Бывает так: сначала ты «снаружи», вокруг все очень обычное, очень знакомое и скучное. А потом мимо проносится Белый Кролик, при часах и при жилете. Дальше известно что: погоня, несколько минут свободного падения вниз по кроличьей норе — и ты уже «внутри», а из привычного и знакомого остался только ты сам, да и это ненадолго. Такие переживания — когда за поворотом вдруг распахивается целый новый мир — составляют если не смысл жизни, то что-то вроде того.

Три года назад у меня было ощущение, что ничего радикально нового в области технологии разработки ПО мне уже не откроется, а мечта о гибкой, живой и мощной среде программирования… Что ж, на то она и мечта.

Потом случилось так, что я сменил место жительства, а с ним и работу. Там, где я оказался, Smalltalk — не просто инструмент, а жизненная позиция, и даже предмет поклонения. Несколько недель у меня ушло на преодоление собственных предрассудков. Я считал, что сборка мусора несовместима с гарантированными временными характеристиками, что полиморфные вызовы медленны — а тут у меня на глазах ядро авиационного тренажера бодро крутило цикл расчетов сорок раз в секунду.

Труднее всего оказалось воспринять отсутствие границы между инструментами и разрабатываемой программой. «А вдруг, — рассуждал я, — создаваемая программа сделает что-нибудь не так? Ведь тогда рухнет не только она, но и среда разработки!» На практике все оказалось не так страшно. В частности, все изменения пишутся в специальный журнал (change file), откуда в случае аварии виртуальной машины легко восстанавливаются.

Постепенно я стал понимать, что отсутствие границы между инструментом и созидаемым объектом — это чуть ли не главное, что есть в Смолтоке. Вокруг места, где не проходит эта граница, концентрируются вещи, составляющие дух и душу Smalltalk-системы.

Написание кода в отладчике — не эффектный кунштюк, а удобный и практичный способ программировать, когда можно вживую пообщаться с каждым из участвующих в приостановленном вычислении объектов, а не вспоминать мучительно, как называется нужный метод и что именно он возвращает. Возможность затачивать Инспектор под конкретные типы объектов — не просто полезная особенность, а путь к иному способу думать о графическом интерфейсе, когда каждый объект системы способен говорить с человеком на специфическом диалекте единого визуального языка (первоначальное понимание роли графического интерфейса, которое можно проследить в Smalltalk-76 и в Fabrik, было именно таким; теперь мы возвращаемся к сходным взглядам на новом витке спирали в таких средах, как Morphic и Oberon/Bluebottle).

Самое же главное в Смолтоке — это то, что через него программисты необратимо меняются к лучшему. Можно потом писать хоть на ассемблере, хоть на VBA, но это будут уже другой ассемблер и другой VBA. Знание Смолтока необходимо для глубины восприятия. Необходимо, но, конечно, не достаточно, потому что остаются еще Haskell и Erlang, OCaml и Oz, и Scheme, и еще много других путей вниз по кроличьей норе, прямиком в Страну Чудес.

Борис Беркгаут, компания «Транзас» (Санкт-Петербург), отдел ПО авиационных тренажеров

Академическое стремление иметь математически стройные средства программирования (к которым были бы применимы математические же методы проверки, доказательства, порождения и вывода) привели к созданию концепции декларативного программирования — идеологически стройного описания программы, которое «выполняется» неким умным компилятором-"думателем" [С термином есть некоторая путаница. Языки описания чего-либо, не являющиеся полноценными «языками программирования» (например, HTML/XML), также называют декларативными]. Разновидности (существенно разные): функциональное программирование — программа описывается как математическая функция, зависящая от других математических функций, затем вычисляется; логическое программирование — задается набор предикатов-утверждений, затем результат выводится из этих предикатов; программирование в ограничениях (constraint programming) — задаются только ограничения на результат, а компилятор вычисляет все результаты, удовлетворяющие этим ограничениям.

