Наташа про себя удивилась: город у них, конечно, маленький, но не настолько же... А впрочем, мало ли Маргарит работают продавщицами обуви! Она даже отмахнулась от собственной догадки, мол, слишком много совпадений.
      – ...Слово за слово, мы с ней разговорились. Про фильм «Жестокий ангел». Там одна молодая женщина, Паула, чтобы мужчину к себе привязать, беременной притворилась. А он уж больно о ребеночке мечтал... А Маргарита мне и говорит: «У меня одна подруга есть, Тамарой звать, точь-в-точь как эта Паула... Короче, встречалась она с парнем, который не хотел на ней жениться. Она и так и эдак, а он – ни в какую! Она возьми и скажи, мол, беременная я. Опять никакого движения. Тогда она через месяц приходит к нему и говорит: „Ты сгубил мою жизнь. Я сделала аборт, а врач сказал, что у меня теперь не будет детей. Кто на мне на такой женится?!“
      – И зачем ты мне об этом рассказываешь? – спросила Наташа, боясь даже подумать о том, что это та самая Тамара, с именем которой она уже третий день спать ложится.
      – Давайте, Наталья Петровна, я вам до конца расскажу, и вы все поймете, – проговорила Неля. – Томка эта, оказывается, детей и так иметь не могла. Она еще в шестнадцать лет чем-то переболела. Маргарита говорила, но я не запомнила. Короче, мужчину этого она застыдила: «Мне теперь один выход – с моста да в реку!» И что вы думаете? Мужчина ей и говорит: «Раз я виноват, свою вину перед тобой искуплю».
      – Искупил?
      – Так ведь женился. Я тоже до последнего не понимала, о ком она говорит. А она все рассказывает: Тамарка вконец обнаглела, все свои унижения ему припомнила. Издевалась над ним как могла, а он все терпел. Так что она учудила? За ящик водки отдала его своей подруге. Только тут он и не выдержал. Ушел от нее насовсем. Правда, Тамарка считает, что все равно его вернет. Из принципа.
      Нелька замолчала, украдкой взглянув на бесстрастное Наташино лицо.
      – Ты рассказала мне об этом, потому что думаешь, будто я хочу Пальчевского от жены увести?
      – Нет, я так не думаю. – Неля отчаянно замотала головой, словно хотела ее оторвать от шеи. – Потому что Валентин Николаевич не из тех, кого можно увести. И он вовсе не подкаблучник. Просто он вину свою искупал, а никто об этом не догадывался!
      Наташа подивилась горячности молодой женщины.
      – Тебе нравится наш главный механик?
      – Как человек, – на всякий случай уточнила Неля. – Конечно, он и как мужчина видный, только не для меня. Я это чувствую, и все.
      – Что значит – не для тебя? – торопливо сказала Наташа, словно собираясь убедить Нелю в обратном. – Перед любовью все равны.
      Та засмеялась и снисходительно посмотрела на нее.
      – В любви, Наталья Петровна, человек тоже ищет пару. Хорошая получилась бы пара: я и Валентин Николаевич! Главный механик и простая работница!
      – Ладно, я согласна, разговор у нас с тобой свернул не в ту сторону. Скажи, тебе понравилась моя пицца?
      – Намного лучше, чем в «Макдоналдсе», – призналась Неля и рассмеялась в ответ на удивление Наташи. – Конечно, вы не знаете. На вокзале у нас есть кафешка, ее так называют.
      Наташа подняла рюмку.
      – Давай, Неля, выпьем за тебя. Пусть твоя жизнь наладится и ты найдешь себе пару, о какой мечтаешь.
      От чувств Неля так резко стукнула своей рюмкой о рюмку Наташи, что та переломилась в ножке, и яркое красное пятно тотчас обезобразило белоснежную скатерть.
      – Пригласили меня в гости, нескладеху такую, – расстроилась девушка и даже всплакнула, – я вам всю посуду переколочу.
      – Всю – не получится, – пошутила Наташа, и обе рассмеялись.
      Но после своего конфуза гостья в прежнее настроение уже не пришла и заторопилась домой.
      Несомненно, рассказанное Нелей было бомбой. Оно могло взорвать остатки брака Пальчевских, но... По крайней мере Наташа такой информацией никогда бы не воспользовалась.
      И не потому, что не могла определиться в своем отношении к Валентину, а потому, что считала применение подобных методов ниже своего достоинства. Тамара в свое время ни перед чем не остановилась, чтобы Пальчевского на себе женить. И чем все кончилось?..
