В каюте воцарилась гробовая тишина. Венцель фон Стурза стиснул руками голову и прохрипел сдавленным от слез голосом:
      - Не может быть... Этого малютку тоже унесла смерть?
      Карфангер кивнул, не в силах вымолвить более ни слова. Он поднялся и шагнул к двери. Теперь он хотел остаться наедине со своим горем. Открыв дверь, он обернулся и произнес уже окрепшим голосом:
      - Прочтите сами.
      Михель Шредер стал читать вслух письма своего брата. В них говорилось, что затея Утенхольта с безрезультатной поездкой Мартина Хольстен в Данию против него же и обернулась: под давлением обстоятельств парламент и совет постановили начать в сентябре постройку двух тяжелых фрегатов и выделили на это необходимую сумму денег.
      - Горе и радость всегда ходят рука об руку, - сказал де Рюйтер, сегодня они пришли к Беренту Карфангеру.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
      Новый 1665 год едва лишь начался, когда три корабля капитана Карфангера покинули Новый Амстердам, взяв курс ост. Наконец-то гамбуржцы шли домой, к берегам родной Эльбы, от которых отплыли почти два года назад. В письмах Анна просила мужа повременить с возвращением: ещё не перестали громыхать по пустынным улицам Гамбурга повозки с мертвецами, которых подбирали на улицах. Поэтому Карфангер, снедаемый тоской по родным, был вынужден вновь и вновь отправляться к берегам Кюрасао. Известие о том, что они могут возвращаться, пришло в самое время: англичане заняли Новый Амстердам. Некоторые из торговых партнеров Карфангера возвратились на родину, в Нидерланды, многие отправились на острова Кюрасао и Арубу или в Бразилию. Над Ла-Маншем сгущались мрачные тучи новой войны между Англией и Нидерландами.
      Трюмы трех кораблей Карфангера были полны ценным грузом так же, как был полон дукатами и гульденами ларец в его каюте. Не напрасно он со своими людьми так долго курсировал между Новым Амстердамом и островами в Карибском море. И ни один флибустьер не отважился подойти к его маленькой флотилии.
      Матросы с кораблей Карфангера теперь имели в своих сундучках больше испанских дублонов, золотых голландских гульденов и португальских эскудо, чем им приходилось видеть за всю предыдущую жизнь. Но и это было не все: некоторые получили золотые браслеты и кольца, серебряные чаши и кубки. Нет, не напрасно они рисковали жизнью, прыгая на палубу флибустьерского корабля!
      Захваченный у флибустьеров парусник - когда-то построенный на одной из датских верфей - Карфангер назвал "Малыш Иоханн". Теперь он шел в кильватере "Дельфина", а замыкал строй старик "Мерсвин", дни которого были уже сочтены. Его ежегодный ремонт стоил больших денег, поэтому четырехсоттонный датский парусник, отбитый у флибустьеров, Карфангер мог считать просто подарком судьбы.
      После нескольких недель тяжелого плавания в зимней Атлантике морозным февральским утром марсовые заметили на горизонте полоску суши - это был мыс Лизард. К вечеру гамбургские корабли ошвартовались в фалмутском порту, чтобы пополнить запас воды и провианта.
      Неподалеку от "Дельфина" Карфангер обнаружил два фрегата, на кормовых флагштоках которых реяли белые с красным орлом посередине бранденбургские флаги. Это могли быть только "Графство Марк" и "Герцогство Клеве", на которых Петер Эркенс теперь служил старшим корабельным плотником. Карфангер обрадовался случаю повидаться с ним.
