Вот господа мосье и влипли все разом. Картина была - не описать! Французы десятками соскальзывают с нашего борта, как с ледяной горки, только и слышно "мон дье!", "парбле!", шлепаются в воду между бортов, а оттуда - прямехонько в пекло. Мы, конечно, тоже не стояли сложа руки - помогали им изо всех сил вымбовками и баграми. Ха-ха! Наш капитан кричит с полуюта: "Бон аппетит, мосье! Как вам понравилось ирландское масло?" Ихний капитан видит, что дело не выгорело, приказывает поскорей рубить концы - только французов и видели. Нет, ребята, скажу я вам, наш капитан - это...
      - Де Рюйтер! - вскричал Михель Шредер, не в силах больше сдерживаться. - Де Рюйтер пришел в Мидделбург, а вы - его боцман?
      - А кто же еще? Он самый и есть, Питер Пейпер, боцман на корабле Михиэла Адрианезона де Рюйтера.
      Обрадованный Михель Шредер ткнул Питера Пейпера в бок кулаком:
      - Давненько не приходилось встречать такого весельчака, ребята. Эй, хозяин! Джину всем - и самого лучшего. Виват адмиралу!
      - Дельно, гамбуржец! За здоровье Михиэла Адрианезона! - закричали со всех сторон. - Дай Бог ему семь футов под килем до скончания века!
      В разговоре Михель Шредер упомянул имя Карфангера, и Питер Пейпер воскликнул:
      - Постой, приятель, да я знаю Карфангера с тех пор, как он был у нашего старика рулевым. А потом, когда флотом командовал адмирал Гейзел, а де Рюйтер был контр-адмиралом, Карфангер служил штурманом на его флагмане. Ух и бились мы тогда у Сан-Висенти - как львы! Ну-ка, расскажи, что сейчас поделывает Берент Карфангер?
      - С удовольствием, - отвечал Михель Шредер, - но только попозже. Вначале я должен выполнить его поручение и передать письмо.
      - Ну ладно, Бог с тобой. - Боцман поднял свой стакан. - Но прежде давай выпьем за здоровье Берента Карфангера.
      Михиэл де Рюйтер ужинал в своей каюте в обществе штурмана Франса Донкера и своего племянника Жана де Рюйтера; последний, как и Михель Шредер, ожидал возвращения своего дяди в Мидделбурге. Бывший мальчишкакадет превратился в представительного лейтенанта военного флота генеральных штатов. Как и его дяде, служба в военном флоте в это мирное время казалась молодому де Рюйтеру скучной и однообразной. Жан де Рюйтер вырос без отца, дядя отчасти заменил ему его. Поэтому молодой де Рюйтер приехал в Мидделбург просить у него разрешения отправиться в Бранденбург вместе с Лукасом Боком и Лоренцом Роком, назначенными капитанами построенных в Амстердаме для Бравденбурга фрегатов "Герцогство Клеве" и "Графство Марк" и теперь подыскивавшими себе надежных офицеров. Что касается Франса Донкера, то он просил дать ему отпуск, как только найдется человек на его место. Он получил известие о болезни жены и не хотел отправляться в плавание до её выздоровления.
      Де Рюйтер не одобрял намерений племянника. Времена наступили подозрительно спокойные, как затишье перед бурей. Булавочные уколы французских корсаров могли внезапно обернуться разящими ударами меча, если заговорят пушки целого флота. Жан-Батист Кольбер, министр "короля-солнца", не жалел сил и средств на увеличение военного и торгового флотов, на стоительство военных портов в Бресте, Рошфоре и Шербуре. Англичане строили один линейный корабль за другим. Нидерланды с их владениями в ОстИндии и Вест-Индии были как бельмо в глазу и для англичан, и для французов. Нет, Голландии самой могут понадобиться морские офицеры, и не исключено, что уже в самом ближайшем будущем. А его племянник собирается на службу к курфюрсту. Не лучше ли будет взять его с собой, тем более что Франс Донкер эту зиму собирается провести на берегу?
