Через неделю Макмэрдо уже сделался приметным лицом в доме Шефтеров. В меблированных комнатах у них жили еще десять жильцов — пожилые работники с шахт и приказчики из лавок. Когда все собирались по вечерам, Джон первым отпускал удачную шутку. Он оказался также превосходным рассказчиком, отлично пел и вообще, казалось, был прямо создан для общества — от него как бы веяло магической силой, способной вызывать оживление и даже веселость окружающих. Но иногда он впадал, как и тогда в железнодорожном вагоне, в неудержимый гнев, что заставляло всех в доме относиться к нему еще более уважительно и даже с опаской. Он не скрывал своего презрения к закону и к его служителям.
      Макмэрдо открыто восхищался прелестной мисс Этти и говорил, что она покорила его сердце с первого взгляда. Чуть ли не на второй день Джон признался ей в любви и потом постоянно твердил о своем чувстве, не обращая внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды.
      — У вас уже кто-то есть? — говорил он. — Что ж, тем хуже для него. Пусть остерегается, я не собираюсь из-за кого бы то ни было упускать свое счастье. Говорите «нет» сколько угодно, Этти, но наступит день, когда вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы подождать.
      Для Этти он был воистину опасным человеком. Рассказы его увлекали, а умение подойти к людям очаровывало. Он был окружен ореолом таинственности, что обычно сначала возбуждает у женщины любопытство, а затем любовь. Особенно захватывающими были описания Мичигана, далекого красивого острова с его низкими холмами и зелеными лугами. Отсюда, из этой мрачной, занесенной снегом долины, он казался особенно прекрасным. Рассказывал Макмэрдо и о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало и Чикаго, где он работал на заводе. При этом слышался намек на нечто романтическое, на события столь странные, что и говорить о них открыто было нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось отказаться от прежних знакомств, покинуть все привычное и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание, и в ее огромных глазах читались сострадание и сочувствие.
      Будучи человеком образованным, Макмэрдо быстро получил временное место в одной конторе, где ему поручили ведение записей. В конторе он был занят большую часть дня и потому не нашел случая представиться главе местной масонской ложи. Но ему вскоре напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона появился его железнодорожный знакомый Мик Сканлейн. Казалось, он был рад встретиться с Макмэрдо. Выпив виски, Мик объяснил цель своего посещения.
      — Я запомнил ваш адрес, Макмэрдо, — сказал он, — и решился навестить вас. Знаете, меня удивляет, что вы до сих пор не представились мастеру. Что помешало вам зайти к нему?
      — Я искал работу и был крайне занят.
      — Все равно надо было отыскать время, чтобы нанести ему визит. Бог мой, да вы поступили прямо безумно, не побывав в Доме союза в первое же утро после приезда! Если вы обидите его…
      Макмэрдо удивился.
      — Я уже более двух лет принадлежу к ордену, Сканлейн, но никогда не слышал о подобных строгостях.
      — В Чикаго, может быть, их нет.
      — Да ведь здесь то же самое общество?
      — Вы полагаете? — Сканлейн долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона.
      — Разве я ошибаюсь?
      — Через месяц вы мне сами об этом скажете. Кстати, я слышал, что после того, как я вышел из вагона, вы побеседовали с полицейскими?
      — Господи, да как вы об этом узнали?
      — У нас все быстро становится известно, как плохое, так и хорошее.
      — Да, я выложил этим собакам, что о них думаю.
      — Я уверен, приятель, вы придетесь по сердцу нашему Макгинти.
      — А что, он тоже не жалует полицию?
      Сканлейн захохотал.
      — Обожает! Но берегитесь, как бы заодно с полицией он не возненавидел и вас, если вы не удостоите его посещением. Так что немедленно отправляйтесь к нему в бар, — сказал он на прощание и ушел.
      Возможно, Макмэрдо и не придал бы особого значения этому совету, но другая встреча в тот же вечер вынудила его все же отправиться к Макгинти.
      Заметил ли старый Шефтер с самого начала то внимание, которое оказывал Этти его новый жилец, или ухаживание Джона стало в последние дни слишком настойчивым, но, как бы то ни было, вскоре после ухода Сканлейна он позвал молодого человека в свою комнату.
      — Мне кажется, — сказал он без предисловий, — что вам приглянулась моя Этти. Это верно, или я ошибаюсь?
      — Не ошибаетесь, — ответил Джон.
      — Ну так я должен сказать вам, что вы опоздали.