      Однако комендант порта запретил ему подниматься на борт бранденбургских фрегатов и в ответ на удивленный вопрос Карфангера объяснил, что, хотя оба корабля пришли в порт под бранденбургским флагом, построены они все же в Голландии, команды их состоят из голландцев и капитаны их тоже голландцы. Поэтому присутствие их здесь не вызывает особого восторга - несмотря на флаги, корабли эти нельзя считать принадлежащими курфюрсту, они скорее всего направляются в Средиземное море для усиления крейсирующей там голландской эскадры. "И потом, - продолжал портовый комендант, - с каких это пор сорокапушечные военные фрегаты используются для перевозки досок, балок и прочего дерева?" По этой причине капитанов обоих фрегатов упрятали, пока суд да дело, в городскую тюрьму, а возле самих кораблей выставили надежную охрану. О дальнейшем пусть договариваются господа дипломаты.
      - Но это же чепуха! - воскликнул Карфангер, теряя свою обычную сдержанность. - Я совершенно точно знаю, что это бранденбургские корабли.
      Комендант изобразил на лице сожаление и развел руками:
      - Полагаю, что нам с вами на этот счет спорить бессмысленно.
      - Но я хотел всего лишь поговорить со старшим корабельным плотником, не отступал Карфангер, на что комендант отвечал, что их разговор может состояться только в его присутствии и пусть господин капитан из Гамбурга придет на следующий день к обеду.
      Когда на следующий день в указанное время Карфангер явился к портовому коменданту, его там уже поджидал Петер Эркенс. Бывшего плотника с "Дельфина" теперь было не узнать: на нем красовался синий камзол с серебряными галунами, черная шляпа, отделанная серебряным позументом, ноги были обуты в ботфорты, на перевязи висела офицерская шпага.
      - С вас прямо хоть сейчас портрет пиши, - смеялся Карфангер, пожимая руку Эркенсу.
      - Да, как видите, положение обязывает, - отшутился тот. - Тем более хочется надеяться, что наш арест не продлится долго, ибо его милость курфюрст уже направил в Лондон своего посла по особым поручениям господина Кристофа фон Брандта.
      Комендант порта тут же вмешался и заявил, что не может позволить господам говорить о таких вещах, пусть они изволят беседовать лишь на темы личного характера.
      Карфангер рассказал о своих плаваниях в Карибское море, причем портовый комендант заинтересовался и этим.
      - Вы говорите, что повстречали там адмирала де Рюйтера? - спросил он.
      - Совершенно верно, господин комендант.
      - Ну да, мне известно, что вы с ним большие друзья и что прежде вы ходили в море под его началом, мистер Карфангер. И где же теперь пребывает адмирал де Рюйтер?
      Карфангер сразу понял, что англичане не прочь перехватить де Рюйтера ещё до того, как он примет командование голландским военным флотом, поэтому, не моргнув глазом, отвечал, что расстался с адмиралом возле острова Святого Евстахия, откуда тот собирался идти вокруг мыса Горн в Ост-Индию.
      На прощание комендант позволил Карфангеру проводить Петера Эркенса до шлюпки, которая должна была доставить его на борт бранденбургского фрегата.
      - Кланяйтесь от меня господину фон Герике и всей вашей команде! прокричал Петер Эркенс, и шлюпка отвалила от пирса.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
      Когда Карфангер вернулся в Гамбург, то не обнаружил там никаких следов запланированной постройки двух фрегатов и обратился за разъяснениями к Рихарду Шредеру.
      - Дело в том, - принялся объяснять тот, - что гамбургские корабелы мастера строить торговые корабли, но не военные, да ещё такие крупные, как эти фрегаты. Поэтому решили нанять голландцев. Голландцы же побоялись чумы и в Гамбург не поехали. Теперь они воюют с Англией и им самим позарез нужны хорошие корабелы. Так что придется нам подождать, пока кончится война. Вашему дяде Алерту Гроту удалось нанять в Дании тридцатишестипушечный фрегат "Фридрих III". В прошлом году он уже сопровождал один караван в Испанию, и плавание прошло весьма удачно. Ну, а вы сами? Не собираетесь ли снова в море?
      - Нет, пока что нет, - отвечал Карфангер. - Мои корабли нуждаются в ремонте. Мне не хотелось бы оказаться слишком далеко, если англичане и голландцы начнут военные действия.
      - Это почему?
