В общем, Наташе про аборт и подумать было страшно, а оставить ребенка – еще страшнее. Кому нужен чужой ребенок? В то время как его отец живет с другой женщиной. Как раз такой, которая детей иметь не может.
      Это просто издевательство какое-то!
      Сказать о случившемся матери? Или носить эту новость в себе, ожидая, как со дня на день она начнет проявлять себя так активно, что сохранить ее в тайне уже не удастся.
      К счастью, теперь для подобных откровений у нее была подруга Стася.
      Станиславу Залесскую Наташа знала десять лет, училась вместе с ней в одной группе института. Правда, тогда они не дружили. На взгляд прилежной студентки Селивановой – девичья фамилия Наташи, – Стася была чересчур легкомысленна. В разгар сессии она могла пойти на дискотеку или на концерт эстрадной знаменитости, а потом на экзамене нахально пользоваться шпаргалкой. При том, что Залесская была девицей способной, знания хватала на лету и могла бы быть отличницей, а вместо этого едва тащилась на тройки.
      Наташа была совсем в другом «клубе» – девушки в нем относились к учебе серьезно, лекций не пропускали и звались любительницами легкой жизни зубрилами.
      Гулены – названные так зубрилами в отместку – вели себя возмутительно. Лекции прогуливали, шпаргалки прятали в таких местах, куда преподаватель-мужчина просто постеснялся бы заглянуть. Наташа посматривала на гулен с осуждением: что за специалисты из них получатся? Чего в жизни они смогут добиться?
      Оказалось, что прежние Наташины мерки в нынешней взрослой жизни не годились. Легкомысленная Стася тем не менее оказалась хорошим специалистом и была уже заместителем директора крупной акционерной компании и владелицей косметического салона, где теперь работала Наташа.
      Собственно, она пришла устраиваться в салон, не зная, что встретит там бывшую однокурсницу. Тем более что Стася бывала в салоне не так уж часто. Обычно с инспекцией. Заведующей в салоне числилась другая женщина.
      Залесскую подчиненные называли между собой – хозяйка, а заведующую – почему-то мадам. Как в борделе, с усмешкой подумала Наташа.
      – Селиванова, Наташка, какими судьбами? – закричала Стася, едва ее увидев.
      – Станислава Игоревна, – пояснила заведующая, – мы давали объявление насчет визажиста, вот женщина и откликнулась.
      – Иди, Маринка, погуляй, – кивнула ей Стася, – мы с моей однокурсницей поговорим.
      Хотя заведующая сидела в своем кабинете, она по одному движению бровей Стаси подхватилась со своего места и чуть ли не кланяясь исчезла за дверью.
      – Дисциплина у тебя железная, – улыбнулась Наташа.
      Стася обратила к ней веселый взгляд.
      – Гора с горой, а Магомет с Магометом, да? Давай поцелуемся, что ли, подружка? Ты же вроде уезжала.
      – Решила вернуться, – сказала Наташа, пока без подробностей.
      – А почему именно визажистом?
      – Я курсы окончила. – Наташа протянула Стасе диплом. – Между прочим, работа мне нравится.
      – Ну, кто бы сомневался. Одни пятерки. Хороших визажистов не много. А ты, как думаешь о себе, хороший визажист?
      Буквально три месяца назад Наташа пожала бы плечами, в крайнем случае проблеяла бы: не знаю. А теперь уверенно произнесла:
      – Хороший. Думаю, ты не пожалеешь.
      – Ты замужем?
      – Муж погиб. Три года назад.
      – Сочувствую. Кажется, ты за него еще в институте выходила? Я помню. Такой белокурый худощавый юноша. Вы с ним смотрелись как два существа из другого мира.
      – Хочешь сказать, не от мира сего?
      Наташа совсем недавно уже провела ревизию своей прошлой жизни и потому откровениям Стаси не удивилась.
      – Тогда казалось, – откровенно призналась та. – Но теперь ты смотришься вполне современно.
      – Жизнь причесала.
      – Что поделаешь, непричесанные идут в философы... Но надо жить дальше, подружка. Двадцать восемь лет. Как говорит моя мама, ВСЕГО. А мы думаем, УЖЕ... Конечно, я тебя беру. Сейчас Марину позовем. Пусть объяснит про график, зарплату – она у нас от выработки. Что потопаешь, то и полопаешь. Но на хлеб с маслом хватает. Сегодня вечером встретимся в кафешке? То, что раньше называлось «У Скруджа», а теперь – «Южные ночи».
