Корабельный священник, преподобный Гайберман, ненароком подслушавший разговор парусного мастера с такелажником решил пока что повременить с задуманной им проповедью о языческих суевериях и дождаться более подходящей погоды. Но все духи морей и ветров, казалось, весьма благосклонно отнеслись к преступному поклонению закосневших в язычестве и ополчились против пастора Гайбермана: чем дальше на юг продвигался караван, тем сильнее становился ветер. Между Азорскими островами и Бискайским заливом гамбургские корабли попали в полосу жестокого шторма, который едва не разметал караван.
      В Кадисе Карфангера встретили со всеми почестями, полагающимися гамбургскому адмиралу. Пушки береговых бастионов приветствовали его фрегат тринадцатью залпами салюта; под гром ответного салюта своих батарей "Леопольд Первый" бросил якорь в кадисской гавани. К нему уже летела яхта испанского губернатора, спешившего лично нанести визит знаменитому мореплавателю и адмиралу. Вслед за губернатором на борт "Леопольда Первого" явились представители самых богатых торговых домов во главе с алькальдом. Карфангер радушно принял их всех, хотя хлопотная должность адмирала торгового флота отнимала уйму времени. К тому же надо было поторапливаться с отплытием из Кадиса: они и без того уже слишком долго задержались в Северном море из-за штиля.
      Однако поток посетителей не иссякал. Не успел Карфангер отдать приказ ставить паруса, как к "Леопольду Первому" подошла большая шлюпка, и из неё на борт фрегата поднялись двенадцать монахов, прибывших засвидетельствовать почтение адмиралу Карфангеру.
      Это были картезианцы из монастыря, расположенного на полпути, между Хересом и Пуэрто-Реалем. Тамошние монахи издавна занимались виноделием и на этом поприще снискали себе славу. На ярмарке в Пуэрто-Реале они прослышали о прибытии в Кадис прославленного адмирала Карфангера и решили немедленно отправиться на его корабль, чтобы преподнести гамбуржцам скромный дар бочонок монастырского вина - за мужество, с которым они обороняют от разбойников христианских мореплавателей.
      Карфангер горячо поблагодарил монахов, пообещав и впредь самым решительным образом и с Божьей помощью не давать спуску турецким пиратам, а затем пригласил своих капитанов и офицеров вкусить от даров монастырских виноградников. Янтарно-золотистое вино брызнуло в подставленные бокалы, и вскоре выяснилось, что благочестивая братия по части выпивки может посостязаться с иными шкиперами.
      Благородное вино огнем заструилось по жилам, лица повеселели, языки развязались. Если для моряков последнее было делом вполне привычным и естественным, то о монахах, связанных традиционным для их ордена обетом молчания, этого никак нельзя было сказать. До сих пор от имени всех говорил лишь старший инок, и то используя при этом самое необходимое для соблюдения приличий количество слов.
      Все шло как нельзя лучше, пока Михелю Шредеру, не перестававшему расхваливать монастырское вино, не пришло в голову спросить старшего:
      - А не приходилось ли вам, достопочтенный брат, попробовать рому ямайского или кубинского?
      - Нет, капитан, - отвечал монах.
      - О! Достопочтенный брат, вы много потеряли. Позвольте, однако, спросить о причине?
      - Разве наше вино - не ответ на ваш вопрос? - Монах поднял свой бокал так, что на него упал косой луч солнца, пробивавшийся сквозь иллюминатор, и вино заискрилось, заиграло на свету.
      Михель Шредер тоже поднял бокал.
      - Смотрите, возлюбленный брат, это - ром. Хотите - обменяемся бокалами? Отведайте-ка лучше рому.
      Поколебавшись картезианец взял бокал Михеля Шредера, принюхался, затем пригубил его содержимое и - отхлебнул приличный глоток. В следующий момент у него перехватило дыхание, монах разинул рот и выпучил глаза, не в силах произнести ни слова. Немного придя в себя, он совершенно неподобающим его сану образом воскликнул: "Карамба!", что, вероятно, следовало понимать как признание достоинств напитка.