Из вышеперечисленных разновидностей лишь функциональное программирование воплотилось в широкую семью языков (языки-потомки «первого функционального» ML, максимально «идеологически чистый» Haskell, странный REFAL, практичный Erlang и другие [Lisp и его потомки постфактум тоже считаются функциональными]) и собрало широкое сообщество «функциональщиков». Сегодня термин «функциональное программирование» определяет как изначальную концепцию (программа-как-вычисление-функции), так и более широкий набор концепций (часть из них не являются обязательным свойством функциональных языков, но возникли именно в этой среде): функции как данные, анонимные функции, продолжения (continuations), сопоставление с образцом (pattern matching) и т. п.

Что до других способов программирования, традиционно называемых декларативными, то они оказались более узкоприменимы. К примеру, из языков общего назначения полностью и исключительно логическим является разве что Prolog; зато концепции логического программирования (и программирования в ограничениях) «окопались» во многих областях в форме библиотек к другим языкам и специализированных приложений.

Включение «привычных» средств в язык делает его ближе и привычнее простому пользователю, но не выразительнее. Выразительнее языка, чем Haskell, я не встречал. До недавних пор у Хаскелла была стратегия «avoid success at all costs», а Тони Хоар печально говорил: «I fear that Haskell is doomed to succeed»; это язык, созданный geek’ами от Computer Science для geek’ов. И поэтому я, при всей любви к Хаскеллу, не могу переключиться на него полностью — без понимания теоретических основ CS я буду знать язык более чем посредственно. Сколько бы популяризаторы ни говорили, что для работы с Хаскеллом не нужны глубокие познания в математике, следует понимать, что потенциал языка будет использован далеко не полностью; дизайн языка и его библиотеки пропитан теорией категорий и универсальной алгеброй.

Глеб Алексеев,

компаниЯ Zoral (Киев)

Одним из критериев оценки языка для меня является лаконичность кода. Haskell — невероятно выразительный и элегантный язык. Дистанция между спецификацией задачи и ее реализацией сильно сокращена. Функции высшего порядка, частичное применение, алгебраические типы данных и сравнение с образцом позволяют писать декларации удивительно близко к оригиналу. Помимо этого вы получаете кучу бонусов, делающих жизнь приятной, — ленивость, строгая типизация без обязательной аннотации типов, полиморфизм. Помню восторг, который я испытал, увидев, что программа после первой же компиляции работала без ошибок. Это было невероятно! Позже я слышал похожие признания от других. TANSTAAFL [ «There Ain’t No Such Thing As A Free Lunch», то есть «Ничего не бывает бесплатно». — В.Ш.]. Для того чтобы начать писать на Haskell, приходится много учиться. Чересчур «другой» язык. Много нового. Совершенно иные подходы к обыденным вещам. Это одна из причин его сравнительно низкой распространенности. К сожалению, вряд ли здесь что-нибудь изменится.

Дмитрий Антонюк, Paragon Software Group

Не только академическое сообщество сильно, в пополнении копилки «бесполезных» (смайлик) языков. Smalltalk, «самый объектно-ориентированный язык», создавали люди, среди интересов которых были создание красивых и эффективных пользовательских интерфейсов, доступность компьютеров для детей и джазовая гитара. Алан Кей со товарищи работали в Xerox PARC (как раз в то время и в том месте изобретался весь современный пользовательский интерфейс); язык Smalltalk предназначался для обучения программированию детей; то есть обучению в смысле «сел и начал делать что-то интересное».

Отсюда и основные идеи Smalltalk: «все есть объект»; программа — это не исходный текст, который компилируется, а затем «исполняется», а «живое море объектов, с каждым из которых можно пообщаться». Работа со Smalltalk подразумевает «общение» с этим «живым морем» — средой, в которой можно посмотреть и изменить любой объект; процесс разработки и процесс выполнения суть одно. Этот подход, как можно заметить, существенно отличается от мэйнстримового ООП, с его акцентом на основную сущность — «класс», близкий родственник «модуля» из структурной парадигмы [Алан Кей, «как честный человек», среди предшественников Smalltalk указывает язык Simula, упомянутый в предыдущей статье как прародитель «мэйнстрим-ООП», — но классы и объекты Симулы с классами и объектами Смолтока роднит более терминология, нежели внутренние идеи. Большее влияние на архитектуру языка оказали Lisp, «детский язык» Logo, а в наибольшей степени — программа Sketchpad (см. врезку «Неязыки»)]. В C++ класс — это сущность совершенно иного порядка, нежели объект; в Смоллтоке класс — это тоже объект, и обращаться с ним можно, как с любым другим объектом.