      Размышления де Рюйтера были прерваны появлением юнги, доложившего, что прибыл гость. Следом за ним в дверях каюты появился слегка робеющий Михель Шредер, из-за плеча которого выглядывал боцман Пейпер. Сняв шляпу, Шредер отвесил низкий поклон.
      - Добрый вечер, минхер, и прошу не гневаться на меня за столь поздний визит.
      - Добрый вечер, друг мой! Проходите и садитесь за стол. Если вы ещё не ужинали - угощайтесь без стеснения.
      Михель Шредер учтиво поблагодарил, однако прежде чем последовать приглашению, вручил де Рюйтеру письмо Карфангера. Тот распечатал его и погрузился в чтение. Михель Шредер украдкой вглядывался в лицо голландца, пытаясь по его выражению угадать, о чем идет речь в письме.
      Наконец де Рюйтер поднял взгляд на Шредера.
      - Значит, вы хотите наняться на судно? Судя по тому, что пишет о вас капитан Карфангер, моряк вы неплохой. Только как мне помочь вам, вот в чем вопрос? Видите ли, я как раз подумываю, не взять ли мне в плавание моего племянника Жана вместо Франса Донкера, которого обстоятельства вынуждают на этот раз остаться на берегу? И в то же время я не прочь поглядеть на вас в деле. Но вы ведь уже капитан и вряд ли захотите пойти ко мне штурманом?
      Нет, Михель Шредер пошел бы к нему штурманом без всяких раздумий. Он хорошо понимал, что под началом такого опытного мореплавателя, как де Рюйтер, сможет многому научиться. Но в то же время ему не хотелось становиться поперек дороги его племяннику, который тоже мечтал отправиться с дядей в Америку. Де Рюйтеру же два штурмана на корабле были совсем ни к чему. Тогда Жан изъявил готовность плыть с ними в качестве пассажира.
      - Э, нет, мой мальчик! - возразил де Рюйтер. - На палубе моего корабля праздношатающимся делать нечего. Тот, кто ни за что не отвечает, ничему не сможет научиться. Решено - на этот раз ты пойдешь с нами вторым штурманом. А там посмотрим.
      Еще в тот же вечер Михель Шредер взял двоих матросов и отправился с ними в свою комнатушку, чтобы перенести на корабль все свои нехитрые пожитки. На душе у него было легко и радостно.
      ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
      Маклеры в гамбургских торговых конторах в Лиссабоне, Кадисе и Малаге испускали вздох облегчения, когда там появлялся караван под охраной кораблей Алерта Грота и Матиаса Дреера. Но большинство местных купцов все же не торопилось доверять гамбуржцам свои товары. То, что караван благополучно добрался до Малаги, ни на кого не производило особого впечатления. Все неприятности могли начаться как раз на обратном пути. Кто знает, окончится ли это предприятие лучше, чем предыдущее? Ни одного из трехсот солдат, приданных каравану, ещё не видели в абордажной схватке с пиратами или каперами.
      Немало контор пришлось обегать Алерту Гроту, чтобы наскрести хотя бы мало-мальски приличный обратный фрахт, однако многого он не добился.
      - Мы с Матиасом Дреером - не то, что Симон Рике, - убеждал он маклеров, - нас не так-то просто напугать, почтенные господа.
      Но те в ответ лишь неопределенно пожимали плечами, и Алерту Гроту не оставалось ничего иного, как хлопнуть очередной дверью и идти восвояси, бормоча сквозь зубы проклятья.
      В конце концов люки полупустых трюмов пришлось задраить, и караван отплыл из малагского порта. В Кадисе для них тоже не нашлось стоящего фрахта, оставалась последняя надежда - Лиссабон.
      Было раннее утро, когда караван взял курс на север. Над Сьерра-дель-Монсек занималась заря. Дул ровный вест, и они вполне могли рассчитывать на то, что ещё до заката успеют бросить якорь в бухте Тежу до неё оставалось каких-нибудь двадцать миль. До сих пор им не встретился ни один берберийский корабль.
      - Может быть, наши полупустые трюмы для них слишком жалкая добыча? строил предположения штурман, стоя на полуюте "Святого Бернхарда", возглавлявшего караван.
