Из опрошенных психологами Е. А. Хорошиловой и Н. А. Логиновой группы людей взрослые женщины считают свое общение с близкими людьми более тесным и стабильным, чем мужчины, причем у 57% женщин психологическая близость с возрастом увеличилась и только у 7% уменьшилась; у мужчин же увеличение близости отметили 25%, а уменьшение-51% опрошенных. Большинство зарубежных исследователей также придерживаются мнения, что, несмотря на более широкий круг друзей у мужчин, их дружеские отношения менее интимны, чем у женщин. Когда в процессе опроса 306 английских супружеских пар среднего возраста их попросили назвать фамилию близкого друга, 60% мужей назвали фамилию дружеской пары, а 63% жен - имя конкретного индивида, причем жены подчеркивали в их отношениях прежде всего доверие, а мужья делали акцент на совместной деятельности и развлечениях. Пожилые и старые женщины значительно чаще, чем их сверстники-мужчины, имеют интимных друзей, хотя круг личных связей и внесемейных контактов у мужчин шире.
      Принимая во внимание все эти данные, нужно, однако, отличать реальные поведенческие и мотивационные свойства мужской и женской дружбы от тех черт, которые им просто приписываются в соответствии с исторически сложившимися полоролевыми стереотипами. Сравнение представлений о дружбе 319 американских студентов показало, что важнейшие критерии оценки дружеских отношений у мужчин и женщин более или менее одинаковы, хотя женщины выше ценят наличие доверия и строже различают дружбу и товарищество, избегая называть дружбой мало-интимные отношения. Дружеские отношения между женщинами, как правило, кажутся и им самим, и окружающим психологически более интимными, чем точно такие же отношения между мужчинами.
      Но если полоролевые стереотипы и реальные различия между полами так велики, возможна ли вообще разнополая, смешанная дружба? Мнения людей на этот счет противоречивы.
      На вопрос: "Возможна ли, по-вашему, настоящая дружба (без влюбленности) между юношей и девушкой?" - свыше трех четвертей опрошенных нами учащихся 7-10-х классов ответили утвердительно. Но с возрастом сомнения усиливаются: свыше половины юношей-студентов отвечают на тот же вопрос отрицательно.
      Говоря о друзьях, люди обычно молчаливо подразумевают лиц своего пола. Опрошенные Л. А. Гордоном и Э. В. Клоповым взрослые, перечисляя своих друзей, называли: мужчины - исключительно мужчин, а женщины - женщин. Это не значит, конечно, что смешанной дружбы вообще не бывает. Однако ей обычно приписывается особый статус. Как писал французский просветитель XVII в. Ж. де Лабрюйер, "хотя между людьми разных полов может существовать дружба, в которой нет и тени нечистых помыслов, тем не менее женщина всегда будет видеть в своем друге мужчину, точно так же как он будет видеть в ней женщину. Такие отношения нельзя назвать ни любовью, ни дружбой: это - нечто совсем особое". В английском языке это имеет и свое терминологическое выражение: друг своего пола - просто friend, а друг противоположного пола - boy-friend (у девушки) или girl-friend (у юноши).
      Что затрудняет смешанную дружбу? Прежде всего она противоречит духу гемофилии - ориентации на общение с себе подобными, что подкрепляется половой дифференциацией общения. Кроме того, сказываются различия в темпах созревания и направленности интересов мальчиков и девочек, действие определенной системы культурных норм и запретов.
      Даже в условиях совместного коллективного воспитания мальчики и девочки выбирают разные игры и предпочитают партнеров собственного пола. Создатель социометрии - социальный психолог и психиатр Д. Морено пришел к выводу, что у четырех-пятилетних детей выбор мальчиков девочками и наоборот еще довольно велик (до 27%), а начиная с 7-летнего возраста уровень неформального общения между ними постепенно снижается, мальчики и девочки изолируются друг от друга. Эта взаимная изоляция достигает апогея между 10 и 12 годами (взаимный выбор составляет всего лишь 3%). Примерно с 13 лет общение опять активизируется; отмечается значительный рост выборов (взаимных и односторонних) девочек мальчиками и обратно. В целом частота выбора разнополых друзей в детстве и подростковом периоде (от 5 до 17 лет), по Морено, минимальна в средних возрастах и максимальна в младших и старших.
