ПЕРЕПИСКА: Миссия ИТ

В статье «Гагарин и пустота» («КТ» #603 от 30.08.05)Леонид Левкович-Маслюк предлагает порассуждать на тему роли «романтических идей» и «высоких порывов» с оттенками «героизма, готовности к самопожертвованию» в развитии инноваций в ИТ в России.

Карьера читателя «КТ» и философа + социолога по образованию (и не только) подтолкнула меня к попытке дать возможные ответы.

Итак, есть ли у ИТ великие цели, пусть даже неосознаваемые? Масштабные мечты, романтические устремления?

Скажу сразу, что знакомые мне ИТ-специалисты о таких целях не задумываются. Среди них нет (пока) Биллов Гейтсов, поэтому их приземленные ответы (как правило, про деньги) не сказываются на глобальной перспективе, а именно глобальных инновациях. Хотя, быть может, понимание перспектив и задач ИТ-индустрии будет небесполезно и им.

Одним из примеров высокой цели, подвига в статье «Гагарин и пустота» назван полет Гагарина. Выход человека в космос был прорывом в новую среду, радикальным шагом в расширении ноосферы. По силам ли такой прорыв ИТ? Прежде всего отметим, что первые компьютеры способствовали и запуску первого спутника, и первого человека. Это уже сделанный вклад в экспансию человечества в пространство. Очевидно, что и дальнейший прогресс в космосе немыслим без компьютеров и программ.

К каким еще прорывам могут привести человечество информационные технологии?

До сих пор в одних лишь Соединенных Штатах ежегодно умирает от гриппа около 36 тысяч человек. Создание вакцины только от этой напасти поможет сберечь количество жизней, во много раз превосходящее количество жертв террористов всех времен и народов. Далее следует создание лекарств и/или средств лечения от тысяч существующих болезней — или болезней новых (коих открыто три десятка за последние тридцать лет), угрожающих новыми пандемиями. Тут уж можно говорить не просто о подвиге, а о «спасении мира» (и не в кино). И информационные технологии сыграют в этом одну из ключевых ролей. Каким образом? Думаю, читатели «КТ» хорошо это представляют (достаточно вспомнить программы Intel и United Devices по организации распределенных вычислений для поиска лекарств от рака и сибирской язвы).

Почему же можно называть участие в реализации больших проектов подвигом? Во-первых, потому, что есть риск: неудачи, осмеяния, медленного продвижения к цели. Возможно, более скромного образа жизни. Во-вторых, требуются усилия: долгая учеба, напряжение мозгов, хождение неизведанными тропами. Это может быть психологически трудно: большие цели — большие переживания.

Да, это подвиг не такой эффектный, но он не проще, так как растянут во времени. Героем нужно быть годами. Это не так-то легко в обществе потребления и развлечений.

Нужно ли осознание миссии для работы? Продавать компьютеры можно и без миссии (имея чисто денежный стимул). А вот создать что-то великое — нужна великая Цель. Без Великих Целей нет выдающихся деятелей, и такая Цель была — и у создателей ПК (дешевое средство независимой работы на дому), и у творцов Инета, и у изобретателей множества новых технологий и массовых услуг.

К возвышенным целям ИТ можно отнести следующие:

банки данных с оцифровкой всех книг и текстов с запросами на естественном языке (райская библиотека для гуманитариев и не только);

виртуальная реальность «высокого правдоподобия»;

точное предсказание погоды и катаклизмов;

цифровая модель человека;

модель биосферы (нужна для достижения ее равновесия/оптимума);

интеллектуальные роботы и роботы-слуги (освобождение человека от рутины);

полный автопилот для автомобилей и самолетов («на дачу, голубчик»);

вживление компьютеров (своей памяти не хватает);

тотальная мобильная коммуникация со скоростью, позволяющей передачу всей информации для и от органов чувств (каждый с каждым, и везде — и дешево);

повсеместная автоматизация промышленности, сферы услуг (фаст-фуд — автомат), с/х и быта (ресторан дома — и все вещи на месте сами) + умные дома;

запись всей человеческой жизни (видео, аудио и пр.) — с поиском;

наноассемблер (копирует себя и собирает любой предмет);

искусственный интеллект;

бессмертие.

