Поведение мальчиков подчинялось строгому этикету. Самые красивые мальчики пользовались в Афинах почти таким же почетом, как герои спорта. Но они должны были проявлять сдержанность и строгость, чтобы не оказаться "дешевкой". Мальчик, слишком легко или из корысти согласившийся, чтобы его ласкали, терял репутацию, и это могло помешать его будущей политической карьере. Некоторые афиняне вообще считали роль эромена сомнительной.
      Так же строго регулировалось поведение мужчин. В Афинах легально существовала мужская проституция и даже публичные дома. Свободнорожденный афинянин не мог заниматься этим ремеслом, но на военнопленных, метеков и иностранцев запреты не распространялись. Хотя любить мальчиков было "нормально", афинянин, уличенный в сексуальной связи с другим мужчиной за деньги или другие материальные блага, лишался своих гражданских прав, не мог занимать выборную должность, выполнять жреческие функции и даже выступать в народном собрании или перед советом старейшин. Любые обвинения и намеки такого рода были крайне оскорбительны, особенно они усугублялись "пассивной" сексуальной позицией.
      Древнегреческая педерастия - классический пример разновозрастных отношений. Но хотя в принципе эраст должен был быть старше эромена, возрастная разница между ними могла быть незначительной, а само старшинство - социально-символическим. Словом paides так называли мальчиков до 15 лет, но иногда возраст повышался до 18 лет. По свидетельству Платона и Аристотеля, половая зрелость у мальчиков наступала в 13-14 лет, а переходный возраст от детства к взрослости продолжался в среднем от 16 до 20 лет. Юноши старше 18 лет назывались с Афинах эфебами (отсюда - позднейший термин эфебофилия, сексуальное влечение к юношам).
      Хотя закона, формально запрещающего связи с маленькими мальчиками, в Афинах не было, обычай считал их недопустимыми. Верхнюю границу "эроменского" возраста греческие авторы связывали с появлением бороды и волос на теле, относя это к 21 году. Некоторые юноши стыдились появления усов и волос на ногах, опасаясь, что это уменьшит их привлекательность, и пытались их сбривать или выщипывать. Практически же это было делом вкуса.
      Короче говоря, в архаической Греции педерастия имела определенные сакральные, инициальные компоненты. Утратив их, она переместилась из общественной жизни в частную, стала более тонкой, индивидуальной и психологически разнообразной, но одновременно - морально проблематичной. Простые, бедные и не особенно просвещенные люди часто относились к ней подозрительно, как к причуде богатых и знатных, угрожающей семейному очагу. Эта тема звучит в комедиях Аристофана, хотя сама по себе однополая любовь для него вполне приемлема.
      Платон в конце жизни, явно по политическим мотивам, писал, что вообще "мужчины не должны сходиться с юношами, как с женщинами, для любовных утех", потому что "это противоречит природе". Сомнения педагогического и этического порядка высказывал и Аристотель. Хотя педерастия для него нормальна и естественна, философ обеспокоен возможностью совращения мальчиков. В своей "Политике" он рекомендует воспитывать мальчиков до 7 лет дома, не давать подросткам смотреть непристойные картины и скульптуры, за исключением религиозных, не позволять им посещать слишком вольные театральные представления и т.д.
      У поэтов и философов эпохи эллинизма любовь к мальчикам становится сугубо индивидуальным делом. Их отношение к однополой любви зависит главным образом от их отношения к чувственности. Философы, признающие право человека на удовольствие, обычно, с теми или иным оговорками, признают и правомерность любви к мальчикам, тогда как для тех же, кто отрицает чувственные радости, она принципиально неприемлема. По словам философа Плотина (204-270), истинные мыслители одинаково презирают красоту мальчиков и женщин.
      А как обстояло дело с любовью между женщинами? Греческое общество не придавало женской жизни самостоятельного значения. В сферу публичной жизни женская сексуальность не входила, а что происходило на женской половине дома, если при этом не нарушалась святость семейного очага, никого не интересовало. Единственная древнегреческая женщина, которая воспевала женскую любовь и чье имя стало нарицательным - Сафо (Сапфо) родилась на острове Лесбос, принадлежала к аристократической семье, почти всю жизнь прожила в городе Митилене, имела троих братьев, была замужем и имела дочь Клею. Предполагают, что Сафо была наставницей группы молодых незамужних аристократических девушек, которые приезжали из разных концов Греции учиться красоте, музыке, поэзии и танцам. Из девяти книг лирики Сафо, сохранилось около 200 фрагментов, многие - всего из нескольких слов.