      Но что-то все же от Нелиной информации Наташа получила. Недостающий кусочек мозаики, благодаря которому стала видна вся картина. И удивительное терпение Валентина. И уверенность Тамары в том, что она останется хозяйкой положения. Наташа перестала чувствовать к Пальчевскому снисходительную жалость, которая так мешала ей в отношениях между ними. Если это можно назвать отношениями.
      Тогда чего же не смогла простить мужу Тамара? Безоговорочности, с которой он поверил в ее ложь? Или того, что, кроме жалости и чувства вины, он ничего так и не смог к ней почувствовать? Она ждала любви?
      Затертая поговорка, что на чужом несчастье своего счастья не построишь, словно засияла новой гранью. Была Тамара счастлива? Хоть ненадолго? Ведь она получила мужчину, который не должен был ей принадлежать. Как бы украла. У кого-то.
      Но тут Наташа себя остановила. Опять про принадлежность. От слова «принадлежать» до слова «продать» такое маленькое расстояние – Наташа смогла в этом убедиться. Да и почему она так уверена, что Валентин не был с Тамарой счастлив? Сам он вообще ничего такого не говорил. А сейчас, между прочим, избегал Наташу. Ему стыдно за то, что шепнул ей: «Купи меня, Наташа, не пожалеешь!» Или за то, что это была всего лишь минутная слабость?
      Сколько же Пальчевские прожили в супружестве? Когда Наташа приехала в город, они уже два года жили вместе, а теперь недавно отметили восьмую годовщину свадьбы. Это срок!
      Она вспомнила шутку: одного мужчину стали поздравлять с серебряной свадьбой. Вы, говорили ему, прожили с женой в мире и согласии двадцать пять лет. А он заметил: «Подождите еще пять лет, и мы сможем отметить тридцатилетнюю войну!»
      Могла бы вспомнить и поговорку: на чужой каравай рот не разевай! Шесть лет жила рядом с мужчиной, на которого и внимания не обращала, а теперь только о нем и думает.
      Она легла на кушетку как была, в спортивном костюме, и принялась размышлять. Пустить все на самотек или что-то делать? Например, позвонить Валентину. Но тут же она вздрогнула, как наяву представив себе Тамару и ее яростный шепот: «Выбирай, на чьей ты стороне!»
      Тамару вообще-то можно понять. Восемь лет – это вам не кот начихал! Пальчевские прожили их бок о бок, какая бы тайна между ними ни стояла...
      Наташа схватилась за голову, которая в последнее время прямо-таки пухла от разных мыслей. Подумать только, если бы Тамара не затеяла свою шутку с продажей, они с Валентином могли бы прожить еще много-много лет.
      Неужели судьба человека может зависеть от такой вот нелепости?
      Да и Наташа... Разве она не прошла бы по жизни мимо Валентина, не подумав о нем как о мужчине, могущем ее всерьез взволновать.
      Покойный Костя никогда бы не оказался в положении Пальчевского. Он бы не позволил сыграть с собой такую шутку.
      Женился бы он на Тамаре, начни она его шантажировать? Если бы да кабы... Нет, не женился бы, это можно с уверенностью сказать.
      О мертвых ничего или хорошо. Но все же, почему? Потому, что он был жесток. Или, может, жестче Валентина. Однажды он обидел Наташу тем, что в ответ на ее вполне искренние слезы сказал:
      – Прекрати, меня на ваши женские штучки не возьмешь.
      При том, что он Наташу любил и не был с ней груб...
      Такое впечатление, что до сего времени жизнь Наташи текла размеренно – по крайней мере последние три года, а теперь вдруг в ее течении образовались пороги.
      Все три года после смерти мужа Наташа жила будто во сне. То есть в привычном сне. Раз в год ездила в отпуск к родителям. Они купили участок в тридцати километрах от города, в горах, возле быстрой горной речки, прозрачной и холоднющей, так что зубы ломило, если пить из нее воду.
      На участке отец пробурил скважину, но Наташа носила воду из речки на коромысле. Пришлось помучиться, пока она приноровилась!
      Коромысло было старенькое, но довольно крепкое. На всякий случай отец его укрепил еще и металлической скобкой, чтобы любимая доченька не уронила ведерко на белу ноженьку!
      В будущем родители собирались построить загородный дом, а пока на участке стоял вагончик, который строители, буровики и прочие работники, уезжающие далеко от жилья, использовали прежде под бытовку.
      Наташа с отцом расписали вагончик яркими красками, и он выглядел теперь как пряничный домик среди суровых предгорий.