Некоторые из этих целей уже частично реализуются, другие — более «долгоиграющие». Может ли достижению этих целей способствовать обычный гражданин? Да. Ему не обязательно (хотя для подрастающего поколения это возможно) становиться ИТ-специалистом или основывать инновационную компанию. Даже потребление может быть разным: покупая новые дивайсы/гаджеты или более мощный процессор, можно увеличивать потенциал развития новых информационных технологий. Золотое кольцо или технологически прогрессивный телефон? И здесь выбор может быть про-инновационным.

Итак, давайте избавим мир от голода, болезней, невежества, создадим мощный механизм мирного саморазвития ноосферы — и полетим к звездам, «станем как боги». А там посмотрим, подумаем — и обсудим эту тему еще раз. Поставим новые Цели.

Давайте продолжать работу!

ФМ-ВЕЩАНИЕ: Старт — up или down?

Знакомясь в прессе с бурной дискуссией о предлагаемых Думой принципиальных изменениях в налогообложении разработчиков ПО, я, к собственному удивлению, отметил, что предложения вполне разумные. Озадачило лишь то, что законопроект явно написан в интересах крупных компаний (больше ста человек), и совершенно непонятно, что делать компаниям, уже вышедшим из пеленок частного предпринимательства, но еще не доросшим до масштаба «Лаборатории Касперского», «1С», ABBYY или PROMT. А отсюда логично вытекает следующий вопрос: возможны ли еще российские софтверные стартапы, не оскудело ли отечество умами, и если не оскудело, то что же мешает создать если не Microsoft и Google, то хотя бы компании уровня упомянутой четверки (другие наши фирмы на Западе знают плохо, если говорить о тиражных продуктах)?

С налогообложением вроде все понятно: оно ставит палки в колеса, а мы пытаемся дружно исправить ситуацию, — но ведь и в других странах налоги не сильно ласковые, однако в Штатах созданию стартапов они почему-то не мешают. Может быть, монстры софтостроения Microsoft, IBM, Oracle, Google забили все ниши, и теперь просто некуда просунуть свою гениальную мысль? Отнюдь, они наперебой предлагают различные партнерские программы. Может быть, в России плохо покупают ПО? Да, пока плохо, уровень пиратства еще высокий. Американцу, конечно, проще: написал софтину, выдал ее на-гора уже подготовленной стомиллионной армии тамошних пользователей — и собирай денежку. Но нашим-то тоже никто не мешает продавать за рубежом…Что они и делают, пользуясь таким передовым методом, как электронный способ доставки.

Идеи кончились? Тоже нет. Судя по количеству продуктов в российском каталоге, и уж тем более продающихся за рубежом, — идей в избытке. Так, может быть, в этом и дело, что идей в избытке? Вспомнился к слову старый анекдот. Еврей приходит к ребе с вопросом: что делать, у меня куры дохнут? Ребе отвечает: есть одна идея — ты не пробовал сыпать им зерно в нарисованный круг? Нет, ребе, пойду попробую… Приходит через неделю, только открывает рот, как ребе говорит: подожди, у меня есть еще одна идея… Ребе, да куры все сдохли… Жаль, а у меня еще было столько идей…

