Надя вроде даже поникла, и Тоня подумала, что и в самом деле, продолжая разрабатывать эту тему, можно до чего угодно договориться. Одна будет постоянно чувствовать себя виноватой, а вторая — постоянно об этом помнить и подозревать во всех грехах.
      Лучше пусть пройдет время, все успокоится, а там кто его знает, может, будет куда легче распутать нынешний клубок.
      — И что ты там накупила, в своем аэропорту? — весело проговорила она. — Я хочу это видеть.
      И в самом деле, просмотр Надиных покупок превзошел все ожидания. Даже самой хозяйки.
      — Неужели я все это купила? — восторженно ахала она. — А представляешь, не помню! Видимо, просто схватила с вешалки, а потом заплатила не глядя… Любят американские продавцы нас, российских человеков. Наверное, никто другой вот так не станет что-то покупать. Почти не раздумывая. Даже не покупать, а закупать. А мерить было некогда… Кто у нас первый на подиуме?
      — Давай манекенщицей будешь ты, а я стану оценивать, идет ли тебе тот или иной наряд… Сколько же ты за все заплатила?
      — Две с чем-то тысячи долларов. Не так уж и много, если учесть, что до того я полтора года ничего не покупала.
      Тоня все же невольно посмотрела на подругу. Мимолетно. Неужели ее настолько не интересует судьба Грэга, оставленного ею на грани долгого или вечного сна, что она может вот так беззаботно заниматься тряпками? Или, наоборот, Надя организовала представление с демонстрацией покупок, чтобы занять обеих и не думать о том, о чем думать не хотелось?
      Подумала так и опять на себя рассердилась. Все время дает себе зарок не винить ни в чем свою подругу и каждый раз об этом забывает.
      Не получается у нее забыть. Потому что Тоня — другая. Она не может себе представить, как бы она отравила своего мужа из боязни быть им убитой. То есть не стала бы никуда убегать, а просто подсыпала бы ему снотворного, и все…
      И опять Тоня себя одернула: сколько можно жевать одно и то же? Кто знает, рассказала ли Надя хоть одну десятую из того, что пережила… Надо же, этот тип ее бил! Такого Тоня не могла себе представить. По крайней мере по отношению к себе.
      Да и, если разобраться, так ли уж хорошо Тоня знает саму себя? То есть что бы она стала делать в такой вот почти безвыходной ситуации?
      Представить только — в чужой стране, без денег, без документов. Абсолютно беззащитная… Сколько бы она могла жить так, не попытавшись взбунтоваться? Женщина, которая в своей стране была вполне самодостаточной, которая не простила своего мужа за мимолетный роман, согласилась выйти за иностранца, который ее первому мужу и в подметки не годился…
      — Раздеваться здесь же?
      — Конечно, нет. Иди в свою комнату, там переодевайся и медленно, от бедра вплывай. А я буду сидеть в кресле и смотреть в театральный бинокль!
      Однако вкус у Надежды был. Как и всегда. Так что даже если она и покупала одежду в спешке, то не что попало.
      И сидело все на ней как влитое.
      — Ну как? — пройдясь по комнате в очередной обновке, спросила Надя. — Что-нибудь уже выбрала?
      — На тебе все сидит превосходно, — помедлив, честно ответила Тоня. — Мне нравится все, что ты купила.
      И рассердилась на себя. Можно подумать, она прежде не видела хороших вещей. Михаил зарабатывал достаточно, чтобы она могла себе не отказывать в покупке модной одежды. Но появилась возможность одеться на халяву, и она сразу ослабела перед искушением. Ей хотелось иметь все, что демонстрировала Надя.
      — Да забирай хоть весь чемодан! — легкомысленно отозвалась подруга. — А я себе еще куплю!
      — Нет! — Тоня напоминала самой себе девочку, которая смотрит на мороженое в руках подруги и не может его есть, потому что у нее болит горло. — Давай я возьму вот эти льняные бриджи и пару футболок.
      — И еще вот это! — Жестом фокусника Надя вытащила из кучи тряпок шикарное вечернее платье, золотистое, на тонких лямочках. — Между прочим, я его покупала для тебя. Это мой подарок на твой день рождения…
      — …который будет через три месяца?
      — Нет, это подарок на прошлый день рождения, а на тот, который будет через три месяца… я подарю тебе что-нибудь такое… Ой, до него еще надо дожить!.. Нет-нет, надевай туфли на высоком каблуке!