      — Она мне говорила.
      — А фамилия другого вам известна?
      — Я спрашивал, но она отказалась ее назвать.
      — Потому что не хотела вас напугать.
      — Напугать? — Макмэрдо так весь и вскипел.
      — Да, дружище. И вовсе не зазорно бояться Теда Болдуина.
      — Да кто он такой, черт возьми?
      — Он начальник Чистильщиков.
      — Опять Чистильщики! О них только и говорят здесь, причем всегда шепотом. Чего вы все боитесь? Кто эти Чистильщики?
      Шефтер понизил голос, как и все здесь, кто вынужденно затрагивал эту тему:
      — Чистильщики — старинный масонский орден.
      — Но ведь я и сам масон!
      — Вы? Зная это, я ни за что не пустил бы вас к себе в дом.
      — Почему вы недолюбливаете орден? Он ставит перед собой цели милосердия и добра.
      — Возможно, где-нибудь и так, но не у нас.
      — А здесь?
      — Это общество убийц.
      Макмэрдо недоверчиво засмеялся.
      — Где доказательства?
      — Доказательства? А разве вам мало пятидесяти убийств? Судя по всему, вы даже не слышали о Милмэне, Ван-Шорсте, о семье Пиклсон, о старом мистере Эйме, о маленьком Билли Джеймсе и множестве других. Доказательства! В долине не найдется никого, будь то мужчина или женщина, кто не имел бы доказательств!
      — Это простые сплетни, — возразил Макмэрдо.
      — Прожив в нашем городе подольше, вы измените свое мнение. Впрочем, я забыл, что вы тоже один из них. Поэтому прошу вас подыскать себе другое помещение, мистер. С нас хватит ухажера Этти, которого мы не смеем выгнать. А уж среди своих жильцов я их терпеть не желаю. Следующую ночь вы должны провести уже под другой крышей.
      Макмэрдо не только лишали комнаты, но и отдаляли от девушки, которую он искренне полюбил. Выйдя от старика, он застал Этти в гостиной и рассказал ей обо всем.
      — Я не так уж огорчился бы, будь дело только в комнате, — сказал он, — но, право, Этти, хотя я и знаю вас всего неделю, но жить без вас не могу!
      — Замолчите, мистер Макмэрдо, — прервала его Этти. — Ведь я говорила вам, что вы опоздали. У вас на дороге стоит другой; правда, я не обещала ему выйти за него, но и сделаться невестой кого-либо еще я теперь уже не могу.
      — А если бы я оказался здесь раньше? Мог бы тогда надеяться?
      Этти закрыла лицо руками.
      — Бог видит, что я хотела бы этого… — прошептала она, заливаясь слезами.
      Макмэрдо опустился перед ней на колени. — Неужели из-за полуобещания вы погубите свое и мое счастье? Слушайтесь своего сердца: оно правдивее слов, сказанных в минуту, когда вы сами не знали, что говорите. Скажите, что вы согласны стать моей женой, и мы вместе пойдем навстречу судьбе.
      — Но мы уедем отсюда?
      — Нет, мы здесь останемся, дорогая, — и его руки на миг обняли ее.
      — Но, Джон, тут оставаться нам нельзя. Увезите меня, пожалуйста.
      На мгновение лицо Макмзрдо выразило колебание, но почти сразу оно стало жестким, словно гранит.
      — Нет, я не трус и стану бороться за вас против всех на свете.
      — Но почему бы нам не уехать?
      — Я не могу сделать этого, Этти.
      — Почему же?
      — Я никогда не смогу смотреть людям в глаза, если буду знать, что меня выгнали откуда бы то ни было. Кроме того, чего нам бояться? Разве мы не свободные люди в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится стать между нами?
      — Вы не знаете, Джон… Вы пробыли здесь слишком короткое время, вы не знаете этого Болдуина, этого Макгинти и Чистильщиков вообще.
      — Не знаю и не боюсь их, — ответил Макмэрдо. — Мне приходилось встречаться с самыми разными людьми, и я никогда никого не боялся, напротив, кончалось тем, что окружающие начинали опасаться меня. Но скажите, Этти, если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершали в долине Вермиссы одно убийство за другим и если все знают их имена, то почему не предали преступников суду?
      — Никто не решится выступить против них свидетелями. Любой из них не прожил бы и месяца. Кроме того, всегда найдется кто-нибудь из шайки, кто под присягой покажет, будто во время совершения преступления обвиняемый был в противоположной части долины.