      Несмотря на то что конкретные данные разных исследователей расходятся, дифференциация общения по половому признаку и предпочтение в качестве друзей сверстников собственного пола несомненны.
      Хотя в нашей стране мальчики и девочки воспитываются в дошкольных учреждениях совместно и совершенно одинаково, во всех возрастных группах отмечено четкое различие в круге и характере их общения. Три четверти контактов, устанавливаемых младшим дошкольником, падают на сверстников его собственного пола. С возрастом эта исключительность становится еще более выраженной: мальчики и девочки играют практически отдельно друг от друга.
      Дифференциация полов в общении продолжается и в школьные годы. При этом, по наблюдению психолога Я. Л. Коломинского, выбор младшеклассником другом лица противоположного пола имеет большей частью компенсаторный характер: мальчиков выбирают те девочки, а девочек - те мальчики, которые не пользуются симпатиями у детей своего пола. Инициаторами и защитниками этой "сегрегации" чаще бывают мальчики: предпочтения в выборе игр, партнеров и направленности интересов складываются у них раньше и выражены гораздо сильнее, чем у девочек. Уже у трех-четырехлетних мальчиков две трети всех выборов соответствуют стереотипным представлениям о том, каким должен быть и чем должен заниматься мальчик. Девочки в этом отношении гораздо "терпимее", охотней берут в свою компанию мальчиков, играют в мальчишечьи игры и т. д.
      Это, несомненно, связано с давлением специфических возрастно-групповых норм. В опытах того же Коломинского мальчики выбирали девочек и наоборот чаще всего в таких ситуациях, когда одноклассники могли не знать о сделанном выборе; напротив, выбирая, допустим, соседа по парте, дети более осторожны, опасаясь насмешек товарищей ("если я с ней сажусь, то ребята говорят, что я влюбляюсь").
      Оценивая мальчишескую "групповщину" с ее суровыми, подчас даже жестокими, нравами и чувством исключительности, нельзя не вспомнить первобытных "мужских союзов" и позднейших юношеских групп и корпораций. Современное общество не имеет подобного социального института, если не считать армии. Но стихийные подростковые группы, причиняющие взрослым столько беспокойства, видимо, выполняют ту же социально-психологическую функцию воспитания мужского характера. Для мальчика (юноши) принадлежность к "компании" гораздо важнее, чем для девочки (девушки). Девочка, отвергнутая свои ми сверстницами, может компенсировать это признанием и успехом у мальчиков. Последние же получают подтверждение своей мужественности только в собственной компании сверстников; ни успех у девочек, ни парная дружба не избавляют того из них от чувства неполноценности, кого отвергают сверстники (да и внимание девочек нередко зависит от престижа у ребят).
      Исключительность юношеских компаний - серьезное препятствие для разнополой дружбы. Хотя взаимный интерес и количество контактов между мальчиками и девочками в старших классах резко возрастают, эти отношения редко переходят в интимную дружбу, а те, что получают такое название, большей частью предполагают влюбленность.
      Ограниченность глубины подобных контактов имеет и свои психологические причины. Вследствие своего более раннего физического и психического созревания девочки существенно отрываются от своих одногодков-мальчиков. Они читают лирические стихи в том возрасте, когда большинство мальчиков еще находится на стадии чтения детективов. Психологическим сверстником девочки в этот период является не одногодок, а мальчик на полтора-два года старше ее. Кроме того, процесс полового созревания придает, хотя и не всегда осознаваемую, сексуальную окраску переживаниям подростка. Обсуждать их с человеком другого пола невозможно.
      Зрелая любовь представляет собой органический сплав чувственного влечения и потребности в человеческом тепле, интимной близости с другим. В ранней юности эти влечения, как правило, еще разобщены: объектами эротического интереса являются лица противоположного пола, а потребность в психологической интимности на этой стадии полнее и легче удовлетворяется со сверстником собственного пола.