      Поэзия Сафо целиком посвящена женской любви, описанию юной девичьей красоты, нежного тела, радости встреч и горести разлук.
      Эрос вновь меня мучит истомчивый
      Горько-сладостный, необоримый змей
      (пер. В. Вересаева)
      Этот тип любви не вписывался ни в греческий, ни, тем более, в христианский канон. Позже ее стали называть "сапфизмом", а затем лесбиянством.
      Древнегреческая педерастия уходила своими корнями в древние традиции мужских союзов и инициаций, а затем была облагорожена философским "педагогическим эросом". В древнем Риме не было ни того, ни другого. Главным институтом социализации детей здесь была семья. Иным было и древнеримское отношение к телу и эмоциям. Римляне не допускали публичной наготы, статуи мужчин у них, в отличие от греческих, всегда одеты, а знаменитые римские бани, единственное место, где римляне общались нагими, предназначались исключительно для расслабления и удовольствия.
      Если в Греции любовь к мальчикам считалась мужественной и пользовалась уважением, то в Риме она ассоциировалась с женственностью и считалась культурно чужеродной. Ее носителей обозначали исключительно греческими словами, причем все они имели отрицательный, оскорбительный смысл, подразумевая изнеженность, женственность, пассивность.
      Это не значит, что однополого секса в Риме не было. Наоборот, он был распространен очень широко, но это был совершенно другой секс. Если в Афинах он был привилегией свободных людей, то в Риме его законными объектами были только зависимые, подчиненные лица, - рабы и проститутки, стоявшие вне официального общества. Свободнорожденный мальчик любого возраста был табу, его совращение наказывалось смертью. Зато с рабами можно было делать все, что угодно. Одним нравились юные мальчики, другие предпочитали молодых атлетов. Единственное, чего следовало безусловно избегать, это рецептивной позиции. По словам Сенеки-старшего, отца философа, для свободного мужчины рецептивная роль - позор, для раба - самый безусловный долг по отношению к хозяину, а для вольноотпущенника - добровольная моральная обязанность.
      Бисексуальный Кай Юлий Цезарь был, по ироническому выражению Куриона-старшего, "мужем всех жен и женой всех мужей". Но того, что он в двадцатилетнем возрасте позволил себе, видимо, за деньги, переспать с царем Вифинии Никомедом, ему не забывали всю жизнь. Даже собственные легионеры в шутку называли его "царицей Вифинской". Надо было обладать талантами Цезаря, чтобы этот эпизод не воспрепятствовал его политической карьере.
      Обвинения в связях с мужчинами или юношами были стандартными приемами политической риторики для дискредитации политических противников. Особенно изощрялся по этой части Цицерон, причем делал это совершенно цинично: когда речь шла о его друзьях, Цицерон их защищал, подчеркивая, что "это не преступление", тогда как, становясь обвинителем, он сразу же вываливал на стол целый ворох сплетен. Хотя сам, по свидетельству Плиния-младшего, писал любовные стихи своему вольноотпущеннику Тирону.