      Бокал с ромом тут же пошел по кругу. Молчаливые братья не заставили себя долго упрашивать и с большим удовольствием пробовали новый для них напиток. Последствия этого легкомыслия не замедлили сказаться: монахи стали один за другим нарушать обет молчания - сначала робко, потом все смелее и смелее и в конце концов принялись петь и плясать. Венцель фон Стурза взял в руки лютню - и тут уж пустилась в пляс вся компания, к вящему удовольствию столпившейся на шканцах команды.
      Карфангер, поначалу смеявшийся вместе со всеми над выходками подгулявших чернецов, вскоре посерьезнел: надо было думать, как достойным образом отправить преподобную братию в обратный путь. Малейшая ошибка в выборе средств могла обернуться непредсказуемыми последствиями в этой стране, где церковь обладала поистине неограниченной властью. И дернул же черт этого Михеля Шредера подсунуть им ром!
      Карфангер обернулся к Шредеру:
      - Пора сниматься с якоря, лейтенант. Из-за вашего эксперимента с ромом мы можем влипнуть в неприятную историю. Как вы собираетесь отправлять их с корабля?
      Михель Шредер не растерялся:
      - Помнится, когда этот фрегат несколько лет назад спускали на воду, были сказаны такие слова: "Да спасут тебя в трудную минуту Господь и твои грозные орудия!". Прикажите дать прощальный салют, адмирал, держу пари, что достопочтенные иноки от грохота пушек сразу придут в себя.
      - Хорошо, попробуйте. И пусть поднимают синий флаг - сигнал к отплытию.
      - Слушаюсь, адмирал! - отчеканил Михель Шредер и поспешил выполнять приказ.
      На главной орудийной палубе засуетились готлангеры, фейерверкеры и канониры, подгоняемые констеблем. Они заряжали восьмифунтовые пушки и выкатывали их. Вскоре из первого орудийного порта метнулось пламя, оглушительно грохнул выстрел, и монахи от неожиданности умолкли, однако быстро пришли в себя и загорланили пуще прежнего. И второй выстрел не дал желаемого эффекта, больше того: они пришли в совершенный восторг, ринулись к пушкам и принялись отнимать у канониров дымящиеся фитили и требовать, чтобы им тоже дали выстрелить. Карфангеру не оставалось ничего иного, как позволить им это. Тут монахи и вовсе обезумели от радости; пушки разряжались одна за другой. Когда дошла очередь до старшего, выяснилось, что прозвучали уже все тринадцать положенных залпов. Однако глава монашеской братии не собирался отказывать себе в редком удовольствии выстрелить из пушки и упросил-таки Карфангера разрешить произвести четырнадцатый выстрел, правда, с условием, что картезианцы после него сразу же покинут фрегат, в противном случае им придется плыть с гамбуржцами до Малаги.
      На том и сошлись. Бухнул последний выстрел, монахи дружно потопали к фалрепу, старший ещё раз сердечно простился с Карфангером и его офицерами, осенив всех напоследок крестным знамением и провозгласив: "Да пребудет с вами пресвятая дева!", затем спустился в шлюпку за остальными, напутствуемый грубоватыми шутками матросов.
      Паруса "Леопольда Первого" уже начали наполняться ветром, когда загремели пушки береговых батарей. Гамбуржцы насчитали четырнадцать залпов: понятное дело, испанцы не хотели показаться невежливыми, хотя, наверное, терялись в догадках относительно причин, побудивших гамбуржцев почтить их лишним залпом салюта.
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
      В декабре 1674 года шведы напали на Бранденбург. К тому времени уже почти все европейские государства воевали между собой. Для пиратов на всех морях наступила благодатная пора.