      Платье сидело на Тоне великолепно. Она расчесала щеткой свои густые волосы, и они теперь обрамляли ее лицо как единственно подходящая рамка. Захотелось сказать самой себе: хороша! Каштановая грива, которую Тоня просто закалывала простенькой заколкой, серые глаза, наскоро подведенные, — небольшого усилия было достаточно, чтобы из образа невидной поселяночки выглянула прежняя шикарная Тато. Да, Тоня считалась именно шикарной женщиной. Только кто в Раздольном об этом знает? Небось местные холостяки и не заметили ее. Как женщину.
      Есть люди, которые всю жизнь живут в одном и том же ритме, стиле, окружении, панически боясь перемен. Но если дать волю эмоциям и событиям, которые случаются в твоей жизни, позволить им влиять на твою сущность, то ты сразу заметишь, как потихоньку начинаешь меняться.
      И если к таким переменам относиться правильно, то получишь от этого большое удовольствие.
      О вы, те, которые боитесь перемен, знайте: именно в них ощущение жизни, именно они выявляют вашу сущность, дают понять, на что вы способны и чего вы на самом деле заслуживаете!
      Антонина смотрела на себя в зеркало, узнавая наконец забытый образ. Почти год она проходила в джинсах и старых свитерах. Правда, эта ее одежда была фирменной и не могла выглядеть плохо, но перед зеркалом вертеться в ней не хотелось.
      Значит, в этом ее дальнейший путь — в самосовершенствовании? Не принимать как должное обеспеченность, а самой себе ее создать. Но ее так воспитывали: она — слабая женщина, и обеспеченную жизнь ей должен создавать мужчина! По крайней мере об этом, как о само собой разумеющемся, всегда говорила ей мама.
      И вот теперь взять и полностью поменять свою жизненную философию? Отчего-то не хотелось.
      — Ну и как, будем жить одни? — Она посмотрела из зеркала на подругу. — Видишь, если захотим, мы можем и сами всего добиться.
      Надя тоже смотрела на нее в зеркале и потому, наверное, на минуту запнулась.
      — Ты хочешь, как в математике, знать точный ответ? Не получится. Слишком много составляющих для однозначного решения. Почему осталась одна ты — тебе самой понятно, а почему я… Потому что дура. Что имеем, не храним, потерявши — плачем. За морем телушка — полушка, да перевоз пятак. Это я еще из литературы помню. Мне казалось, как же так — я такая умная, красивая, такая необычная, и притом кому-то счастье будто с неба упало, а мне по заслугам так и не воздалось…
      — Короче, Склифосовский!
      — Да не ответишь короче! Так сложилось. Женщине на роду написано жить с мужчиной. И распределять обязанности, кто за что отвечает. Кто за чистоту в доме, а кто — за достаток. Тебя этот ответ устроит?
      — Не устроит.
      — То-то и оно. Много ли людей, что довольны своей жизнью? Раз-два и обчелся! Остальные стонут и жалуются на несправедливость жизни. Наверное, лучше Омара Хайяма никто тебе и не скажет. Процитирую, может, не дословно, но, извини, как запомнилось: «Напрасно ты винишь в непостоянстве рок. Что не внакладе ты, тебе и невдомек. Когда б он был в своих пристрастьях постоянен, ты б очереди ждать своей до смерти мог!» И потом, так ли уж все плохо? Выбирай приоритеты. Чего ты хочешь больше всего? Если свободы — она у тебя есть. Возможности заниматься любимым делом — пожалуйста. Славы? А что ты для нее сделала, куда послала свои работы, в каком конкурсе участвовала, кому написала?
      — Ого, сколько ты всего наговорила!
      — Но и это только часть того, что нужно тебе для полноценной жизни, не так ли? Чего ты хочешь еще? Любви? Так здесь ты ее вряд ли найдешь. Слишком невелик выбор. Но и из этого положения имеется выход: дай объявление в газету, покопайся в Интернете на сайте знакомств. Да мало ли… Ты еще ничего не сделала, а уже плачешь.
      — А ты?
      — А я приехала сюда перевести дух, чем сейчас и занимаюсь. Что я буду делать дальше? Увидишь!
      — Это все теория, — с неожиданным раздражением заметила Тоня.
      — Скажи еще: теория без практики мертва! — рассмеялась Надя.
