
      – Иными словами, ты их отвлек?
      – Знаешь, как моя мама говорит? Хорошая наседка одним глазом зерно видит, другим – коршуна. Чего, скажи, они ко мне привязались? Лучше бы своим делом занимались.
      – Потому что ты им мешал.
      – Да я бы им помог!
      Вот оно, дождались! Теперь желание Артема влезать в чужие дела ему же самому выходило боком. На Востоке говорят: помогай, когда просят, высказывайся, когда спрашивают. Не то чтобы равнодушным будь, а не докучай людям без нужды. Но энергия без вектора – дурная энергия. Если Артем не согласится направить ее на своих близких, так и будет болтаться как цветок в проруби.