      - Можно будет узнать много полезного для постройки будущих конвойных фрегатов. Скорее всего, я отправлюсь на некоторое время в Англию или в Нидерланды.
      Не только в Голландии с нетерпением ждали возвращения Михиэла де Рюйтера - за ним охотились и англичане. В сражении при Лоустофте им удалось нанести сокрушительное поражение эскадре нидерландского адмирала Вассенара, причем сам командующий взлетел на воздух вместе со своим флагманом.
      Английские корабли рыскали повсюду в поисках адмирала де Рюйтера: у Шетландских и Оркнейских островов, между Кале и Дувром, а более всего - у голландских берегов. Пять английских фрегатов сторожили у мыса Лизард западный выход из Ла-Манша, когда 21 июля на горизонте показались два незнакомых парусника. Оба фрегата голландской постройки продолжали идти курсом ост, не обращая никакого внимания на английскую эскадру.
      На квартердеке английского парусника "Элизабет" стоял его капитан Робинсон, стараясь разглядеть в подзорную трубу флаги и вымпелы приближающихся кораблей. Наконец ему это удалось.
      - Опять эти бранденбургские голландцы или - черт их разберет! голландские бранденбуржцы. Не исключено, что у них на борту может оказаться и сам де Рюйтер. Как вы думаете, лейтенант?
      - Такое было бы совершенно в духе этих псевдоголландцев, сэр, отозвался лейтенант. - Предлагаю задержать и проверить корабли в соответствии с навигационными предписаниями.
      - Ол райт, прикажите спускать на воду шлюпку. Отправлюсь к ним сам, вы пока примете командовайие кораблем. - И капитан спустился с квартердека.
      Раздался выстрел носовой пушки "Элизабет", означавший для бранденбургских фрегатов, уже убравших брамсели, требование лечь в дрейф.
      Когда капитан Робинсон поднялся на палубу, у трапа его встретил командор Лоренц Рокк и вручил англичанину паспорта, подписанные курфюрстом, и бумаги, выданные герцогом Иоркским после окончания двухмесячного ареста, которому оба фрегата были подвергнуты этой весной в Фалмуте.
      - Ваши паспорта меня пока что мало интересуют, - холодно обронил Робинсон, - гораздо более - груз в ваших трюмах. Что в них?
      - Соль, сэр.
      - Соль в трюме военного фрегата? - переспросил Робинсон с нескрываемой подозрительностью. - Вы и вся ваша команда - голландцы, а с Голландией мы воюем. Кто нам может гарантировать, что вы и впредь будете плавать под бранденбургским флагом? Уж не ваши ли паспорта? Только не думайте, что мы ещё раз попадемся на эту удочку. Сначала какие-то доски, теперь - соль. Разве для этого посылают в море военные фрегаты?
      - Мы не обязаны отчитываться перед вами, сэр.
      - Кого или что вы прячете на ваших кораблях, выясним в Фалмуте, заявил капитан Робинсон. - Приказываю обоим фрегатам следовать за нами туда.
      Никакие протесты и доводы не помогли, бранденбуржцам пришлось в сопровождении двух английских фрегатов идти в Фалмут.
      В пути их застиг шторм. Разгулявшиеся волны оделись белыми шапками пены. Начинало темнеть. Когда корабли вошли в бухту Фалмута, за кормой у них появились и другие английские фрегаты.
      Над холмами Корнуолла засверкали молнии. Все выше и выше становились штормовые волны, которые гнал сюда Атлантический океан. В такую непогоду, да ещё в сумерки, каждый корабль спешил поскорее укрыться в какой-нибудь тихой бухте, оставаться в проливе было слишком рискованно.
      Лишь один-единственный флейт тонн на четыреста, до сих пор крейсировавший к юго-западу от островов Силли, завидев надвигавшуюся с запада полосу шторма, решительно взял курс ост, поднял все паруса и полетел, рассекая форштевнем пенные волны, к восточной оконечности Английского канала.