      Нормативная и бытовая римская эротика подчеркнуто бисексуальна: важен не пол партнера, а то, какое удовольствие он доставляет. Марку Антонию Светоний приписывает слова: "Какое значение имеет, куда или в кого ты это всунешь?" Страстная любовь Гая Валерия Катулла (87-54 до н. э.) к прекрасной "Лесбии", не помешала ему посвятить 4 стихотворения неразделенной любви к юноше Ювенцию. Тибулл, отчасти предвосхищая Овидия, сочинил стихотворное руководство по обольщению мальчиков, но его собственный опыт по этой части оказался не очень удачным: поэт жалуется на неразделенную любовь к юноше Марату, который предпочел ему более богатого поклонника. Проперций (1 в. до н.э.) влюблен в женщину, но в грустную минуту желает своим врагам любить женщин, а друзьям - мальчиков, педерастия - "спокойная река, где не бывает кораблекрушений: что может произойти в таком узком пространстве?" У Квинта Горация Флакка (65-8 до н.э), который жил и умер холостяком, есть "тысяча страстей для девушек и тысяча страстей для мальчиков", но эти страсти довольно спокойные. Другу, переживающему любовную драму, поэт советует утешиться в объятиях юной рабыни и раба, избегая сильной привязанности к ним. Впрочем, женщины у Горация явно на первом месте. Еще более недвусмысленно предпочитал женщин Овидий, хотя мифологические образы Орфея, Ганимеда, Аполлона и Гиацинта, Нарцисса и других из его "Метаморфоз" стали источником вдохновения для позднейшей гомоэротики. Напротив, болезенный и застенчивый холостяк Вергилий (70-19 до н.э.), любил исключительно юношей. Созданные им образы влюбленных друг в друга юных пастухов стали в дальнейшем "иконами" однополой любви, а их имена, например, "Коридон" стали нарицательными.
      Однако римский гомоэротизм был верхушечным явлением, а сексуальная практика императорского Рима, где для власть имущих не было ничего запретного, - из двенадцати цезарей, биографии которых составил Светоний, связей с мужчинами не имели только двое, причем многие из этих связей были вызывающе-садистскими, - еще больше ухудшил его репутацию, символизируя в глазах населения всеобщее падение нравов и разложение общества. Реакцией на это было усиление аскетической морали, ориентированной на самоконтроль и сексуальное воздержание.
      Едва ли нее единственный возвышенный пример однополой любви времен поздней Империи - чувство императора Адриана (76-138) к юному красавцу греку Антиною. Когда тот утонул, купаясь в Ниле, император повелел обожествить его, основал в его честь город Антинополис и поставил его статуи и бюсты во всех больших городах Империи. Вряд ли новый культ пришелся по вкусу его подданным, однако образ Антиноя, запечатленный во множестве скультур, стал популярным символом юношеской красоты и изящества, которых не может разрушить даже преждевременная смерть. Французская писательница Маргерит Юрсенар посвятила любви Адриана и Антиноя исторический роман, написанный в форме воспоминаний Адриана, а португальский поэт Фернандо Пессоа - поэму "Антиной" (1918). Неназываемый порок
      Или вы не знаете, что неправедные
      Царства Божия не наследуют?
      Не обманывайтесь: ни блудники,
      ни идолослужители, ни прелюбодеи,
      ни малакии, ни мужеложники.
      Апостол Павел
      Христианское отношение к однополой любви было продолжением традиций, с одной стороны, иудаизма, а с другой - поздней античности. В принципе, аскетическое христианство осуждает все виды чувственности, однополая любовь - только частный случай общего запрета. В отличие от Ветхого завета, ранние христианские тексты вообще не упоминают ее, сам Христос никогда не высказывался по этому поводу.
      В Евангелии от Матфея есть один стих, который обычно истолковывается как "антисодомитский": "Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной" (Матфей 5:22). Загадочное негреческое слово "рака", переведенное в русском каноническом тексте Библии как "пустой человек", по мнению специалистов, еврейское rakha (мягкий), которое могло подразумевать женственность и слабость, а заодно и пассивную гомосексуальность, тогда как греческое moros, переводимое как "безумие" или "глупость", означало мужскую гомосексуальную агрессию. В переводе на современный язык, этот текст просто запрещает обзывать людей "пидорами", считая такие слова крайне обидными. Апостол Матфей лишь воспроизводит характерное для эллинистического иудаизма осуждение гомосексуальности, причем "активная" карается строже, чем "пассивная".
      Все остальные евангельские высказывания, прямо или косвенно осуждающие однополую любовь, принадлежат одному и тому же человеку - апостолу Павлу, который вообще говорил о сексе больше всех других апостолов, вместе взятых. Вот его суждения.
      "Или вы не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники". (Первое послание к коринфянам, 6: 9)
      Слово "малакии" обозначало мягких, феминизированных мужчин и ассоциировалось с пассивной гомосексуальностью, но имело и ряд других значений; в древней Руси "малакией" называлась мастурбация (не отсюда ли происходит слово "малофейка" - сперма?).