      - Может и так, - рассеянно отвечал Алерт Грот, продолжая вглядываться в горизонт на западе, - но по мне пусть уже лучше они появятся сейчас, чем потом, когда мы выйдем из Лиссабона.
      - Понимаю, понимаю! - усмехнулся штурман, но тут же спохватился. - То есть, что вы имеете в виду, капитан? Не все ли равно, где принять бой, до Лиссабона или после?
      - Где биться - все равно, - отвечал Грот, - но только ты подумай и о том, насколько легче нам было бы получить в Лиссабоне хороший фрахт, если мы прибудем туда, имея на совести парочку потопленных берберийских кораблей. Черт побери, если бы это не выглядело слишком нелепо, я бы даже согласился подрейфовать в этих местах денек-другой!
      Однако надеждам старого Грота не суждено было сбыться. Солнце скрылось за горизонтом, так и не высветив нигде чужих парусов. Уже в сумерках караван вошел в бухту Тежу. В Лиссабоне их ждал тот же прием, что в Малаге и Кадисе: маклеры пожимали плечами, и то, что удалось погрузить в трюмы, было сущей мелочью. Алерту Гроту не оставалось ничего иного, как вновь поворачивать на юг, идти в Сетубал и загрузиться там солью, чтобы улучшить остойчивость кораблей.
      Несколько дней спустя караван вновь шел на север, вдоль португальского побережья, и вскоре обогнул мыс Финистерре. Зловещий Бискайский залив принял их довольно дружелюбно, если не считать встречного ветра. Долго пришлось гамбуржцам лавировать, выбиваясь из сил, пока наконец караван не вошел в Ла-Манш, и крепкий вест не превратился из врага в союзника. Однако казалось, что попутный ветер не очень радует Алерта Грота: с его лица не сходило мрачное выражение. Штурман хорошо понимал, что именно так заботит капитана, и решил его немного ободрить:
      - Впереди ещё Дюнкерк, капитан, и пока мы доберемся до Ритцебюттеля можем повстречать ещё целую дюжину французских корсаров.
      - Благодарю за утешение, - не менее мрачным, чем выражение лица, голосом отвечал Алерт Грот, - но и от этого наши трюмы не станут полнее.
      Оба замолчали. Навстречу то и дело попадались корабли: голландцы, направлявшиеся в Ост-Индию, англичане, державшие курс на Вирджинию - первую английскую колонию на американском континенте - или в Карибское море. Встречались и французы, по корсаров среди них не было. Так без всяких приключений и достигли они Ритцебюттеля, а два дня спустя родной Гамбург уже встречал их запахами смолы, ворвани и рыбы, своими пакгаузами и верфями, башнями и бастионами.
      Пока корабли швартовались у створа дамбы, сбежалась толпа. Алерт Грот, не мешкая, отправился в адмиралтейство, а Матиас Дреер поспешил к своему судовладельцу и тестю.
      Однако Утенхольта он дома не застал. Кто-то из слуг посоветовал поискать его в "Летучей рыбе". И действительно, он нашел там Утенхольта в обществе трактирщика и капитана Мартина Хольстен - вся компания сидела в "шкиперской горнице". Матиас Дреер скинул плащ, поздоровался со всеми и сказал, зябко потирая руки:
      - Ну и холод здесь у вас, черт подери!
      - Сразу видно, что ты прибыл из теплой Испании, - отозвался Мартин Хольстен. - Эльба давно вскрылась, и все готовятся к предстоящей навигации.
      - И вот уже несколько недель ждут вашего возвращения и известий о том, что творится на морских путях, - добавил Утенхольт. - Рассказывай поскорее, где вас носило так долго?
      Трактирщик принес всем по стакану глинтвейна, и Дреер принялся обстоятельно рассказывать о том, как проходило плавание. Его слушали, не прерывая. Лишь из пивной временами доносился шум - там, как обычно, бражничали моряки. Когда рассказчик умолк, Томас Утенхольт прокашлялся и спросил:
      - А где же Грот?
      - Пошел докладывать в адмиралтейство.