      Она старалась получить отпуск в начале июня, во время сезона клубники, и наедалась ею так, что отец смеялся:
      – Смотри, переешь, всю крапивницей усыплет.
      На что мама возражала:
      – Пусть ест. Это знаешь какая подмога иммунитету.
      Она считала, что фрукты и овощи нужно есть летом помногу, и тогда иммунитет, который мама представляла главным стражем организма, окрепнет и не пропустит внутрь никакую инфекцию.
      В самом деле, Наташа почти не болела простудой, и ее мама была уверена, что это благодаря целебной силе клубники.
      Скоро Наташа опять уедет в отпуск. Осталось потерпеть каких-нибудь полгодика. Так что стоит ли ей вступать в борьбу за чужого мужа – по крайней мере пока он чужой муж, если можно по-прежнему плыть по течению, куда вывезет.
      Во всяком случае, раньше с ней ничего этакого не случалось. И не случилось бы, не стань она вмешиваться. Не тронь лихо, будет тихо.
      И потом. Слово «борьба» она употребила машинально, потому что была уверена: бороться за любовь нельзя. Любовь не спорт. Она или есть, или ее нет. Тамара вон поборолась, и чем все кончилось?
      Неожиданно резко зазвонил телефон. Как если бы кто-то торопился. Она сняла трубку, и незнакомый женский голос произнес:
      – Наталья Петровна, вы телевизор смотрите?
      – Нет, – проговорила она удивленно.
      – Включите первый канал, там вас показывают.
      – Спасибо. А это, простите, кто?
      – Любавина, – отозвался голос.
      Жена директора фабрики.
      Наташа включила телевизор. Прямо на нее с экрана в упор смотрела красавица, странно знакомая. Она и не думала, что с экрана будет выглядеть так... роскошно. Отчего-то ей стало неудобно, что она вот так... красуется! Явно же кокетничает. Чего вдруг она дала согласие Павлу, чтобы он ее снимал? Кто она такая? Рядовой технолог. Обычная женщина.
      Телефон зазвонил снова, но Наташа не торопилась его брать. Отчего-то вдруг все в ней замерло и сжалось. И в мозгу точно молоточками застучало: «Это он! Он!»
      Непонятно даже, отчего она так взволновалась. Можно подумать, у нее к Пальчевскому какие-то особые чувства, кроме обычной симпатии. Это оттого, что с некоторых пор вокруг нее возникло некое наэлектризованное пространство и все, что в него попадает, как бы усиливается в несколько раз. Вот и у нее даже колени задрожали. От обычного телефонного звонка.
      – Здравствуй, Наташа, – сказал он. – Ты видела себя по телевизору?
      – Видела, – нейтрально отозвалась она, стараясь не слишком шумно дышать, потому что ей не хватало воздуха. – Мне Любавина позвонила, сказала.
      Она думала, что Валентин начнет говорить, как хорошо она выглядела или еще что-то о съемке, но он спросил:
      – Как поживаешь?
      Ей захотелось рассмеяться. Они же сегодня виделись в столовой. Между прочим, в очереди стояли через одного человека, но делали вид, что друг друга не видят. Он говорил с кем-то из монтажников, а Наташа стояла в очереди со своими девчонками-лаборантками...
      – Нормально, – ответила она.
      – Тебя никто не беспокоит?
      Что он имеет в виду? Досаждает ли ей Тамара? Или он думает, что они видятся, и хочет через Наташу узнать, как дела у его жены?..
      Какая глупость лезет ей в голову. Для того чтобы это узнать, Валентин так же может снять трубку и позвонить домой...
      – Никто.
      – Я хотел сказать, что ты легкомысленно относишься к своему здоровью.
      – Не поняла, – удивилась она.
      – Вчера на улице было минус семь, а ты шла с непокрытой головой.
      – Хорошо, я буду надевать шапку.
      – Тебе нельзя болеть.
      Интересно, а кому можно?
      – Извини, что побеспокоил тебя.
      – Ничего, пожалуйста.
      – Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи.
      И это все? Он нарочно позвонил, чтобы вывести ее из равновесия?
      Надо постараться не думать о звонке Валентина. Лучше о передаче. Она только подольет масла в огонь. Без нее о происшествии в доме Пальчевских потихоньку бы забыли, а теперь опять все начнется сначала.
      Женщины будут на нее злиться, что она выпендривается, по телевизору глазки строит. Всем мужчинам страны. Могли бы и взять для съемок кого-нибудь другого...
      В таких вот предположениях Наташе не было равных. Она всегда за других продумывала речи и придумывала причины, по которым эти речи должны были бы произноситься.