      Двое моряков в насквозь промокших накидках из грубой парусины изо всех сил удерживали рвущееся из рук штурвальное колесо, то и дело поглядывая на такелаж.
      - Убрать лисели? - спросил тот, что был помоложе.
      - Оставим пока, - после некоторого размышления решил старший. - До утра мы должны пройти Шербур и обогнуть Барфлер. Где-нибудь у Сен-Фаста найдем тихую бухту, чтобы переждать день.
      - Но ведь это не меньше ста пятидесяти миль, адмирал!
      - Потому мы и не убираем лисели!
      Оба замолчали. Шторм крепчал, однако дополнительные паруса все ещё оставались на реях, пока не лопнули лик-тросы одного из них. Оглушительно хлопнув, парус исчез во мгле. Но де Рюйтер даже бровью не повел - пусть буря срывает хоть все. Штормовые паруса уж наверняка выдержат. Команда надрывалась у помп: гигантские валы то и дело захлестывали палубу корабля, под напором ветра зарывавшегося в волны по самый бушприт, и воду из трюма приходилось откачивать беспрерывно. Все давно уже промокли до нитки.
      - Как думаете, штурман, есть ли сейчас кто-нибудь в проливе?
      - Думаю, никого, - прокричала ответ Михель Шредер и добавил: - кроме нас, разумеется.
      И они снова замолчали. Так прошло несколько часов.
      Занималось хмурое утро, но шторм не ослабевал. Лишь к полудню буря немного утихомирилась, и команда смогла наконец перевести дух. К вечеру они вошли в пролив Па-де-Кале, и де Рюйтер приказал поставить новые лисели. Дул сильный, ровный бриз. Теперь англичане наверняка давно уже расставили свои "сторожевые посты" в самом узком месте пролива, между Дувром и Кале. Оставалось только одно: вперед на всех парусах! Густой туман повис над морем. После рева бури, свиста ветра и раскатов грома наступившая тишина казалась оглушительной. Де Рюйтер запретил команде громко разговаривать и перекликаться.
      Прошла ночь; небо на востоке начинало уже понемногу светлеть, когда из непроглядной пелены тумана до них вдруг донеслись голоса. Де Рюйтер явственно различил команду "Лево на борт!", отданную по-английски, и мгновенно сообразил, что через несколько минут англичане вынырнут из тумана по правому борту. Как пересекутся их курсы - пройдут ли англичане у них перед самым форштевнем или, наоборот, за кормой - сказать было невозможно. Поэтому де Рюйтер принял решение отвернуть влево, чтобы уж наверняка оставить английский корабль за кормой, но отдать команду не успел - справа по борту показались размытые туманом очертания английского фрегата. Де Рюйтер кинулся к штурвалу, но его опередил Ян Янсен и резко крутанул штурвальное колесо. Англичане были так близко, что при желании могли бы зацепить борт флейта абордажными крючьями. Однако адмирал де Рюйтер недаром славился своим хладнокровием: он принялся на все корки ругать по-английски этот чертов туман, отвратительную сырость и, как бы между прочим, спросил название корабля.
      - "Ариадна", фрегат флота его величества, - крикнули в ответ.
      - Не та ли это "Ариадна", которую капитан Карфангер снял с айсберга возле Ньюфаундленда? - вполголоса спросил Михель Шредер, но де Рюйтер не успел ничего сказать в ответ, потому что с фрегата донеслось:
      - Назовите ваше имя?
      Шредер и де Рюйтер переглянулись: "Сказать им, кто мы такие?" Прежде чем они сумеют развернуться, туман поглотит флейт без следа. Де Рюйтер взлетел на квартердек и прокричал вслед уходившему фрегату:
      - С вами говорит Михиэл де Рюйтер!
      Ответом ему были запоздалые проклятия англичан. Оба корабля вновь растворились в тумане.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
      После проигранного морского сражения при Лоустофте обстановка стала складываться не в пользу Нидерландов. Однако их государственному секретарю Йохану де Витту удалось в невероятно короткий срок создать новый флот и набрать команды на все корабли. Главнокомандующим морскими силами Нидерландской республики был назначен адмирал Михизл де Рюйтер.