      В Вест-Индии и в Карибском море бесчинствовал знаменитый вожак флибустьеров Генри Морган, имя которого наводило ужас на всех жителей Центральной Америки. Морган больше не ограничивался нападениями на торговые корабли и суда, доставлявшие в Испанию серебро из колоний. Собрав флот из тридцати семи кораблей, имевших в общей сложности более двух тысяч человек команды, он решил взять штурмом город Панаму, хорошо укрепленный порт, который служил конечной целью плавания всего испанского флота на Тихом океане, привозившего сюда награбленное в Перу золото и серебро. Здесь его грузили на мулов и отправляли в Портобело, где вновь перегружали - теперь уже в трюмы кораблей трансатлантического флота. В двухчасовом сражении на суше люди Моргана разбили испанцев, бросивших против них четыре эскадрона кавалерии и четыре полка пехоты, затем штурмом взяли Панаму, дочиста разграбили город и в конце концов сравняли его с землей.
      Если вест-индские флибустьеры хозяйничали в Карибском море, то вся Восточная Атлантика находилась во власти алжирских и тунисских пиратов, встречавших у самых берегов Испании и Португалии тех, кому удалось невредимыми выбраться из Вест-Индии. Тунис, Алжир и Триполитания контролировали все морские торговые пути между Мальтой и Гибралтаром.
      Из-за всех этих обстоятельств Карфангеру пришлось очень долго дожидаться в Малаге возвращения "итальянцев", охраняемых "Пророком Даниилом", и он уже начал сомневаться, удастся ли им вообще до наступления холодов добраться до Гамбурга. В конце октября тридцать три корабля наконецто отплыли из Малаги, взяв курс на запад, к Гибралтарскому проливу. Остальные гамбургские "купцы" уже давно с нетерпением ожидали "Леопольда Первого" в Кадисе и Лиссабоне. Однако в открытом море флот Карфангера встретил крутой зюйд-вест, который к тому же все усиливался. Корабли с огромным трудом продвигались вперед, постоянно лавируя. Против ожидания, к вечеру ветер не стих; ночью он переменился на зюйд-ост, который к утру достиг чуть ли не ураганной силы. Теперь потребность в лавировании отпала, парусники шли в полный бейдевинд, но опасность заключалась в том, что буря гнала суда в сторону берега, где они могли сесть на мель. Кроме того, в такой шторм да ещё и в темноте легко было потерять из виду один или даже несколько кораблей каравана.
      К несчастью, именно это и произошло: к утру гамбуржцы недосчитались в караване одного паруса, и Карфангер принял решение немедленно отправить "Леопольда Первого" на поиски. Каравану он приказал до возвращения конвойного фрегата укрыться в тихой бухте Альхесираса, защищенной вздымавшимися из моря скалами Гибралтара. "С вами остается "Пророк-Даниил", - сказал он напоследок, - а к тому же ещё и корабли Юргена Тамма и Яна Янсена. Три таких могучих сторожевых пса сумеют уберечь стадо от волков".
      Между тем шкипер Хайнрих Хехт гнал вперед свой отставший от каравана флейт "Буревестник" со всей скоростью, какую только могли выдержать рангоут и снасти корабля, в надежде настигнуть караван ещё до того, как он войдет в Гибралтарский пролив. Пройти Гибралтар в одиночку означало подвергнуть корабль и собственную жизнь ещё большему риску, чем сейчас, хотя судно шло настолько круто к ветру, что матросы не могли устоять на накренившейся палубе, которую к тому же беспрестанно заливали волны да так сильно, что вода не успевала вытекать через шпигаты за борт.
      В два часа ночи на флейте переломилась бизань-мачта, и пока команда пыталась поставить новую, кормовые огни последнего судна каравана растворились в непроглядной тьме. Без бизань-мачты нечего было и думать о том, чтобы удержать судно на курсе, да ещё в такую штормовую ночь.
      Хайнрих Хехт упорно, час за часом вел свой флейт курсом вест-зюйд-вест, но за кормой у него уже маячили силуэты двух фрегатов, имевших явно не менее двадцати пушек каждый. На их мачтах развевались зловещие зеленые флаги Алжира. Пиратам удалось незаметно подкрасться к флейту, скрываясь за сплошной пеленой дождя.
