Вначале решили, что расходы разделят поровну городская казна и адмиралтейство. Но купцы захотели, чтобы один из кораблей строился на деньги адмиралтейства и купеческой гильдии, а другой - на деньги из городской казны. Спорили и о том, в какой последовательности строить корабли - оба одновременно или один за другим. Карфангера просто тошнило от всех этих перебранок и бесконечной болтовни. Вместе с некоторыми из коммерц-депутатов он вновь выступил с предложением созвать собрание, пригласив туда всех заинтересованных в постройке конвойных фрегатов, чтобы положить конец бесплодным спорам. Однако казначейство на это никак не соглашалось. И все же Карфангер не собирался отступаться от намерения ускорить принятие окончательного решения по этому вопросу.
      Он хлопнул ладонью по киль-балке и проговорил:
      - Отличное дерево - ни сучка, ни трещинки не найдешь! Такое выдержит не один шторм. И если мастер и далее с такой же тщательностью будет отбирать материал, то корабль выйдет - на славу.
      Затем Карфангер, Шредер и Тамм заговорили о вчерашнем происшествии на рейде. Неожиданно появился Венцель фон Стурза и присоединился к ним. Карфангер представил ему капитана "Морской девы".
      - Рад познакомиться с вами, - сказал фон Стурза, пожимая руку Юргену Тамму. - Вы и ваши люди оказались настоящими храбрецами, и этот ваш ковчег все ещё па плаву. Вот только владелец его повесился...
      Первым опомнился Карфангер и засыпал фон Стурзу вопросами. Тот рассказал, что до дороге на верфи проходил мимо дома Спрекельсена и там услыхал от слуги, что его хозяин вернулся из страховой конторы совершенно не в себе, все бормотал что-то несусветное про страховую контору, которая отказывается платить страховку, поскольку урон кораблю Спрекельсена был нанесен не в открытом море, а в порту. А через некоторое время слуга обнаружил своего хозяина повесившимся на оконном шпингалете.
      - Старый скупердяй определенно обанкротился, - предположил в заключение Венцель фон Стурза.
      - Это несомненно, - согласился Карфангер, - однако мне кажется, что его докопало не только это. Он понял, что не сможет больше безраздельно господствовать над другими.
      - Но что же теперь будет с вами, господин Тамм? - допытывался Венцель фон Стурза. - Есть у покойного судовладельца дети или иные наследники?
      - Нет. А что будет с нами... - и Юрген Тамм рассказал о предложении парусного мастера. Затем, помолчав, добавил: - Теперь все эти надежды ушли в мир иной вместе со стариком. Разве что господин Карфангер согласится отремонтировать такелаж "Мерсвина" и сам поведет его с грузом "Морской девы" в Лондон.
      - Ни за что на свете, - решительно ответил Карфангер. - Пока англичане бьются с голландцами, я буду ходить только в те страны, которые не воюют. А если вы захотите, я уступлю вам "Мерсвин". Для плаваний в Англию, Норвегию и Голландию или в Балтийское море он ещё вполне пригоден. Много я с вас не запрошу, да и с оплатой можете особо не торопиться.
      Когда Карфангер в сопровождении Рихарда Шредера и Венцеля фон Стурзы возвратился в город, на рыночной площади перед ратушей они застряли в огромной толпе, которой здесь не видали со времен злополучной потери целого каравана торговых судов, доставшихся двум алжирским рейсам. Пробиваясь сквозь людскую массу к ратуше, они услыхали, что пираты захватили пять гамбургских "купцов", шедших из Лиссабона. Все настойчивей звучали голоса, требовавшие наконец всерьез взяться за постройку конвойных фрегатов.
      Карфангеру и его спутникам с трудом удалось добраться до дверей ратуши, где солдаты городской стражи чудом ещё сдерживали напор бесновавшейся толпы, раздавая направо и налево удары древками пик или саблями плашмя. И в самой ратуше страсти были накалены до предела: ратманы, сенаторы, бургомистры, члены парламента, коммерц-депутаты, члены коллегий адмиралтейства вели между собой диспуты, никак не приличествовавшие их положению в обществе.
