Они несколько приглушали голоса, хотя Наташа, пока не проснулась, все равно никаких звуков из кухни не слышала.
      Ее собеседники не сразу заметили, так что она успела схватить часть их разговора.
      – Лучше ей ничего не сообщать, – говорила от плиты Людмила. – Это и хорошо, что вы решили сегодня уехать. Увози ее. Зачем девчонке эти стрессы?
      – Его что же, и судить теперь будут? – спросила Стася.
      – Все зависит от тяжести нанесенной травмы. Хотя видели бы вы этого Федьку: амбал, на полголовы выше Пальчевского и, наверное, в полтора раза шире. Шкаф, одним словом. А попал в больницу с травмой черепа, следствием которого явилось тяжелое сотрясение мозга...
      – Ты прямо как врач вещаешь, – заметила Любавина и в ту же минуту встретилась взглядом со стоявшей на пороге Наташей. – Доброе утро, Наташенька.
      Стася и Любавин повернулись к ней с такой поспешностью, словно Наташа застала их за чем-то непристойным.
      – А кого это теперь судить будут? – спросила та как ни в чем не бывало.
      – Ты все слышала? – вопросом на вопрос ответила Стася, не торопясь, впрочем, удовлетворить ее любопытство.
      Впрочем, Наташа и сама поняла: случилось что-то с Валентином. Кого-то он травмировал. Не иначе, в пьяном угаре. Тогда почему они все трое так шепчутся, словно не произошло самое рядовое явление: подрались по пьянке два алкоголика.
      Наташа произнесла про себя это слово впервые, имея в виду Валентина. Она, собственно, не была уверена, что Пальчевского уже можно так называть, потому что не улавливала разницу между алкоголиком и пьяницей. И вникать в это не хотела.
      В родне у них не было сильно пьющих. Так им повезло, как любила приговаривать мама. Даже Валерка, работающий в бизнесе и тусующийся среди склонных к употреблению алкоголя парней, спиртным не злоупотреблял.
      – Сейчас завтракать будем. Я заканчиваю жарить оладьи, – сказала от плиты Любавина. – Ты уже умылась, Наташенька?
      Как маленькой! Хотят удалить ее и наскоро между собой посоветоваться, что ей говорить, а что и утаить. Подумаешь, она уйдет. Конспираторы хреновы!
      Наташа удивилась собственным мыслям: чего это вдруг ей ругаться захотелось? Она прежде вообще таких слов не употребляла. Даже мысленно.
      Но, как бы там ни было, от двери она напоказ отошла быстро, но едва скрылась с их глаз, как тут же будто споткнулась. Остановилась и даже наклонилась, будто заколку выронила, – на случай, если кто-то из «заговорщиков» захотел бы выглянуть в коридор. Жаль, на домашнем тапке нет шнурков, а то она притворилась бы, что один из них завязывает.
      Отправили ее умываться? А вот фиг вам! Не в детском саду, чтобы делать это по два раза.
      – Валентину вашему, думаю, уже ничем не поможешь, – сказала Стася. – А Наташке навредим.
      – Нет, Стася, вы не правы, – мягко сказал Любавин. – Пальчевского рано списывать со счетов. По-моему, он сейчас просто мстит всему свету по принципу: назло кондуктору возьму билет и пойду пешком. И потом, сколько он там пьет!
      – Вот, вы сами сказали, только другими словами, что он просто инфантильный.
      – Инфантильный? Нет, все не так просто... Еще полгода назад Валентин работал на фабрике главным механиком. А стал он главным в двадцать семь лет. И могу сказать как руководитель предприятия: лучшего главного я не видел... Не может человек настолько раздваиваться, чтобы в домашней обстановке быть диаметрально противоположным тому, каков он среди коллег. Скорее всего у него слишком уязвимая психика.
      – Я читала, что люди, вышедшие из интернатов, в большинстве своем психически неустойчивы, – заметила Людмила.
      – Неустойчивая психика! – фыркнула Стася. – Он не барышня и не подросток, чтобы о психике думать. Настоящего мужчину непросто сбить с пути. Сегодня он, выходит, главный механик, а завтра – алкаш? Не верю я в случайности. А теперь его еще и посадят. Вот вам и весь расклад.
      – Психика у мужчин так же уязвима, как у женщин, – не согласилась Людмила. – Просто считается, что мужчина не должен этого показывать...