      Но она ошиблась, потому что случилось событие, на фоне которого разборки между Наташей и Тамарой выглядели дракой детей в песочнице. Умерла Нина Лукина. А точнее, ее убил муж Геннадий.
      Он и раньше лупил ее нещадно, и она ходила в синяках, но все считали, что ничего страшного не происходит. Подумаешь, муж бьет. Тут Тамара была права: характер у Лукиной был вздорный.
      Но однажды, видимо, это должно было случиться. Генка силу удара не рассчитал, маленькая Нина ударилась головой об угол комода – перелом основания свода черепа. Насмерть.
      Генку увели в наручниках, а город притих, переваривая страшное событие: как такое могло случиться?!
      Как ни странно, большинство горожан чувствовали себя виноватыми в случившемся. Потому, если теперь говорили между собой о смерти Нины, опускали глаза и вздыхали. А на похороны собралось полгорода. Нинку Лукину, скандалистку и горлопанку, хоронили как городскую знаменитость.
      Хотела бы Наташа продолжить свой спор с Тамарой: хорошо ли это, когда муж поднимает руку на жену? Или она так и осталась бы при своем мнении, что интеллигентность Валентина и его принципы, запрещающие поднимать руку на женщину, есть не что иное, как слабость?
      Теперь уже она с Тамарой об этом не поговорит. На днях бывшие подруги встретились в магазине и даже не поздоровались. Причем Тамара остановилась и с усмешкой смотрела на суетящуюся от неловкости Наташу. А та никак не могла справиться со своими глазами, которые бегали у нее туда-сюда, словно она что-то украла и была поймана с поличным.
      На похоронах Наташа увиделась с Валентином, и с кладбища они, не сговариваясь, пошли вместе.
      – Ты на поминки пойдешь? – спросила его Наташа.
      – Я предпочел бы помянуть Нину более скромно.
      В самом деле, железнодорожное депо, в котором Нина работала нормировщицей, закупило для поминок зал в огромной фабричной столовой, парфюмерка тоже выделила деньги, потому что Генка работал на фабрике, и ее коллектив тоже как бы отдавал последнюю дань усопшей, убийца которой работал рядом с ними.
      – Давай зайдем в ресторан, – предложила Наташа.
      Отчего-то – под впечатлением от похорон, что ли? – она больше не думала о том, что ее с Валентином кто-то увидит. Надоело бояться, что ли?
      В ресторане они выпили и почти не разговаривали.
      – Тебе никто не докучает? – опять спросил Валентин.
      Мог бы и не спрашивать. Если бы Наташа сказала: докучает, он выразил бы желание ее защищать?
      – Никто, – пожала плечами Наташа. – А тебе?
      – Мне докучают, но это бесполезно. На мне теперь такая броня, не прошибешь. Но тебя я хотел бы защитить.
      Она удивилась. То, что сама переваривала мысленно с ехидцей, было Валентином озвучено как нечто само собой разумеющееся.
      Что он имеет в виду, какая броня? Наташа хотела спросить, но постеснялась. Конечно, они могли бы просто помолчать, но в людном месте это выглядело так, словно они – два актера – на сцене и забыли свои слова.
      Потому посидели в ресторане еще немного и поехали на работу на автобусе. Валентин все возился со своей линией, а у Наташи тоже было полно работы. Полдня, затраченные на похороны, все равно нужно было отрабатывать.
      Через неделю Валентин опять позвонил ей:
      – Наташа, ты похудела. Говорят, ты не всегда обедаешь.
      – Да что происходит? – рассердилась она. – Ты наводишь обо мне справки?
      – Нет, – смешался он, – но так получается, что мне все время кто-нибудь о тебе рассказывает.
      «Мне тоже, – подумала она, – кажется, у нас с тобой есть болельщики».
      Он помолчал.
      – Я хотел спросить... Ты не станешь возражать, если я все же буду тебе изредка звонить?
      – Звони, пожалуйста, – сказала она, но отчего-то заволновалась. Даже голос у нее дрогнул.
      – Понимаешь, мне нужно... Твой голос для меня как спасение, как мостик между нашими жизнями. Или веревка для утопающего.
      Сказал и сконфузился. Наверное, подумал, что это его признание прозвучало красивостью.
      Он стал звонить каждый день. Похоже, из своего кабинета на фабрике. И они разговаривали. Так, обо всякой ерунде, но когда он почему-либо задерживался со звонком, Наташа начинала волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь. А он звонил и объяснял, что его задержало, как если бы он опоздал на свидание.

Глава восьмая