      Учительница! На себя бы посмотрела! Убила человека, а теперь делает вид, что ничего не случилось…
      Боже! Неужели все слабые люди ищут аргументы в недостатках своего собеседника, а не в самом себе? Уже который раз Тоня именно так строит свои возражения: на себя посмотри!
      Забыть, забыть немедленно. Обо всех обстоятельствах, которые привели к ней Надежду. Подруга нуждается в помощи, вот и окажи ей помощь!
      — Чем бы ты сейчас хотела заняться? — спросила она у Нади, резко сменив тон и, насколько возможно, мысли.
      — Я бы хотела пройтись по вашему поселку. Из конца в конец.
      — Но мы же вчера…
      — Со вчерашнего вечера я запомнила только мужика с топором, а где расположен поселок, я себе не очень представляю.
      — Пошли, — согласилась Тоня, — а заодно обкатаем свои обновки. Я надену бриджи и футболку…
      — А я — сарафан! — радостно подхватила Надя. — Когда я его покупала, то представляла себе, как пройду в нем по какой-нибудь сельской улице. Может, даже с ведрами на коромыслах.
      — Вот чего у меня нет, так это ведер, — рассмеялась Тоня.
      — Ничего, их вполне можно себе представить.
      — Не время еще для сарафана, — все же заметила Тоня, — люди пока из зимних вещей не вылезли. По утрам еще холодно, так что некоторые в пуховиках ходят.
      — Вот и хорошо, значит, я открою сезон.
      Но Тоня все же надела свитер.
      Идя по извилистой улочке от своего дома, Тоня впервые посмотрела на поселок глазами приезжего человека. До сих пор она рассматривала сам Раздольный отдельно, а окружающий его пейзаж — отдельно. И отдельно — себя в нем. Теперь же она смотрела на окружающий мир вместе с подругой.
      Итак, гору Пшад полукругом охватывало шоссе, по которому целыми днями сновали машины: наверх — к базам отдыха в горах и горнолыжному курорту, вниз — к цивилизации большого города, мимо таких же небольших поселков и станиц, которые располагались почти на всем этом пути.
      Сам поселок разместился несколько ниже шоссе, на пологом уступе, с юга от которого были террасы с виноградниками, а в северной оконечности единственная улица Раздольного имела дома только по одной стороне, с другой — холмистый склон заканчивался пропастью, по дну которой бежала горная река, огибавшая виноградники и падающая вниз водопадом. Не Ниагара, конечно, но тоже есть на что посмотреть.
      Если смотреть с высоты птичьего полета, станет видно, что южная оконечность поселка гораздо выше северной, так что зимой по центральной улице Советской дети катались на санках как с горы. Садились в санки на улице Кирова и съезжали к улице Чкалова. Дом Тони находился примерно посередине, а Надя, едва выйдя из калитки, почему-то отправилась вниз, и Тоне ничего не оставалось, как пойти следом.
      Похоже, она со своей подругой представляли для местных некое экзотическое зрелище, потому что пока они шли по улице, все ее жители, оказавшиеся в это время в своем дворе или увидевшие молодых женщин в окна, стали вроде невзначай выходить на улицу, так что в конце концов Надя заметила:
      — Да, похоже, маловато тут у вас развлечений, если даже просто две гуляющие женщины вызывают такой интерес.
      — Что ты хочешь, воскресенье. Народ рано встает, и каждодневные домашние дела уже сделаны… И потом, мы с тобой не просто две гуляющие женщины, а постоянная жительница поселка, к которой приехала подруга. Судя по всему, из большого города, потому что одета не как селянка…
      Внезапно, без предупреждения, Надя перешла на другую сторону улицы и заглянула в чей-то двор через низенький заборчик.
      — Простите, пожалуйста, а вы, случайно, свой дом не продаете?
      Полная крашеная блондинка, до того стоявшая на крыльце с подчеркнуто равнодушным видом, с изумлением воззрилась на нее, а потом растерянно оглянулась на вышедшего к ней из дома мужчину.
      — Веня, тут как раз спрашивают… Ты кому-нибудь говорил?
      — А что я должен был говорить? — Он оглядел подошедших женщин привычным оценивающим взглядом.
      — Ну как же, насчет дома. Мы же вчера с тобой этот вопрос обсуждали!