      Взаимоотношения 15-17-летних юношей и девушек психологически весьма напряжены. Французская исследовательница Б. Заззо задавала своим испытуемым вопрос: "В общении с кем вы чувствуете себя наиболее уверенно?" Оказалось, что увереннее всего юноши и девушки чувствуют себя с родителями (половина всех ответов), дальше идут сверстники своего пола (30% ответов), затем - другие взрослые (10% ответов) и на последнем месте сверстники противоположного пола (8% ответов). Несмотря на то что интерес к девушкам и число контактов с ними у юношей старше 17 лет возрастают, их застенчивость не уменьшается. Девушки чувствуют себя с юношами более уверенно. Хотя только 9% из них назвали общество юношей средой, где они испытывают максимум уверенности в себе, ответивших так юношей еще меньше (всего 6%). Из числа девушек, которые не считают, что легче всего им общаться с родителями, 21% лучше всего чувствует себя в обществе юношей. Среди юношей соответствующая цифра составляет лишь 11% .
      По нашим данным, и юноши и девушки увереннее всего чувствуют себя в общении с друзьями. Однако сравнение самооценок девятиклассников с оценками, которых они ожидали от разных значимых лиц (родители, ближайшие друзья, одноклассники и одноклассницы), показало, что, хотя и мальчики и девочки ждут более благоприятных оценок со стороны сверстников собственного пола, у мальчиков разница в ожидаемых оценках одноклассников и одноклассниц, а также неуверенность в этих оценках выше, чем у девочек.
      Почти все юноши и значительная часть девушек предпочитают иметь своим ближайшим другом юношу. При этом процент девушек, предпочитающих друга противоположного пола, во всех возрастах выше, чем процент юношей. В процессе взросления эта дифференциация усиливается. В 7-8-х классах треть ребят еще затрудняется выбором. В 9- 10-х классах лишь 14% юношей выбирают в качестве "идеального друга" девушку, тогда как процент девушек, предпочитающих дружить с юношей, возрастает до 56% в 9-м и 65% в 10-м классе. Фактически же и у юношей, и у девушек число друзей противоположного пола в два - четыре раза меньше, чем число друзей своего пола. Однако доля друзей противоположного пола у ленинградских девятиклассниц все-таки почти вдвое выше, чем у их одноклассников-юношей.
      Смешанная дружба существенно отличается от однополой. Среди друзей своего пола доля школьников в процентном отношении у девочек больше, чем у мальчиков, имеющих более широкий круг общения. В смешанной дружбе соотношение обратное. Три четверти подруг мальчиков-девятиклассников школьницы; у девочек же среди их друзей-юношей школьники составляют меньше половины, остальные - это военнослужащие, студенты и т. д. Это связано с большей ориентацией девочек на друзей старшего возраста. Смешанная дружба отличается от однополой и по другим характеристикам: встречи чаще вне дома, иная тематика разговоров и т. д.
      Различное отношение юношей и девушек к смешанной дружбе не случайно. Прежде всего сказываются различия в темпах физического и личностного созревания юношей и девушек. Дружба представляет собой своеобразную школу психологической интимности, которая вначале легче достижима с человеком своего, нежели противоположного, пола. У девушек эта фаза заканчивается раньше, чем у юношей. То, что кажется 15-летним девушкам потребностью в дружбе, фактически уже потребность в любви. Отсюда и предпочтение "идеального друга" противоположного пола, и жажда психологической интимности, в то время как их сверстники-юноши еще поглощены мальчишеской групповой жизнью и к психологической интимности с девушками не готовы.
      Ломка традиционных половых ролей и совместное обучение, расширяя круг общения и совместной деятельности мальчиков и девочек, облегчают личные контакты между ними. Психологические исследования последних лет показывают, что многие традиционные барьеры между мальчиками и девочками уменьшаются. Тем не менее смешанная дружба и сегодня сопряжена с определенными психологическими трудностями и встречается не так часто. Почти 57% ленинградских девятиклассников и 43% девушек этого возраста не назвали в числе своих друзей ни одного лица противоположного пола. Еще реже их называют в числе ближайших друзей.
