Глава одиннадцатая

Машина, увозившая Маргариту, скрылась из глаз. Максим видел ее руку, вскинутую в прощальном приветствии, и через несколько мгновений на этом месте виднелся лишь слабый сизый дымок. А потом исчез и он.

— Вот балда! — спохватился Максим. — Не спросил ни ее адреса, не попытался договориться о встрече. Что она подумает? Не иначе, обидится. Ну ничего, вымолю себе прощение. Встретимся — замолю все свои грехи! — И обратился к машине, словно она была живым существом: — Что ж ты, подруга, так подвела меня? В кои веки мне попалась хорошая девушка, а у тебя пороху не хватило ее до дома довезти… Ага, ты хочешь сказать, что во всем виновато колесо?

Он вздохнул и глянул на безнадежно пустынное шоссе. Возможно, через полчаса оно начнет оживляться, а пока…

Нашел для себя отдушину — виноватых искать. Вон даже машину стал упрекать. Мог бы и взглянуть в багажник, когда выезжал из дома. А если бы колесо прокололось по дороге в аэропорт? Да сестрица Юля за такое живьем съела бы!

Хорошо хоть, что он отправил домой Маргариту. Она так переживала из-за своего баланса. Наверное, вовсе не потому, что ее и вправду кто-то уволит из-за такой мелочи, а потому что болела за свое дело.

Максиму легче. Он сам себе хозяин. Потому самое лучшее, что он сейчас сможет сделать, это не есть себя попусту, а взять и навести порядок в багажнике. Давно известно, работа отвлекает от глупых мыслей.

Он положил в пакет свою старую рубашку, которую использовал вместо ветоши, сдвинул в сторону запасное колесо и выругался так, как не ругался, кажется, ни разу в жизни. В углу багажника, прежде не виденный им из-за колеса, лежал тот самый домкрат, который он считал забытым!

Теперь в его воспоминаниях все встало на свои места. Собираясь везти сестру в аэропорт, он взял в качестве запаски новое колесо и нечаянно задвинул им в угол домкрат, да еще и прикрыл его ветошью.

Максим это додумывал уже, откручивая гайки и прилаживая запасное колесо, а потом сел за руль и врубил скорость, за которую в городе гибэдэдэшники нещадно штрафовали. Ему казалось, что он может еще догнать уехавший «опель».

Но почти тотчас он понял абсурдность своей затеи. К этому моменту «опель» имел не меньше десяти минут форы, а может, и все пятнадцать. За такое время по пустынному шоссе можно проехать полгорода. На такой-то мощной машине!

А вообще чего он так разнервничался? У него дома, на рабочем столе, на какой-то бумажке записан телефон Маргариты… Стоп, неужели он не переписал его в записную книжку? Конечно, не переписал. Ему и телефон-то ее нужен был на один раз: тут же перезвонить и уличить, если звонит ему от нечего делать…

Теперь остается надеяться, что племянник Виталик, которого почти на месяц оставила на попечение матери Юля, не зайдет к нему в комнату и не сделает из бумажки голубя или самолетик, чтобы пустить его с балкона. Но в этом случае остается еще один вариант: Рита сама позвонит ему на сотовый телефон. А если постесняется? Неужели она станет придавать какое-то значение мелочам после того, что между ними было?!

Он приехал домой, когда на часах натикало всего половина седьмого. Решил не будить мать, но только зазвенел ключами, как дверь распахнулась, и она повисла у него на шее.

— Сыночек, живой! А я не сплю вторую ночь, не знаю, что и думать.

— Мама, ну что ты с собой делаешь! — Максим старался скрыть раздражение на самого себя, а получалось, что отыгрывается на близком человеке. — Разве ты не заметила, что сотовый телефон я оставил дома?

— Заметила.

— А то, что на квартире у меня телефон не установлен, знаешь?

— Знаю.

— Тогда ты должна была догадаться, что дом оцеплен и мне просто неоткуда позвонить.

— Должна была, но думала, а вдруг…

— А что передавали, есть жертвы среди жильцов?

— Сынок, ты же знаешь наши средства массовой информации. Какую-нибудь ерунду смакуют во всех подробностях, а важные новости сообщают как бы между прочим и, мягко говоря, не слишком утруждаясь деталями…

— Теперь ты убедилась, что я жив?

