Надя сразу загорелась:
      — Между прочим, в Европе это солидный бизнес — водить туристов по пещерам. У вас же есть, наверное, люди, которые эти пещеры знают назубок?
      — Есть, — согласилась Тоня. — А что, ты и к туристическому бизнесу хочешь протянуть свои жадные руки?
      Надя шутку оценила, обижаться не стала, а сказала вполне серьезно:
      — А почему бы нет? Только проживать деньги мне бы не хотелось — слишком много я из-за них выстрадала, а вот пустить их в надежное дело — кто может запретить? Мне надо встретиться с вашим директором, поговорить за жизнь. Если он умный парень, мои идеи оценит.
      Директор был умный мужчина и собой достаточно хорош, чтобы произвести впечатление на женщину.
      Тоня это поняла, едва взглянув на него, и сразу соорудила барьер между ним и собой. Заполнила пространство намороженным из души льдом, потому что мужчины семейные как любовники для нее не существовали.
      Почему же Тоня прежде всего подумала о нем как о возможном любовнике? Ведь сам директор ей повода не давал. Был доброжелателен, внимателен, но и только. Теперь она ставит себе в заслугу, что не увлеклась им!
      У нее после Михаила никаких любовников не было, но до него были двое.
      Первый ее мужчина тоже был художником, Тоня училась на одном с ним факультете. И однажды, на четвертом курсе, когда будущие художники поехали на пленэр, Лев, так звали студента, пошел с Тоней гулять. В луга, как говорили тогда ее однокурсники.
      Тоня стала женщиной под запах свежего сена. Потом они встречались еще два года. Кстати, а почему они расстались? Она вспомнила, что инициатором разрыва был Лева. Странно, что это Антонину почти не задело. А ведь, помнится, уже тогда она тяготела к жертвенности. Наверное, этим в конце концов его и утомила. Почему она не сделала выводов еще тогда?
      — Хорошая ты девушка, Титова! — заявил Лев. — Как жене тебе цены не будет, но я, к сожалению, пока жениться не собираюсь. Мне нужна подруга веселая, открытая, без комплексов и без хватательного рефлекса.
      — В чем же он выражается? — обиженно поинтересовалась Тоня.
      — В том, что ты смотришь на меня как на свою собственность. А я ведь тебе ничего такого не обещал… Да у тебя в глазах написано: хочу замуж!
      — Ну и что же, все девушки хотят.
      — Все, да не все. А если и хотят, то свое желание скрывают. На мужчине не виснут…
      Он говорил и при этом вроде посмеивался: мол, не принимай близко к сердцу, я же шучу! Но Тоня еще долгое время чувствовала себя так, словно ее оскорбили…
      Второй мужчина оказался моложе ее на два года. Первое время он был вне себя от счастья — она всегда так о нем заботилась!
      Он рано ушел из дома, недополучив родительской ласки, но в один прекрасный момент Тоня вдруг поняла, что она при нем — при Алексее — словно заботливая тетушка. Гореть к ней как к женщине он перестал уже через месяц.
      Зато охотно принимал ее заботу, и уже Тоня рядом с ним заскучала. Тем более, привыкнув, что ей много не надо, он даже не дарил ей подарки на День святого Валентина или Восьмое марта…
      Вспомнить об этом через десять лет! И только теперь дать оценку. Похоже, Надя ее комплексами не страдает.
      — Директор женат, — сказала ей Тоня.
      — Женат — это еще не значит инвалид. Мужчина как мужчина. Можно подумать, я за него замуж собралась. А хоть бы и собралась! Если он не захочет уйти из семьи, его никто и не уведет, а если он только спит и видит, как бы сдернуть от жены, то какая разница, кто это будет: я или какая другая женщина? Но это я так, рассуждаю на вольную тему. Сейчас он нужен мне не как мужчина, а как предполагаемый компаньон. А для этого его семейное положение тем более не имеет значения.
      Подруга пошутила, но отчего у Тони вдруг испортилось настроение, было непонятно.