      Первые любовные увлечения, особенно у юношей, часто поверхностны, неглубоки и психологически связаны главным образом с потребностью самоутверждения в своей мужской роли. Влюбленность далеко не всегда сочетается с человеческой, душевной близостью. Компания сверстников своего пола остается для многих юношей психологически более значимой.
      Привилегированное положение и особая эмоциональность юношеской дружбы в известной мере обусловлены неразвитостью других каналов межличностной коммуникации. С появлением любви значение и эмоциональный накал дружбы несколько снижаются. Друг становится прежде всего хорошим товарищем.
      Сравнение уровня самораскрытия группы американских студентов-старшекурсников в их общении с отцом, матерью, членами семьи и ближайшими друзьями своего и противоположного пола показало, что у молодых мужчин, в отличие от подростков, дружба с девушкой предполагает большую психологическую интимность, чем однополая дружба. Потребность в такой дружбе с возрастом усиливается, причем перенос психологической интимности с друга-юноши на друга-девушку происходит в последние годы в более юном возрасте. Это соответствует общей более ранней переориентации подростков на смешанный тип общения. Но такой сдвиг не меняет принципиальной последовательности этапов развития.
      Изучение особенностей разнополой дружбы подводит нас к более общей теоретической проблеме соотношения дружбы и любви. В споpax на эту тему, которые ведутся со времён античности, обозначалось по крайней мере пять основных позиций:
      1) абсолютное различение: дружба и любовь - совершенно разные чувства и отношения;
      2) полное отождествление: дружба и любовь - разные названия одного и того же;
      3) частичное разграничение на основе подчинения любви дружбе: любовь-аффективная сторона дружбы;
      4) частичное разграничение на основе подчинения дружбы любви: дружба - коммуникативная сторона любви;
      5) идея взаимоперехода любви и дружбы как стадий межличностного отношения: дружба - подготовка любви (или наоборот).
      При этом большей частью но уточняется, что конкретно имеется в виду: различие ли культурных канонов любви и дружбы, принятых в данном обществе, социальной группе, или вариации индивидуальных переживаний и эмоциональных состояний. А ведь это совершенно разные системы отсчета.
      Сравнение нормативных канонов любви и дружбы предполагает наличие каких-то общепринятых критериев. Однако идеал "настоящей любви" так же историчен, как понятие "истинной дружбы". Недаром Ларошфуко писал: "Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел" .
      Разные культуры утверждают принципиально разные каноны любви, высвечивая разные ее стороны. В одних обществах всепоглощающая любовь поэтизируется, утверждается как нравственный и эстетический идеал, в других же она не только не считается необходимой предпосылкой брака, но даже рассматривается как нечто ненормальное. Еще больше варьируется представление о соотношении чувственных и духовных компонентов любви. Так, древние греки разграничивают страстную любовь, жажду обладания любимым существом ("эрос") и нежную любовь, потребность в самоотдаче, желание любящего раствориться в любимом ("агапе").
      Многие религии Востока видели в чувственности путь к слиянию человека с богом и разрабатывали целые кодексы эротических наслаждений. Напротив, христианство считает все телесное, чувственное грязным, низменным и греховным. "Чистая любовь", согласно учению средневековых богословов, должна быть исключительно духовной, да и то не слишком сильной, чтобы не отвлекать верующего от любви к богу и выполнения религиозных обязанностей.
      Однако по ту сторону официального бытия существовала народная "карнавальная" культура, в которой удовлетворение чувственных потребностей занимало весьма заметное место. Но любовные переживания выглядят в ней нарочито сниженными, упрощенными, деиндивидуализированными.
      Возникшая в XII в. в Провансе и быстро распространившаяся в Европе поэзия трубадуров с ее культом Прекрасной дамы, ради которой рыцарь готов идти на величайшие жертвы и подвиги, была вызовом и церковному аскетизму, и фривольности "карнавальной" культуры. Канон "куртуазной любви" подчеркивал значение эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной, привнося в них мотивы нежности и заботливости.