      Рихард Шредер предложил подняться в адмиралтейство и переждать, пока страсти улягутся. Но и там, как выяснилось, царила сумятица. Карфангер заговорил о настроении толпы на улице, о том, что люди всерьез обеспокоены судьбами города.
      - Мне кажется, властям надлежит прислушаться к мнению простых людей, сказал он в заключение.
      - И вы утруждаете себе слух всей этой болтовней, господин Карфангер? спросил кто-то из высоких господ.
      - Глас народа - глас Божий! - с живостью откликнулся тот. - И разве не прав был народ, предупреждая, что слишком долго ждущий дождется беды? Разве не случилось так, милостивые государи, что мы целых четыре года никак не можем приступить к постройке давно запланированных конвойных фрегатов? Или казначейство собирается и впредь отмежевываться от участия в этом деле? Не пора ли нам наконец договориться, чтобы мастер на верфи знал, строить ли ему оба корабля одновременно, или один за другим? В противном случае, господа, вновь пройдут годы, а мы не приблизимся к созданию конвойной флотилии ни на шаг!
      - Не для себя ли вы так стараетесь, господин Карфангер?
      Не ехидную реплику Ворденхоффа ответил Рихард Шредер:
      - Ваш вопрос совершенно неуместен. Капитан Карфангер никогда ещё не выходил в море под охраной конвойных кораблей. Всем нам пора наконец взяться за дело.
      Страсти понемногу улеглись, зазвучали более разумные речи, стали думать, как же все-таки поступить, но так ни к чему и не пришли.
      Лишь несколько недель спустя противоборствующие стороны наконец согласились с тем, что необходимо начать строить оба фрегата одновременно и что расходы на их постройку разделят между собой поровну адмиралтейство и городская казна.
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
      Наступил 1667 год. Англичане и голландцы все ещё дрались между собой за господство на море, избегая, однако, крупных сражений. Зато де Рюйтеру удалось прорваться в устье Темзы, потопить несколько английских военных кораблей и разрушить ряд береговых укреплений. В конце концов совместно с флотом адмирала ван Нееса он заблокировал устья всех рек на английском побережье, и англичане в скором времени стали намекать на то, что они не прочь заключить мир.
      Между тем на верфи возле шлюза вырастали скелеты будущих фрегатов: из гигантских, чуть ли не в сто тридцать футов длиной киль-балок, словно ребра библейского Левиафана торчали шпангоуты. Запах кипящей смолы наполнял воздух, смешиваясь с запахами сельди и ворвани. Казалось, капитан Берент Карфангер должен был бы дневать и ночевать здесь, наблюдая за воплощением своей мечты в действительность. Однако он находился далеко от этих мест: три его корабля уже прошли между Шетландскими и Оркнейскими островами и вдоль западного побережья Ирландии направились на юг, к берегам Испании и Португалии. Карфангер готов был поклясться, что такой попутный норд-вест, как в этот раз, ещё никогда не раздувал паруса его кораблей; стоя на шканцах, он жадно ловил ртом соленое дыхание моря, словно стремясь очистить легкие от пыли кабинетов и канцелярий.
      Время от времени он поднимался на квартердек "Дельфина" и смотрел на остальные корабли своей крошечной эскадры. В кабельтове за кормой "Дельфина" шла "Морская дева", следом за ней резал форштевнем волны Атлантики "Малыш Иоханн". И все же его взгляд гораздо чаще задерживался на "Морской деве", ибо "Малыш Иоханн" по-прежнему был в надежных руках капитана Яна Янсена и за него можно было не беспокоиться. Другое дело "Морская дева", которую Карфангер купил на аукционе, когда все имущество покойного Спрекельсена пошло с молотка, - с ней он вышел в океан впервые. Важно было тщательно пронаблюдать за тем, как ведет себя корабль при том или ином ветре, при сильном и слабом волнении, как он слушается руля. До сих пор "Морская дева" показала себя с наилучшей стороны: судно шло хорошо, команда трудилась сноровисто и в охотку, и Юрген Тамм отлично справлялся с обязанностями капитана. После плавания в Англию на "Меревине" он пришел к выводу, что коммерсант из него получится неважный, и вместе со всей командой поступил на службу к Карфангеру.