      – Давайте не делать поспешных выводов насчет алкашей и прочего, – заговорил Любавин. – Возможно, я и сам кое в чем виноват. Не слишком хорошо проявил себя как руководитель, вовремя не вмешался... Обманчивым оказалось впечатление о нем как о человеке крепком. Ведь механиком он был от Бога, с рабочими находил общий язык. А если учесть, что кое-кто из них зону прошел... Такой авторитет, между прочим, дорогого стоит. Получилось, я разозлился на него. Он как бы меня подвел. Я же его в главмехи выдвинул, а он моего доверия не оправдал.
      – Толя, что ты говоришь, – подала голос Любавина, – зачем взваливать на себя вину за то, в чем ты не виноват. Взрослому здоровому человеку вовсе не нужна нянька. А особенно в лице директора предприятия...
      Наташа поняла, что разговор затягивается. А ей что же, так и стоять в коридоре, притворяясь, что она за чем-то там нагибается? Она повернулась и решительно пошла обратно.
      – Вот что. Я все знаю. Можете не скрывать от меня подробности и не думать, будто нас так просто сбить с ног.
      – Кого это нас? – испуганно взглянула на нее Стася.
      – Нас с сыном. И знайте, никуда я не поеду, пока не выясню, что случилось и как Валентину можно помочь. И вообще не считайте меня тяжелобольной. Беременность не болезнь, а естественное состояние женщины.
      Она села за стол, куда Людмила уже поставила тарелку с оладьями. Некоторое время на кухне царило молчание. Потом Любавина достала из холодильника вазочку со сметаной и сказала как ни в чем не бывало:
      – Видите, какая у нас сметана. Ложка стоит. Тут недалеко, в частном секторе, наши знакомые корову купили. Хозяйка была моим парикмахером, а сейчас сама свою буренку доит и то творог делает, то сметану, то масло сбивает. У женщины талант открылся... И что интересно, ей нравится быть фермершей даже в нашем суровом климате...
      Оладьи таяли во рту, сметана и в самом деле была превосходная, но Наташа, дав своим приятелям в полной мере насладиться хорошей кухней, опять повернула разговор в нужную сторону:
      – Анатолий Васильевич, расскажите о Валентине все, что знаете. Я имею в виду не нынешний случай, а вообще.
      Стася посмотрела на нее с недоумением, а Людмила – с пониманием. Но почему-то в этот момент Наташе их чувства были безразличны. Она просто отмечала про себя их реакцию, и все. Ну и что же, что она носит ребенка от человека, о котором почти ничего не знает. Мысль, которая прежде могла бы привести ее в ужас.
      Неделю они прожили с Валентином вместе. И всю неделю они почти не разговаривали о своем прошлом. Наверное, оттого, что в нем у Валентина все еще присутствовала Тамара, а у Наташи – покойный муж, о котором деликатный Пальчевский предпочитал не упоминать.
      Так случилось. Они еще немного стеснялись друг друга и этой ситуации, которая в момент превратила их, людей, прежде далеких – по крайней мере такая ситуация никому из них прежде не представлялась возможной, – в любовников, в мужчину и женщину, которым даже молчать вместе было приятно.
      Итак, Наташа узнала, что Валентин сирота и что он рос в детском доме. Не от него узнала, ну и что же. А теперь вдруг ей понадобилось знать еще кое-что. Не могла она, как советовала Стася, просто взять и уехать, не узнав, кто он, отец ее ребенка. Что, если сын, подрастая, начнет спрашивать: «Мама, а каким был мой отец?» В книгах так всегда бывает. И что она расскажет?
      – Ты, наверное, знаешь, Наташа, что Валентин служил на флоте...
      Не знала она этого! Тамарка никогда о его службе не упоминала. Она вообще редко рассказывала о чем-то из жизни своего мужа, кроме того, что он тряпка и ничего без нее не может добиться!
      – И что же, сотни тысяч молодых людей служили на флоте, – хмыкнула Стася.
      Ей не нравилось, что Наташа опять заинтересовалась этим ничтожным человеком. И сейчас начнутся разговоры, которые ни к чему путному не приведут. Наверное, он отлично служил на флоте, но к чему говорить об этом сейчас? «Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли!» Она мысленно передразнила хозяина дома. Вместо того чтобы измазать этого алкоголика черной краской, наши доброхоты сейчас начнут плести для него лавровый венок!
      Однако Любавина непросто было сбить с мысли, потому он спокойно продолжил свой рассказ:
      – Так вот, Пальчевский служил как раз в то время, когда развалился Союз и Россия с Украиной стали делить Черноморский флот...