Сегодняшний Smalltalk — исследовательский язык для моделирования сложных систем; и язык «для детей» в виде красочной системы Squeak (как оно и было задумано с самого начала); некоторые интересные идеи современной веб-разработки воплощены в Smalltalk-фреймворке Seaside. Smalltalk породил несколько интересных «детей» — Self (язык с еще более простой объектной системой [Self воплощает концепции «прототипного объектно-ориентированного подхода», в котором есть только объекты, новые объекты порождаются «клонированием» старых; интересно, что изначальные концепции Smalltalk выглядели именно так, а «усложнение» произошло при поиске эффективной реализации. Так что в какой-то степени Self — это «возвращение к корням»]) и Strongtalk (диалект с возможностью статической проверки типов); первый «скорее мертв», второй — недавно был выпущен в open source и потихоньку «оживает».

При обсуждении происхождения языков программирования друг от друга, их взаимного влияния, источников тех или иных идей зачастую остаются за кадром не-языки: отдельные программы, чья внутренняя архитектура или способ задания опций послужил «вдохновляющим мотивом» для авторов знаменитых языков программирования.

В качестве иллюстрации упомянем программу Sketchpad, разработанную Иваном Сазерлендом в 1963 году для диссертации. Sketchpad не только стала первой программой для компьютерного рисования и реализовала первый графический интерфейс пользователя, но и вводила понятие объекта как основной единицы данных (при этом сама программа была написана на макроассемблере компьютера TX-2). Своим рождением концепция «объектов в стиле Smalltalk» в немалой степени обязана именно Sketchpad’у (Алан Кей некоторое время работал вместе с Сазерлендом).

Еще один пример «программы, которая повлияла на язык», — текстовый редактор ed в Unix, привнесший в «широкие массы» (а также в языки AWK и Perl, далее везде) регулярные выражения как гибкий, универсальный (хоть и запутанный) способ обработки строковых данных.

И обратный, несколько неожиданный пример: наиболее широкое распространение функциональный подход к программированию получил не в каком-либо конкретном языке, а в электронных таблицах вроде Excel. Когда мы определяем одну ячейку как SUM, а другую как AVG и выполняем дальнейшие операции над этими значениями — мы занимаемся именно функциональным программированием (придумал не я, а один из микрософтовцев, разрабатывавших Haskell; см. http://research.microsoft.com/~simonpj/papers/excel/index.htm).

Судьба некоторых немэйнстримовых языков, построенных вокруг идей не слишком общих и глобальных, более печальна, нежели у описанных выше. Отработанная идея с благодарностью подхватывается одним (или несколькими) из более общеупотребимых или просто более новых языков и «растворяется» в преемниках, причем исходный язык (а зачастую и его автор) становится «достоянием истории», монстром, о котором мало кто помнит.

Как пример можно привести линейку Snobol-Icon, языков Ральфа Гриспвольда для обработки строк. В 70-х и начале 80-х эти языки были очень популярными среди разработчиков компиляторов и исследователей ИИ, а затем их идеи вобрал в себя юниксовый AWK (при близких по мощности возможностях обработки строк он наследовал также и Algol-линейку традиционных языков, то есть в целом был более привычен и прост для изучения), а через него эти идеи попали в Perl (наравне с идеями из редактора ed, см. врезку «Неязыки»). Называя «патриархов», Ральфа Гриспвольда часто забывают упомянуть (даже Тьюринговской премии у него не было), он умер несколько месяцев назад не то чтобы «всеми забытым», но явно недооцененным героем.