      Скорее всего у нее в худшую сторону менялся характер. Вот как в такой ситуации повела бы себя другая, сильная и умная, женщина? Если бы она вдруг обнаружила, что неправильно ведет себя с мужчинами и вообще не так живет?
      На месте подруги она не стала бы торопиться, вначале бы огляделась, прикинула, что к чему. А Надя вела себя как капризный ребенок в большом универмаге. Тыкала пальцем в понравившуюся ей вещь или человека и говорила: «Заверните мне это!»
      Интересно, как воспринимали ее раздольновцы? Раздражались, завидовали или смотрели снисходительно? Обычно они не бросали деньги на ветер и тратили их неохотно. Разве что когда гуляли в подпитии, а так, как Надя, мог тратить деньги человек, которому они упали с неба. Иными словами, достались на дурняк.
      Тоня считала, что не стоит дразнить людей, потому что деньги им достаются достаточно дорого. По крайней мере не дешевле, чем Наде, хоть она и уверена, что на такие широкие жесты имеет право.
      Может, она подсознательно стремилась избавиться от того, что напоминало ей о совершенном преступлении, может, боялась, что расплата не заставит себя ждать…
      В общем, Надежда торопилась жить. Казалось, что она много времени провела на необитаемом острове и теперь спешит наверстать упущенное, не упуская ни минуты, чтобы общаться с людьми. Причем как можно с большим количеством людей.
      У нее появилась уйма знакомых, и когда Тоня попыталась подсчитать, сколько человек Надежда пригласила к себе на новоселье, то оказалось — больше ста!
      — Ты что, спятила?! — чуть ли не кричала на нее Тоня.
      — Ну, много — не мало, — легкомысленно отмахнулась Надя.
      — Чем ты будешь кормить такую ораву?
      — Ты хочешь сказать, что в вашем краю дефицит продуктов?
      — Не дефицит, но это же все надо приготовить.
      — Я договорилась с Клавой Семиной — она работает в кафе, в районе, у них можно все заказать. Да и сколько до того кафе ехать? Минут двадцать. Мне дадут напрокат термофляги, и я все довезу горячим.
      Тоня хотела спросить: «На моей „Ниве“?» Но Надя предупредила ее вопрос:
      — Кстати, я договорилась с одним мужиком — его зовут Слава, — что куплю у него джип. Старенький, но на ходу. Потом можно будет съездить на автомобильную толкучку и купить что-то поприличней.
      — И сколько он хочет за свой джип?
      — Сторговались на семи штуках, — равнодушно ответила Надя.
      — Ты уверена, что его джип столько стоит?
      — Думаю, он загнул. Но Слава и сам покупал его не дешево. Зато в придачу он обещал мне трубы для теплицы, сгоны и десять радиаторов. А еще он поедет со мной на авторынок покупать мне машину. Все-таки мне могут подсунуть какое-нибудь фуфло, а Слава и сам тертый калач. Получается, я нисколько не переплатила, еще и сэкономила. У меня теперь верный друг среди рукастых мужиков, по гроб жизни мне обязанный.
      — Ну уж и по гроб!
      — Конечно, я шучу, но все, что я Славе переплатила, верну с лихвой.
      — Допустим, таких, как Слава, у тебя еще человека два…
      — Ошибаешься! — теперь уже откровенно веселилась Надя. — Вера Шаманская продаст мне по дешевке пленку для теплиц, Валерия Леус обещала познакомить меня с продавцом, у которого есть какие-то уникальные удобрения для цветов…
      — Хватит-хватит, — замахала руками Тоня, — я все равно не запомню, да мне и не надо. Лучше скажи, на чем твои гости будут сидеть?
      — Костя пообещал раздобыть для меня лавки из старого совхозного кинотеатра. Говорит, что их все берут, у кого большая пьянка намечается… Он, между прочим, мою идею одобрил. Правильно, говорит, делаешь Надюха, что первым делом проставляешься. Народ оценит. Считай, за раз ты сразу сотню друзей приобрела. По крайней мере у тебя ни с чем теперь не будет проблем. Ну там что-то построить, вскопать, постричь, провести… Верной дорогой идете, товарищи!