      К кафе Стася подъехала на своей «тойоте», и Наташа вдруг с удивлением подумала, что она тоже захотела иметь машину, чего прежде даже не приходило ей в голову. Оказывается, даже просто чего-то хотеть вовсе не каждому дано.
      Ведь большинство людей думают, что хотеть просто. А выходит, это целая наука: надо знать не только что хотеть, но и как. То есть недостаточно хотеть звезду с неба, кто тебе ее даст, но если сказать себе, к примеру: я хочу такую машину, а для этого стану работать так, чтобы считаться лучшим визажистом города. И ко мне станут ходить состоятельные люди и платить за мой труд столько, что моя мечта станет явью...
      Стася внимательно на нее посмотрела.
      – У тебя не только внешность соответствует духу времени, но даже и взгляд. Вот именно, у тебя стал другим взгляд. Нет прежнего наива, зато есть понимание и осознание. – Она засмеялась. – Философствование заразительно. А я тоже успела сходить замуж, – сказала Стася и сделала официанту заказ от имени обеих. – А когда разошлась, фамилию вернула девичью. Чтобы и не вспоминать о черной странице своей жизни.
      В отличие от Наташи Стася чувствовала себя как рыба в воде чуть ли не в любой области, о которой заходил разговор. И Наташа открывала для себя разностороннюю современную женщину, хотя прежде в институте ей казалось, что она как человек неинтересна.
      Теперь Наташа недоумевала, почему она раньше так примитивно оценивала людей: учится хорошо – значит, интересный, целеустремленный человек. Учится плохо – о чем с ним можно говорить! Впрочем, оказалось, не только она. Стася призналась, что со студенческой поры считала Наташу скучной зубрилой.
      – У меня, между прочим, своя теория, касающаяся происходящих с человеком неприятностей. Из всякого стресса надо немедленно выскакивать подобно резиновому мячику, – говорила она, – пока тебя не затянуло в трясину. Чем дольше ты в этой трясине будешь торчать, тем глубже тебя засосет. А значит, тем труднее будет выбраться. Так что свой развод я переживала... недели две. Тебе, конечно, такие сроки кажутся смехотворными. Ты у нас всегда была девушкой серьезной... Прости за бестактность, у тебя есть бойфренд?
      – Ты невнимательно меня слушала, – заметила Наташа, – я же сказала, Костя погиб три года назад. О каком бойфренде могла идти речь?
      Стася посмотрела на нее как на тяжелобольную.
      – Хочешь сказать, ты оплакивала его все три года?! Ты же могла там и остаться!
      – Где – там?
      – В своем горе, где же еще. Тоска – тяжелая болезнь. И класть на ее алтарь лучшие годы?! Совсем ты себя не любишь, Селиванова!
      – Рудина.
      – Все равно не любишь. Надо же, три года! – все не могла успокоиться она.
      – Считаешь, мне нужно было Костю сразу забыть?
      – Почему – забыть? Я так не говорила. Но вспомни народный фольклор: на этом свете мы в гостях. Живым – живое. Главное не скорбь, а память...
      И вот этой, такой непохожей на нее саму, женщине Наташа и рассказала о случившемся с ней, хотя после железнодорожных откровений дала себе слово больше никому о Валентине не говорить.
      Против ожидания Стася не осудила ее, как Сан Саныч.
      – Знаешь, я вроде легкомысленна и целенаправленна, а напролом в личной жизни идти никогда не могла. Я ведь почему развелась с Кириллом? Узнала, что у него есть другая женщина, собрала вещи и ушла. Мне все говорили, что за мужа надо бороться. Но любовь – это же не фронт и не революция. При чем здесь борьба?
      – Тут уже и не о борьбе разговор, – напомнила Наташа, – борьбу я все равно проспала. Вернее, все, что могла, отдала без борьбы. Главное, не могу решить, как быть с ребенком?
      Она выпалила эту фразу и замолчала: сообщила о ребенке, когда уже устроилась на работу. Но Стася о том даже не подумала.
      – Ты беременна? Так это же здорово. Иметь ребенка от любимого человека...