      — Я, правда, слышал кое-что и раньше о Чистильщиках, но считал все это выдумками. Может быть, Этти, у них есть оправдательные причины так поступать. Их что, преследуют и они не могут защититься другим путем?
      — О Джон, замолчите! Именно такие слова я слышу от другого…
      — От Болдуина?
      — Да, и потому я презираю его. Джон, теперь я могу сказать вам правду: я всем сердцем ненавижу его и в то же время смертельно боюсь. Боюсь за себя и особенно за отца. Если бы я сказала Болдуину правду, на нас неминуемо обрушилась бы страшная беда. Поэтому мне пришлось отделаться от него хотя бы полуобещанием. Иного выхода не было. Если бы вы только согласились бежать со мной, Джон! Мы взяли бы с собой отца и где-нибудь вдали зажили бы спокойно.
      Лицо Макмэрдо снова отразило внутреннюю борьбу, и снова оно окаменело.
      — Ничего дурного не случится ни с Вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же до этих страшных людей… Наступит время, и вы поймете, что я не лучше самого дурного из них.
      — Нет, Джон, я не верю в это и всегда буду доверять вам.
      Макмэрдо с горечью рассмеялся.
      — Как же мало вы обо мне знаете! Вы, с вашей невинной душой, не подозреваете, что во мне происходит…
 
 
      В эту минуту дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом хозяина, вошел красивый молодой человек, приблизительно одних лет с Макмэрдо, схожий с ним ростом и фигурой. Из-под широкополой шляпы, которую он не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными глазами и орлиным носом. Смущенная и испуганная Этти тут же поднялась со стула.
      — Я рада видеть вас, мистер Болдуин, — сказала она. — Пожалуйста, садитесь.
      Упершись руками в бока, Болдуин остался стоять, неотрывно глядя на Джона.
      — Кто это? — коротко бросил он.
      — Мой друг, наш новый жилец. Мистер Макмэрдо, разрешите представить вам мистера Болдуина.
      Молодые люди мрачно поклонились друг другу.
      — Полагаю, мисс Этти сообщила вам о наших планах? — спросил Болдуин.
      — Насколько я понял, вас с нею ничто не связывает.
      — Да? Ну, теперь вы можете узнать другое. Я говорю вам, что эта девушка является моей невестой. Так что вам следует сейчас отправиться прогуляться и не путаться здесь под ногами… Тем более что вечер хорош, — добавил Болдуин с насмешкой в голосе.
      — Благодарю, но я не расположен гулять.
      — Нет? — Глаза Болдуина загорелись гневом. — Может, вам хочется подраться, мистер жилец?
      — Очень, — откликнулся Макмэрдо, поднимаясь. — Вы не могли сказать мне ничего более приятного.
      — Ради Бога, Джон, ради Бога, — задыхаясь, произнесла растерявшаяся Этти. — О Джон, он сделает что-нибудь ужасное!
      — Ага, так он для вас уже «Джон»? — зарычал Болдуин. — Дело дошло до имен?
      — Ах, Тед, будьте благоразумны! Если вы когда-нибудь меня любили, будьте великодушны!
      — Мне кажется, Этти, если вы оставите нас вдвоем, мы быстро со всем покончим, — спокойно произнес Макмэрдо. — Или, может, вам, мистер Болдуин, угодно прогуляться со мной по улице? Отличная погода, и за первым поворотом есть удобный пустырь.
      — Я расправлюсь с вами, не пачкая рук, — бросил Джону его враг. — В скором времени вы пожалеете, что вошли в этот дом.
      — По-моему, сейчас самое подходящее время, — сказал Макмэрдо.
      — Я сам выберу время. Смотрите, — он засучил рукав и показал на руке странный знак: выжженный круг с треугольником внутри. — Вы знаете, что это значит?
      — Не знаю и знать не хочу.
      — Так обещаю вам, что вы узнаете, не успев постареть. Может быть, мисс Этти скажет вам что-нибудь об этом клейме. А вы, Этти, вернетесь ко мне на коленях. Слышите? На коленях! И тогда я скажу вам, в чем будет заключаться ваша кара. Вы посеяли, и я позабочусь, чтобы вы сняли урожай.
      Он с ненавистью посмотрел на них обоих, внезапно повернулся на каблуках, и в следующую секунду наружная дверь с шумом за ним захлопнулась.
      Несколько мгновений Джон и Этти стояли молча, потом она обняла его.