— Не сердись, Максимушка, я и сама не пойму, что это на меня нашло. Я разогрею тебе завтрак?

— Не надо, я сам, иди отдыхай.

— Позволь, я рядом с тобой посижу. Все равно сейчас я не смогу заснуть.

— Ну вот, то не могла спать, переживала, а теперь не хочешь спать, потому что я вернулся целым и невредимым… Мне кто-нибудь звонил?

— По сотовому — без конца, но потом приехал твой дружок Димка и сказал, что ты попросил его поменять номер в твоем телефоне. Он вытащил из него какую-то штучку… Не надо было ему это разрешать, да, сынок? Ты его ни о чем таком не просил?

Бедная мама даже испугалась, глядя, как от страха исказилось его лицо.

— Просил, — растерянно подтвердил Максим.

— Димка сказал, что теперь звонить не будут. Ой, сынок, как я не люблю разрешать что-то Димке, когда тебя дома нет. Он такой хитрющий! Соврет, недорого возьмет.

— Ты все сделала правильно, — через силу улыбнулся он. — Теперь я требую, чтобы ты шла спать и не просыпалась до полудня.

— Не получится, — улыбнулась она, — ты забыл, у нас живет Виталик. Твой племянник, которому ты до сих пор не уделил и минуты своего внимания.

— Ничего, еще успею уделить. А ты сколько получится, столько и поспи.

Максим сел на кухне пить кофе, размышляя при этом, что Маргарита права: судьба ничего не дает полной мерой. Вернее, одной рукой дает, а другой — отнимает. Теперь Маргарита уж точно ему не позвонит. Остается листок с ее номером телефона. Кстати, на чем Максим его записал? Он тут же ей позвонил и в тот момент вовсе не считал, что этот номер когда-нибудь ему еще понадобится. Потому бумажку просто бросил на стол…

Он даже не смог допить кофе, так хотелось ему зайти в свою комнату и найти эту бумажку, которая наверняка лежит на самом видном месте.

Однако невезение продолжалось. Он перерыл весь стол. Все бумаги перебрал по одной, перетряхнул блокноты и записные книжки. Никакого листка не было.

Он хотел сей же момент бежать к матери и спрашивать, не заходил ли племянник в его комнату, не брал ли чего со стола. Но потом сам со стыдом вспомнил, что отправил ее отдыхать, и в бессилии стукнул кулаком по столу.

Ничего не оставалось, как собраться и поехать на работу. Тем более часы показывали четверть восьмого.

У Максима на его производстве было два кабинета. Один рядом с цехом, где изготавливалась мебель, совсем крошечный, с письменным столом и двумя стульями. И другой, при салоне, обставленный, кстати, лучшими образцами мебели собственного производства.

Кабинет выглядел очень импозантно, как и салон, где опытные продавцы встречали покупателей. Говорили, директор тоже ему под стать, но Максим не мог же сам себя хвалить.

Фирма Боброва — Левика называлась «Пиноккио». Идея Максима, с которой Димка не сразу согласился. Но один раз съездил в бюро, где регистрировали фирмы, посмотрел, как мучаются другие предприниматели, выдумывая названия, никем из коллег не освоенные, и согласился. Но предупредил:

— Вот увидишь, будут прикалываться.

Как в воду глядел. Говорили нарочно раздельно: «пинок» и «Кио», подразумевая знаменитого фокусника. А некоторые доморощенные юмористы спрашивали:

— Пинок — кому?

Денег, которые друзья смогли вложить в строительство цеха и покупку оборудования для него, катастрофически не хватало. Но отступать они не собирались.

Кредит в банке им давать отказывались — у друзей не было недвижимости, под которую этот самый кредит могли дать. Пришлось ходить с протянутой рукой по знакомым. Но и знакомые много дать не могли. Они, как и Дмитрий с Максимом, принадлежали к тому среднему классу, который по теории должен был быть вполне обеспеченным, но на практике таковым вовсе не был. Вернее, обеспеченного среднего класса было кот наплакал.

Словом, в один прекрасный момент начатое строительство пришлось остановить. А закупленные станки под плохоньким навесом грозились заржаветь, если их немедленно не затащить под крышу. Но как раз на крышу цеха и не было денег.

И тогда Максим решился на шаг, которому потом долго удивлялся его дружок Димка. Он подкараулил во дворе сестру Сашки Даля, с которым когда-то учился с первого по восьмой класс.