      — Насчет дома? — Мужчина быстро сбежал по ступенькам крыльца и продолжал говорить, идя по дорожке к калитке. То ли для своей жены, то ли уже для Надежды. — Не говорил. Не успел. У меня же алиби. С той минуты, как мы с тобой этот вопрос обсудили, я из дому никуда не выходил. — И обратился теперь непосредственно к Надежде: — Вам понравился наш дом?
      — Откровенно говоря, прежде всего я заметила теплицы. Капитально сделаны, умело… Нельзя их посмотреть?
      — Отчего же нельзя, пожалуйста, проходите.
      Взгляд мужчины еще раз обежал фигуру Нади и метнулся за ее спину к Тоне.
      — Здрасьте, Антонина Сергеевна!
      — Здравствуйте, Вениамин Матвеевич!
      Он вернул взгляд к Наде, теперь уважительный.
      — Надо же, и откуда вы могли узнать…
      — Я же говорю, ничего мы не узнавали. Это я спросила случайно, по наитию. Меня интересуют теплицы… Что вы в них выращиваете?
      — Когда что… Сейчас рассаду помидоров, к Восьмому марта — тюльпаны… Милости прошу!
      Он посторонился, пропуская женщин перед собой.
      — Хотят теплицу посмотреть, — сказал он для жены, которая так и стригла женщин глазами, что-то там про себя надумав и потому став в момент подозрительной.
      Наверное, потому она пошла следом, замыкая их небольшую процессию. Так они и ходили вчетвером. Впереди — радостно возбужденный хозяин, следом — плечо к плечу — Тоня с Надей. Последней шла жена хозяина и что-то бурчала себе под нос.
      — Чего ты вдруг заинтересовалась этим домом? — шепнула подруге Тоня. — Ничего такого мне не говорила.
      — Не вдруг, моя дорогая, не вдруг! — довольно заметила та. И, повысив голос, сказала в спину хозяину: — А сколько у вас соток?
      — Пятнадцать, — отозвался он. — У нас тут у всех минимум пятнадцать. Хотя кое у кого есть и тридцать. Например, если родственники совместили свои участки… Это из той, что раздавали бесплатно. Но кое-кто и купил. Есть у некоторых по пятьдесят соток… У нас, кстати, вода в доме, вот только колонку купить не успели, а так и котел хороший, и сарай, и гараж…
      — Вы собираетесь уезжать отсюда?
      Он отчего-то смутился.
      — Если переезжать, то всего за две улицы, наверх. У Лиды мать умерла, дом ей оставила.
      — И тот дом лучше, чем ваш?
      — Хуже. Но земли — как раз пятьдесят соток, и от пастбища недалеко, мы собираемся коз разводить. Место красивое. Рядом кизиловая роща…
      — Веня! — окликнула его жена.
      — Чего тебе? — сказал он, открывая дверь ближайшей к ним теплицы.
      — Мы же еще ничего не решили!
      — Вас, баб, не поймешь! — с нескрываемым раздражением отозвался он. — Полночи мне голову морочила: давай продадим, давай продадим — а теперь вдруг решила передумать?.. Проходите, дамочка, если вы в этом разбираетесь — оцените! Мой дом по здешним меркам ничего особенного не стоит, но теплицы… Если хотите знать, у меня тут настоящие изобретения имеются. Вот видите, своя система полива, отопления. Посмотрите, стекла автоматически открываются… Меньше чем за триста тысяч я и разговаривать не стану!
      — Рублей? — осторожно спросила Надя.
      Тоня как человек, не слишком разбирающийся в теплицах и вообще в этом хозяйстве, лишь вертела головой по сторонам. Ну зелень растет — укроп, петрушка, — все стоит копейки даже на районном рынке. Огурчики — ничего не скажешь, маленькие, как раз для закатки. Но ее соседка Маша такие и в открытом грунте выращивает. В общем, ничего интересного. Только Надя, кажется, так не считала.
      — Понятное дело, рублей! — гыкнул хозяин. — Вы разве не слышали, Дума запрещает использовать цены в долларовом выражении… Что, хотите сказать, дорого? — Он даже понурился. — Конечно, оценить это может только специалист, а так…
      — Беру! — сказала Надя.
      — В каком смысле?
      — В таком! Я покупаю ваш дом с участком при условии, что вы ничего не станете здесь демонтировать.