Так вот, об идеях. Что представляет собой классический стартап за рубежом? — Идея, начальная реализация, раскручивание за собственные средства, выстраивание бизнес-процессов, патентование, поиск инвесторов, получение денег, активная трата их на рекламу и маркетинг, увеличение продаж, покупка других компаний или объединение с ними, или, что тоже неплохой вариант, продажа себя другим компаниям. Так вот, если с первыми тремя пунктами у наших программистов все хорошо, то с последующими пунктами и с деньгами на их реализацию — не очень. Большинство программистов, обрадовавшись, что, оказывается, их программы еще кому-то нужны, хватается за следующую идею. Старая им уже прискучила. Естественно, программа без развития и поддержки через некоторое время дохнет. Меньшая часть программистов понимает, что нужны деньги на развитие, но, наткнувшись на простой вопрос: а где же ваш бизнес-план? — уходит грустить и продолжать зарабатывать себе на чуть более достойную жизнь, чем раньше.

И лишь единицы понимают, что надо учиться писать бизнес-планы, выстраивать бизнес-процессы, патентовать программные продукты, привлекать венчуристов, покупать конкурентов — короче говоря, превращаться из программиста в менеджера и строить компанию. Беда только в одном: чтобы заинтересовать инвестора, нужно дорасти хотя бы до 5—6 миллионов долларов оборота. А чтобы дорасти, нужны деньги. Это же не Америка, где легко получить микрокредиты под адекватные проценты. Попробуй у нас взять кредит без залога недвижимости и прочих материальных ценностей. Замкнутый круг. Поэтому очень хочется помечтать. Может быть, организация с таким красивым названием, как Государственный Инвестиционный Фонд, тоже обратит взор на наших Ньютонов.

СЕЛО ЩЕПЕТНЕВКА: Чужие грезы

Люблю читать признания успешных и знаменитых людей в том, что поприще свое они выбрали благодаря фантастике («КТ» #603). Глядя на пролетающую в небе звездочку МКС или слушая об открытии нового представительства всемирно известной ИТ-фирмы в Москве, невольно хочется гордиться: «Черт возьми, а ведь и моего меда капля в том есть!» Ну, пусть не моего лично, а старших собратьев по цеху. Все равно приятно. Начинаешь мечтать: вот кабы президент создал из писателей-фантастов Большой Диван! На московское жилье не претендую, Диван собирается в Сети. Случись какое злополучие или, напротив, денег переизбыток, Большой Диван тут же и подскажет, как, куда и сколько. Должность справлять согласен безмездно, разве что оптоволоконный канал получить за казенный счет. Желателен и знак нагрудный, «Фантастический советник Вождя», но это на усмотрение Олимпа.

Я замечтался, задремывать стал, как в дверь позвонил Сергуня с ежедневным обходом на предмет пустых бутылок. Дом наш большой, и добытого ему хватает на пару пузырьков боярышника и немудреную закуску. Глядя на Сергунино лицо — синяк старый, синяк свежий, конкуренция, — я отчетливо вспомнил, что и он большой любитель фантастики, и года два тому назад поразил меня нетривиальным суждением: дон Румата есть Печорин будущего.

Выходит, не пошла фантастика Сергуне на пользу? А если порасспрашивать широко, не чураясь ни бродяг, ни приемщиков стеклотары, ни Евгения Ивановича, продавца сельпо в Лисьей Норушке с двумя высшими образованиями и стойким отвращением к капитализму во всех его проявлениях, то неизвестно еще, каков лад выйдет, мажорный или минорный.

Будни скучны, трудны, а подчас безжалостны. Оттого-то так хочется поспать. Во сне человек летает усилием воли и без оного; обладает несметными сокровищами; проникает в сердцевину мироздания; разговаривает на всех языках данного кластера Вселенной; играет плечом к плечу с Аршавиным в матче смерти против словаков; блещет остроумием на трибуне ООН — я перечислил лишь толику собственных сновидений за сентябрь, а у других, поди, еще интересней случаются. Менделеев, Бетховен, Кинг…

Две беды мешают полному счастью. Человек во сне проводит лишь треть жизни, две трети приходятся на явь. И не мы выбираем сны, а они нас. Давеча приснились вступительные экзамены. Как обыкновенный абитуриент, я сдавал немецкий. А поступал в медицинский! А в школе учил английский! Сплошной хендехох… Проснулся и в три часа ночи сел за компьютер вымещать полученное унижение на орках…