Потом Александр учебу бросил. Он и восьмой-то класс закончил с превеликим трудом. Учителя его просто вытащили за уши. Наверное, чтобы никогда больше в пределах школы его не видеть.

Особенно неприязненно относилась к нему учительница русского языка.

— Даль, — стонала она, читая его безграмотные сочинения, — у тебя такая знаменитая фамилия, а ты ее позоришь.

— Чем же это? — хмурился Сашка.

— Своей полной безграмотностью.

— Ну, это не называется позорить, — ухмылялся он.

— А как это называется?

— Это называется так: я совсем с другой ветки Далей, но тоже знаменитой.

— А чем она знаменита? — продолжала допытываться училка.

— А тем. Сто лет назад в наших краях самый известный был знаете кто? Боря Даль. Знаменитый бандит! И не думаю, что он так уж в вашем русском языке шарил.

— Вообще-то русский язык не только мой, он и твой тоже, — проговорила учительница. — Или у твоих предков с другой ветви и корни другие? Может, английские? И предком Бори Даля был Робин Гуд?

— А кто он такой? — поинтересовался Сашка.

Класс ахнул: Даль не знал Робин Гуда!

Максиму тогда стало жалко Сашку. Он стоял посреди класса, маленький, взъерошенный, будто воробей, и исподлобья глядел на всех зло прищуренными глазами.

Как раз незадолго до этого отец купил Максиму — а если точнее, всей семье — видеомагнитофон. И сыну не запрещалось им пользоваться. Это потом видики появились почти в каждой семье, а тогда…

В один из дней Максим зазвал к себе Сашку и прокрутил ему кассету с фильмом о Робин Гуде.

Сашка был потрясен.

— Какой классный мужик. Как он с этим герцогом посчитался! Правильный. И ребята его любили. А как стрелял!

Позднее Максим узнал, что Саша Даль тусуется в шайке у городского авторитета Шины и кликуха у него — Саша Гуд. Правда, с тех пор много воды утекло, и теперь бывший одноклассник Максима имел свою шайку отморозков, которые брали под свою крышу всех желающих и нежелающих розничных торговцев.

Теперь Александр Даль разбогател, выстроил себе нехилый дом в двух уровнях, ездил на «мерседесе» со своей личной охраной и был одним из самых богатых людей города.

В один прекрасный день Максим остановил нарочно встреченную им Светку Даль и попросил, чтобы ее брат позвонил ему, когда зачем-нибудь появится дома у родителей, или оставил бы для Максима номер своего сотового телефона.

Светка спросила его телефон. Повертела головой.

— Нет, я не запомню. Пиши на ладони. — Протянула ему руку с темно-зеленым маникюром и игриво хихикала, когда он писал на ее руке свой номер телефона: — Щекотно!

Сашка позвонил ему через неделю, когда Максим уже решил, что Светлана забыла о его просьбе.

— Ты чего хотел? — спросил он, и не подумав поздороваться.

— Встретиться и поговорить.

— Есть интересная тема?

— Честно говоря, она интересна только для меня, — признался Максим.

— Ну ты даешь! — гыкнул Александр. — Тогда на кой мне нужна такая стрелка?

— Извини, что я тебя побеспокоил, — вяло буркнул Максим. — Просто я обошел уже всех своих знакомых. Ты был моей последней надеждой. Я не очень тебя напряг своим звонком?

— Гостиницу «Державная» знаешь?

— Знаю.

— Я буду там в местном ресторане сегодня в два часа дня. Скажешь ребятам, что ты ко мне. Я их предупрежу.

Максим пришел ровно за три минуты до назначенного времени — кто-то говорил ему, что у бандитов с этим очень строго. Каждая минута опоздания штрафуется. В баксах.

Путь ему преградил не то швейцар, не то охранник:

— Ресторан закрыт. Спецобслуживание.

— Мое имя — Максим Бобров, — сказал он, презирая себя за нерешительность.

— Документик какой-нибудь имеется?

— Права, — удивился он.

— Предъявите.

По документам в ресторан Максим еще не ходил. Неплохо Санек устроился!

— Проходите.

Они не виделись добрых лет пятнадцать. Сашку Максим узнал не по комплекции, не по глазам, а по презрительно поджатым губам. Эту мину он практиковал еще в школе, теперь она, похоже, приросла к нему намертво.