      – И он воспрепятствовал этой дележке? – Стася все никак не хотела угомониться.
      – Можно сказать и так, – хозяин дома не повелся на ее тон, – по крайней мере на своем месте. Корабль, на котором служил Валентин, достался Украине, и потому команду стали склонять к тому, чтобы моряки принесли присягу Украине. Все подчинились. Кроме одного Валентина. Он сказал: «Я уже принес присягу России и считаю, что присягать дважды не имею права...»
      – Ну и о чем это говорит? – невинно спросила Стася.
      – О том, что Валентин даже в юном возрасте умел отстаивать свои позиции, а вовсе не плыть по течению, как абсолютное большинство. Кстати, в детском доме, о чем он рассказывал мне смеясь, у него кличка была Одинокий Волк. За то, что он не спешил шагать в ногу со всеми. Да, милая Стасенька, и не морщите ваш прекрасный носик. Отстаивать свое мнение и стиль поведения может далеко не каждый. Я совершенно уверен, что и в пьянку Валентин ударился по-своему. Он контролирует ситуацию и в случае необходимости может так же решительно бросить это неблаговидное занятие, как в нем погряз.
      – Послушать вас, Анатолий Васильевич, Валентин прямо-таки алкоголик-джентльмен, – возмутилась Стася.
      Она привыкла, будучи начальником, решительно добиваться своего, но здесь, в этом городке, у нее оказались связанными руки, и она не могла просто взять Наташу за шкирку и увезти отсюда подальше. К тому же обе молодые женщины в гостях, перед хозяевами неудобно качать права. Но и слушать панегирики в адрес человека, который портил жизнь подруге уже одним своим существованием, не хотелось...
      – Наташа, – все же сказала она осторожно, но с нажимом, – может, мы поедем с тобой домой, а?
      Ей все-таки казалось, Наташа не может не понимать, что это ей совсем не нужно: ни город, ни человек, который мало того что не просыхает от спиртного, так еще и ухитрился попасть в тюрьму. Всего в течение полусуток, что они находятся здесь. Всякому ясно, что он уже покатился по наклонной.
      Но Наташка как зачарованная долдонила о своем:
      – Анатолий Васильевич, думаете, его будут судить?
      – Думаю, все зависит от тяжести травмы, – вместо мужа ответила ей Людмила.
      – Вы не знаете, в какой больнице может лежать... этот Федор? – спросила Наташа.
      Любавины взглянули на нее с удивлением.
      – Наташа, у нас в городе только одна больница, – ответил Анатолий.
      Стася дернула плечом: надо же, город всего с одной больницей!
      – Вы и отделение знаете? – продолжала допытываться Наташа.
      – Конечно, травматология, – чуть улыбнулся Любавин.
      – Мне надо пойти и поговорить с этим пострадавшим. – Наташа вскочила из-за стола. – Вы не знаете, как его фамилия?
      – Брага.
      – На Руси фамилию просто так не давали, – рассмеялась Стася и потянула подругу за руку. – Может, у меня еще есть минут пять, чтобы поесть эти замечательные оладьи?
      – Да-да, конечно, – сконфуженно спохватилась Наташа, опять садясь на табурет. – Ты ешь, не спеши... Значит, Федор Брага. А отчество его как?
      – Да кто ж его по отчеству зовет? – усмехнулся Любавин. – Федька и Федька. Я его фамилию случайно запомнил, потому что разыскивал как-то Пальчевского и мне сказали, что он в комнате у Браги живет.
      – С такой фамилией грех не спиться, – покачала головой Людмила. – А зачем тебе отчество?
      – Неудобно к незнакомому человеку обращаться просто по имени... Стася, а тебе-то зачем со мной идти? Копаться в этой грязи...
      – Затем! – недовольно нахмурилась та. – Не отпущу я тебя одну, и не мечтай. Я нарочно сюда поехала, чтобы за тобой присмотреть. А насчет грязи, так ты, подруга, не права. Если хочешь знать, я спец по вытаскиванию мужиков из грязи. Был у меня один бойфренд. Так чего я только не делала, чтобы его из запоев вытащить. И под капельницы укладывала, и торпеды подшивала... А уж стыда натерпелась! Потом мой муж на стакан сел – с молоденькими девчонками гулял, свое гусарство им демонстрировал. Его я тоже первое время спасать пыталась... Зато точно могу сказать: бывших алкоголиков не бывает...
      – Прости, я не знала, – пробормотала Наташа.