      Однажды утром, когда они шли мимо изрезанного скалистого юго-западного берега Ирландии, из "вороньего гнезда" на грот-мачте донеслось:
      - О-го-го! Впереди по правому борту четыре паруса!
      Через некоторое время паруса эти стали видны и с квартердека. Встречные корабли быстро приближались, подгоняемые свежим норд-вестом. Но ни флагов, ни вымпелов на их мачтах не было видно. Поскольку парусники держали курс почти прямо на восток, на Английский канал, они были обращены к гамбуржцам лагом, что позволяло разглядеть их во всех подробностях. Первым шел легкий фрегат нидерландской постройки, второй и третий могли сойти только со стапелей английской верфи, а замыкал строй ещё один "голландец" - и тоже легкий фрегат. Оставалось только гадать, с кем они повстречались: с англичанами, голландцами или берберийцами?
      - Хорошо, сейчас поглядим, захотят ли они с нами поговорить, - сказал Карфангер и обернулся к штурману: - Прикажите поворачивать на юго-восток!
      Едва лишь корабли Карфангера легли на новый галс, оставив встречных впереди по левому борту, как те развернулись, явно намереваясь преградить гамбуржцам путь.
      - Ладно, теперь лево на борт, курс зюйд-ост, - отдал новое приказание Карфангер.
      Вновь реи со скрипом обернулись вокруг мачт и паруса наполнились ветром. Чужакам пришлось вторично поворачивать, по едва они проделали этот маневр, как Карфангер снова положил корабли на курс зюйд-вест, так что встречным опять надо было менять галс, чтобы не пропустить гамбуржцев. Так повторилось несколько раз, причем гамбургские корабли выполняли все маневры быстрее незнакомцев, и те начали отставать.
      - Штурман, за это каждому по пинте рома! - крикнул Карфангер, довольно потирая руки. - А теперь прикажите поднять на бизань-рей деревянное ведро так мы уговорились с Таммом и Янсеном.
      - Есть, капитан! - отозвался штурман, и через несколько секунд на ноке бизань-рея закачалось па флаг-лине деревянное ведерко. Штурман вновь появился на квартердеке.
      Тем временем на шканцах каждый матрос получал по кружке рома. Тут уже и подавно никого не приходилось подгонять. И вновь раздался крик марсового.
      Карфангер поспешно поднялся на квартердек и увидел, что один из преследователей, поставив даже лисели, уже поравнялся с "Малышом Иоханном". Трое остальных сильно отстали и пока не представляли непосредственной угрозы. Расчет был прост: самый быстрый из четырех парусников завязывает бой с караваном "купцов", тем временем подходят и остальные три. Так предполагал Карфангер, однако штурман не разделял его мнения, считая, что чужаки могут попытаться напасть на одного "Малыша Иоханна", рассчитывая на то, что остальные его бросят.
      - Пожалуй, вы правы, - поразмыслив, согласился Карфангер. - Ну что ж, придется разъяснить им, что они заблуждаются насчет гамбуржцев. Свистать всех наверх! К бою!
      На палубах гамбургских кораблей закипела работа: матросы брасопили реи. Готлангеры открывали орудийные порты и выкатывали пушки. Карфангер приказал поднять на кормовом флагштоке поверх большого гамбургского флага ещё один - красный с изображением руки, сжимающей меч. Так было принято на голландских военных кораблях, когда раздавался приказ "К бою!". Следующий сигнальный флаг означал для Юргена Тамма и Яна Янсена приказ атаковать легкий фрегат. Юрген Тамм сразу же повернул "Морскую деву", перерезав курс фрегату, в то время как Карфангер продолжал держать курс вест, чтобы зажать чужака между "Дельфином" и "Малышом Иоханном".