Судьба языка APL за авторством Кеннета Айверсона (того самого, что написал «Notation as a Tool of Thought») сложилась более счастливо — по крайней мере, «Тьюринга» Айверсону дали. Язык, который расширял привычную математическую нотацию для работы с массивами (все его операторы были одно-двухсимвольными комбинациями, APL требовал особой клавиатуры со спецсимволами), иногда считался «издевательством» и «write-only» языком. Тем не менее «нотация» Айверсона показала свою мощь на задачах, для которых предназначалась (сложные операции с массивами данных); годы спустя появились языки-наследники J (1990, создан Айверсоном как более простая и логичная версия APL) и K (1993, создан учеником Айверсона Артуром Уитни как более простая и логичная версия J), имеющие ограниченную, но устойчивую популярность. На K, к слову, написана коммерческая РСУБД kdb, вроде как являющаяся самой быстрой в мире; по слухам, код ее составляет 26 файлов с однобуквенными именами [Отгадать, какие именно буквы использованы, оставляем как домашнее задание внимательному читателю], в каждом из которых — всего одна страница.

И наконец, для полноты картины упомянем язык Forth, который стоит несколько особняком — по «глобальности задумки» (есть только стек и ничего кроме стека) он находится на уровне Лиспа (по странности внешнего вида — тоже), а по «локальности последствий» — где-то в районе Snobol и APL. Сегодняшнее использование Forth смахивает на «развлечение для понимающих»; языки, на которые повлияли концепции Форта, — несколько экспериментальных гибридов (Kevo, Joy, Factor) да PostScript, язык описания страниц для печатающих устройств.

Lisp привлекает своим минималистичным устройством: это самый простой язык с GC. В нем нет ничего наносного, никаких надуманных конструкций, служащих одной цели. Благодаря этому на нем можно реализовать любую парадигму, любое современное свойство других языков программирования. И даже гармонично объединять такие противоречащие друг другу концепции, как функциональный и императивный стили, динамическую и статическую типизации, ленивые вычисления и ООП.

Программируя на Лиспе, просто невозможно зайти в тупик: язык будет поддерживать тот стиль программирования, который вы сами для себя выберете или придумаете. Понятно, что такой подход требует от программиста самых свежих знаний для правильной и лаконичной реализации своих идей, но никто еще не жаловался на то, что ему приходится развиваться.

Те, кто хорошо знают и умеют применять Лисп, никогда не скажут, что какой-то язык может его полностью заменить, что Лисп устарел. Даже если такой программист использует в повседневной практике другой язык, значит, этот язык лучше подходит для решаемых задач или хорошо реализует полюбившуюся программисту парадигму.

Роман Клюйков

Модернистская традиция в программировании не является ни редкой, ни бедной, ни вымирающей. Тем не менее ни один из вышеописанных языков массовым и общепринятым не стал; солидная их часть нередко используется для практической работы, но в узкоспецифических областях либо людьми, которым на соответствующем языке так удобно думать, что они готовы терпеть некоторые неудобства.

«Оторванность от реальности», свойственная «модернистским идеям», всегда мешала их выходу на «широкую публику» — как напрямую (непонятность), так и косвенно, через вопросы производительности («если язык программирования не естествен для архитектуры компьютера, то чего будет стоить их взаимодействие?»), взаимодействия («как использовать библиотеки на более традиционных языках, коих уже есть много и отказываться от них не хочется?»), наличия программистов («если язык немэйнстримовый, а нам понадобится еще один программист в команду, где мы его возьмем?») [Интересно, что мэйнстрим часто и с удовольствием принимает побочные продукты развития «модернизма» — как технологические решения, вроде сборщика мусора (Lisp и другие) и компиляции в байткод (Smalltalk), так и организационные (популярные понятия рефакторинга, экстремального программирования родились в сообществе Smalltalk)]. Здесь можно провести параллель с судьбой мэйнфреймов и прочих специализированных компьютеров: есть случаи, в которых «вроде бы все понимают», что случай сложный и нужно использовать специальные мощные решения, но «стоимость» этих решений (включая затраты по внедрению, подбору соответствующих специалистов, интеграции со «стандартными частями») такова, что «мы уж сделаем как обычно».