      Он опешил. То есть для себя Вениамин Матвеевич решил, что этот дом не продашь за столько, за сколько бы ему хотелось. Хоть и говорят, что цена товар красит, но не для нынешней нищей России… А у него уже имелись планы, на которые позарез нужны были деньги. Да и машину не мешает приобрести поновее. Если никто не купит его дом по более-менее приемлемой цене, значит, придется мотаться между двумя домами… Продавать за бесценок — чай не последний кусок доедает…
      — Не демонтировать? Конечно, а иначе… Это что же, вы прямо сейчас готовы выложить за дом денежки?
      — Надя, это больше десяти тысяч долларов! — толкнула подругу под руку Тоня. — В нашем краю дома столько не стоят!
      В этот момент она не думала о том, что подруга приехала в Раздольный с суммой в двадцать раз больше названной, но жизнь последних месяцев приучила ее к экономности, к умению обходиться меньшим…
      Хозяин взглянул на нее даже с испугом: неужели Антонина все ему испортит?
      — Ну, вообще-то я сумму называл как бы в долларах. То есть сначала определил для себя: десять тысяч долларов, — а потом по привычке умножил ее на тридцать. Но это мое последнее слово.
      — Долларами возьмете? — спросила Надя, вопросительно взглядывая на подругу. — В противном случае, видимо, придется ехать в город, где есть обменники.
      Но Вениамин Матвеевич сразу заторопился ответить:
      — Возьму! Вы ведь гарантируете, что они не фальшивые?
      — Я бы не стала так рисковать, — улыбнулась ему Надя, — тем более оставаясь здесь жить.
      Его жена, до того времени стоявшая позади них, громко вздохнула. Муж живо обернулся к ней:
      — Не переживай. Представь, там пятьдесят соток! Вот где можно развернуться! И я построю тебе баню, как обещал. Со всеми наворотами.
      — Опять обманешь?
      — Клянусь, чтоб мне провалиться! Тем более с деньгами можно нанять хорошего специалиста…
      — Сколько вам понадобится времени, чтобы переехать? — уже соображая что-то про себя, спросила Надя.
      — Думаю, дня три. — Он повернулся к жене, и та солидно кивнула:
      — Если, конечно, ты договоришься с Федькой насчет машины.
      — Договорюсь! — Он наконец облегченно вздохнул и тут же спохватился: — Задаток бы…
      — У нас с собой ничего нет, — Надя показала пустые руки, — но если вы торопитесь, через часок подойдите к дому Антонины и получите задаток… Знаете, где это?
      — Да кто ж не знает… А что, и подойду! — Теперь уже не скрывая довольной улыбки, он оглянулся на жену: — Вот видишь, а ты не верила!
      Та и в самом деле поняла, что женщины пришли не просто так, чтобы соблазнить ее дорогого мужа, а по делу, и тут же проявила гостеприимство:
      — Веня, по-моему, за это надо выпить?
      Тот удивленно взглянул на жену. Наверное, такое случалось не часто.
      — Проходите в дом, гости дорогие!
      — Да мы вообще-то погулять вышли, — робко заикнулась Тоня.
      — Вот и хорошо, под рюмочку ой как хорошо гуляется, по себе знаю!
      И женщина любовно взглянула на мужа.
      Ничего не попишешь, пришлось подругам войти в дом.
      — Как ее звать-то? — шепотом спросила Надя.
      — Лилия, — так же шепнула Тоня.
      Надя поднялась из-за стола и последовала за хозяйкой дома, а хозяин сфокусировал наконец взгляд на Тоне.
      — А я все думал, что за подруга приехала к нашей художнице? Сколько живешь, а ни разу никто с Большой земли сюда не ездил. Неужто и впрямь из Америки?
      «Вообще-то не нужно было так широко об этом оповещать, — подумала Тоня. — Если и в самом деле Надежду станут искать, то первым делом поинтересуются, не приезжал ли кто сюда из Америки. Но теперь уже поздно сожалеть. Бог не выдаст, свинья не съест».
      — Из Америки, — подтвердила она.
      — И чем там занималась?
      — Цветы разводила.
      — Тогда понятно, — оживился Вениамин, — почему она сразу на мои теплицы запала. Специалист сразу поймет, что это вещь!
      Между тем в комнату вернулась возбужденная Надя.
      — Вениамин Матвеевич, там вас супруга зовет. Что-то ей вроде из подпола надо вытащить.