      — Стол…
      — Стол обещал Коля Ляхов сколотить. Как он сказал, на живульку, из своих досок. Потом он стол просто разберет, и все дела.
      — А по какому принципу ты отбирала себе гостей? — с ехидцей поинтересовалась Тоня.
      — По такому: кто шел на контакт, того и звала в гости.
      — Неужели был кто-то, кто на контакт не шел?
      — Случались такие люди, — грустно покачала головой Надя. — Я уже было подумала, что попала в некое идеальное общество, где все люди друг друга любят…
      — И где волк с ягненком дружит!
      — Что-то вроде этого.
      Надя упорно не реагировала на шпильки подруги, так что в конце концов Тоня устыдилась:
      — Прости, что-то я не ко времени раздражена.
      — Я тебя понимаю. Да ты не переживай, достать меня сейчас все равно невозможно: я упиваюсь свободой, своими возможностями, каковых прежде не имела, и, чего греха таить, открывшимися способностями по части организации бизнеса. В Америке мне приходилось шевелиться, что-то делать, чтобы супруг не вымещал на мне свое раздражение, если у нас не было денег. Но когда денежки потекли, он не то чтобы стал меня любить, а как бы зауважал. И уже прикладывал не сильно, чтобы не попортить внешний вид. Я ведь должна была соответствовать… Конечно же, в бизнесе у меня все шло не так уж гладко. Но поскольку все было записано на Грэга, думаю, налоговая инспекция взяла бы нас за горло в самом ближайшем времени. Ты не поверишь, у них за сокрытие доходов такие штрафы — без штанов оставляют!
      — У нас в налоговой тоже не ангелы сидят. Да и штрафы — ого-го!
      — Не скажи! У нас пока хватают тех, что на виду. По части утаивания доходов мы наверняка на первом месте. Наши налоговики пока еще зубы отрастят. У них в сетке, которой они нас ловят, есть такие большие дыры, что умные люди легко через них проскакивают. Так что из Америки я вовремя свалила. Грэг будет отдуваться, но так ему и надо!
      «Если он все еще жив!» — хотела сказать Тоня, но прикусила язык. Наде хочется думать, что она ни в чем не виновата, пусть думает. В конце концов, кто такой Грэг, чтобы о нем беспокоиться?
      А может, Тоне хочется, чтобы Надя непременно получила по заслугам? Ей кажется, что она слишком легко отделалась? В чем бы еще ей позавидовать? В том, что она не комплексует, не ест себя поедом, не забилась в угол и не тоскует там, вдалеке от жизни?
      — Жизнь такая короткая, — вдруг сказала Надя. — Нет времени на сожаления. Вернее, приходится выбирать: жить дальше или этим самым сожалениям отдаться? И в том и в другом случае время не остановить. Если тебя это коробит, что ж, ничем не могу помочь. В конце концов, лично перед тобой я не виновата. Почти. Но и в этом случае моя вина не столь велика, чтобы я всю жизнь вымаливала у тебя прощение.
      Что правда, то правда, выдала Надя ей все честно, не таясь, — в сравнении с ней Тоня точно гадюка на камне: вместо того чтобы греться на солнышке, шипит на всех, кто идет мимо, да еще и укусить пытается.
      Конечно же, к Наде на новоселье Тоня пошла. Попросила того же Костю, чтобы привез к дому Нади здорового деревянного верблюда, которым ее подруга особенно восхищалась: как живой! В подарок. Он взял у кого-то из своих друзей «Газель».
      — Вот только я бы его коричневым лаком покрасила, — говорила Надя, — а то он у тебя какой-то бледный и оттого вроде больной.
      Тоня ее пожелание выполнила. Верблюд в самом деле приобрел некоторую живость. Его даже хотелось погладить, чтобы убедиться — шерстка не натуральная и так выглядит дерево.
      Костя вдвоем с Вениамином, который не без удовольствия помогал Наде устраиваться в доме — еще одного друга завела! — затащили верблюда во двор и поставили перед теплицами.