      – Честно говоря, я даже не уверена, что Валентина любила. Как-то произошло все так быстро... Как мне теперь кажется.
      – Ну и что же. Главное, он тебе нравился в тот момент, когда ребенка вы зачали. Значит, должен получиться классный малыш. Признаюсь тебе по секрету: попадется более-менее приличный мужчина без дурной наследственности, рожу и раздумывать не стану. Ты не забыла, нам по двадцать восемь... Наташка, да при такой внешности, как у тебя, нужно обязательно рожать, и не одного, чтобы множить на земле красоту... Видишь, меня на высокий стиль потянуло. Если тебе помочь некому, предлагаю свое крепкое женское плечо... Эх, если бы ты приехала пораньше! Могла бы как мать-одиночка получить квартиру в доме, который мы скоро сдаем. Ну, да я что-нибудь придумаю!
      – Погоди, торопыга, – рассмеялась Наташа; от слов Стаси, таких оптимистичных и, кажется, единственно верных, у нее сразу поднялось настроение. Действительно, нашла о чем печалиться. – Меня, кстати, и из родительского дома пока не гонят.
      – Родительский дом! – безжалостно хмыкнула Стася. – В твоем возрасте пора уже свой дом иметь... Что примолкла, прикидываешь, сможешь ли ребенка содержать? Сможешь. Фирма окажет тебе спонсорскую помощь. В самом деле, чем поддерживать всякие там мертворожденные фонды, лучше улучшать генофонд страны с помощью таких вот красивых мамаш...
      Она помолчала и осторожно спросила:
      – А он знает?
      – Нет, конечно, откуда. Я сама недавно узнала. Всего-то восемь недель...
      – Уже восемь недель! Нет, Наташка, я в самом деле ужасно рада. Возьмешь меня крестной матерью?
      – Возьму.
      – Кстати, извини за вопрос, как у тебя с деньгами?
      – Три штучки баксов есть на первое время, – смутилась Наташа.
      – Не много. Я думала, вы там, вдали от дома, напали на золотую жилу.
      – У нас было с Костей пять тысяч, так мы их вложили в дело, а наш компаньон все никак не расплатится. Ноет, подождите еще немного. И знаешь, я недавно прикинула, уже шесть лет прошло. Если бы мы эти деньги в банк положили, и то бы уже сколько процентов наросло.
      – А кто он, если не секрет, этот компаньон?
      – Мартьянов Олег. Он начинал одним из первых в городе делать окна из металлопластика.
      – Олег Мартьянов – ваш должник? – изумилась Стася. – Не может отдать пять штук зеленых, пусть и с процентами?!
      – Ну да, это все же не пять тысяч рублей. Сумма внушительная. Я не помню, где-то у меня его расписка валяется...
      – «Расписка валяется», – повторила Стася. – Да если хочешь знать, Олег – один из самых богатых людей города!
      – В самом деле? – растерянно переспросила Наташа. – Но он же два раза в год звонил нам и рассказывал, что у него опять возникли трудности то с доставкой, то с налоговой инспекцией, то еще с кем... Всякий раз плачется...
      – Плачется! Все миллионеры плачутся. Их жаба душит. Берешь-то чужое, а отдавать надо свое... Жаль, что мы с тобой раньше не виделись, мы бы давно из него все до копеечки вытрясли. Никуда он не денется, все отдаст!
      – Стася, а может, не надо? Что ты будешь ходить, просить...
      Наташина однокурсница от души расхохоталась.
      – Просить? Ты не права. Я с ним всего лишь поговорю. Ты точно знаешь, что расписка есть?
      – Точно, я как раз вчера ее нашла. Уже подумывала, не выбросить ли? Ничего не значащий документ.
      – Дурочка! Ничего не значащий. Вот увидишь, он не только тебе на дом эти деньги привезет, еще и извиняться будет и предлагать бесплатно окна поменять. Ты поговори с родителями. Может, им окна нужны?.. Послушай, у меня на примете есть один крутой мужичок... Может, тебе не придется и квартиру добывать. У него все есть. Кстати, кроме детей. А вдруг он тебе понравится?
      – Что же ты сама за него не выйдешь?
      – Подружка, – снисходительно отозвалась та. – У нас с тобой слишком разный вкус.
      – Прямо слишком? – спросила уязвленная Наташа.