      Описывая разложение отвернувшегося от Бога языческого мира, Павел пишет: "Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; Подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение. И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму - делать непотребства, Так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, Злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, Безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы".(Послание к римлянам 1: 26-31)
      Великолепная инвектива! Со своей точки зрения, Апостол Павел последователен и логичен. Если любое вожделение греховно и низменно, а сексуальная близость допустима только в браке и лишь ради продолжения рода, то однополая страсть и подавно не имеет оправдания. Тем не менее апостол Павел не выделяет ее в особую категорию. По его словам, Царства Божия не наследуют не только малакии и мужеложники, но также "ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники" (Первое послание к коринфянам 6: 10). Между тем к этим порокам и их носителям церковь в дальнейшем относилась снисходительно, тогда как гомосексуальность стала неназываемой. Почему?
      Все отцы церкви прославляли воздержание и девственность, а одним из самых сильных и опасных соблазнов для них был секс. Чем сильнее были чувства, которые верующему приходилось преодолевать, тем строже было морально-религиозное осуждение "соблазна". Запретить людям "плодиться и множиться" церковники не могли, но тем яростнее они обрушиваются на внебрачный, нерепродуктивный и особенно - однополый секс. По нормам канонического (церковного) права, кодифицированного в 309 г. собором в Эльвире (нынешняя Гранада), сексуальные отношения между лицами одного и того же пола так же греховны и противозаконны, как прелюбодеяние. Мужчина, имевший сношения с мальчиками, не мог получить причастие даже на смертном одре.
      Впрочем, разные авторы назначали за этот грех разные наказания. Согласно пенитенциалию папы Григория Ш (УШ в.) сексуальный контакт между женщинами карался 160-дневным покаянием, а между мужчинами - одногодичным. Архиепископ Бурхард Вормский (умер в 1025 г.) самые строгие наказания накладывал за содомию и скотоложство, различая при однополую и разнополую содомию, последняя наказывалась гораздо мягче. Другие гомосексуальные, по нашим понятиям, действия наказывались совсем мягко: взаимная мастурбация 30 дневным покаянием, а сношение "между бедер" - 40-дневным (так же, как вызов кого-то на соревнование по пьянке - кто кого перепьет, или как сношение с женой во время Великого поста). Теодор Кентерберийский "самым большим злом" считал оральный секс, все равно, с мужчиной или с женщиной.
      Постепенно церковные нормы подчиняли себе и светское законодательство. В 342 г. императоры Констанций и Констант запретили не то - если понимать текст закона буквально - однополые браки, не то вообще однополый секс; виновные подвергались "особому наказанию" (возможно, кастрации). В 390 г. император Феодосий 1, в порядке борьбы с языческими культами, издал закон, по которому пассивная гомосексуальность в борделях наказывалась сожжением заживо. В 438 г. Феодосий П распространил эту кару на всех, уличенных в "пассивной" содомии, а Юстиниан в 538 и 544 гг. велел подвергать смертной казни всех участников подобных действий, независимо от сексуальной позиции..
      Женской гомосексуальности церковники уделяли меньше внимания. Хотя апостол Павел считал ее такой же отвратительной, как содомия, а святой Иоанн Хризостом писал, что для женщин искать таких сношений даже более постыдно, "ибо они должны быть скромнее мужчин", церковные наказания за лесбиянство назначались реже, касались преимущественно монахинь и были сравнительно мягкими. Однополую любовь не только преследовали, но и приписывали ей всевозможные социальные несчастья и стихийные бедствия. По словам императора Юстиниана, именно "из-за таких преступлений возникают голод, землетрясения и мор".
      Выполнялись ли эти законы и были ли они эффективны? Однополая любовь всегда имела какие-то социальные ниши. В раннем средневековье ее главными убежищами были воинские братства (пережитки древних мужских союзов) и монастыри.
      Германские племена, на территории которых возник западноевропейский феодализм, имели развитые воинские организации, где презиралось все женственное и действовали обряды мужских инициаций, включавшие, возможно, и сексуальные контакты между старшими и младшими. Жестко табуировалась только рецептивная позиция, покрывавшая мужчину несмываемым позором; зато тот, кому удалось, силой или хитростью, овладеть врагом или соперником, приобретал почет и славу. Изменить эту древнюю психологию было не так-то просто, да и сами условия воинской жизни, включая половую сегрегацию, благоприятствовали сексуальным контактам между мужчинами. Из всех так называемых варварских правд, только принятый около 650 года закон находившегося под сильным римским влиянием вестготского королевства (на территории Испании), запретил однополый секс, предусмотрев в качестве кары кастрацию обоих участников.