Но и у «как обычно» есть свои пределы. При попытке эти пределы раздвинуть (а она неизбежна, прогресс-то не удержать) немэйнстримовым странным идеям, как драгоценным винам, настанет свой черед. О чем далее.

Золотая рыбка в мутной воде: Экзотика становится повседневностью

Автор: Виктор Шепелев

После двух полновесных тарелок как бы истории («как бы» — потому что большинство описанных языков используются и в наше время) перейдем-таки к десерту — изменению мира, современным трендам и прочим взглядам в будущее. Только прикинем для начала, откуда это будущее (активное перемешивание старых структурных идей и нестандартных идей модернизма) берется.

За многие годы развития и усложнения традиционные языки отдалились от компьютера; да и сами компьютеры и их производительность стали несколько абстрактным понятием. Автоматическая сборка мусора, которая во времена Lisp была недостатком (по сравнению с ручным управлением памятью), во времена Java и C# стала достоинством, повышающим степень абстракции и надежность программ и обеспечивающим истинную компонентность [Я говорю не о неких мистических «объективных фактах», а о восприятии «средним индустриальным программистом»]. Множество возражений из серии «концептуально хороший язык, но производительность его навсегда ниже допустимого» постепенно отступило.

Вспомним, откуда в принципе растут ноги у структурной, императивной парадигмы: из «естественного» воплощения архитектуры компьютера. Но уже в рамках одного компьютера и одного пользователя сегодняшняя архитектура подразумевает множество «частностей», вроде распараллеливания, многопроцессорных систем, многоуровневых кэшей или, в случае карманных ПК, отсутствия деления на оперативную и постоянную память. То есть языки с моделью «последовательные инструкции, изменяющие ячейки памяти» уже не вполне «соответствуют». Что уж тут говорить о веб— и вообще сетевых приложениях, для которых «один процессор, один поток ввода/вывода, одна память» — вообще малозначимая абстракция.

То есть императивная модель уже нужна больше программисту, нежели компьютеру. Но ведь и программисты изменяются. Повышение темпа прогресса и вообще темпа жизни приводит к тому, что даже самый средненький программист или средненькая программная контора успевает перепробовать столько языков и технологий, что принять новые идеи становится куда проще [Сюда можно приплести еще культуру блоггеров-пропагандистов, способных заинтересовать своих читателей чем угодно. Например, описываемый ниже Ruby своим «подъемом» за пределами Японии очень обязан нескольким уважаемым в программистской публицистике личностям].

Вот и посмотрим, что из этого получается. Начнем все же с веба.

Напиши мне сценарий

Цитата

Юкихиро Мацумото

Культура использования «скриптовых языков» («языков сценариев») характерна для мира Unix и смежных миров, где пользователь операционной системы по определению немножко программист. Эта культура подразумевает написание повседневных программ для автоматизации простых действий; немалая часть пишется прямо в командной строке и нигде не сохраняется; другие пишутся единожды, тестируются и впоследствии выполняются многократно, входя в состав «багажа» пользователя. Для скриптовой культуры характерно беззаботное отношение к структуре программы, ее скорости и даже логичности, при крайне заботливом отношении к лаконичности и выразительности.

Культура скриптов-сценариев получила мощной толчок с появлением веба и первых веб-приложений. Тогдашняя формулировка веб-приложения — «нечто, получающее несколько параметров и формирующее по ним (текстовую) веб-страничку» — идеальное описание именно скрипта; неудивительно, что самый популярный к тому времени скриптовый язык для обработки строк — Perl — стал и самым популярным языком веб-программирования. Некоторое время «быть веб-программистом» означало «знать HTML, JavaScript и — Perl» (вскоре к этому набору добавился PHP). Веб-программирование как деятельность доступная и популярная, с одной стороны, способствовало широкому распространению «скриптового» подхода, а с другой — изменило концепцию самих скриптов: усложнение веб-приложений, возрастание их объема и используемых ресурсов (сеть, БД, графика и пр.) привело к повышению внимания к логичности и понятности скрипта, к его стандартной библиотеке и т. п.