      Она не ожидала столь бурной радости от Нади. Та ходила вокруг верблюда, обнимала, целовала, а потом сбегала домой и принесла один из своих поясов, узкий, с серебряными звеньями, и сделала из него уздечку для подаренного верблюда.
      Словом, умела радоваться жизни, ничего не скажешь. Почему Тоне такое не дано? Ее радость всегда была тихой, в себе, и, наверное, со стороны не очень заметной.
      Тоня почти все — по крайней мере если это было не тяжело — делала в своем доме сама, а в доме Нади постоянно толклись мужчины, для которых она тут же приобрела ящик водки, четыре-пять бутылок из него всегда стояли в Надином холодильнике.
      — Почему ты делаешь все наскоком? — попыталась понять Тоня. — Куда ты торопишься? У тебя еще куча дел по организации новоселья, а ты украшаешь этого верблюда, будто после новоселья у тебя времени совсем не будет…
      — Не ворчи! — благодушно отозвалась Надя. — Я хочу, чтобы мои гости восторгались этой скульптурой, которую у тебя во дворе никто не видит! Вот посмотришь, в поселке начнется мода на большие деревянные скульптуры, и лучше этой рекламы тебе ничего не придумать. Ты сможешь до глубокой старости строгать всех этих экзотических животных и зарабатывать на этом огромные бабки! Даже странно, что тебе самой такая мысль в голову не приходила… А как ты думаешь, могут у верблюда быть голубые глаза?
      Она тут же побежала в дом и принесла жидкие голубые тени. Стала на табуретку и некоторое время рисовала. Потом ступила на землю и отошла чуть подальше. Любоваться.
      — Правда же он прелесть?.. Знаешь, в столицах мода на всяких там экзотических животных, но с ними возись, корми чем-то особым, таскай за собой, а тут — великая художница Раздольного Антонина Титова сделает тебе такое животное, какого ни у кого не будет. И всего за несколько тысяч рублей… Кстати, в самом деле, смотри не продешеви! Скульптура! Эксклюзив! Это дорогого стоит…
      Надя как в воду глядела. Не успели гости усесться за стол, как то один, то другой вызывали Тоню на разговор, чтобы договориться: как бы купить у нее какую-нибудь зверушку?
      И каждый говорил:
      — Я тебе хорошо заплачу, ты не думай!
      Вроде неудобно брать деньги со своих, но Тоня не видела другого выхода. Если и в самом деле ей придется делать деревянные скульптуры на продажу, следует определиться, сколько за такую работу брать.
      — Не волнуйся, — с другого края стола проговорила Надя, — я все возьму в свои руки и буду продавать скульптуры, понятное дело, под процент.
      Нарочно говорила так громко, чтобы и сидящие за столом знали: дружба дружбой, а табачок врозь. В противном случае, она догадывалась, народ станет просить у Тони скидок, а она женщина слабая, начнет отдавать за бесценок.
      Новоселье превратилось прямо-таки в народное гулянье. Надя успела купить даже музыкальный центр, и теперь со двора ее неслась громкая музыка, отражаемая горами многоголосым эхом. Нет-нет да кто-то из неприглашенных заглядывал в отворенную настежь калитку. Его тут же втаскивали во двор, теснились, сажали за стол. А потом начались танцы, так что припозднившиеся посельчане могли занять место за столом, из-за которого только что прежде сидящий выскакивал в круг.
      Надя тоже все время танцевала, так что очередная Валя или Вера сами отправлялись на кухню, чтобы подложить на тарелки еще закусок.
      «В какие же деньги все это выльется?!» — невольно думала Тоня, пораженная размахом веселья. Все-таки она не могла бы вот так без оглядки кормить и поить всех желающих.
      После новоселья Тоня хотела остаться и помочь Наде убрать со стола.
      — Брось! — рассмеялась та и за руку оттащила ее от стола. — Девчонки сами все уберут.
      Она кивнула на девочек-погодок Красивских, которые в одинаковых кружевных фартучках — небось опять Надька выпендрилась! — уже носили посуду к большому тазу в кухне. Канализации в доме пока не было.