      Но фрегат вдруг повернул к ветру, и на топах его мачт заполоскались красно-бело-синие флаги Нидерландов. Одновременно от его правого борта отвалила большая шлюпка и направилась к "Дельфину".
      - Выходит, он и в самом деле всего лишь хочет поговорить с нами? Карфангер приказал вновь брасопить реи. Флейт быстро потерял ход; через несколько минут шлюпка подошла к его правому борту. По фалрепу на палубу "Дельфина" ловко вскарабкался человек - Карфангер уже шел ему навстречу. Это был Михель Шредер.
      - Разрази меня гром! - воскликнул он. - После второго вашего маневра я был уже почти уверен, что знаю, кто командует этим кораблем. Признаться, возможность снова поговорить с кем-нибудь из гамбуржцев я представлял себе гораздо проще.
      - Для этого вы и хотели нас остановить? - спросил Карфангер, крепко пожимая Шредеру руку.
      Они спустились в капитанскую каюту, и Карфангер рассказал Михелю Шредеру о судьбе "Морской девы", шедшей теперь вместе с двумя другими его кораблями в Испанию и Португалию. Услыхав о том, какие последствия для его старого друга Юргена Тамма имел его дерзкий налет, Михель Шредер схватился за голову.
      - Требуй, чего хочешь! - воскликнул он, обращаясь к Тамму, тоже появившемуся в каюте Карфангера. - Смотри - вон два английских корабля, которые мы захватили, один из них принадлежит мне. Генеральным штатам с меня причитается лишь доля приза. Говори, что тебе отдать - корабль? Груз? Или, может быть, ты предпочитаешь звонкую монету?
      Несколько ошарашенный неожиданным появлением Михеля Шредера, а ещё более - его предложением, Юрген Тамм не нашелся, что сказать.
      - Вот это, - Михель Шредер показал рукой на северо-запад, откуда подходили остальные корабли, - приз Жана де Рюйтера. Эти корабли мы отбили у одного английского каравана возле Ньюфаундленда. Целых два дня мы шли за ними по пятам, пока не дождались тумана. Тогда мы подкрались к англичанам, ориентируясь по звукам судовых колоколов, - англичане беспрерывно в них звонили, чтобы не потерять друг друга в тумане, - и неожиданно напали на двух "купцов". Их команды были настолько огорошены, что и пикнуть не успели, как наши ребята развернули их корабли и дали деру на юг. Тем временем оба наших легких фрегата заняли их место в караване и принялись исправно подавать сигналы своими колоколами, а когда захваченные корабли были уже далеко, потихоньку покинули английский караван и отправились нам вдогонку. Через день все мы вновь встретились.
      - Ловко сделано, черт возьми! - восхитился штурман. - Почти как тогда на Эльбе, возле гамбургского шлюза.
      - Об этом мы ещё поговорим, - заметил Карфангер.
      Когда они осушили по бокалу вина за встречу, Карфангер принялся выговаривать Михелю Шредеру за его необдуманное нападение на корабль Спрекельсена:
      - Вы оказали этим медвежью услугу не только вашему брату, секретарю адмиралтейства, но и самому себе. Если вы намереваетесь когда-нибудь вернуться в Гамбург, то после нападения на гамбургский корабль вам это весьма непросто будет осуществить.
      - Но разве в Гамбурге известно, что это был именно я? - спросил Шредер. - Выходит, Михель Зиверс не сдержал слова?
      И Михель Шредер рассказал о том, как выполнил желание молодого Зиверса и взял его с собой в Гамбург, однако высадил его на берег в Альтоне ещё до нападения на англичан и "Морскую деву". Зиверс обещал молчать.
      - И ещё скажу вам, - обратился он в заключение к Карфангеру, - что Зиверс по-прежнему ненавидит вас лютой ненавистью, остерегайтесь его.