      — О Джон, как вы были смелы! Но все равно, вам надо бежать отсюда. И сегодня же! Вы ничего не можете поделать против людей, за которыми стоит Макгинти и все могущество ложи.
      Джон высвободился из объятий Этти, поцеловав ее, и усадил на стул.
      — Полно, не беспокойтесь так обо мне. Я ведь тоже масон. Наверное, я не лучше остальных, а потому не принимайте меня за святого. Быть может, узнав правду, вы возненавидите меня тоже.
      — Возненавидеть вас, Джон! Что вы! Почему я должна думать о вас плохо только из-за того, что вы принадлежите к ложе? Но если вы масон, Джон, почему вы не постарались заслужить расположение этого Макгинти? Поторопитесь сделать это! Поговорите с ним прежде Болдуина.
      — Я сам подумал о том же, — сказал Макмэрдо, — и отправлюсь сейчас же. Скажите вашему отцу, что сегодня мне еще придется переночевать у вас в доме, но что завтра я найду себе новое жилье.
      Бар Макгинти, как всегда, был переполнен. Хозяин пользовался популярностью, и прежде всего потому, что неизменно носил маску весельчака. Кроме того, многих приводил сюда страх — никто не рискнул бы пренебречь его расположением. Причем не только в городе, но и во всей долине.
      Помимо тайной силы, которой обладал Макгинти как глава ложи, он имел и власть официальную в качестве муниципального советника и инспектора дорог. Всем было ясно, какими путями он получил эти должности. Общественные работы в городе были запущены, зато налоги взимались самым тщательным образом. Благодаря же частым неточностям в отчетах, на которые все опасались обращать внимание, бриллианты в булавках хозяина бара год от года становились крупнее, а золотые цепочки на жилете — более тяжелыми.
      Макмэрдо вошел в зал и оказался в густой толпе, насыщавшей воздух табачным дымом и спиртными ароматами. Помещение освещалось множеством ламп, отражавшихся в расставленных вдоль стен огромных зеркалах в тяжелых золоченых рамах. За прилавками усиленно трудились официанты в жилетах и без галстуков. В глубине, опершись на стойку, стоял высокий и полный человек, во рту которого торчала неизменная сигара. Голову исполина украшала густая грива волос, спускавшаяся до воротника, а лицо до скул заросло бородой. Оно было смуглое, словно у южанина. Однако самым примечательным его отличием являлись странные немигающие черные глаза; отсутствие в них естественного блеска придавало всему лицу затаенно-зловещее выражение. Между тем все остальное у этого человека вполне соответствовало маске веселого задушевного малого. В первый момент каждый сказал бы, что Макгинти удачливый, честный делец с открытым сердцем. Только когда его темные безжизненные глаза впивались в человека, тот внутренне содрогался, почувствовав, что за ними скрыта целая бездна зла, соединенного с силой и хитростью.
 
 
      Джон издали разглядел хозяина бара, а затем со свойственной ему смелостью принялся локтями пробивать себе дорогу к нему. Протолкавшись сквозь группу льстецов, теснившихся около стойки, он остановился перед ним, не опустив глаза под пристальным взглядом.
      — Черт меня побери, если я встречал вас прежде, — недружелюбно произнес глава ложи Вермиссы.
      — Я здесь недавно, мистер Макгинти.
      — Не настолько недавно, чтобы не знать, как следует меня именовать.
      — Это советник Макгинти, — сказал кто-то из окружения.
      — Извините, советник. Я незнаком с местными обычаями, но мне посоветовали повидать вас.
      — Ну что ж, вы видите меня. И что вы думаете обо мне?
      — Трудно так сразу ответить. Скажу лишь, что если ваше сердце так же велико и прекрасно, как лицо, то ничего другого и желать нельзя.
      — У вас хорошо подвешен язык! Значит, вы одобряете мою наружность?
      — Конечно, сэр, — сказал Макмэрдо.
      — И вам посоветовали прийти ко мне?
      — Да.
      — Кто же это сделал?
      — Брат Сканлейн… А теперь я хочу выпить за ваше здоровье, советник, и за наше дальнейшее знакомство. — Джон поднес к губам поданный ему стакан и, осушая его, подчеркнуто отставил мизинец.
      Следивший за ним Макгинти приподнял густые черные брови.
      — Ах, вот как? — сказал он. — Видно, мне придется поближе познакомиться с вами, мистер…
      — Макмэрдо.
      — Мы здесь не доверяем словам, мистер Макмэрдо. Извольте следовать за мной.