      Хайнрих Хехт принялся на чем свет стоит ругать марсовых, прозевавших разбойничьи корабли, хотя и прекрасно понимал, что за стеной дождя разглядеть их было просто невозможно. "Какого дьявола вы там торчите, орал он, задрав голову, - если все равно ни черта не видите?!" Отведя таким образом душу, он дал команду "К брасам!", решив переменить курс. Матросы кинулись выполнять маневр, рискуя поскользнуться на наклонной палубе и свернуть себе шею; выбившиеся из сил гамбуржцы едва управлялись с задубевшими от воды и пронзительного ветра парусами. Теперь флейт буквально летел в фордевинд наперегонки с подхлестываемыми ветром огромными валами, держа курс вест-норд-вест, прямо на берег. Хайнрих Хехт поставил бы и лисели, если бы не знал точно: реи и стеньги не выдержат больше ни лоскутка лишней, парусины.
      Но несмотря на их отчаянные усилия, пираты все приближались. И вот уже один из них начал отворачивать вправо, а другой - влево. Становилось ясно, что конец неминуем, даже если "Буревестнику" удастся каким-то чудом ускорить свой бег по волнам. Флейту не прорваться ни в северном направлении, ни в южном, а на западе путь преграждал берег. Выбора у капитана не было, и Хайнрих Хехт, стиснув зубы, продолжал гнать флейт прямо на песчаную отмель возле устья Гуадьято. По команде капитана паруса моментально убрали, и "Буревестник", по-прежнему подгоняемый шквалистым ветром, сел на мель, не получив никаких повреждений. Преследовавшие его пираты привели свои фрегаты к ветру на расстоянии полета пушечного ядра от флейта и спустили на воду шлюпки.
      - Знакомство с нами им придется пока что отложить, - проворчал Хайнрих Хехт, внимательно следивший за всем маневрами алжирцев, и крикнул: - Слушай мою команду! Взять с собой все, из чего можно стрелять, - и на берег!
      Нагрузившись мушкетами, команда "Буревестника" вброд добралась до берега и оттуда открыла огонь по пиратским шлюпкам, танцевавшим на прибойной волне. Алжирцы не могли вести прицельный огонь из мушкетов. Несколько залпов орудий пиратских кораблей также оказались напрасной тратой пороха и ядер, которые либо шлепались в воду у берега, либо ухали в песок далеко за спинами занявших оборону гамбуржцев.
      Команда флейта отбила уже три попытки пиратов подобраться к "Буревестнику", однако алжирцы не обращали внимания на потери, не желая упускать добычу. В четвертый раз они избрали другую тактику: их шлюпочная флотилия разделилась, части её стали приближаться к берегу по обе стороны от устья реки, на большом удалении от гамбуржцев.
      - Вот оно что! - воскликнул Хайнрих Хехт. - Эти мерзавцы задумали нас окружить! Ничего у них не выйдет, хотя корабль, как видно, придется отдать им на растерзание. - И он приказал своим людям отходить вверх по течению реки.
      Не успели гамбуржцы закинуть за спину мушкеты, как поблизости раздалась ружейная пальба. Вскоре показалась целая толпа крестьян, вооруженных цепами, косами и вилами, направлявшаяся в их сторону. Крестьян было не менее полусотни; некоторые держали наперевес длинноствольные кремневые ружья. Хайнрих Хехт сразу отбросил мысль об отступлении. Совместными силами им не составило бы труда отбить и четвертую атаку пиратов. Но все же в глубине души шкипера таилась тревога: что, если пираты погнали этих рыбаков и крестьян из прибрежной деревни против гамбуржцев? Кучке его матросов не справиться с такими превосходящими силами противника. И они окажутся далеко не первыми моряками, кто таким образом угодил из огня да в полымя. Жители морского побережья зачастую весьма радикально решали все проблемы, связанные с выброшенным на берег имуществом: они попросту убивали его владельцев. Поди потом докажи, что все это не куплено на рынке! Одним словом, приближающиеся крестьяне представляли собой довольно сомнительных и ненадежных союзников.