      Но, будучи отрицанием церковного аскетизма и карнавальной фривольности, "куртуазная любовь" вместе с тем вобрала в себя черты того и другого. Прекрасная дама соединяла в себе реальную женщину, которой рыцарь хотел обладать, и мадонну, которой можно только поклоняться издали. Отсюда преувеличенная, подчас даже болезненная экзальтированность этих отношений. Ритуал служения Прекрасной даме не мешал рыцарям удовлетворять свои земные потребности с другими женщинами, насиловать крестьянок, деспотически обращаться с собственными женами.
      Разрыв между идеальным образом любви и ее действительностью сохраняется в европейской культуре и позже. В литературе и искусстве XIII-XV вв. широкое распространение получил культ духовной, платонической любви (любовь Данте к Беатриче, с которой поэт не обменялся в жизни ни единым словом, сонеты Петрарки, лишенные каких бы то ни было чувственно-эротических компонентов).
      Гуманисты эпохи Возрождения выступают как против религиозного аскетизма, так и против платонической, десексуализированной любви. То, что раньше считалось "плотским грехом", они утверждают как здоровую "телесную радость". Эротические переживания выходят из подполья, занимая подобающее им место в "высокой" культуре. Однако гуманистическая реабилитация плоти превращается в аристократической культуре XVII-XVIII вв. в рафинированное распутство. Индивидуальная любовь заменяется тщательно разработанным ритуалом галантности, единственная цель которой - физическое обладание. "В любви нет ничего хорошего, кроме ее физической стороны",писал французский натуралист Ж. Л. Бюффон. Любовь становится спортом, увлекательной игрой, которой чувствительность и серьезность только вредят. Описания любви в некоторых произведениях литературы XVIII в. напоминают охоту, в которой, однако, в отличие от более ранних эпох, наравне с мужчинами участвуют женщины. Именно этот стиль жизни имел в виду А. С. Пушкин, говоря:
      Разврат, бывало, хладнокровный
      Наукой славился любовной,
      Сам о себе везде трубя
      И наслаждаясь не любя.
      Замена любви галантностью неизбежно влечет за собой пресыщение и разочарование. Ритуал надоедает, становится скучной рутиной (вспомним пушкинское: "Кому не скучно лицемерить, различно повторять одно, стараться важно в том уверить, в чем все уверены давно...").
      В противовес придворной галантности с ее условностью и лицемерием, сентименталисты утверждают поэзию простых и искренних чувств. Герой-любовник аристократической литературы заботился лишь о своих чувственных наслаждениях, как знаменитый Казанова. Мольеровскому Доп-Жуану даже и это неважно: женщина для него просто дичь, овладение которой укрепляет его репутацию счастливого охотника. Сентиментализм требует от своего героя не удачливости и умения покорять, а способности тонко чувствовать, страдать, жертвовать собой во имя любви. Робкая, почтительная нежность дает любящему гораздо больше, чем физическое обладание. Появляется культ несчастной любви, любви без взаимности, которая рисуется столь возвышенной и прекрасной, что, даже умирая от нее, герой вызывает восхищение и зависть (Вертер).
      Романтизм поднимает любовь до уровня рока и религиозного откровения: именно в любви человек открывает свою истинную сущность, она же дает ему отраду и защиту против пошлости и жестокости окружающего мира.
      Даже из этого беглого исторического обзора канонов любви видно, что идеал любви отнюдь не является чем-то однозначным и неизменным.
      Любое нормативное определение любви молчаливо подразумевает какую-то оппозицию. Антитеза "любовь - вожделение" противопоставляет духовно-личностное начало чувственно-телесному; "любовь - увлечение" отличает глубокое и длительное чувство от поверхностного и краткосрочного; "любовь симпатия" противопоставляет бурную страсть спокойному расположению и т. д. Однако разные лица и даже один и тот же человек в разных обстоятельствах определяют свои чувства и отношения по-разному. Отсюда и разные психологические теории соотношения дружбы и любви.