      - Я не чувствую за собой никакой вины по отношению к Михелю Зиверсу, ответил Карфангер, - а уж постоять за себя сумею всегда. Впрочем, и вам незачем долго горевать о последствиях вашего налета: вряд ли кто-нибудь в Гамбурге сожалеет, что старый скряга Спрекельсен наложил на себя руки, а обвинить в этом Михеля Шредера и подавно никому в голову не придет.
      - Но это значит, что я в любой момент могу вернуться в Гамбург? спросил Шредер с надеждой в голосе.
      Карфангер не успел ответить. В дверях появился юнга и спросил, можно ли коку уже накрывать на стол.
      - Конечно, парень! Скажи ему, пусть накрывает поскорее, а мы поглядим, чем он нас собрался угощать.
      Михель Шредер спросил, кого думают назначить капитанами новых конвойных" фрегатов.
      - Возможно Мартина Хольстен и Матиаса Дреера, - ответил Карфангер. Оба они - опытные мореходы, которым не составит труда справиться с такими фрегатами. Единственное, чему необходимо воспрепятствовать, - они не должны стать капитанами милостью Утенхольта.
      За обедом разговор зашел о всевозможных приключениях, которых немало выпало на долю присутствующих особенно в последнее время. Наибольший интерес вызвали рассказы Жана де Рюйтера и Михеля Шредера о перипетиях Четырехдневной битвы.
      Дошла очередь и до Яна Янсена. Он уже было собрался рассказать историю о ките, проглотившем упавший за борт бочонок рома, как вдруг дверь каюты рывком распахнулась, на пороге появился боцман Клаус Петерсен и прокричал:
      - С юго-востока идут три больших военных корабля! Похоже, это англичане!
      Известие это произвело па присутствующих впечатление разорвавшейся бомбы. Все ринулись из каюты наверх. Да, это были англичане - три трехпалубных семидесятидвухпушечных линейных корабля под флагами с крестом Святого Георгия. Посовещавшись, голландские капитаны решили идти с попутным ветром в южном направлении, Карфангер же вызвался прикрыть их своими кораблями, преградив англичанам путь. Он рассчитывал на то, что тяжелые линейные корабли, во-первых, не станут атаковать нейтральных гамбуржцев и, во-вторых, что им придется маневрировать, а за это время голландцы успеют уйти достаточно далеко.
      Но все вышло по-иному. Не успели голландские капитаны подняться на палубы своих кораблей, уже приведенных в боевую готовность и спешивших им навстречу, как англичане вдруг зарифили паруса и, не открывая орудийных портов, привели корабли к ветру, дав понять, что у них нет враждебных намерении по отношению к голландцам, чьи красно-бело-синие флаги они не могли не заметить. Карфангер тоже распорядился положить свои корабли в дрейф, а сам отправился на шлюпке к флагману англичан.
      На борту английского корабля его встретили со сдержанно-холодной вежливостью и проводили в каюту командующего эскадрой. В контр-адмирале, поднявшемся ему навстречу, Карфангер узнал бывшего капитана Спрэгга, с которым они когда-то встретились на рейде алжирской гавани. Спрэгг, определенно, тоже вспомнил гамбургского капитана.
      - Рад видеть вас, капитан. Что привело вас на мой корабль?
      - Не будет ли господин адмирал столь любезен ответить мне на один вопрос: верно ли, что между Англией и Нидерландами заключено перемирие?
      - Совершенно верно, сэр, - отвечал Спрэгг, - 31 июля 1667 года в Бреде заключен мир между двумя державами, и я имел честь доставить известие об этом в Нью-Йорк.
      - Нью-Йорк? Прошу прощения, сэр, но это название мне ни о чем не говорит.
      Едва заметная усмешка тронула губы адмирала Спрэгга.
      - Извините, я забыл упомянуть, что генеральные штаты уступили нам ваш бывший Новый Амстердам.
      Голландский торговый капитал, который оказался только в выигрыше от англо-голландской войны, в обмен на Новый Амстердам получил по договору выгодно расположенное торговое поселение Суринам в Южной Америке, а впридачу ещё и Пало Ран - последнюю из английских баз в Индонезии. Так две самых влиятельных колониальных державы того времени поделили между собой сферы влияния.