Так Perl проторил дорогу Python’у — языку, который смешал скриптовый и структурный подходы к написанию программ [При желании в истории «скриптов для веба» можно найти аналогии с начальной историей языков программирования: Perl/Fortran, доказавшие, что это возможно и нужно, PHP/Cobol как «временное помутнение сознания, когда еще никто не знал, как правильно», и Python/Algol, внесшие стройность и логичность. Есть, конечно, и множество отличий]. Лаконичные и логичные, легко читаемые программы на Питоне способствовали его широчайшему распространению, поскольку это легкий язык интеграции всего (Google и NASA), встраиваемый в крупные пакеты (от программы 3D-моделирования Blender до игры Civilization IV), язык для преподавания (см. в предыдущей статье о MIT) и, естественно, язык для веба. Успех Питона открыл дорогу другим «стройным скриптам»: легкой Lua — во встраиваемые скрипты, и Ruby — во все остальные области. В каковых «всех областях» вскоре вспыхнула supernova фреймворка для веб-разработки Ruby on Rails. «Руби на Рельсах» со всеми своими последователями, критиками, отрицателями и фанатами — уже сам совершенно отдельный крупный тренд.

Важно здесь, что культура скриптов («скриптовая парадигма») подразумевает допустимость и даже обязательность разных «ухищрений» для удобства программиста. И это именно та «дырка», через которую в широкие массы пошли необычные идеи. То есть в большой степени это вопрос «подачи»: если функция-как-значение — это не «новая парадигма с серьезной теоретической базой, своей терминологией и новым синтаксисом», а «фишечка такая, чтобы удобней» — то элементы функционального подхода в Питоне оказываются вполне естественными и понятными. А поглощение и использование этой «фишечки», естественно, порождает какие-то вопросы (все-таки идея «новая»), на которые (сюрприз, сюрприз!) могут дать ответы те самые «оторванные от жизни теоретики», занимающиеся функциональным программированием (ах, вот как это называется!) уже лет сорок. И вот пожалуйста: замыкания, продолжения, ленивые вычисления — более или менее прижившиеся элементы «обычных скриптов».

То же самое — с концепциями «программа — это данные, изменяемые в любой момент» (здравствуй, Lisp) и «все в программе суть объекты, обменивающиеся сообщениями» (здравствуй, Smalltalk). Время программиста и его fun — главная ценность; ради этих «высоких идеалов» можно и идейные столпы пошатать.

Забавно, что в этом стремительном выходе скриптов на передний план главное назначение «языка сценариев» — написание одноразовых программ сомнительного качества — как-то потерялось. Что породило забавные казусы «самоопределения» — тем паче, что и другие типично скриптовые свойства (вроде интерпретируемости) многим сегодняшним «скриптам» несвойственны (Python, как Java, компилируется в байт-код и выполняется на виртуальной машине; виртуальные машины для Perl и Ruby сейчас разрабатываются соответствующими сообществами и находятся в районе «альфа» и «бета» версий).

Платформа 200N

Цитата

Д. Хеймер Ханссен,

создатель ruby on rails

Очередная «дырка в заборе» мэйнстрима — как ни странно, Microsoft. Шаткое положении как-бы-лидера — только и успевай крутиться, и Джаву надо переджавить, и с поднимающими голову скриптами совладать, и Гуглу настучать, и Виндов побольше продать — поневоле вынуждает к инновационности и нос-по-ветру. Отсюда — появление во второй версии C# анонимных делегатов (они же — переменные-функции) и связанных с этим элементов функционального программирования; отсюда же — подъязык LINQ, вводящий в C# 3.0 декларативную нотацию, подобную SQL.

Но важнее даже не это, а принципиальная изначальная многоязычность .Net’а и, соответственно, поощряемые и приветствуемые попытки существующие языки на микрософтовскую платформу портировать и новые, невиданные, создать. Эффект симбиоза ново-старых языковых идей и платформы промышленного качества понятен: для платформы выгода в том, что даются новые инструменты программистам и «импортируется» сообщество соответствующего языка; для самого языка становятся доступными богатые библиотеки .Net’а (особенно актуально для языков с привкусом «академичности», зачастую страдающих от отсутствия элементарных библиотек для индустриальных задач) и — огромное количество готовых пользователей [Все эти выкладки в большой степени относятся и к платформе Java. Понятно, что изначально платформа была «одноязычной», но сейчас (не в последнюю очередь — в результате «гонки платформ» с Microsoft) Sun уделяет много внимания развитию и поддержке других языков на своей платформе].