Он пожал руку Даля, цепкую и сильную, и присел за столик напротив бывшего одноклассника.

— Денег хочешь просить? — спросил тот, как всегда без предисловий.

— Денег, — согласился Максим. Сашка усмехнулся:

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но взаймы у меня просят впервые.

— Не дашь?

— А куда ты спешишь, речь-то о деньгах, не о простых бумажках. Тебе же зелень нужна?

— А как ты думаешь?

— Не задирайся. Кто ж так просит? Надо понимать, ты знаешь, кто я?

— Мне говорили…

— И все равно пришел. Значит, допекло?

— Цех под крышу вывели, а накрывать ее уже не на что. Станки пропадут. Мы с Димкой вложили в них все, что было.

— Это какой Димка? Левик, что ли?

— Он.

— Шустрый пацан. Что ж он с тобой не пришел?

— Он не знает, что я к тебе обратился.

— У меня, значит, дурная репутация, вот ты и таишься от него.

— Не в том дело. Вдруг мы с тобой не договоримся, а он будет зря надеяться.

— Ишь, какой ты чуткий!

— Какой уж есть.

— Ты, Бобров, так и не научился понты колотить. Деньги я могу тебе дать, но под какой процент?

— Ты банкуешь.

— По двадцать процентов возьмешь?

— Под двадцать не смогу, дорого. Было бы производство раскрученное, а мы же только начинаем. Может, если лет на пять…

— На пять лет?! — Сашка расхохотался. — Для нас это значит дожить до глубокой старости. А ты много знаешь бандитов на пенсии?

— Вообще ни одного не знаю. Только по фильмам.

— Как — не знаешь? Кое с кем ты даже в одном классе учился.

— Но ты, наверное, не любишь, чтобы тебя называли бандитом?

— Мне один хрен, как называют. Лишь бы боялись. Шучу! Ладно, Бобров, мне приятно тебя видеть. Я помню, как ты меня пожалел, к себе привел. Видик крутил…

— Какая мелочь!

— Для тебя. А для меня — не мелочь. Может, ты своим поступком не одну жизнь сохранил.

— В каком смысле?

— В таком, что у меня принцип: подписываться на мокрое только в самом крайнем случае. Как благородный разбойник Робин Гуд. Помнишь?

— Помню.

— Так сколько тебе нужно?

— Тысяч пять баксов.

— Что? Такой мизер? Я-то думал… Пять штук зеленых! Это я тебе и без процентов дам. Полпачки! Ладно, вот тебе как раз упаковка. Бери, здесь десять штук. Отдашь через год… Может, тебе повезет, отдавать не придется.

— В каком смысле?

— В таком, что я могу и года не прожить.

— Ты чем-то болен?

— До чего ж ты тупой! Хоть и с высшим образованием. Не дает тебе диплом знания жизни. Работа у меня опасная, это тебе не крышу крыть! — Он расхохотался.

— Слушай, Сань, а хочешь быть нашим первым клиентом? Я тебе эксклюзивную мебель сделаю, ни у кого в городе такой не будет.

— Ну всю мебель не надо, — хмыкнул Сашка, — а сексодром сделай. Веришь, на днях у моей кровати, итальянской, за пять штук баксов брал, ножки подломились. Похоже, против нашего мужика их парни похлипче будут.

Он привстал из-за стола, давая понять, что встреча окончена.

Максим спрятал деньги во внутренний карман пальто и в некотором обалдении вышел из ресторана.

Глава двенадцатая

Никогда Маргарита не испытывала такого разочарования, когда, сняв трубку, она услышала голос подруги Люськи.

— Здравствуй, Маргоша! Как живете-можете, женщины-голубки?

— Если муж хороший, плохо все равно, — привычно откликнулась Маргарита словами Расула Гамзатова. Они с Люськой всегда так начинали общение по телефону.

— Ты что, ревела, что ли?

— С чего ты взяла?

— Голос у тебя такой, все еще с рыданиями.

— С рыданиями! Скажешь тоже. Я и забыла, когда в последний раз рыдала.

Когда-то они с Люськой ходили вместе не только в садик, в школу и университет, но и в музыкальную школу. Все преподаватели находили у Людмилы Анисимовой исключительный музыкальный слух. Она и в житейской речи слышала такие интонации, на которые далеко не все обращали внимания. Но это уже, вероятно, был слух другого рода.