      Капитан Берент Карфангер как представитель города-государства Гамбурга мог всего лишь принять к сведению итоги договоренностей сторон, он хорошо понимал, что его мнение по данному вопросу англичанину безразлично. Поэтому он поспешил откланяться, однако не стал отказываться от предложенного адмиралом бокала вина.
      - За ваше здоровье, капитан, и за ваш прекрасный город Гамбург! воскликнул англичанин, поднимая свой бокал.
      - Ваш здоровье, адмирал, и за мир на всех морях! - Карфангер чокнулся со Спрэггом, и они выпили.
      Возвратившись на "Дельфин", Карфангер приказал идти к кораблям Михеля Шредера и Жана де Рюйтера, ему не терпелось сообщить друзьям добрую весть. Линейные корабли англичан ушли на запад; тем временем в каюте Карфангера продолжался прерванный обед, причем настроение сидевших за столом было намного лучше прежнего: они праздновали заключение мира.
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      - Да убережет Господь корабль сей от непогоды и шторма, от бедствий и опасности, да защитит его от всех напастей этого мира, в том числе и от причиняемых людьми!
      Торжественно и празднично звучал голос Дидериха Моллера, ратмана и президента конвойной коллегии адмиралтейства, морозным и солнечным февральским утром 1668 года напутствовавшего первый из конвойных фрегатов, только что спущенный на воду. Отсутствие мачт - их обычно устанавливали позднее - не мешало любоваться совершенными пропорциями его корпуса. Церемония спуска на воду вскоре завершилась, господа из совета города и адмиралтейства направились в подвальчик ратуши отпраздновать это событие приличествующим случаю возлиянием, а толпы бедноты, привлеченные редкостным зрелищем, - назад в свои промерзшие подвалы; на берегу остался один Берент Карфангер, не сводивший глаз с великолепного корабля.
      По предложению Карфангера фрегат получил название "Леопольд Первый" в честь императора Леопольда и с мыслью о единстве империи. Его корпус сидел в воде неглубоко: в трюме не было ещё ни балласта, тга груза, и пятьдесят четыре орудийных порта под выкрашенными красной краской крышками ещё зияли пустотой. На носу красовался красный лев с золотой гривой, сжимавший в лапах герб города Гамбурга. Обшивка на шканцах, юте и квартердеке была выкрашена в оливково-зеленый цвет, а весь остальной корпус судна до самой ватерлинии покрывала смесь древесноугольной смолы и еловой живицы цвета спелого каштана, сквозь которую пробивался замысловатый узор дубовой древесины. Корпус ниже ватерлинии светился защитной краской, по цвету напоминавшей пергамент старинных рукописей, приготовленной из смолы и серы.
      Кормовая надстройка была отделана замечательной резьбой по дереву в стиле барокко: музицирующие путти, словно сошедшие с картин Рубенса, фигуры воинов и диковинных морских животных. Между двумя кормовыми фонарями располагались два других златогривых льва, под ними на светлоголубом фоне фигура императора Леопольда в человеческий рост, в полном облачении и со всеми символами власти: в короне, со скипетром и державой.
      Словно издалека он услыхал голос жены:
      - Ну идем же наконец, Берент! Или ты хочешь, чтобы твои жена и дочь превратились в ледышки? Все уже давно разошлись.
      - Ну и пусть себе пьют свое пиво на здоровье, - отозвался Карфангер.
      - Берент! - повторила Анна уже настойчивей. - Ребенок мерзнет.
      Карфангер оглянулся. Его дочурка Вейна стояла в глубоком снегу, кутаясь в меховую шубку; по щекам её катились слезы.
      - Что ты, моя девочка? Тебе так холодно?
      - У меня ноги замерзли, папа, - всхлипнула Вейна.
      - А ты возьми и побегай, вот они и согреются. Не стой, словно статуя, - побегай.