      В быту же отношение к этому "пороку" и после христианизации долгое время оставалось снисходительным. Первый король салических франков Хлодвиг в день своего крещения покаялся в этом грехе и получил отпущение. Один из его преемников Гуго Капет, согласно легенде, заметив однажды в углу церкви двоих ласкающих друг друга мужчин, прикрыл их своим плащом, а затем вернулся к алтарю, чтобы дать грешникам время скрыться. Феодальный рыцарский эпос, ставивший воинскую дружбу выше супружеской любви, имеет отчетливые, хотя и не выраженные прямо, гомоэротические тона. Содомия часто практиковалась среди молодых странствующих рыцарей, между рыцарями и пажами и т.д.
      Самым массовым прибежищем и рассадником гомосексуальных отношений были, естественно, монастыри, где молодые монахи и послушники вольно и невольно "вводили в соблазн" старших и друг друга. Основатель одного и первых коптских монастырей (313 г.) святой Пахомий постановил, что монахи не должны не только спать на одном матрасе, но даже сидеть вплотную друг к другу в трапезной. Его младший современник святой Василий писал: "Во время трапезы садись подальше от своего молодого брата; ложась отдыхать, не оставляй свою одежду рядом с его одеждой; лучше, если между вами ляжет старший брат. Когда молодой брат разговаривает с тобой или поет напротив тебя в хоре, отвечай ему с опущенной головой, чтобы ненароком не взглянуть пристально ему в лицо, чтобы злой сеятель не заронил в тебя семя желания, которое прорастет разложением и гибелью".
      Советы подкреплялись запретами. Второй Турский собор (567) запретил монахам и священникам спать подвое в постели. Позже это правило было распространено и на монахинь. Увы, ничего не помогало! В Х в. настоятель аббатства Сен-Жермен де Прэ Аббон горько жалуется на всеобщий разврат. В середине XI в. фанатичный святой Петр Дамиан тщетно призывал папу Льва IX усилить борьбу с содомией. В начале XII в. архиепископ Кентерберийский святой Ансельм, отвечая по подобные же требования, разъяснял, что "этот грех стал таким распространенным, что почти никто даже не краснеет из-за него и поэтому многие погружаются в него, не осознавая его серьезности".
      Эмоциональные тональность этих чувств и привязанностей могла быть разной. Иногда это были откровенно сексуальные связи, о которых светские молодые люди говорили с шутками и прибаутками. У других гомоэротизм облекался в форму интимной страстной дружбы, сексуальная подоплека которой, возможно, даже не осознавалась ее участниками. Позже такие отношения стали называть "особенной дружбой".
      Дружба, любовь и сексуальная близость - не одно и то же, в средние века дистанция между неосознанным гомоэротизмом и гомосексуальностью была гораздо больше, чем сегодня. Люди могли не осознавать истинной природы собственных чувств и не допускать их телесной материализации. Потребность в эмоциональном тепле и психологической интимности была в монастырях настолько сильна, что нежные письма иногда писали даже незнакомым людям или тем, кого не видели годами. Но отнюдь не все церковники придерживались религиозных канонов. В Х-XII вв. духовные лица создали на латинском языке целый жанр светской, откровенно-эротической любовной лирики, обращенной к мальчикам и юношам. Сохранилось и несколько лесбийских текстов.
      Во многих средневековых городах легально существовали мужские бордели. Особенно славилась ими Флоренция, в Германии педерастов даже прозвали "флорентийцами". Слабостью к мужскому полу прославились английские короли Вильгельм П Рыжий, Ричард Львиное Сердце, Эдуард П, Яков 1, короли Франции Филипп П, Иоанн П, Генрих Ш, Людовик XIII, германские императоры Фридрих П и Рудольф П, прусский король Фридрих П, Конрадин Сицилийский, римские папы Павел П, Сикст 1У, Юлий П, Лев Х, который, по слухам, даже умер в объятиях мальчика, Адриан VI, Юлий Ш и несчетное множество князей, кардиналов, архиепископов и прочих знатных и могущественных людей.