      1665 год прошел относительно спокойно, если не считать нескольких мелких стычек англичан с голландцами на море.
      Однако голландские военные моряки покоя не знали: на флоте всю зиму шли учения. В любую непогоду эскадры выходили в море на маневры. Все боевые порядки и перестроения повторялись множество раз, и после того как очередной тактический прием был отработан с каждой эскадрой в отдельности, начинались учебные сражения эскадр между собой. Капитаны учились быстро перестраиваться из кильватерной колонны в боевой ордер и обратно, "забирать ветер" у противника, то есть занимать выгодную для атаки наветренную сторону, нападать и защищаться. Все это было так ново и необычно, что кое-кто из командиров эскадр открыто выражал недовольство действиями главнокомандующего. Где это видано, чтобы целые флотилии, не говоря уже об эскадрах и их соединениях, неделями отрабатывали одни и те же боевые построения? Разве недостаточно вымуштровать команду корабля так, чтобы все матросы мгновенно и точно исполняли любой приказ и не растерялись в любых перипетиях морского сражения? Чтобы, к примеру, такелажный мастер мог со своими людьми с полчаса поставить вместо перебитой фок-мачты новую, канониры за час трижды выстрелить из одной и той же пушки, а боцман с корабельным плотником - заделать любую пробоину. Неужели необходимо подвергать такой же муштре капитанов, лейтенантов, штурманов и старших боцманов? "Да это просто издевательство!" - роптали пожилые командиры эскадр, которым казалось, что они уже все повидали на своем веку.
      Между тем на всех голландских верфях не стихал стук топоров и молотков, визг пил: корабелы трудились с небывалым усердием. Едва лишь готовый фрегат сходил со стапелей, как уже закладывали килевую балку нового. И каждый новый линейный корабль, каждый фрегат нуждался в новой команде, а каждая новая команда - в боевой выучке. Все это требовало времени и огромных затрат.
      Забыв об отдыхе, Михиэл де Рюйтер трудился над созданием этого нового флота. Лазутчики доносили, что английские адмиралы Эйскью и принц Рупрехт, молодой Спрэгг и опытный Монк тоже не предавались зимней спячке. Со стапелей английских верфей один за другим сходили трехпалубные девяностодвухпушечные линейные корабли. Своей огневой мощью они далеко превосходили двухпалубные голландские парусники.
      Такие голландские адмиралы, как де Фрис, ван Неес, старый Эвертсен и совсем ещё молодой Корнелис Тромп полагали, что в сражениях с английскими кораблями голландцам необходимо придерживаться оборонительной тактики. Де Рюйтер же не уставал повторять, что только смелая атака может принести победу.
      Главнокомандующий голландским флотом собрал всех командиров эскадр и капитанов кораблей на борту своего флагмана. Он назывался "Семь провинций". На богато отделанной резным деревом корме гордо красовался герб Нидерландов - золотой лев на синем фоне - в обрамлении гербов тех самых семи провинций - Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерланда, Гронингена, Оверэйссела и Фрисландии, которые сто лет назад поднялись на борьбу против испанских завоевателей и после двенадцати лет кровопролитной войны на суше и на море завоевали свободу и независимость. Это ко многому обязывающее название флагманского корабля стало подлинным символом нынешней борьбы, исход которой означал: быть или не быть этому государству, граждане которого впервые в истории сбросили с себя все оковы феодализма. Стоял апрель, и англичане могли в любой момент нанести первый решительный удар. Поэтому де Рюйтер решил провести последний смотр военно-морских сил республики в Северном море почти у самого побережья Нидерландов, на мелководье, где они могли не опасаться внезапного нападения трехпалубных английских линейных кораблей с их глубокой осадкой. Вокруг "Семи провинций" стояли на якоре сто тридцать военных кораблей, легкий весенний бриз развевал красно-бело-синие флаги и вымпелы на топах их мачт. Множество шлюпок и яликов направлялось к флагману де Рюйтера: адмиралы и капитаны спешили к главнокомандующему.