      - Не будь таким суровым, Берент, - сказала Анна, - она ведь ещё совсем маленькая: в этом году только восемь лет исполнится.
      Возле стапелей, с которых только что сошел "Леопольд Первый", стоял мастер-резчик Кристиан Прехт и разговаривал с корабелами. Это он создал все деревянные украшения и фигуры нового фрегата. Карфангер подошел к нему и спросил, отчего голова, корона, руки, скипетр и держава получились неестественно большими по сравнению с фигурой императора.
      - Я поступил так не без умысла, - ответил Кристиан Прехт, - если хотите, мы можем подняться в мою мастерскую, и я вам все объясню.
      В мастерской кипела работа: несколько подмастерьев, вооруженных долотами, стамесками, рашпилями и ножами самой причудливой формы, трудились над резными украшениями для другого конвойного фрегата, который предполагалось назвать "Герб Гамбурга". Мастер показал на фигуру ангела, стоявшую на небольшом выступе высоко над фронтонной дверью, и подвел Карфангера на несколько шагов ближе к ней.
      - Скажите, кажутся ли вам члены фигуры пропорциональными?
      - Безусловно, - ответил Карфангер, посмотрев вверх.
      Тогда мастер отвел его к противоположной стене и задал тот же вопрос. Карфангер вынужден был не без удивления признать, что ноги фигуры представляются ему чересчур длинными, и поднятая вверх рука с мечом кажется длиннее другой, вытянутой в сторону. Снова подойдя к двери и посмотрев на ангела, он сказал:
      - Если смотреть отсюда, то все становится на свои места. Значит, все дело в том, под каким углом смотрят на фигуру. Более острый угол укорачивает горизонтали; я полагаю, эта фигура предназначена для расположения именно на такой высоте?
      - Совершенно верно, - отозвался резчик, - она будет стоять над кафедрой проповедника, так что придется задирать голову, чтобы её рассмотреть. Иначе с фигурой императора Леопольда: она будет находиться примерно на высоте глаз, и смотреть на неё будут, как правило, издалека. Что же, по-вашему, можно было бы разглядеть, если бы её пропорции были правильными? Предположим, вы смотрите на неё с расстояния в два-три, а то и все четыре кабельтовых?
      - Подробностей, пожалуй, не разглядишь, - согласился Карфангер. - И вы, стало быть, намеренно увеличили те детали, которые кажутся вам наиболее важными?
      - Да, именно так. Пусть каждый, кто повстречает в море этот фрегат, сразу увидит сверкающую императорскую корону, золотой скипетр и державу. В этом и заключался мой замысел, господин Карфангер. Удовлетворены ли вы объяснением?
      - Благодарю вас, мастер, вы все продумали наилучшим образом, - сказал Карфангер, пожимая Кристиану Прехту руку.
      Вейна подбежала к отцу, крича на ходу:
      - Отец, посмотрите, что мне подарил старший подмастерье господин Бертольд!
      Это была деревянная скульптура чуть ли не в полсажени высотой. По лицу Карфангера было видно, что он колеблется, не зная, позволить ли ребенку принять такой ценный подарок. Заметив это, старший подмастерье сказал:
      - Не лишайте ребенка радости, господин капитан. Это - всего лишь модель, предназначавшаяся для "Герба Гамбурга". Настоящие украшения для носа судна мы делаем из дуба. - И мастер стал засовывать скульптуру в мешок из грубого полотна, в которых обычно готовые произведения разносились заказчикам.
      Анна Карфангер вдруг смертельно побледнела и пошатнулась. В её памяти всплыла страшная картина: тельце её малыша Иоханна, умершего во время чумы, опускают в такой же полотняный мешок...
      - Что с тобой, Анна? - встревоженно спросил Карфангер, подхватывая жену. - Тебе нездоровится? Прости, я, кажется, был слишком груб там, на берегу.
      Анна медленно покачала головой.
      - Нет-нет, что ты, это я была неправа. - И шепнула ему на ухо: - У Вейны скоро опять будет братик, Берент, уже этим летом...