      Только что Стася пела ей дифирамбы и вот уже проводит границу между собой и ею. Почему вдруг ей этот мужичок не подходит, а Наташе подойдет?
      – В самом деле, – безмятежно ответила подруга. – Я, например, ни за что не вышла бы замуж за такого, как Константин.
      – Почему?
      – Потому, что он не борец. Теперь я вспомнила, что мне в нем не нравилось. Он плыл по течению, не пытаясь грести к какому-нибудь берегу...
      Разве не странно, что Стася говорит почти те же слова, что недавно говорила себе Наташа?
      – Все ему небось казалось, как Бальзаминову, что вот выедет из-за угла карета или что там еще случится, но непременно само собой, безо всякого вмешательства с его стороны... Одним словом, авосечник... Прости меня, Господи, о мертвых либо хорошо, либо ничего, а я разболталась... Ну, что ты вскочила?
      Стася, сидевшая за столом, подбежала и усадила обратно в кресло поднявшуюся Наташу.
      – Обиделась за Костю? Просто я его немного знала.
      – А что же ты тогда стала нарочно вспоминать о нем: «высокий, худощавый»... – передразнила она. – Даже лоб стала морщить.
      – Дела давно минувших дней, – смутилась Стася, – я вовсе не хотела тебе ничего такого говорить. Видишь, стерва какая, расстроила тебя!
      – Ничего, – сухо сказала Наташа.
      А ей с Костей было легко и покойно! Она могла бы так Стасе и сказать, но отчего-то промолчала. Покойно. Они и в самом деле никаких особых усилий не предпринимали. Жили в малосемейке, успокаивали себя тем, что вот Олег Мартьянов разбогатеет, расплатится с ними, купят они себе здесь же двухкомнатную квартиру, а там и о детях можно подумать...
      Мечтатель, совсем как известный гоголевский герой. Но и в самом деле не стоит сейчас о том говорить. Эпоха маниловщины у нее прошла. И ждать от кого-то или чего-то милости Наташа теперь не будет.
      Стася, как сказал бы Наташин братец, всякую ситуацию разруливала сама. Так было еще в институте. Чуть возникала какая заминка, ее практичный ум тут же находил выход. А Наташа ждала, когда ситуация застынет. То есть в какой-то момент времени перестанет меняться. Тогда можно будет не спеша что-то сделать.
      Вот и не высказала никакого желания с тем крутым познакомиться. То ли ждала случая, когда что-то этакое произойдет само, то ли Валентин все еще стоял между ней и всеми остальными мужчинами Земли.
      – В общем, знай, если у тебя с родными что-то не заладится, – заключила Стася, – ты можешь полностью на меня рассчитывать... А я посмотрю, как у тебя все пройдет, и себе ребеночка рожу. У тебя будет мальчик, у меня девочка. Вырастут – мы их поженим. И будем родственниками.
      Наташа уже и думать забыла, что хотела избавиться от ребенка. Теперь в ней окрепла уверенность: ее ребенок должен жить! И ей уже не нужно было ни чье-то одобрение, ни обещание помощи, даже если это исходит от такой славной женщины, как Стася Залеская.
      Правда, чтобы сообщить новость матери, Наташа промаялась неделю в попытке подобрать для этого нужные слова.
      Наверное, со стороны это было смешно наблюдать. Она приходила, садилась подле матери. Если та перебирала, например, гречку, то помогала ей, собираясь с духом. Если мама смотрела телевизор, Наташа ждала рекламы, во время которой мама убирала звук, – ничего не получалось. Слова – у меня будет ребенок – никак не хотели сходить с языка.
      Мама сама помогла ей, в одну из попыток дочери подбодрила:
      – Ну, давай уж, говори.
      И тогда Наташа выпалила:
      – У меня будет ребенок.
      Ни охов, ни вздохов, ни крика. Немного помолчали.
      – Кто его отец? – скупо поинтересовалась мать.
      – Главный механик той парфюмерной фабрики, на которой я прежде работала.
      – Женат?
      – В ту пору он как раз подал на развод.
      – И что же, передумал?
      – Это я передумала.
      Ха-ха! Передумала она. Да если на то пошло, она и не думала. Просто собрала вещички и рванула к маме под бочок.
      – О будущем ребенке ты тогда не подозревала.