      — Тебе не кажется, что ты приобретаешь замашки крутой вумен?.. — опять начала было выговаривать Тоня.
      — Считаешь, я их эксплуатирую?
      — А ты считаешь, что нет?
      — Если хочешь знать, Красивские сами предложили мне помощь, и отказывать им было глупо. К тому же я решила, что все продукты, оставшиеся от праздника, они могут взять себе. А осталось оч-чень много!
      В семье Ивана и Софьи Красивских было десять детей. Иван работал водителем в совхозе, а его жена сидела дома. Да и где она могла бы работать с таким-то выводком!
      Дети были погодками, самой старшей — Лилии — четырнадцать лет.
      Посельчане рассказывали, что Иван страшно хотел мальчика, а первой родилась девочка.
      — Промахнулся, Ванька? — ржали над ним мужики. — Ты бы у Егора спросил, как надо и куда.
      У Егора было трое сыновей.
      — Мы и сами с усами! — хмуро отзывался Иван. И строго говорил едва отошедшей от родов Софье: — Опять будем пытаться.
      Но и второй ребенок оказался девочкой. И третий.
      — Больше не буду рожать! — кричала в роддоме Софья. — Под угрозой расстрела — не буду!
      Под угрозой расстрела, может, и не стала бы, а под ласками мужа обо всем забыла и согласилась попробовать четвертый раз.
      На этот раз попытка себя оправдала: родился мальчик. Его назвали Виталием в честь Сониного папы.
      Красивские так радовались мальчику, что не заметили, как Софья опять забеременела.
      — Пойду на аборт, — заявила она решительно.
      — Что ж, можно и аборт, — согласилась районный гинеколог. — Тем более что у вас уже четверо детей. Но все равно я вас должна предупредить: если сделаете аборт, детей у вас больше не будет.
      — Вот видишь, природа все решит за нас, — сказала Соня мужу.
      — А вдруг это тоже мальчик? — задумчиво произнес Иван. Ему казалось, что убивать в утробе мальчика — страшный грех.
      Он не ошибся: пятый тоже оказался мальчиком. И шестой. И седьмой. И восьмой. И девятый. И десятый. Видимо, с перепугу Сонина яйцеклетка хватала только мальчишек.
      Эту историю Тоне рассказали одной из первых, потому что Красивские были местной знаменитостью. Жили они беднее всех и при случае не отказывались ни от какой работы. Например, как с Надиным новосельем. Три старшие девочки — подростки, но с вполне взрослой хозяйственной хваткой — предложили свои услуги, когда требовалось накрыть на стол, и потом, чтобы посуду убрать и, понятное дело, всю ее перемыть. К тому же осталось так много продуктов, что многодетной семье хватило бы не на один день.
      Странно, Надя об этой семье подумала, а Тоне такое бы и в голову не пришло.
      — Останешься у меня переночевать? — спросила Тоню подруга. — Я уже тебе и комнату приготовила. Правда, довести дом до нужного уровня сразу трудновато, но первым делом я подумала о своей спальне и о твоей комнате, когда ты будешь у меня оставаться.
      — Ну что ты, Надюша, — рассмеялась Тоня, — у меня дома все же какая-никакая живность, ее кормить надо. И потом, это же не на другой конец города ехать. Я прикидывала, если считать расстояние между нашими домами на городские кварталы, получится не больше пяти.
      — А ведь Костя предлагал тебя проводить.
      — Ничего, пройдусь пешком перед сном.
      — Тебе же еще Джека выгуливать.
      — Сегодня перебьется. Сад большой, пусть по нему бегает. А утром я уберу следы моей лени.
      Подруги расцеловались, и Тоня пошла к себе домой. С сумочкой, в которую Надя уложила кое-какие деликатесы вроде соленых рыжиков — и где такие достала? Просто один в один! Или тающего во рту балыка из толстолобика.
      Настроение у Тони было хорошее. Правда, дорога была не слишком ярко освещена — далеко не все хозяева зажигали уличные фонари. Привычно экономили. Но Тоня брела от фонаря до фонаря, так что потихоньку без приключений миновала большую часть пути.

Глава двенадцатая