      Лихорадочно соображая, что бы такое предпринять, Хайнрих Хехт вдруг увидел, что пиратские шлюпки возвратились к фрегатам под зелеными флагами, сидевшие в них алжирцы стали поспешно подниматься на борт, а затем в такой же спешке втащили на палубы и шлюпки. Мачты фрегатов тут же оделись парусами, и они стали уходить на северо-восток, явно опасаясь встречи и большим двухпалубником, летевшим на всех парусах по направлению к ним. На мачтах его реяли красные флаги.
      - "Леопольд" пришел! Виват нашему адмиралу!! - вырвался победный клич из десятков хриплых глоток.
      Спустя немного времени адмирал Карфангер уже стоял на берегу в окружении команды "Буревестника" и слушал рассказ шкипера Хехта о случившемся. Затем он сел в шлюпку, осмотрел застрявший на мели корабль и промерил лотом глубину вокруг него, после чего вернулся на берег и обратился к крестьянам с просьбой привести всех лошадей, какие только у них есть, - и немедленно. К полудню "Буревестник" вновь обрел свободу. Карфангер щедро рассчитался с крестьянами порохом и пулями, добавив к ним несколько мушкетов. Те остались очень довольны: североафриканские пираты часто нападали на крошечные прибрежные деревушки, большинство их жителей было вынуждено покинуть береговую полосу и отойти в глубь страны.
      К вечеру караван в полном составе собрался в бухте Альхесираса; здесь он мог безбоязненно провести ночь. Ранним утром следующего дня якоря были подняты, и корабли вышли в просторы Атлантики. Дул "неудобный" нордвест, поэтому добраться до Кадиса можно было только лавируя. Чтобы получить простор для маневра, Карфангер приказал отойти на несколько миль на юго-запад.
      Ветер все крепчал, пока не прекратился в штормовой; в конце концов он отогнал караван гораздо дальше на юго-запад, чем этого хотелось Карфангеру. Двое суток пришлось гамбургским кораблям под штормовыми парусами пережидать бурю. Наконец ветер начал отходить к западу, и они вновь легли на курс норд. Когда по замыслу Карфангера пора уже было поворачивать на восток и идти прямиком в Кадис, до которого оставалось не более двух дней хода, в адмиральской каюте появился Михель Шредер и доложил:
      - На востоке слышна канонада, адмирал.
      - Как, по-вашему, далеко до этих орудий?
      - Миль десять, не меньше, адмирал.
      - Значит, два часа хода... Через два часа там все будет кончено. Прикажите взять курс ост, лейтенант, и глядите в оба.
      ГЛАВА СОРОКОВАЯ
      Уже час, как стихли раскаты орудийных залпов, на звук которых плыли гамбуржцы. Однако марсовые по-прежнему не видели никаких парусов: теперь пелена дождя висела у них прямо по курсу.
      - Мне кажется, они идут нам навстречу, - предположил Карфангер, поднявшийся на шканцы. - Не иначе какой-нибудь испанец в эту непогоду отбился от каравана и угодил берберийцам в лапы, и теперь они направляются со своим призом в Гибралтар.
      Венцель фон Стурза наполовину вытащил шпагу из ножен и с лязгом вогнал её обратно со словами:
      - Жаль, на этот раз, видать, для меня работенки не найдется.
      Спустя некоторое время в завесе дождя появились просветы, и гамбуржцы сразу же обнаружили четыре корабля милях в полутора от каравана. В подзорную трубу Карфангер разглядел, что это были два алжирских фрегата, тащившие на буксире захваченных "купцов".
      По всем палубам "Леопольда Первого" разнеслись звуки труб и барабанная дробь - сигнал "К бою!". Канониры и фейерверкеры побежали к орудиям.
      Над кормовой фигурой императора Леопольда уже реял боевой вымпел; на ноке бизань-рея появился другой сигнал, приказывающий всем кораблям каравана идти прежним курсом. Тем временем тяжелый гамбургский фрегат начал отворачивать на юг, навстречу пиратам.