      Просторный полуют с трудом вместил всех капитанов; адмиралы, старшие морские офицеры и несколько посланников генеральных штатов окружали Михиэла де Рюйтера на возвышении квартердека. Среди небольшой группы приглашенных ратманов и мастеров-кораблестроителей из Амстердама и других городов стоял и Берент Якобсон Карфангер.
      Явился адъютант и доложил де Рюйтеру, что все прибыли. Адмирал обратился к собравшимся с приветственным словом, в котором прежде всего поблагодарил от имени генеральных штатов и от своего собственного всех, кто принимал участие в постройке и снаряжении этого флота, а затем повторил то, о чем всю зиму твердил голландским адмиралам и морским офицерам: он не станет ждать, пока англичане вынудят его принять бой. Гораздо выгоднее самому решать, когда и где должно произойти сражение. Кроме того, он резко выступил против малодушных, все ещё не веривших в то, что легкие голландские парусники могут не только на равных сражаться с тяжеловооруженными английскими, но и превосходить их в боеспособности: надо лишь с толком использовать их преимущество в скорости и маневренности.
      - Мы хорошо подготовились к тому, чтобы сыграть на этих козырях, продолжал де Рюйтер. - Помните о славных делах ваших дедов, морских гезов, начавших священную войну за освобождение от испанского ига, и будьте их достойны. Будьте дисциплинированны и беспрекословно повинуйтесь вашим командирам, как подобает воинам, сражающимся за свободу своей отчизны. Ибо самый храбрый солдат - тот, кто верит в справедливость дела, за которое идет на бой, и совесть которого чиста. Но там, где нет порядка, дисциплины и повиновения - не будет и победы. Не утомится рука того, кто поднял меч в защиту правого дела, и ничего, если таких мечей не слишком много. Но тот, кто боится сильного врага, убоится и слабого, и тот, кто не хочет, когда может, не сможет, когда будет должен. А мы - мы можем победить и мы победим!
      Последние слова адмирала потонули в восторженных криках "Ура!" и "Виват!". Кто-то запел старинную боевую песню гезов времен войны с испанцами, её тут же начали подхватывать остальные; песня росла и ширилась, перекинувшись на палубы стоявших вокруг кораблей, и вскоре её пел уже весь флот.
      Когда пение смолкло, де Рюйтер пригласил адмиралов и гостей в свою каюту на ужин. В их числе был и Берент Карфангер. На протяжении нескольких недель он самым внимательным образом наблюдал за маневрами и боевыми учениями нидерландского флота. В каюте де Рюйтера он отыскал амстердамских кораблестроителей и подсел к ним. На верфях оставалось всего двенадцать незаконченных кораблей, и имелись все основания полагать, что в самое ближайшее время их постройка будет завершена. Карфангер надеялся, что ему удастся уговорить этих опытнейших мастеров поехать в Гамбург. Однако за столом поначалу разгорелся спор о преимуществах и недостатках тех или иных форм и размеров парусных кораблей. В числе важнейших мотивов их выбора назывались также налоги, субсидии и премии.
      - Корабли с широким корпусом оказались лучше всего приспособленными для плавания в нидерландских водах, - заявил Карфангер. - Осадка у них невелика, что важно также и для Гамбурга. Возле Штаде и Ноймюлена корабли водоизмещением более двухсот тонн могут преодолеть отмели только в прилив.
      Вмешался де Рюйтер:
      - Наиболее подходящим для Гамбурга я считаю корабль наподобие того, который в тридцать втором году построил Ян Саломонезон на государственной верфи в Роттердаме.
      - Вы имеете в виду двухпалубный фрегат "Эмилия", некогда голландский адмиральский корабль, - уточнил Карфангер. - В составе нидерландского флота имеется несколько тяжелых фрегатов, имеющих ту же конструкцию, что и "Эмилия".