      Реальное отношение церкви и светских феодалов к однополой любви зависело прежде всего от политических причин. Гонения на содомитов, как правило, усиливались в периоды политических и духовных кризисов, параллельно росту религиозной и прочей нетерпимости, или когда властям было нужно найти козла отпущения, чтобы разрядить народное недовольство. Так, усиление преследования содомитов во второй половине XII в. было связано с политической атмосферой крестовых походов: приписав собственный порок иноверцам-арабам, церковь тем самым укрепляла "христианскую солидарность" против общего врага. Если в раннем средневековье содомия была просто одним из многих грехов, то в первой половине XIII в. ее приравнивают к ереси и демонизируют, поручая расследование таких обвинений только что созданной "святейшей инквизиции", и наказывалась она уже не штрафом или изгнанием, а сожжением на костре.
      Активную роль в этой репрессивной политике играло и государство. Во второй половине XIII в. антисодомитские законы были приняты в большинстве европейских государств. В Англии сожжение содомитов ввел Эдуард 1, во Франции - Людовик IX. В Кастилии по законам Альфонса Х содомия наказывалась кастрацией и затем повешением за ноги до наступления смерти; в конце XV в. Фердинанд и Изабелла заменили эту казнь сожжением. Такое же законодательство вводится во многих итальянских городах. Таким образом, "грех" стал ересью, а затем и уголовным преступлением.
      Чем расплывчатее были формулировки законов, тем легче их было применять. В 1481 г. один венецианский рыбак был обезглавлен за "частую содомию с собственной женой".
      Сколько людей стали жертвами этих репрессий? По современным меркам, немного. Во Франции с 1317 по 1789 состоялось 73 "содомитских" процесса и было сожжено 38 человек. Из 30 тысяч дел, расследованных португальской инквизицией, обвинение в "неназываемом пороке" содержалось в 900, однако к некоторым категориям преступников, например, подросткам, проявляли снисхождение, так что сожжено было "всего" 50 человек. В Италии, где подобными делами занимались светские власти, наказания были не столь суровыми. Во Флоренции с 1348 по 1461 состоялось 50 процессов о содомии, и было вынесено 10 смертных приговоров, из них 7 - за гомосексуальные действия, но всех семи случаях содомия сопровождалась отягчающими обстоятельствами, вроде грабежа, изнасилования и т.п. В Испании преследования были более жестокими, но многое зависело от прилежания местных властей. В Севилье между 1578 и 1616 гг. было сожжено 52, в Валенсии (приблизительно за то же время) - 17, в Сарагосе - 34, в Барселоне - всего двое.
      Если сравнить эти цифры с тем, что в Англии между 1500 и 1700 гг. было казнено 5000 ведьм, преследование содомитов выглядит сравнительно умеренным. Но на самом деле жертв было много больше. Каждый процесс, который вела инквизиция, сопровождался пытками, которым подвергались не только обвиняемые, но и многочисленные свидетели. Плюс - общественное мнение. Если в наши дни обвинение сексуального характера, даже не будучи доказанным, может сломать человеку жизнь, чего было ждать в средние века?
      Драконовские законы были не только средством сохранения идеологической монополии церкви и ее собственной самозащиты, но и отражали влияние консервативных народных масс. Простые и необразованные люди считали содомию, как и все прочие сексуальные изыски, проявлениями общей развращенности и безнравственности правящих верхов. Внимание сосредоточивалось исключительно на внешних признаках. Почти все выпады против засилья "грязных катамитов" при английском королевском дворе в XI- XII вв. концентрировались на "женственной" внешности, манерах и одежде молодых дворян. Особенно бурные страсти вызывали длинные волосы. Ношение длинных волос само по себе не было ни новомодным, ни "женственным". У германских племен раннего средневековья длинные волосы считались символом мужской силы и могущества. Тем не менее в XI1 в. длинные волосы стали считать признаком изнеженности и продуктом норманнского влияния; некоторые священники не только осуждали их в пламенных проповедях, но и, если представлялась возможность, собственноручно стригли королей и лордов.