      Австрийский психиатр 3. Фрейд подходил к этой проблеме функционально-генетически, утверждая, что все эмоциональные привязанности и увлечения человека, будь то родительская или сыновняя любовь, дружба, любовь к человечеству и привязанность к конкретным предметам и абстрактным идеям, суть проявления одних и тех же инстинктивных влечений. Только в отношениях между полами эти влечения пробивают себе путь к сексуальной близости, тогда как в остальных случаях они отвлекаются от этой цели или не могут достичь ее. Тем не менее первоначальную природу этих чувств всегда можно распознать по жажде близости и самопожертвования. Тезис о "сексуальном" происхождении всех человеческих привязанностей связан у Фрейда с расширительным пониманием самой сексуальности, в которой он видит единственный источник всякой психической энергии. Тем не менее его психоаналитическая теория слишком упрощает проблему. Ведь даже у животных разные "аффективные системы" - материнская и отцовская любовь, детская любовь к матери, привязанность сверстников и, наконец, половое влечение - не сводятся друг к другу, но каждая выполняет в процессе индивидуального развития свои специфические функции. Тем более неправомерно такое упрощенное толкование чувств человека. Как справедливо подчеркивал А. С. Макаренко, человеческая "любовь не может быть выращена просто из недр простого зоологического полового влечения. Силы "любовной" любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполовой любви, тем благороднее будет и любовь половая" .
      В отличие от "субстанциалистского" подхода, пытающегося определить глубинные причины, обусловливающие характер любви и дружбы, феноменологическая психология анализирует ассоциирующиеся с этими отношениями субъективные переживания. Французский психолог Ж. Мэзоннёв, изучив многочисленные художественные и автобиографические описания любви и дружбы, обозначил качественные различия между "любовным" и "дружеским" временем и пространством.
      "Любовное время" кажется людям быстротекущим, изменчивым, лишенным длительности, это "время, когда забывают о времени", его ритм определяется "биением сердец". "Дружеское время" выглядит более спокойным и однородным. Не так радикально порывая с повседневностью, оно более конструктивно и перспективно. Аналогично обстоит дело с пространством. Любовь стремится к полному уничтожению расстояния между любящими, сливая их в единое целое. Напротив, дружба, даже самая интимная, в силу своего духовного характера предполагает некоторую деликатность и сдержанность, сохранение феноменологического расстояния между друзьями. Дружеское Мы представляется менее слитным, допуская определенные расхождения и психологическую дистанцию.
      Новейшие социально-психологические исследования показывают, что эти переживаемые различия тесно связаны с разницей соционормативных определений любви и дружбы. Любовно-романтические отношения считаются более исключительными и обязывающими, чем дружеские. Поэтому они предполагают более точное и строгое осознание и определение субъектом собственных чувств, питаемых к партнеру,- "люблю", "влюблен" или просто "нравится" и сознательное принятие решений, как именно развивать эти отношения. В случае нескольких любовных связей или привязанностей человек обычно задает себе вопрос, какая из них для него важнее, дороже и ближе. В дружбе, при всей ее индивидуальности, взаимоисключающий выбор не обязателен, поэтому люди обращают меньше внимания на тонкие нюансы своих взаимоотношений, их развитие кажется им более плавным, не требующим принятия каких-то ответственных решений.
      Детальное обследование взаимоотношений 16 дружеских и 16 любовно-романтических студенческих пар показало, что любовные отношения кажутся молодым людям значительно более исключительными, чем дружеские. Если испытуемый имел две любовные привязанности, то усиление одной из них неминуемо снижало эмоциональную значимость другой. В дружбе этого не происходит. Отмеченных в течение месяца колебаний в оценке уровня дружеских отношений и их значимости было вдвое меньше, чем в любовных отношениях. Однако это объясняется не тем, что в дружбе таких колебаний объективно меньше, а тем, что люди их просто не замечают, поскольку они не требуют принятия сознательных решений и продуманной линии поведения: звонить или не звонить по телефону, приглашать или не приглашать в театр, объясняться или не объясняться?