      – Откуда бы тебе знать! Вначале у тебя с Костиком была пламенная любовь, а потом ты в эту дыру уехала и не вспоминала обо мне... Ой, простите!
      Она виновато склонила голову перед Любавиными.
      – Ничего, мы не обиделись, – проговорила Людмила. – Мы ведь и сами знаем, где живем. После Питера это особенно ощущается... И еще: я, между прочим, тоже собираюсь с вами в больницу пойти.
      – И я, – подал голос Любавин. – В кои веки выдалась свободная суббота. Да и разве я могу отпустить женщин одних?
      – Вот и хорошо, – обрадовалась его жена. – Можно мне хоть раз воспользоваться своим родством с одним из первых лиц города?
      – Можно, – согласился Анатолий Васильевич. – Но лучше, если я буду вашим запасным козырем. В нужный момент буду выдвигаться из-за ваших спин.
      – А до нужного момента будешь наблюдателем?
      – Подозреваю, что особой инициативы мне просто не дадут проявить, – нарочито вздохнул он.
      Он как в воду глядел. В больнице Людмила всюду шла впереди и сама разговаривала с нянечками и медсестрами.
      Информацию собрали быстро. Оказалось, что Брага не «лежачий», а «ходячий». Словоохотливая нянечка сообщила:
      – Нет его в палате, миленькие, куда-то умчался. Должно, пузырь доставать. Как они промеж собой говорят. Мужики эти вонючие!
      – Чего это вы так на мужиков? – удивилась Людмила, оглядываясь на мужа; он, как и обещал, из-за спин женщин не высовывался.
      – Так вечно от них чем-то воняет: то перегаром, то чесноком, то грязными штанами.
      Наташа поморщилась, а Стася покачала головой.
      – Должно быть, крутая вы женщина.
      – А чего с ними церемониться, – бросила нянька и подхватила швабру с мокрой тряпкой. – У женщин в отделении куда меньше работы, а эти...
      Она углубилась в свое занятие – мытье пола, которое до того прервала, чтобы поболтать с посетителями.
      – Придется идти к лечащему врачу, – решила Любавина.
      – По субботам вообще-то у лечащих выходной, если нет дежурства, – заметила нянька, которая вроде занималась своими делами и не обращала на посетителей внимания, – но повезло, ваш пришел. В четвертой палате сложный больной с переломом черепа, он его осматривал...
      – Значит, врач в четвертой палате?
      – Нет, в ординаторской. Должно, переодевается. Дома тоже бывать нужно... Небось, и жене внимания уделить, и детям...
      Нянька все продолжала ворчать, удаляясь со своей тряпкой в другой конец коридора. А посетители все вчетвером кинулись к ординаторской, откуда как раз выходил переодевшийся врач. Он с интересом окинул взглядом женщин, не обращая внимания на Любавина, который как раз нарочно отвернулся и с интересом смотрел в окно.
      – Вы хотели что-то узнать? – спросил врач, между тем потихоньку продвигаясь к выходу и давая посетителям понять, что к долгим разговорам не расположен ввиду своей невероятной занятости.
      – Мы насчет больного Браги. Говорили, у него серьезная травма.
      – Ложная тревога, – хмыкнул эскулап, – легкое сотрясение мозга. В «скорой помощи» его сон под воздействием алкоголя приняли за следствие этой самой серьезной травмы... Говорят, даже подключили милицию...
      – Вот именно, – сердито заметила Наташа, – чего было подключать?
      – Вы его родственница? – Врач обратил к ней взгляд. – Между прочим, я застукал Федора в нетрезвом состоянии. Еще раз попадется, выгоню, к чертовой матери, за нарушение больничного режима.
      – И правильно, – горячо поддержала его Наташа. – Небось по-настоящему больным людям коек не хватает, а вместо них алкашей лечите.
      – Я не понял, – растерянно протянул доктор, – значит, вы не родственники Браги?
      – А что, похожи? – ухмыльнулась Стася.
      – Вот я и не пойму, почему вас заинтересовал именно этот больной?
      – Потому что мы – друзья российской медицины, – без улыбки сказала Любавина.
      – Стыдитесь! – рассердился врач. – Неужели вам больше делать нечего, кроме как отвлекать занятых людей?
      – Извините, – успела проговорить Наташа, но Стася с Людмилой, не иначе науськанные Любавиным, взяли ее под руки и повели прочь.
      – Сейчас доктор Пилюлькин уйдет, – шепнула ей на ухо Стася, – а мы пойдем и навестим умирающего.

Глава двадцатая