Но беда поправима. Чтение беллетристики сродни сновидению, только лучше: свои сны делаешь сам, а литературные грезы готовят мастера. Сладко грезить за чужой счет можно в трамвае и ватерклозете, на дежурстве и на собрании. Открыл книгу — и отгородился, убежал, спрятался. Фантастика здесь особенно уместна: бежать, так подальше, в иное время и пространство. Не догонят!

А догнать хотят. Очень. После семнадцатого года государство возжелало тотально управлять ментальной деятельностью подданных. Довольно быстро прибрало к рукам книгоиздательства, назначило литературных десятников, и с тех пор социализм приходилось строить и наяву, и в грезах. Социализм, а затем и коммунизм, они где? В будущем.

Предсказывать будущее сложно — как еще оно совпадет с завтрашней линией партии. Казанцев, раз за разом переписывавший «Пылающий остров», мог бы многое порассказать…

Далеко не заглядывая, практиковали фантастику ближнего прицела, с упором на техническую сторону.

Фантастика, пусть в грезах, освобождала от изнурительной, непосильной работы. Умные и надежные машины превращали труд в занимательное времяпрепровождение, и на призыв проложить тоннель от Москвы до Владивостока откликались миллионы — во всяком случае, в романах Трублаини и других мастеров грезотворчества.

Замечательный комбайн поразил мое воображение навсегда: его оснастили не только удобным сидением-трансформером, вентиляцией, радиограммофоном и солнцешумозащитными стеклами. Имелась в кабине еще книжная полка с трудами классиков марксизма-ленинизма, чтобы в обеденный перерыв, устроившись в мягком кресле, выдвинув столик и включив обдув прохладным чистым воздухом, комбайнер мог в удобстве поконспектировать! Вот она, сила технической фантастики!

Фантастика же социальная… Не то чтобы ее не было совсем: если описывалось общество (нельзя же ограничиться землеройными снарядами), то она — или ее элементы — присутствовали по необходимости. Приветствовалась, вернее дозволялась, фантастика не всякая, а именно научная. Научная не в смысле дурной кальки с Science Fiction, а потому, что основывалась на единственно верном, всепобеждающем учении Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Научная фантастика есть дщерь научного коммунизма, дщерь постылая, небалованная, но все же родная кровиночка. Общество в фантастических романах прописывалось с поминутным заглядыванием в святцы марксизма. Шаг влево, шаг вправо — и преданные автоматчики застрочат из пишмашинок, ни в каком окопе не укроешься. Однако талант все превозмогает: повесть «Трудно быть богом» каждой буквой соответствует учению исторического материализма, но получилась — навсегда.

Одно время пропагандировалась теория обострения классовой борьбы по мере приближения к полному социализму — и шпионы, диверсанты в сговоре с предателями всех мастей портили замечательные машины, минировали подводный крейсер «Пионер» и даже покушались на коммунистических гостей из космоса (в книгах Адамова, Мартынова, того же Трублаини).

Затем шпионы нечувствительно исчезли (вслед за исчезновением «теории обострения»), но оставшиеся постулаты научного коммунизма держали фантастику хваткой жесткой, не шевельнешься. Пример Юлия Даниэля, осмелившегося учредить в нашем отечестве «День открытых убийств», не вдохновлял: пять лет лагерей, конечно, меньше десяти без права переписки, но все-таки лучше остаться дома. Будущее надлежало представлять исключительно в розовых тонах, розовых до приторности. Конфликт отличного с лучшим двигал сюжет; стихийные бедствия, потрясая размахом и свирепостью, обязаны были обходиться без человеческих жертв, в крайнем случае поражать пару-тройку беспечных недисциплинированных энтузиастов, пренебрегающих техникой безопасности. Как могли, обостряли интригу дикие звери и непознанные законы природы, но ушлый читатель понимал: и ракопауков приручат, и законы станут работать во имя человека и на его благо, надо лишь не бояться временных трудностей.