      Но и это различие ощущается и прослеживается не всегда. Например, подростковая и юношеская дружба в этом смысле зачастую неотличима от любви. А. И. Герцен писал:
      "Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие полов, что она - страстная дружба. С своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячечность любви и весь ее характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое желание исключительности. Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его "другом", и, когда он жил летом в Кунцеве, я писал ему в конце письма: "Друг ваш или нет, еще не знаю". Он первый стал мне писать ты и называл меня своим Агатоном по Карамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру".
      Классическая литература неоднократно описывала подобные переживания. Вспомним Тонио Крегера из одноименного рассказа Т. Манна или Жана Кристофа у Р. Роллана:
      "Кристоф не знал никого прекраснее Отто. Все восхищало его в друге тонкие руки, красивые волосы, свежий цвет лица, сдержанная речь, вежливые манеры и тщательная забота о своей внешности... Он пожертвовал бы ради Отто всем на свете. Он жаждал подвергнуться ради друга любой опасности и страстно мечтал, чтобы представился, наконец, случай испытать силу его дружбы. Во время прогулок он ждал какой-нибудь опасной встречи, чтобы броситься вперед и прикрыть собой Отто. Он с наслаждением принял бы смерть ради друга" . А разве не похожи на любовные те письма, которыми обменивались Жак и Даниэль в романе Р. М. дю Гара "Семья Тибо", вызвавшие такой переполох у отцов-иезуитов?
      Различны и любовные переживания взрослых. В своей книге "О любви" Стендаль сравнивает любовные переживания Дон-Жуана и Вертера. Далекий от принижения Дон-Жуана, Стендаль признает, что его страсть требует немалых личных достоинств: бесстрашия, находчивости, живости, хладнокровия, занимательности и т. д. Но люди этого типа чаще всего бывают сухими эгоистами. "Дон Жуан отвергает все обязанности, связывающие его с другими людьми. На великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который всегда берет и никогда не платит". Превращая любовь в интригу или спорт, делая ее средством удовлетворения собственного тщеславия, он уже не может отдаваться ей сам. "Вместо того, чтобы, подобно Вертеру, создавать действительность по образцу своих желаний, Дон Жуан испытывает желания, не до конца удовлетворяемые холодной действительностью, как это бывает при честолюбии, скупости и других страстях. Вместо того, чтобы теряться в волшебных грезах кристаллизации, он, как генерал, размышляет об успехе своих маневров и, коротко говоря, убивает любовь вместо того, чтобы наслаждаться ею больше других, как это думает толпа" .
      Любовь Вертера с его мечтательностью и склонностью к идеализации плохо приспособлена к реальной жизни и чревата неизбежными драмами и разочарованиями. Зато "любовь в стиле Вертера открывает душу для всех искусств, для всех сладостных и романических впечатлений: для лунного света, для красоты лесов, для красоты живописи - словом, для всякого чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявлялось, хотя бы одетое в грубый ХОЛСТ.
      Совершенно ясно, что любовные переживания и способы их дифференциации от дружеских чувств будут у таких людей разными.
      Многозначность эмоциональных привязанностей не исключает возможности их аналитического расчленения. Например, при изучении эмпирических показателей, позволяющих предсказывать развитие любовных отношений и взаимную адаптацию супружеских пар, весьма плодотворным оказалось разграничение понятий "любовь" и "расположение". В обыденном понимании слова "люблю" и "правится" различаются в основном количественно, по степени ("люблю" = "сильно нравится"). Но эти слова имеют и смысловое различие, обозначая разные психологические явления. Расположение, выражаемое словом "нравится",- положительная установка к другому лицу, в которой преобладает оценочный момент. Нравиться может только тот, кто обладает, а точнее, кому приписываются какие-то положительные или желаемые свойства. Если положительная оценка изменяется, притягательность объекта угасает.
      Любовь же может включать положительную оценку объекта, идеализировать его, а может и не включать. Какие-то качества любимого человека могут даже активно не нравиться. Любовь амбивалентна, она часто сочетается с ненавистью (вспомним катулловское "ненавижу и люблю"). Недаром так расходятся ее описания в художественной литературе.
      Чтобы измерить соотношение этих качеств, американский психолог 3.