      В отношении к содомитам ярко проявлялась сословная ненависть. Облекая свою зависть к аристократии в форму борьбы за нравственное очищение и обновление, средневековые горожане были гораздо нетерпимее циничных князей церкви. Рост влияния этого класса везде и всюду сопровождался усилением репрессий. Протестантские церкви были в этом отношении ничуть не либеральнее католической. Взаимные обвинения в содомии - один из самых распространенных "аргументов" в спорах между протестантами и католиками в ХVI в.
      Положение и репутация однополой любви заметно улучшились в эпоху Возрождения, в связи с общей реабилитацией тела и плоти. В ренессансной системе ценностей однополая любовь - не преступление, а "красивый порок". Марсилио Фичино, Мишель де Монтень и Эразм Роттердамский, вслед за Платоном, утверждали, что некоторые мужчины от природы предрасположены больше любить юношей, чем женщин. Хотя формально содомия оставалось преступлением, многие смотрели на нее сквозь пальцы или с юмором, а некоторые даже бравировали ею. В одной из новелл "Декамерона" Бокаччьо муж, застав у своей жены юного любовника, вместо положенной сцены ревности заставил молодого человека развлекаться втроем всю ночь, так что на утро юноша не знал, кто с ним забавлялся больше - жена или муж.
      Великого скульптора Бенвенуто Челлини (1500-1571) дважды, в 1527 и 1557 гг., привлекали к суду за связи с мальчиками, причем во второй раз он был вынужден признаться и приговорен к штрафу и четырем годам тюрьмы. Однако он не только избежал тюремного заключения, но и продолжал пользоваться покровительством высоких лиц и выполнять заказы князей церкви. Когда его враг и соперник Баччо Бандинелли в присутствии герцога Медичи обозвал Челлини "содомитищем", тот ответил: "... Дал бы Бог, чтобы я знал столь благородное искусство, потому что мы знаем, что им занимался Юпитер с Ганимедом в раю, а здесь на земле им занимаются величайшие императоры и наибольшие короли мира. Я низкий и смиренный человечек, который и не мог бы, и не сумел бы вмешиваться в столь дивное дело". Это заявление было покрыто общим хохотом.
      Художник Джованни Бацци (1477 -1549) даже налоговые декларации подписывал своим прозвищем "Содома", под которым и вошел в историю живописи. Английский поэт и драматург Кристофер Марло (1564-1593), по словам приставленного к нему тайного осведомителя, говорил, что "кто не любит табака и мальчиков - дураки". А герой рассказа флорентийского писателя Маттео Банделло (1485-1561) на упреки духовника, что он скрыл на исповеди свои гомосексуальные приключения, ответил: "Развлекаться с мальчиками для меня естественнее, чем есть и пить, а вы спрашивали меня, не согрешил ли я против природы!"
      Многих гениев итальянского Возрождения подозревали или обвиняли в гомоэротизме и сексуальных связях с мальчиками и молодыми людьми. В большинстве случаев доказать или опровергнуть эти обвинения одинаково трудно: о личной жизни художников сохранилось слишком мало свидетельств, а истолкование творчества - дело довольно субъективное.
      О флорентийском скульпторе Сандро Донателло (1386-1466) достоверно известно только то, что он предпочитал брать в ученики красивых мальчиков и по поводу его отношений с ними всегда ходили сплетни и анекдоты, на которые веселый и жизнерадостный художник не обращал внимания. Две его знаменитые скульптуры "Давид" и "Святой Георгий" многим кажутся гомоэротическими. "Давид" Донателло выглядит не библейским героем, а кокетливым андрогинным подростком, странным образом сочетающим мускулистые руки с женственной мягкостью и округлостью бедер; его эротическая соблазнительность еще больше подчеркивается экзотической шляпой и высокими сапогами. Ни до, ни после Донателло никто Давида таким не изображал. Что же касается "Святого Георгия", то в ХVI в. на его счет во Флоренции ходила непристойная шуточная поэма, автор которой называет статую "мой красивый Ганимед", расхваливает его телесные прелести и заявляет, что "такой красивый мальчонка" был бы идеальной заменой реального любовника: правда, им можно только любоваться, зато не будет ни измен, ни сцен ревности. Но художник не может отвечать за чужое восприятие.