И не боялись! Следует отдать должное, в грезах социализм производил впечатление либо просто приятное, либо приятное во всех отношениях. Книга — средство сильнодействующее, способное подвигнуть чуткую личность на труд и на подвиг, особенно если книга единственная. Учила она жить поколениями в бараках, терять настоящее во имя Великого Будущего — и без стенаний, а с бодрыми песнями; мы рождены, чтоб сказку сделать былью, не задумываясь, а стоит ли. Сказка, она ведь ложь.

Двести книг действуют слабее одной, а тысяча — еще слабее, поскольку зачастую противоречат одна другой. Накапливается столько неувязок, что к трем извечным российским вопросам добавляется четвертый: «Зачем, собственно?». Рождаются сомнения. А сомнения для власти — худшая ржавчина. Потому-то великий кормчий Мао на Верховном государственном совещании 13 октября 1957 года и предупреждал: «Не следует читать много книг!»

Правоту его трудно не признать — книги вырабатывают и психическое, и физиологическое пристрастие к чтению. Уже читаешь не после работы, а вместо работы. Увещевания «Пилите, Шура, они же золотые!» действовать перестают. Наступает эра созерцательного пессимизма. Что видим, то и чувствуем.

Оттянуть приближение эры пытались методом простым и доступным. Как потерпевшим кораблекрушение урезают пищевой рацион, так стали урезать и фантастику. Несмотря на явный экономический успех — фантастику сметали с полок куда быстрее водки — издавали ее лениво и неохотно. Печатали серо-красную «Библиотеку Современной Фантастики» по два, много — по три томика в год. Вот и стань при подобных темпах самой читающей в мире страной! Хотя определение это, боюсь, столь же достоверно, как и «самое счастливое детство», и «самая почетная старость». Но если и читали больше других, то из этого вытекало, что у нас самая удручающая действительность…

Фантасты старались, как могли. Не подгоняемые сроками — издать книгу раз в три года считалось удачей, в два — удачей невероятной, а в год — просто чудом (в очередь, сволочи, в очередь, командовали Шариковы соответствующих структур), они отделывали свои повести и романы до степеней, близких к идеалу. И все равно марципановые города и молочные реки приедались. То ли дело фантастика западная. У них и крысиные короли, и звездные войны, и оборотни в погонах, и оборотни без погон… Фантасты потянулись на Запад. Не телесно, разумеется, — они люди хорошие, наши, хоть и с загибами. Ментально, путешествуя в Нави. Поселяли героев в западной стране недалекого будущего (в далеком будущем никакого Запада, согласно Науке, быть просто не могло) и резвились, и пели, и плакали свободно. Книги бригады писателей имени Павла Багряка о комиссаре Гарде пользовались спросом необыкновенным, и остается горько сожалеть о неизбежном «в очередь, сволочи!», ограничившем сериал тремя томиками. Или братья Стругацкие. Я часто думаю, какими были бы «Гадкие лебеди», «Хищные вещи века», «Второе нашествие марсиан», а особенно «Пикник на обочине», если бы действие в них происходило не где-то на других берегах, а здесь, в Воронеже или Лисьей Норушке…

В ней, в маленькой деревеньке у реки Битюг, я чувствую, как надвигается пора «Улитки на склоне». Жутко…

Но лет пятнадцать-двадцать у нас еще есть. Те берега внезапно стали этими. Мы, кто как может, задрав штаны, бежим за капиталом. И вдруг выясняется: капитализм для дяди строить столь же скучно, сколь и социализм. Потому-то западные писатели изощрялись прежде, мастерятся и теперь. Недолго осталось. Китай захватывает товарный рынок. Думаю, мы целимся на иное. Русские грезы, дайте срок, потеснят и Кинга, и Роулинг. «Ночной дозор» — не первая ласточка, а первый сокол. Или, учитывая специфику жанра, снежный нетопырь, сильный, агрессивный, завораживающий.