      - Значит, говоришь, он во что бы то ни стало хотел с кем-нибудь сцепиться? Не понимаю, с чего бы это? Он ведь во всем подпевает своему племяннику Карфангеру. Случись ему действительно удачно отбиться от пиратов, он этим оказал бы своему племяннику медвежью услугу: тот ведь повсюду трубит о необходимости постройки военных фрегатов, принадлежащих городу, а не частным конвоирам.
      - А может быть, за этим не кроется вовсе ничего необычного, господин Утенхольт? - возразил Мартин Хольстен. - Мне представляется, что Алерт Грот с присущей ему честностью и прямолинейностью беспокоился единственно лишь за честь гамбургских мореходов.
      - Что-о! - взвился Утенхольт. - Выходит, я, по-вашему, нечестный человек, если предполагаю, что за всем этим кроется нечто большее?
      - Господин Утенхольт! - Мартин Хольстен предостерегающе поднял руку. Вы ведь меня давно знаете, разве мне придет в голову сказать такое?
      - Насчет сказать - не знаю, но вполне возможно, что подобные мысли давно уже сидят у вас в голове, вот и сорвалось нечаянно с языка...
      Матиас Дреер попытался перевести разговор в другое русло. Он хорошо понимал причину раздражительности тестя: события развивались так, что будущее не сулило частному конвоированию больших перспектив. Однако Утенхольт не унимался и продолжал наседать на Мартина Хольстен, требуя объяснений по поводу якобы содержавшегося в его реплике намека на его, Утенхольта, нечестность. В конце концов не выдержал и Мартин Хольстен.
      - Господин Утенхольт, - начал он, с трудом сдерживаясь, - вы и мой отец, старейшина гильдии капитанов и шкиперов Карстен Хольстен, дружите с незапамятных времен, и у вас нет от моего отца секретов. Поэтому естественно, что кое-какие из них достигают и моих ушей. Но я ещё никогда ими не воспользовался и не воспользуюсь, пока состою у вас на службе. Извольте взять свои слова обратно!
      Дрееру пришлось приложить немало усилий, чтобы погасить назревавший конфликт. Утенхольт наконец сообразил, что было бы глупо портить отношения со старшим Хольстен, ибо его дочь была обручена с голштинско-готторпским вице-канцлером Андреасом Улькеном, а тот, в свою очередь, приходился шурином бранденбургскому резиденту в Гамбурге.
      Поостыв, Томас Утенхольт принялся расспрашивать Матиаса Дреера о подробностях их плавания. Он никак не мог поверить, что караван не встретил ни одного пиратского или каперского корабля.
      - Ни одного, ей-Богу, ни одного, - уверял его Матиас Дреер.
      - Может быть, они просто не решились к вам сунуться? - предположил Утенхольт.
      И тут Дреер понял, чего добивается судовладелец. Утенхольт хотел услышать из его уст, что боевых качеств его конвойных кораблей оказалось вполне достаточно, чтобы держать на почтительном расстоянии от каравана морских разбойников всех мастей. Ясное дело, Утенхольт всеми средствами старался защитить частное конвоирование, приносившее ему огромные барыши, от посягательств Карфангера. Утенхольт тормошил своего зятя, требуя доказательств и аргументов, которыми при случае мог бы воспользоваться для опровержения доводов Карфангера. Однако Дреер упорно не желал признавать, что видел больше, чем Алерт Грот.
      - Так как же? Они ведь не рискнули и носа высунуть, завидев вас, не так ли? - напирал Утенхольт.
      - Я могу всего лишь ещё раз повторить вам то, о чем уже рассказал, отвечал Дреер. - Командиром флотилии был Грот, его и расспрашивайте, чтобы не было потом разногласий. Прошу простить: Магдалена ждет меня дома.
      Хольстен тоже распрощался и ушел вместе со своим другом.
      Когда Утенхольт и трактирщик остались вдвоем. Мартенс осторожно заговорил о том, что неплохо бы заткнуть рот Алерту Гроту на тот случай, если Матиас Дреер все-таки согласится рассказать больше, чем видел на самом деле.
      - Во всем Гамбурге не хватит талеров и гульденов, чтобы заткнуть ему рот, - проворчал в ответ Утенхольт.