      - Вот только продать хотя бы один из них нет никакой возможности, вставил один из амстердамских ратманов.
      Карфангеру нужен был мастер, имевший опыт постройки таких кораблей, поскольку гамбургские корабелы до сих пор строили только китобойные и торговые суда. Он поочередно оглядел сидевших за столом мастеров. После некоторых размышлений сразу трое вызвались ещё в этом году отправиться в Гамбург на переговоры с советом и адмиралтейством:
      Над морем уже зажглись звезды, когда гости адмирала де Рюйтера спускались по трапу на адмиральскую яхту, которой надлежало доставить их обратно в Амстердам. В числе последних простился с де Рюйтером и Шредером Берент Карфангер. Михель Шредер теперь служил на флагманском корабле старшим штурманом. Они заключили друг друга в объятия и расстались без громких слов. Каждый и так знал, чего ему более всего желает друг.
      Под гром орудийного салюта Карфангер отправился назад в Гамбург.
      ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
      В начале второй недели июня 1666 года нидерландский флот снялся с якоря и вышел в море между Хелдером и островом Тексел по направлению к проливу Па-де-Кале. Флот держал курс на южный берег Англии. Но одиннадцатого июня вдруг задул крутой встречный зюйд-вест, и де Рюйтер распорядился стать на якорь на траверзе Дюнкерка: волей-неволей приходилось ждать лучшей погоды, чтобы понапрасну не рисковать кораблями.
      Едва де Рюйтер со своими офицерами уселся за обеденный стол, как дверь адмиральской каюты распахнулась, вбежал Михель Шредер и, торопливо отсалютовав, воскликнул:
      - Англичане, минхер адмирал, англичане на горизонте!
      - Гром и дьяволы! Откуда им взяться в такую погоду? - Михиэл де Рюйтер вскочил из-за стола.
      - Они идут из Ла-Манша, - сообщил Шредер, - и держатся у самого французского берега.
      С квартердека "Семи провинций" де Рюйтер увидал в подзорную трубу на юго-западе несколько английских фрегатов-разведчиков, летевших в их сторону под штормовыми парусами. За ними на горизонте уже показались паруса трехпалубных линейных кораблей. Времени на поднятие якорей не оставалось, и де Рюйтер приказал рубить якорные канаты. На топы мат взлетели сигнальные флаги, раздалась дробь барабанов, пронзительно запели рожки, на всех палубах зазвучала команда "К бою!".
      Вот когда оправдали себя месяцы изнурительных учений и муштры! Не успела минутная стрелка часов обежать полный круг, а приказ де Рюйтера уже достиг последнего корабля его флота. Эскадры одна за другой кильватерным строем лавировали против все усиливавшегося ветра навстречу флоту адмирала Монка. Маневр противника привел англичан в замешательство: никогда ещё голландцы не отваживались вообще принять бой в таком штормовом море да ещё в этом опасном фарватере. А теперь они даже идут в атаку!
      Конечно, голландцы превосходили англичан по количеству боевых кораблей. Дело в том, что адмирал Монк вынужден был отправить два десятка своих кораблей навстречу французской эскадре, шедшей, как ему сообщили, из Атлантики - французы были союзниками голландцев. Но зато английские корабли были крупнее, и на их орудийных палубах имелось гораздо больше пушек. "Что нам эти голландские двухпалубные суденышки, - думал адмирал Монк, - пусть только подойдут поближе!"
      И они подошли, подошли с подветренной стороны и атаковали англичан, вынудив их маневрировать. После того как все английские корабли легли на другой галс, авангард флота адмирала Монка приблизился на пушечный выстрел к центру ордера голландских кораблей. Был час пополудни.
      Две сотни фрегатов и линейных кораблей сошлись в штормовом море, катившем покрытые пенными шапками волны, которые, казалось, задевали гребнями низкие свинцовые тучи. Время от времени из-за их рваных краев показывалось солнце, но ветер не ослабевал, продолжая трепать флаги, вымпелы и паруса, выл и свистел в снастях. На секунду в его неумолчный вой вплелся глухой удар первого пушечного выстрела - и тут же рев тысяч пушек заглушил все остальные звуки штормового моря.