Эй, на Западе! Купите наши сны!

КАФЕДРА ВАННАХА: Ночной Совет

Эпоху трясло. Уклад ломался. Бушевали войны. Душил голод. Терзали эпидемии. Именем большинства убивали лучших. Палачами были те, кого жертвы считали своими союзниками. И — когда появилась небольшая передышка — так хотелось ускользнуть в хоть и вымышленный, но светлый и разумный мир.

Шокирующее сравнение. 2005 год, Новый Орлеан. Население — полмиллиона человек. После урагана Катрина, по предварительной оценке мэра, погибших — более десяти тысяч.

Восточная Пруссия, 1945 год. С востока, пылая, надвигались Прибалтийские фронты. По ночам крылья союзнических бомбовозов заслоняли звезды. И в этих условиях кригсмарине эвакуировала полтора миллиона человек, потеряв лишь пятнадцать тысяч. Большинство погибло от торпед отчаянного Александра Маринеско.

Фантастическая эффективность тоталитарных режимов индустриальной эпохи, превосходящая все достигнутое западными демократиями. Режимов, организованных вполне рационально, но на основе ненависти — расовой теории, социодарвинизма, Lebensraum’a. И был соблазн поставить мощь тотально организованного общества на службу добру. Заменив рознь подлинной, вполне научной и истинно гуманистической теорией.

В середине 1950-х годов описать светлый образ разумного общества попытался палеонтолог Иван Ефремов. Он доказал свою способность к научному предвидению — рассказ «Алмазная труба» предвосхитил открытие якутских россыпей. И с гражданским мужеством у Ивана Антоновича было все в порядке — в основе произведения, опубликованного в 40-е, лежала теория расстрелянного коллеги…

Поэтому уже журнальная публикация «Туманности Андромеды» полумиллионным тиражом стала заметным событием. Утопию создал не мечтатель, но серьезный ученый. Но вот предсказуемо ли будущее? Не в грезах визионера, но научным путем?

То, что принято называть наукой, наукой позитивной, имеет свою железную логику[К. Поппер, «Логика и рост научного знания»]. Факты, гипотезы, теории. И (важный момент!) теория должна быть фальсифицируемой. Она должна допускать возможность опровержения опытным путем.

Ньютон: свет — частица. Дифракция говорит — нет!

Гюйгенс: свет — волна. Фотоэффект — отнюдь!

Экспедиция Эддингтона 1919 года — мироздание Ньютона меняется на космос Эйнштейна. Красное смещение — космологии Фридмана, де Ситтера…

Такова логика научного знания.

И в основу утопии Ефремов пытался положить теорию Маркса, точно (и человечно!) описавшую положение рабочих Запада в XIX веке, да и предсказавшую генезис и ход Первой мировой войны.

Проверку для эры классического капитализма марксизм прошел, и, следовательно, был вполне научным. Но наступала новая эпоха, о которой, собственно, Ефремов и писал. Атом, спутники, счетные машины… Плоды науки. И казалось, что «…вера в непрерывное совершенствование и светлое будущее разумно устроенного общества — все это весомо и зримо подтверждено сигналами маленьких лун»[И. Ефремов, «Туманность Андромеды»]. Но, к сожалению, утопии, да и историцизм, вера в универсальные законы истории, — вообще за пределами позитивной науки. Дело в том, что пророчества о далеком будущем не проверяемы. Слишком уж оно далеко! Опыта не поставишь…

К тому же известно, что космические чудеса СССР и США тесно связаны с рабством. Королев и Глушко были зеками в «шараге». На фон Брауна работали рабы-кацетники, да и сам он чуть-чуть не попал в лагерь. Теория о том, что приход лучшего будущего обусловлен некими законами истории, ни на чем научном не основана. Недаром же у Ефремова появилось слово «вера». А это совсем другая тема…

Технология изменила отмеченную Марксом тенденцию к обнищанию рабочих. Концентрация капитала привела к массовому производству, а ему нужен массовый сбыт. Фронтир — нынешние цифровые технологии, массовый выпуск устройств, производящих массовые операции. Да и сам марксизм способствовал гуманизации западного общества. Правда, вместо голода пришло переедание.