      - Да разве я о талерах или гульденах речь веду? - притворно удивился трактирщик.
      - А о чем же тогда? - Утенхольт покосился на Йохена Мартенса.
      - Ну, как вам сказать, видите ли, Алерту Гроту скоро стукнет семьдесят, а там пора уже и в последнюю гавань собираться. Случится это годом раньше или позже - большого значения не имеет.
      - Да ты никак на убийство меня подбиваешь?!
      - Боже упаси, господин Утенхольт, нешто у меня язык повернется сказать такое? - засуетился Мартенс. - Ведь старый человек - всякое может приключиться... несчастье какое-нибудь или что еще. Сами знаете - в темных гамбургских переулках по вечерам лучше не прогуливаться...
      Утенхольт надолго замолчал. Потом заговорил вновь:
      - А чего мы, собственно, этим добьемся? Подлинная опасность исходит не от Грота, а от другого, и на стороне этого другого теперь, после удачного рейса каравана, будет все гамбургское купечество. Да и не только оно.
      Йохен Мартенс отлично понимал, кого имеет в виду его хозяин.
      - Не сомневайтесь, ваше степенство, на этот случай и в моем кошельке найдется пара лишних талеров, чтобы нанять верных людей.
      - И что - ты знаешь таких людей?
      - По улицам Гамбурга шляется довольно всякого сброда, среди которого всегда отыщется парочка отпетых негодяев, готовых за туго набитый кошелек и родному отцу свернуть шею.
      - Ладно, за кошельком дело не станет. Если сумеешь обделать все как следует, тоже не останешься внакладе.
      Они ещё долго совещались вполголоса. Утенхольт не пошел домой, а провел ночь в одной из комнат, которые трактирщик сдавал постояльцам. Наутро, спустя час с небольшим после восхода солнца, Утенхольт покинул трактир и отправился домой кружным путем, будто возвращаясь из порта, где уже начали разгружать прибывший накануне караван.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
      Дебаты в коллегии адмиралтейских уполномоченных по вопросам конвоирования продолжались несколько дней. В конце концов порешили, что отсутствие пиратов на пути каравана следует отнести на счет неблагоприятного для мореплавания времени года. Да и по опыту многие знали, что в зимние месяцы берберийцы предпочитают не покидать теплых вод Средиземного моря.
      Дидерих Моллер сообщил, что ещё в ноябре сэр Джон Лосон подписал от имени Англии договор с алжирцами, в котором интересы и пожелания Гамбурга остались неучтенными. Генеральные штаты также сумели договориться с Алжиром и Тунисом.
      - Значит, Гамбургу опять не на кого рассчитывать, кроме как на самого себя, - подытожил Карфангер и вновь потребовал немедленно начать строительство военных фрегатов. На этот раз, пожалуй, у него нашлось бы больше слушателей, однако дальнейшие дебаты по этому вопросу были перенесены на более поздний срок, и все разошлись.
      Известия из Англии и Голландии не давали Карфангеру покоя. Он отправился к бранденбургскому резиденту фон Герике разузнать, как продвигается строительство военного флота курфюрста. Но он не услыхал там ничего нового и оставил фон Герике в полной уверенности, что его любопытство обусловливалось исключительно личным интересом.
      Удрученный, он бесцельно бродил по улицам города; ему хотелось побыть одному, вдалеке от шумных дискуссий в душных конторах и кабинетах. Карфангер шагал, погруженный в размышления, не замечая никого и ничего вокруг. И напрасно: в сгустившихся сумерках за ним по пятам следовали какието закутанные в плащи фигуры в широкополых шляпах, надвинутых на самые брови. Одну из них венчало облезлое страусовое перо - жалкий остаток прежнего украшения.
      Преследователей было четверо. Они неотступно крались за Карфангером, пока тот не свернул в какой-то кривой и грязный переулок, круто поднимавшийся от берега Эльбы к городским кварталам. Тогда двое из незнакомцев ускорили шаг, обогнали Карфангера и, внезапно повернувшись, загородили ему дорогу. Один из них стянул с головы шляпу, неуклюже взмахнул ею и прохрипел:
      - Добрый вечер, господин Карфангер!