      Карфангер отправил Анну с Вейной домой в портшезе, а сам опять спустился к Эльбе, к месту осмолки кораблей, где уже стоял "Леопольд Первый". Карфангер пришел вовремя: только что привезли нижние мачты и как раз собирались их ставить. Уже были подготовлены рычаги и кранцы для первой - фок-мачты высотой в добрых шестьдесят футов. Мастерам понадобился целый час на то, чтобы поднять её и привести в вертикальное положение. И тогда Карфангер достал из своего кошелька золотой гульден и обратился к мастеру-такелажнику:
      - Сделаем все так, как предписывает обычай!
      Согласно давнему поверью, золотая монета, положенная в гнездо фокмачты перед её установкой, должна была отводить от корабля все напасти. Конечно, Карфангер не верил в чудодейственную силу этого обряда, тем не менее спустился в трюм корабля и собственноручно опустил монету в гнездо мачты, которая тотчас же была установлена.
      Вновь поднявшись на палубу, Карфангер спросил корабелов, не забыли ли они употребить при строительстве фрегата и краденое дерево, чтобы судно хорошо ходило под парусами - этого требовал ещё один давний обычай.
      Мастера стали переглядываться между собой и пожимать плечами. Тогда Карфангер вновь полез в кошелек и выложил ещё несколько талеров.
      - После трудового дня неплохо будет как следует промочить горло, сказал он, как бы между прочим.
      Один из пожилых подмастерьев выступил вперед.
      - За кражу полагается виселица, господин капитан, поэтому про такие дела стараются много не рассказывать. Но что поделаешь, если так велит обычай. Пойдемте, покажу вам кое-что.
      Он подвел Карфангера к трапу квартердека и указал на верхние ступеньки:
      - Знакомо ли вам это дерево, господин капитан?
      Карфангер сделал вид, что тщательно осматривает ступеньки, затем выпрямился и решительно заявил:
      - Доска для этих ступенек взята из настила главной палубы моего флейта "Дельфин".
      - Верно, - сказал подмастерье, - это одна из досок, которые вы прошлой осенью велели заменить.
      - Видите, - Карфангер улыбнулся, - как хорошо я знаю свои корабли. - С этими словами он простился и отправился домой.
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
      Весна уже шла навстречу лету, когда к месту осмолки отбуксировали и второй фрегат. Корабли походили друг на друг как братья-близнецы, если не считать различных кормовых украшений: вместо фигуры императора на корме второго фрегата красовался большой герб - белая крепость на красном щите, над ней - шлем, украшенный павлиньими перьями, который держали в лапах два красных льва с золотыми гривами. Во всем остальном "Леопольд Первый" ничем не отличался от "Герба Гамбурга".
      Окончательная отделка и оснастка фрегатов шла полным ходом, а господа в совете города и адмиралтействе все никак не могли договориться, кого назначить капитанами. В кандидатурах недостатка не было, и многие из них устраивали всех. Все дело тут было в том, что должность капитана конвойного фрегата фактически продавалась, как и большинство других должностей в городе, и её мог купить только тот, кто предлагал больше всех, но никак не менее пяти тысяч талеров. Карфангер энергично протестовал против этой спекуляции должностями. Выступая однажды в совете города, он заявил:
      - Должность капитана конвойного фрегата и связанный с нею адмиральский чин нельзя равнять с другими должностями и чинами, которые можно купить, как плащ или камзол. Если капитан конвойного фрегата лишится адмиральского титула, он не перестанет быть капитаном военного корабля, не потеряет способности держать в повиновении боеспособную команду, вести морское сражение, в любой шторм управлять судном, а если понадобится - и выказать сметку в торговых делах. Всего этого невозможно добиться, лишь уплатив пять, шесть, а то и все семь тысяч талеров: такая должность требует подлинных способностей и умения, неважно, подкреплены они увесистым кошельком или нет. Недаром говорится: женитьба на звонкой монете счастья не принесет.