А вот утопия Ефремова. Главный транспорт — Спиральная Дорога. Гетто для матерей с детьми. Правят мудрецы — Академия Горя и Радости да Совет Чести и Права… Вспоминается чеканная латынь: «Женщинам, детям, рабам и животным надлежит быть счастливыми». Заставить людей радоваться — любимая цель тоталитарных режимов. И не случайно в светлой утопии для раненного физика собирают консилиум смерти — почти нацистская эвтаназия. Еще в беспощадных «Законах» Платона появлялся Ночной Совет — десять всевластных благих мудрецов. Какая разница — в рясах инквизиторов или черных мундирах. Осчастливить общество — старая ложь.

Но вечна боль практического левого политика: «Дикие звери и живущие в воздухе птицы имеют свои норы и гнезда; но люди, которые сражаются и умирают за Италию, могут наслаждаться лишь светом и воздухом. Наши командиры призывают воинов сражаться за могилы и святыни своих предков. Пустой и лживый призыв. Вы не можете показать, где находится отеческий алтарь. У вас нет могил предков. Вы сражаетесь и умираете ради богатства и роскоши других. Вас называют хозяевами мира, но у вас нет и пяди земли, которую вы могли бы считать своею»[Плутарх, «Тиберий Гракх»].

ВОПРОС НЕДЕЛИ: Компьютерное моделирование общественного развития — это секретное оружие или шарлатанство?

Александр Варшавский

доктор экономических наук, профессор, заведующий лабораторией ЦЭМИ РАН

Математические модели общественного развития — это не секретное оружие и не шарлатанство, а серьезная область исследований, в которой сочетается использование точных математических методов и эвристических подходов. Эта область знаний находится в развитии и, разумеется, не достигла еще периода зрелости, поэтому часто возникает чувство неудовлетворенности результатами моделирования. К тому же все зависит от того, кто этим занимается. Что касается шарлатанства, то оно наблюдается во всех областях — как в журналистике, о чем свидетельствует название выбранной журналом темы, так и среди тех, кто называет себя ученым, но таковым не является. Можно привести целый ряд примеров успешного использования математических моделей — например, в Комплексной программе НТП страны, которая разрабатывалась у нас в 1974—1990-х годах, или модели, которые используются в США и других странах, и т. п. Тема эта очень серьезная и требует глубоких знаний.

Антон Никифоров

администратор сайта xaoc.ru

Если рассматривать общество как сложную самоорганизующуюся систему, то, выявив параметры порядка такой системы, мы, в принципе, сможем предсказать ее поведение. Теоретически. Практически это не всегда возможно даже при относительно небольшом числе параметров порядка. Поэтому математические модели общества весьма упрощены и далеки от реальности, они могут стать «секретным оружием» лишь в руках шарлатанов.

{ALT}.ru-ist

руководитель Angstroem Society

Полагаю, ни то ни другое. Моделирование любых сложных процессов (а общественное развитие, без сомнения, относится к таковым) всегда было необходимой частью рационального планирования. Известная русская пословица гласит: «Знал бы, где упаду, соломки бы подстелил». Математический аппарат и ИТ позволяют не только предсказать будущие «падения», но и довольно эффективно предупредить их. Серьезные действия должны быть обдуманными, они требуют значительного времени. Прогнозирование характеристик будущего общества как раз и дает выигрыш во времени.