      Они прошли в маленькую комнатку. Макгинти запер за собою дверь, уселся на одну из бочек, заполнявших комнату, молча поглядывая на Джона.
      Макмэрдо, не смущаясь, вынес осмотр. Одну руку он опустил в карман пиджака, другой покручивал свой каштановый ус. Неожиданно Макгинти вытащил из-за пояса револьвер.
      — Вот что я должен вам сказать. Если я увижу, что вы затеваете с нами какую-нибудь игру, то вам недолго придется ее вести.
      — Странный прием вы мне оказываете, — ответил Макмэрдо с вызовом. — Особенно для мастера ложи по отношению к новоприезжему брату.
      — Вот как раз этот факт и нужно доказать, — ответил Макгинти. — А если не докажете, то вам не поможет сам сатана. Где вы были посвящены?
      — В двадцать девятой ложе в Чикаго.
      — Когда?
      — Двадцать четвертого июня тысяча восемьсот семьдесят второго года.
      — Кто был мастер?
      — Джеймс Скотт.
      — Кто управляет вашей областью?
      — Бартоломью Уилсон.
      — Гм, вы отвечаете довольно уверенно. Что вы здесь делаете?
      — Работаю, как вы, но пока поменьше вас.
      — Вы так же скоры на руку, как на ответы?
      — Знавшие меня люди утверждали именно так.
      — Ну что ж, может, мы испытаем вас скорее, чем вы думаете. Вы слыхали что-нибудь о нашей ложе?
      — Я слышал, что в ваше братство может вступить только мужественный человек.
      — Правильно, мистер Макмэрдо. Почему вы уехали из Чикаго?
      — Повесьте меня раньше, чем я вам это скажу.
      Глаза Макгинти широко открылись. Он не привык к таким ответам, и слова Джона несказанно удивили его.
      — Почему вы не хотите довериться мне?
      — Потому что брат не может лгать брату.
      — Значит, правда такого рода, что о ней даже не стоит говорить?
      — Вот именно.
      — Тогда не ждите, чтобы я как мастер ввел в ложу человека, за прошлое которого не могу отвечать.
      На лице Макмэрдо отразилось раздумье. Потом он вынул из кармана измятую газетную вырезку.
      — Вы правы, советник, — мягко заметил Макмэрдо. — Я знаю, что без опасения могу отдать себя в ваши руки. Прочтите эту заметку в газете.
      То было сообщение об убийстве в ресторане «Озеро» на рыночной улице Чикаго в первый день нового 1874 года. Там был застрелен какой-то Джонас Пинт. Макгинти быстро пробежал вырезку глазами.
      — Ваша работа? — спросил он, возвращая ее Макмэрдо.
      Тот кивнул головой.
      — Почему вы застрелили его?
      — Я, видите ли, помогал дяде Сэму делать доллары. Может, мои монетки и не были такой чистой пробы, как его, но вполне походили на них и обходились дешевле. Этот Пинт катал их…
      — Что он делал?
      — Пускал в обращение, Но как-то он решил меня шантажировать и стал грозить доносом. Я не поддался на угрозы, убил его и отправился сюда.
      — Почему сюда?
      — В газетах писали, что люди здесь не особенно разборчивы.
      Макгинти засмеялся.
      — Сначала вы были фальшивомонетчиком, затем убийцей и решили, что здесь вас охотно примут?
      — Приблизительно так.
      — Наверное, вы далеко пойдете. Скажите, а вы еще не разучились выделывать доллары?
      Макмэрдо вынул из кармана несколько монет.
      — Они вышли не из государственного монетного двора, — бросил он небрежно.
      — Неужели? — огромной волосатой рукой Макгинти поднес фальшивые доллары к свету. — Не вижу никакой разницы. Думается, вы сможете стать полезным братом. Смелости у вас, кажется, хватает — вы даже не сморгнули, когда я навел на вас дуло револьвера.
      — Да ведь не я был в опасности.
      — А кто же?
      — Вы, советник. — Из кармана своего пиджака Макмэрдо вытащил револьвер с взведенным курком. — Я все время целился в вас, и, думаю, мой выстрел предупредил бы ваш.
      Краска гнева залила лицо главы ложи, но затем он разразился хохотом:
      — Давно мне не приходилось встречать такого молодца! Уверен, ложа будет гордиться вами. Черт возьми! — внезапно закричал он в ответ на стук в дверь. — Что вам нужно? Неужели я не могу поговорить наедине с джентльменом, чтобы кто-нибудь не помешал?