Одной из целей .Net’а было облегчение интеграции кода на разных языках, а значит, многоязычные проекты на этой платформе более распространены, и теоретически можно основную часть проекта оставить на C#, алгоритмически сложную часть написать на каком-нибудь Haskell.Net или F# (ML-подобный язык), а разные быстрые тесты и служебные задачи, требующие «быстрого и грязного» кода, решать, к примеру, на IronPython.

Понятно, что чем дальше отстоит портируемый язык от традиционных, тем сложнее его бесшовная интеграция с другими языками платформы. Отсюда — некоторые интересные проекты, которые революционные (для мэйнстрима) идеи скрещивают с естественной объектной моделью и привычным синтаксисом платформ Java/.Net. Таких проектов уже немало: к примеру, для .Net’а — питонообразный Boo и многоконцептуальный Nemerle, совмещающий традиционный ОО-подход с функциональными возможностями и выводом типов в духе ML и синтаксическими макросами вроде Lisp’овых [Из не-Lisp’образных языков Nemerle, кажется, единственный, предоставляющий средства такого уровня]; для Java — объектно-функциональный гибрид Scala и Ruby-подобный Groovy [Это не считая экспериментальных языков, являющихся расширениями-надмножествами C# и Java (C-omega, Pizza/PJ) и использующихся в основном для обкатки идей, которые впоследствии войдут (или не войдут) в основной язык].

О широкой известности и применимости таких языков говорить рано, но кое-какие предположения об их судьбе сделать можно.

Языки рода Boo и Groovy, чьи авторы стоят на позициях «скриптовых» (в смысле лаконичности программ и богатого набора «фенечек»), на позицию «скриптов в рамках платформы» как раз и метят. Их роль — быть «клеем» между компонентами, инструментом для «условно одноразовых» программ (тестов для отладки компонентов на «серьезных» языках) и вообще инструментом для «гибких» подходов. В этом контексте их будущее видится относительно безоблачным, как и будущее «портированных» IronPython/Jython, JRuby/RubyCLR.

Nemerle и Scala — это совсем другой коленкор, «модернизм в миниатюре». С их «продвинутыми» идеями связаны те же надежды и проблемы, что некогда были характерны для Haskell, Lisp, Smalltalk — «вроде и круто, но больно хитро». Можно предположить, что и судьба «больно хитрых» языков сложится похожим образом и они станут генераторами идей для C#/Java и прибежищем немногих «понимающих». Впрочем, расстояние от этого «мини-модернизма» до мэйнстрима не так уж велико, а компонентный подход накладывает меньше ограничений на взаимодействие разноязыковых модулей; так что «продвинутые» языки может ждать и более счастливая судьба. Остается пожелать им удачи.

Разработчики Haskell

Саймон Пейтон Джонс (Simon Peyton Jones), один из разработчиков Haskell, архитектор Glas-gow Haskell Compiler (GHC); Кейл Гиббард (Cale Gibbard), популяризатор Haskell, автор нескольких руководств.

О целях и перспективах

Гиббард: Haskell всегда был и остается исследовательским языком. Множество студентов и ученых думают о расширениях языка и новых библиотеках, на основе которых можно было бы опубликовать научную работу. Так что прогресс идет довольно быстро, и некоторые библиотеки так же сложны и красивы, как сам язык.

Джонс: С практической точки зрения, развитие Haskell идет путем воплощения экспериментальных возможностей в разных компиляторах.

Иногда сообщество хаскелистов садится и собирает эти анархические расширения в единые стройные концепции. Сейчас мы работаем над новой версией — Haskell Prime, чтобы можно было сказать «эта программа написана на Haskell Prime» вместо "эту программу можно скомпилировать с помощью GHC 6.8.