      Заметив караван, алжирцы тотчас бросили призовые корабли, на некоторое время, словно в нерешительности, привелись к ветру и остановились друг подле друга, но затем решительно пошли навстречу "Леопольду Первому", явно рассчитывая взять фрегат в клещи и расстрелять его такелаж одновременно с двух сторон.
      Но Карфангер не собирался драться с обоими алжирцами одновременно. "Леопольд Первый" отвернул на юго-восток, заставив алжирцев повторить его маневр. Теперь они шли друг за другом почти параллельно курсу гамбургского фрегата; расстояние между противниками быстро сокращалось. Прошло совсем немного времени, и "Леопольд" подошел к первому из алжирцев на расстояние пушечного выстрела. Карфангер приказал открыть по пиратам огонь из двенадцатифунтовых орудий, расположенных на главной батарейной палубе, умышленно отказавшись от залпа всех орудий левого борта, так как в этом случае они почти на полчаса остались бы безоружными с левой стороны. Алжирцы ответили залпами своих пушек, однако клубы черного дыма, повисшие между кораблями после первых выстрелов "Леопольда", затрудняли пиратским канонирам наводку. Ядра пробили в нескольких местах обшивку конвойного фрегата и кое-где повредили такелаж, не нанеся большого урона.
      Дым стал ещё гуще; скрываясь за его завесой, Карфангер развернул свой фрегат, подошел к первому алжирцу со стороны борта, пушки которого только что разрядились, и всадил ему в ватерлинию залп из двенадцатифунтовых орудий батареи правого борта. Уже через несколько минут пиратский корабль сильно накренился и вскоре начал тонуть. Но не успели гамбуржцы издать победный клич, как пушки второго пиратского фрегата ударили по "Леопольду" картечными и сцепленными ядрами. Это было уже серьезно: на "Леопольде" оказались перебитыми многие снасти стоячего такелажа - пардуны, штаги и ванты; фока-рей и бизань-рей рухнули на палубу. К счастью, палубная команда и солдаты успели своевременно укрыться от смертоносной картечи, лишь несколько раненых пришлось спешно отнести вниз и отдать на попечение корабельного лекаря. Конвойный фрегат ответил залпом из пятнадцати стволов верхней батарейной палубы; солдаты его абордажной команды ударили по пиратам из мушкетов. Алжирский фрегат переложил руль и обратился в бегство, взяв курс зюйд-вест; о преследовании его не могло быть и речи. Такелажный мастер со своим людьми уже чинил поврежденный такелаж.
      - Жаль, - опять промолвил Венцель фон Стурза, - похоже, придется на старости лет переучиваться на стрелка. Или - клянусь Святой Варварой! стану канониром.
      Карфангер указал на два других судна, беспомощно болтавшихся на волнах - пираты успели снять с них большую часть такелажа:
      - Взгляните туда, друг мой, там непременно ещё остались берберийцы. Я ещё не встречал пиратов, которые сдавались бы без боя.
      Североафриканские морские разбойники обычно запирали своих пленников в трюме захваченного судна, выставляли охрану и брали его на буксир. Случалось, что они топили разграбленный корабль.
      Пока шлюпки "Леопольда Первого" разыскивали в волнах остатки пиратской команды затонувшего фрегата, "Пророк Даниил" вплотную приблизился к одному из дрейфовавших кораблей, с палубы которого сразу же открыли по гамбуржцам мушкетный огонь. Тем временем остальные корабли каравана отошли на милю к востоку и зарифили паруса.
      - Сдается мне, что у Тамма и Янсена кулаки зачесались, - сказал Венцель фон Стурза.
      - Как бы там ни было, дисциплины они не нарушат, - ответил Карфангер, - и не будут действовать без приказа, иначе им несдобровать. Я думаю, однако, что без их помощи нам не обойтись.
      Большая шлюпка "Леопольда", между тем, подобрала девятерых алжирцев и одного испанца. На палубу поднялся штурман адмиральского фрегата Бернд Дреер - брат покойного Матиаса Дреера - и доложил:
      - Господин адмирал, мы подобрали родственника губернатора провинции Севилья дона... э-э... как его... дона Мигеля Альфонсо де Эррера или Феррара, или что-то вроде этого.