      - Добрый вечер! - машинально ответил тот. - Но что это значит? Кто вы такие?
      - Сейчас узнаешь, - нагло бросил другой.
      Карфангер мгновенно подобрался. Только сейчас он заметил, что окружен четырьмя незнакомцами, каждый из которых чуть ли не на голову выше его. Однако прежде чем двое стоящих перед ним успели опомниться, Карфангер проскакивает между ними, поворачивается и выхватывает из ножен шпагу. Теперь за спиной у него никого нет, четверо незнакомцев сгрудились в кучу, они тоже вытаскивают шпаги и набрасываются на капитана.
      К счастью для Карфангера переулок настолько узок, что нападающие только мешают друг другу. К тому же их преимущество в росте исчезло: Карфангер медленно отступает по круто поднимающемуся переулку. Но их всетаки четверо, и хотя Карфангер мастерски фехтует, долго ему явно не продержаться.
      Он продолжает понемногу отступать, зная, что где-то за спиной проходит поперечная улочка - может быть, какой-нибудь случайный прохожий придет ему на помощь. Сколько же ещё он продержится? Может, позвать на помощь? Нет, даже мысль об этом неприятна ему. Стиснув зубы, Карфангер продолжает отбиваться, парирует выпады, ловко увертывается - и внезапно сам делает резкий, глубокий выпад. Один из незнакомцев со стоном хватается за голову и падает. "Теперь их только трое", - успевает подумать Карфангер и тут же чувствует тупой удар в левое плечо. По руке заструилась кровь, в глазах у него темнеет, колени становятся ватными, но он делает над собой нечеловеческое усилие и продолжает сражаться, отступая чуть быстрее. Нет, он не побежит, этого они от него не дождутся!
      Неожиданно за спинами нападающих появляется ещё одна фигура. Сквозь звон в ушах Карфангер слышит зычный голос:
      - Эй! Что здесь происходит?
      - Если вы порядочный человек, позовите стражу! - изнемогая, кричит в ответ Карфангер. - Пусть схватит этих негодяев! Здесь они не прорвутся, пока я стою на ногах!
      - Это ещё зачем? - раздается в ответ. - Обойдемся без стражи, теперь они никуда не денутся!
      И обладатель богатырского голоса начинает осыпать противников Карфангера ударами огромной шпаги. Через минуту двое из них уже корчатся на земле в предсмертных судорогах. Последний в отчаянии бросается напролом, рассчитывая сбить Карфангера с ног, но кулак незнакомца обрушивается на его голову, и он падает на колени. В ту же секунду незнакомец хватает последнего из бандитов за шиворот, тащит его к поперечной улице и во всю мощь своих легких зовет стражу. Потом возвращается к Карфангеру.
      - Да они на вас набросились, ровно бешеные собаки. Еще немного - и отправили бы вас на небеса. Постойте, да вы ранены!
      Он отшвыривает бандита, который со стоном валится наземь и остается недвижим, подхватывает Карфангера. Словно в полусне тот ещё успевает увидеть колеблющийся свет факелов подоспевшей стражы - и проваливается во тьму.
      Первое, что увидел Карфангер, открыв глаза, был потолок, который показался ему знакомым. В тот же миг рядом раздался звонкий голосок его дочери Вейны:
      - Мама! Отец пришел в себя!
      Карфангер медленно повернул голову - возле постели стояли его дочь и маленький Иоханн.
      - Как вы себя чувствуете, отец? - спросила Война.
      - Уже хорошо.
      Вошла Анна с бокалом глинтвейна, села на край кровати и поцеловала мужа.
      - Мало тебе стычек с пиратами в море?
      - Небось по городу уже идут пересуды? - вместо ответа спросил Карфангер. - Скажи лучше, где тот человек, что пришел мне на выручку?
      - Если вы имеете в виду меня, - гремит голос у двери, - и позволите войти, то я не откажу себе в удовольствии представиться.
      Незнакомец приблизился к постели. В плечах он был вдвое шире Карфангера. На нем был потертый кожаный колет, на широкой перевязи болталась огромная шпага. Широченные штаны его были заправлены в сапоги с отворотами, а в правой руке незнакомец держал зеленую шляпу, украшенную страусовым пером.