      Ветер быстро уносит густое облако порохового дыма, жерла пушек вновь изрыгают пламя, простые, картечные и сцепленные ядра обрушиваются на палубы кораблей, сметая с них все живое, разрывая в клочья такелаж и паруса, пробивая борта. Вопли и стоны раненых, пронзительные крики отдающих команды офицеров тонут в грохоте канонады. По настилу палуб струится кровь, волны с шипением смывают её.
      Командующий английским флотом адмирал Монк в ярости скрипит зубами. Он не может ввести в бой тяжелые орудия своих трехпалубных монстров, расположенные на самой нижней орудийной палубе: де Рюйтер вынудил его оставаться с наветренной стороны, поэтому нижние орудийные порты невозможно открыть - они под водой. Даже если англичане повернут ещё раз, это ничего не изменит - голландцы все равно останутся с подветренной стороны. Единственное, что может склонить чашу весов в пользу адмирала Монка - это прорыв сквозь строй голландцев.
      Но Михиэл де Рюйтер держится начеку. Из его пушек не молчит ни одна, причем у канониров есть выбор: они могут бить и в ватерлинии, и в такелаж английских кораблей. Де Рюйтер приказывает целить в такелаж: если он будет исковеркан, адмиралу Монку нечего и помышлять о прорыве. Его корабли неотвратимо приближаются к фландрским песчаным отмелям. И в конце концов Монк вынужден отдать приказ поворачивать.
      Сражение становится все яростнее. Один из английских линейных кораблей пытается приблизиться к голландскому флагману - и получает залп бортовой батареи "Семи провинций" прямо в ватерлинию. Вскоре англичанин исчезает в морской пучине. Два голландских фрегата вспыхивают, словно факелы. Флагманы адмиралов Тромпа и ван Нееса сильно повреждены и неспособны маневрировать. Командующим эскадрами приходится перебираться на другие корабли. Уже спускаются сумерки, но ни одна из сторон пока не одерживает верх. Адмирал Монк упрямо пытается прорваться сквозь строй кораблей де Рюйтера - наконец ему это удается. Тогда де Рюйтер приказывает поднять сигнал "Идем на абордаж!", но уже поздно - большая часть английских кораблей получает простор для маневра. Однако в фальшборты трех из них уже впились абордажные крючья, голландцы прыгают на палубы вражеских кораблей, теперь в ход идут топоры и тесаки, сабли и шпаги, вымбовки и пистолеты. Лязг стали, пистолетные выстрелы, вопли раненых и хриплые проклятия разносятся над морем, живые и мертвые летят за борт и исчезают в волнах.
      Наступил вечер, однако конца сражению все ещё не видно. Флагман адмирала Эвертсена подобрался к очередному англичанину и всадил ему в ватерлинию весь бортовой залп. Корабль стал тонуть, но с его верхней палубы по голландцам ударил град мушкетных пуль. Вот уже над волнами виднеется один лишь квартердек быстро погружающегося парусника, последний из стрелков торопливо посылает в сторону голландцев последнюю пулю и прыгает в волны. Этот выстрел разит командующего нидерландской эскадрой наповал...
      Темнота сгущается настолько, что противники больше не видят друг друга, лишь несколько догорающих остовов кораблей освещают багровым заревом успокоившееся море.
      Но ни Монк, ни де Рюйтер не дают отдохнуть своим морякам: оба полны решимости наутро продолжить сражение, прерванное наступившей ночью, и довести его до победного конца. Теперь настал черед корабельных плотников, такелажных и парусных мастеров и их подручных показать свое искусство. Офицеры торопили их: к утру корабли снова должны быть в полной боевой готовности. Английский флот понес более ощутимые потери: одиннадцать кораблей затонуло, ещё двадцать получили такие сильные повреждения, что им пришлось отправляться в ближайшие порты и становиться на ремонт.