      - Почему вы не доставили его на борт "Леопольда Первого"?
      - Дон Мигель сейчас в таком состоянии, что... что ему бы не хотелось предстать перед господином адмиралом.
      - Вполне естественно, - отвечал на это Карфангер, - если вас только что выловили из моря, то состояние вашей одежды будет не самым лучшим.
      - Одежды, господин адмирал? Да на нем ничего нет, кроме подштанников и...
      - Что и говорить, - заметил Михель Шредер, - разве может испанский дворянин в таком плачевном виде предстать перед своим спасителем. Эй, ктонибудь, спустите в шлюпку что-нибудь из одежды, чтобы благородный идальго мог прикрыть наготу!
      Вскоре адмиралу доложили, что такелаж приведен в порядок. Карфангер приказал Иоханну Шульте, капитану "Пророка Даниила", идти к каравану, чтобы застраховаться от любых сюрпризов. На "Дельфина" и "Малыша Иоханна" были посланы по десять стрелков с "Леопольда Первого": Карфангер собирался бросить эти три корабля против пиратов.
      В первых рядах абордажной команды, столпившейся у фальшборта, стоял, положив руку на эфес шпаги, Венцель фон Стурза. Ему не терпелось поскорее сразиться с пиратами врукопашную. Все три гамбургских корабля уже подошли к галиону на расстояние мушкетного выстрела, и град пуль с трех сторон обрушился на палубу испанского корабля, заставив пиратов спешно попрятаться. Они беспорядочно стреляли по гамбуржцам из пистолетов и мушкетов из окон ахтер-кастеля и из некоторых орудийных портов; тем временем "Леопольд Первый" сошелся с галионом борт о борт.
      Первым на палубе испанца оказался Венцель фон Стурза, который сразу же ринулся, размахивая своей огромной шпагой, в самую гущу алжирцев. В воздухе засверкали лезвия кривых турецких ятаганов. Все новые и новые солдаты с гамбургского фрегата перелезали через фальшборт галиона, тесня пиратов. Вскоре их осталось не больше дюжины; увидев, что гибель неминуема, алжирцы побросали оружие и сдались в плен.
      "Леопольд" направился ко второму галиону. Снова гамбуржцы обрушили на палубу захваченного морскими разбойниками судна град свинца и взяли его на абордаж. Отчаянно отбивавшиеся пираты разделились: часть из них отступила на бак, другая - на ют, к самому ахтер-кастелю, на возвышении которого стоял их вожак и подбадривал своих людей громкими криками, не переставая яростно отбиваться от наседавших солдат, словно разъяренный берсеркер.
      Стоявший на полуюте "Дельфина" Ян Янсен внимательно следил за бесплодными попытками гамбуржцев, возглавляемых Венцелем фон Стурзой, взять приступом ахтер-кастель галиона и одолеть неистового рейса.
      - Вот сатанинское отродье, черт бы его взял! - ругался Янсен. - Если бы фон Стурза не находился так близко от него, я бы...
      - Позвольте, капитан? - обратился к нему один из стрелков-мушкетеров. - Я сшибу его с ахтер-кастеля, как ворону с сука.
      - Э, нет, - остановил его Янсен, - эдак ты ещё кого-нибудь из наших зацепишь.
      - Как бы не так! - живо возразил стрелок. - Пули из моего мушкета летят туда, куда я их посылаю.
      - Вот как! Тогда влепи ему пулю прямо в лоб, - приказал Янсен.
      Стрелок изготовился, навел мушкет и стал ждать, когда пиратский капитан повернется к нему лицом. Вот он наконец повернулся, палец стрелка нажал на спусковой крючок - и в этот момент Ян Янсен неожиданно ударил снизу по стволу мушкета. Грохнул выстрел - и пуля улетела в облака.
      - Парень! - крикнул он озадаченному стрелку. - Этот - слишком редкая птица, он мне нужен живым!