      - Венцель фон Стурза, с вашего позволения, господин капитан, представился он, поклонившись.
      - Проходите, господин фон Стурза, и садитесь. Анна, собери, пожалуйста, что-нибудь на стол.
      Когда Анна с детьми вышла, Карфангер поблагодарил гостя за спасение и попросил рассказать немного о себе.
      - Если говорить коротко, - начал гость, - то я из семьи богемских помещиков, однако на месте никогда ещё не сидел: брожу по белу свету, предпочитая места, где пахнет порохом. Одним словом, я солдат, если хотите.
      Правда, годы уже не те... Подумать только, ведь уже тридцать с лишком лет прошло с тех пор, как я служил корнетом у Валленштейна.
      - Я бы не сказал, что годы повлияли на ваше фехтовальное искусство, заметил Карфангер, - вы так лихо их отделали.
      - М-да, - протянул фон Стурза, - на этот раз, пожалуй, даже чересчур лихо. Последний из четверых, которого стража ещё успела взять живым, вскоре отправился вслед за своими приятелями.
      Он с сожалением повел плечами и спросил:
      - У вас, наверное, много врагов?
      - Врагов? До вчерашнего дня я, не раздумывая, ответил бы на этот вопрос отрицательно.
      - А сегодня? Или вы полагаете, что имели дело всего лишь с уличными грабителями?
      - По-моему, в таких случаях грабители не осведомляются насчет имени своей жертвы.
      Последние слова мужа слышала и Анна, вошедшая в комнату с подносом в руках и теперь пытавшаяся плечом прикрыть за собой дверь.
      - Как, эти бандиты прежде спросили твое имя? - Дверь никак не закрывалась, Анна сделала ещё одну попытку, так что стаканы на подносе зазвенели, а кувшин с вином угрожающе накренился. Венцель фон Стурза вскочил со своего места и осторожно взял у неё из рук поднос.
      Карфангер уже успел сориентироваться в обстановке и, не моргнув глазом продолжал, глядя на жену:
      - Нет, ты только представь себе их нахальство: один спрашивает, сколько, мол, у меня в кошельке талеров, а то, может, не стоит и утруждаться?
      - Вот как! И ты предпочел схватиться с четырьмя висельниками и рисковать жизнью из-за пригоршни серебра? О жене и детях, которые могут остаться без кормильца, ты не подумал?
      - Прости, Анна, - Карфангер постарался придать голосу нотки раскаяния, - ты права: чересчур легкомысленно было полагаться только на собственный клинок. В следующий раз лучше рискну подумать лишнюю минуту, прежде чем бездумно рисковать.
      - Надеюсь, что до следующего раза ты не забудешь о своих словах. Анна погрозила мужу пальцем и добавила, обращаясь к Венцелю фон Стурзе: Вы только посмотрите на него, господин фон Стурза, - ну, просто воплощение раскаяния, да и только! Надолго ли?
      - Ну что вы, никогда не поверю, что ваш супруг способен на безрассудный поступок: до сих пор приходилось слышать о нем только самые лестные мнения. По-моему, весь Гамбург готов носить его на руках, а теперь, после этого подлого нападения, - и подавно. И ещё скажу вам: клянусь честью! - немного я знаю людей, умеющих так обращаться со шпагой, как ваш супруг. Тысяча чертей! Для меня просто большая честь - помочь в беде такому бойцу!
      - Ох, господин фон Стурза! - Анна прижала руки к сердцу, - если бы не вы - не миновать бы ему гибели.
      - Это уж как пить дать, - отозвался Карфангер. - Знаете, господин фон Стурза, моя Анна - настоящая жена моряка, другой такой не сыскать. Не знаю, можете ли вы представить себе все её переживания за время от расставания до встречи... Месяцы бесконечного ожидания, наполненные одной только неопределенностью. Море может разлучить и на годы.