      – Конечно. Мы три года прожили с Костиком, и ничего. Я уже думала идти к врачу проверяться... А с Валентином мы прожили всего одну неделю, и его послали в командировку во Францию.
      – Понятно. Он оттуда не вернулся.
      – Ничего тебе не понятно! Он наверняка вернулся.
      – Наверняка. Иными словами, ты точно об этом не знаешь?.. Вот что, Наташа, я не желаю разговаривать с тобой так, будто ты у меня на допросе. Вопрос – краткий ответ. Додумывай остальное за тебя! Не хочешь мне рассказывать, как все было, не говори, но и тянуть из тебя по одному слову тоже не собираюсь!
      – Хорошо, мама, я тебе все расскажу.
      Так Наташа в третий раз нарушила свой зарок насчет молчания. В самом деле, от кого скрывать случившееся, от самых близких людей?
      Мать выслушала без комментариев, только вздохнула и спросила осторожно:
      – О будущем ребенке его отцу ты решила не сообщать?
      – Подумай, мама, – излишне запальчиво заговорила Наташа, – он вернулся к жене, детей у них не будет. Зачем же сыпать соль на его рану? Ставить его перед выбором только с помощью ребенка... Однажды его уже шантажировали.
      Она проговорила это с раздражением, думала, что мама будет настаивать, но опять ничего особенного не произошло.
      Мама улыбнулась своим мыслям и произнесла:
      – А что, мне давно пора быть бабушкой. Кроме меня и Таси, у всех моих подруг уже есть внуки. А у Таси, если ты помнишь, и детей-то не было.
      – Знаешь, – улыбнулась, вспоминая, Наташа, – мне моя бывшая однокурсница предложила в случае чего жить у нее в квартире.
      – В каком, интересно, случае? – насторожилась мама.
      – Если ты будешь возражать.
      – Спохватились! Такие беспокойства происходят в семье, где дочь – девица на выданье, а ты самостоятельная взрослая женщина. Конечно, хотелось бы, чтобы у ребенка был отец, но мы пока, слава Богу, при силе, поможем.
      Больше всех, как ни странно, обрадовался будущему племяннику Валерка.
      – Я уверен, будет парень, – утверждал он и смотрел не скрываясь на живот сестры, словно тот мог вырасти прямо на его глазах. – Наташка, будешь сидеть дома до трех лет, не меньше. И не возражай! Я тебе пособие буду выплачивать: двести долларов в месяц. Пока. А там, если мой проект удастся реализовать, и все пятьсот.
      – Ты посмотри, миллионер! Ротшильд! – подкалывал его отец, но по всему было видно, что ему приятно такое внимание сына к своей сестре.
      Наташе без особого труда удалось примирить отца и брата, так что на некоторое время в семье Селивановых воцарилась идиллия.
      Отец, улучив минутку, когда он остался наедине с дочерью, тоже ее ободрил:
      – Не дрейфь, дочка! Неужто мы всем миром одного ребятенка не вырастим?
      В общем, родные сплоченно выступили в поддержку решения Наташи оставить ребенка. Многие женщины в ее положении могли бы только мечтать о таком внимании к себе. Казалось бы, радуйся, но что-то мешало Наташе наслаждаться разливавшимся вокруг нее благоденствием. Она полюбила сидеть в своей комнате наедине, уставившись куда-то в одну точку, и думать, думать...
      А почему, собственно, она уверила себя, что Валентин вернулся к Тамаре? Потому что так было легче оправдывать свое бегство?
      «Я всего лишь отдала то, что мне не принадлежало», – объясняла себе Наташа.
      Внутренний голос над ней откровенно смеялся:
      «Опять о Валентине как о вещи говоришь! Неужели оттого, что однажды он пожалел женщину, теперь всю жизнь будет носить на себе клеймо: собственность Тамары? Скажи честно, струсила. Побоялась, что станут осуждать, на улице пальцами показывать, испугалась, что, раз проникли в квартиру, могут и в подъезде встретить... А главное, не поверила: ни себе, ни Валентину!»
      Некуда ей было от этих мыслей деваться. Тщетно Наташа убеждала себя, что теперь у нее другая жизнь, что к старой нет возврата, долгожданного покоя в ее душе все не наступало.

Глава пятнадцатая