      В пиратском капитане Ян Янсен узнал своего давнего "знакомого" - рейса Юсуфа ибн Морада.
      - Тогда я выбью у него из руки саблю? - предложил стрелок.
      - Давай, попробуй. Получишь два золотых гульдена, если...
      Выстрел оборвал его на полуслове - и тут же раздался вопль пиратского капитана. Он выронил саблю из раненой руки и едва не скатился по крутому трапу вниз - Венцель фон Стурза с трудом успел его подхватить. Но даже в тисках железных объятий богемца алжирец не переставал отбиваться, извиваясь всем телом, словно пантера. Венцель фон Стурза приволок его на квартердек "Леопольда Первого" и поставил перед Карфангером.
      - Взгляните, адмирал, кого я вам принес! Может быть, вы уже имели удовольствие познакомиться с этим господином?
      Карфангер невольно протер глаза.
      - Черт подери! Это не наваждение! Ну конечно, это Юсуф ибн Морад!
      Между тем бой окончился. В трюме "Леопольда Первого" уже сидели около шестидесяти пиратов, охраняемых солдатами, и без малого сотня освобожденных испанских моряков суетилась на палубах отбитых галионов, которые теперь вместе с гамбуржцами могли продолжить плавание в Кадис, начатое в составе одного из испанских "серебряных" флотов по ту сторону Атлантики. Правда, своим ходом галионы двигаться были не в состоянии, пришлось "Дельфину" и "Малышу Иоханну" взять их на буксир. Отдельно от пиратской шайки поместили Юсуфа ибн Морада, также приставив к нему надежную охрану. Ощупывая туго перевязанную правую руку, рейс горестно вздыхал: этой руке вряд ли придется когда-нибудь держать саблю. Что касается самой сабли, то она в этот момент лежала на столе в каюте Карфангера, а возле стола стоял тот самый молодой стрелок, только что доложивший адмиралу подробности поимки капитана пиратов.
      - Ты имеешь чин фельдфебеля, не так ли, Хайне Вредэ?
      - Так точно, господин адмирал!
      Карфангер поднялся, взял со стола саблю и протянул её стрелку:
      - Держи! На память о сегодняшнем дне и в благодарность от меня. Желаю тебе и впредь храбро исполнять свой долг, капрал Хайне Вредэ!
      От радости и смущения молодой человек не мог вымолвить ни слова. Карфангер похлопал его по плечу и спросил, где он научился так метко стрелять? Хайне Вредэ, осмелев, рассказал о том, как его отец, крепостной крестьянин, раздобыл этот без промаха бьющий мушкет во время великой войны, и он, Хайне Вредэ, отгонял с его помощью диких кабанов и оленей от их поля, чтобы они не истребляли посевы. Постепенно он научился не только пугать, но и попадать - в оленя или кабана, а порой и в волка, пытавшегося утащить овцу из стада. Понемногу слухи о метком стрелке дошли до помещика, тот пришел в ярость и приказал немедленно схватить ослушника - охота в барских угодьях запрещалась под страхом смерти. Хайне Вредэ не стал дожидаться, пока его постигнет эта участь, и подался в Гамбург, где нанялся солдатом в городскую стражу. Там он ещё лучше набил руку в стрельбе, а когда стали набирать абордажную команду для конвойного фрегата, он оказался в её рядах.
      Карфангер ещё раз поблагодарил новоиспеченного капрала и тот, отдав честь, поспешил к своим товарищам.
      - Вы умеете достойно наградить бравого солдата, господин адмирал, заметил дон Мигель Альфонсо де Эррера, сидевший на почетном месте за столом. Благородный идальго вновь обрел свои пышные одежды, в свое время отобранные пиратами, а вместе с ними и изысканные манеры испанского гранда. - Я не сомневаюсь, что его величество король Карл II пожелает отблагодарить вас за этот благородный поступок, о котором я намереваюсь доложить при дворе сразу по прибытии.
      Только теперь выяснилась цена одержанной над пиратами победы: оба галиона были нагружены золотыми и серебряными слитками, предназначавшимися для королевской казны.