      Венцель фон Стурза молча взял свой бокал, низко склонился перед хрупкой Анной и, выпрямившись, одним глотком осушил его.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      На другой день около полудня Венцель фон Стурза опять пришел в дом Карфангера. Дети буквально повисли на нем с радостными криками - дядя Венцель на этот раз принес с собой лютню. Глава семьи уже встал с постели, только левая рука его ещё висела на перевязи.
      - Выходит, вы мастер звенеть не только клинком? - встретил он гостя шутливым вопросом.
      - Насчет мастерства - это вы, пожалуй, преувеличиваете. Во всяком случае в том, что касается игры на лютне. Да и голос мой более похож на карканье ворона, чем на трели соловья. Впрочем, если вы не будете особо придирчиво оценивать мое скромное искусство, я с удовольствием спою что-нибудь, - но только после обеда. - Последние слова предназначались уже детям, которые готовы были отказаться от еды, лишь бы послушать дядю Венцеля.
      После обеда фон Стурза исполнил свое обещание: взял в руки лютню, которую шутливо называл "арфой для бродяг", и спросил, глядя на Вейну и Иоханна:
      - Так что же нам делать? Дядя Вендель не знает ни одной детской песенки. Может быть спеть вам песни, которые нынче поют в Германии птицы?
      - Да-да, пожалуйста, спой! - тормошил его маленький Иоханн.
      - Ну хорошо, тогда слушайте, как зазвенит струна про нынешние времена, про жестокую землю, где чужому горю не внемлют, - начал он с присказки. На земле этой живет много разноголосых пташек, и каждая из них поет свою песенку, в которой остерегает людей от недобрых дел. Вот послушайте, что поет соловушка:
      Своим королевским искусством
      Служил я вам, сколько мог,
      И трелями добрые чувства
      В немецких сердцах зажег.
      Мне дольше здесь петь не пристало.
      Покину без скорби страну,
      Где братья под песню металла
      Ведут затяжную войну.
      Искусству - лишь дружба порукой:
      Востока влечет благодать.
      Я слух иноверного турка
      Отныне хочу услаждать.
      Хотя дети и не поняли смысла песни, они тут же стали просить дядю Венцеля спеть еще.
      - Про какую же птичку должна быть песенка? - спросил тот. - Про воробушка? Или про гуся с уткой? А может, хотите послушать про дятла-плотника?
      - Спой про гуся с уткой, - попросила Вейна, но её брат тут же запротестовал, требуя песню про дятла, которой ещё никогда не слыхал. И пришлось доброму дядюшке Венцелю петь и про дятла, и про гуся с уткой, а потом и про всех остальных, пока Карфангер не употребил власть, объявив, что на сегодня довольно. Анна отвела детей на кухню и препоручила их заботам экономки.
      Теперь они наконец могли спокойно посидеть за столом и послушать рассказ Венцеля фон Стурзы о его жизни. Еще за обедом Карфангеры приметили, что их гость после молитвы не перекрестился, и решили про себя, что он католик, тем более, что он в свое время служил у Валленштейна. Но к их удивлению фон Стурза оказался, как и они, лютеранином. Свою родословную он вел от мелкопоместных богемских дворян, которые во время гуситских войн сражались - в рядах протестантов. Будучи неполных пятнадцати лет от роду, он впервые участвовал в настоящем сражении - в битве с войском императора и католической лиги у Белой горы. Затем он стал солдатом армии графа фон Мансфельда, который, хотя и был католиком, выступил на стороне протестантского союза, поспешил на помощь богемцам и, спустя полгода после битвы у Белой горы, сумел наголову разбить под Мингольсхаймом армию графа фон Тилли. Следующей ступенькой военной карьеры Венцеля фон Стурзы стало сражение с испанцами в Восточной Фрисландии - и вновь под знаменем фон Мансфельда, на сей раз выступившего на стороне Нидерландов. Но в конце концов он уразумел, что граф фон Мансфельд вовсе не тот убежденный борец за идею, каким любил себя выставлять, а всего лишь предводитель кровожадной солдатни и мародеров, и покинул его армию. Это произошло сразу после сражения с армией Валленштейна под Дессау. С той поры Венцель фон Стурза все отчетливее начал понимать, что эта война менее всего заслуживает названия религиозной.