Но вот наконец пушки правого борта полуэскадры, в которой находился и флагман, были вновь заряжены, и она подошла к строю алжирцев. С палуб алжирских кораблей в сторону голландцев полетели мушкетные пули, ядра и картечь вперемежку с неистовыми проклятиями. Фор-марсель «Нептуна», продырявленный картечным залпом, разорвался пополам, такелажник с подручным бросился выправлять положение. И вот уже несколько матросов, сраженных мушкетными пулями алжирских стрелков, распластались на палубе, но, несмотря на это, уже через четверть часа новый фор-марсель наполнился ветром. И тогда, под грохот батарей левого борта флагмана, окутанного клубами порохового дыма, на топе его грот-мачты заполоскался на ветру сигнальный флаг «Приготовиться к абордажу!»

Пронзительные звуки труб и барабанная дробь подтвердили приказ адмирала; канониры побросали банники и вымбовки и вооружились короткими саблями, абордажными топорами, пистолетами и тесаками. Капралы строили своих солдат из абордажной команды. Помощники боцманов уже держали наготове абордажные крючья и мостки. В воздухе носились проклятья и выкрики команд, стоны раненых и хлопки пистолетных выстрелов; шершавые, продубленные соленой морской водой, солнцем и ветром борта парусников с треском сшибались друг с другом. У пиратов оставалось ещё десять боеспособных кораблей, и отступать им было некуда. На их палубах уже засверкали клинки кривых турецких ятаганов, тускло заблестели лезвия метательных топоров и края окованных железом круглых щитов — пираты готовились к последней рукопашной схватке не на жизнь, а на смерть. Абордажные крючья и кошки впивались в фальшборты, сцепляя корабли намертво. По два голландских корабля одновременно с двух сторон брали на абордаж один из алжирских, и, несмотря на отчаянное сопротивление пиратов, схватка длилась всякий раз не более нескольких минут.

Через каких-нибудь полчаса все было кончено. На палубах алжирских кораблей вперемежку с убитыми пиратами осталось и немало голландцев, сраженных ударом ятагана или абордажного топора. Многие вернулись на свои корабли с ужасными ранами. Но хуже всего было то, что де Рюйтер после сражения недосчитался в своей эскадре трех фрегатов. Большая часть пиратских кораблей затонула, несколько было захвачено в абордажном бою, и лишь пяти самым отчаянным рейсам на вертких и быстрых парусниках удалось выскользнуть из смертельных объятий голландской эскадры и уйти в южном направлении. Де Рюйтер не стал их преследовать. Он отдал приказ выловить из воды всех пиратов, набившихся в едва державшиеся на плаву шлюпки или барахтавшихся в волнах, вцепившись в обломки рангоута; их набралось в итоге несколько сотен. До самого захода солнца на палубах и мачтах голландских кораблей кипела работа: матросы чинили паруса и такелаж, меняли поврежденный рангоут и латали обшивку.

Только к вечеру голландская эскадра взяла наконец курс на североафриканский берег. Незадолго до этого адмирал де Рюйтер отправил флейт Корнелиса ван Гадена к берегам Сардинии с приказом капитанам крейсировавших там фрегатов также направляться в Алжир. Теперь де Рюйтер почти не сомневался, что сумеет заставить алжирского бея подписать выгодный для Нидерландов мирный договор. Однако флейт ван Гадена не был единственным кораблем, покинувшим строй голландской эскадры: крупный двухпалубный фрегат, взяв на борт раненых матросов и солдат из абордажных команд, направился в Испанию, с тем чтобы доставить их в лазареты Картахены и Малаги, где раненые могли рассчитывать на лучший уход, чем на кораблях. Еще неизвестно, что ждет их в алжирской гавани.

Тем временем надежды Карфангера узнать что-либо о голландской эскадре таяли с каждым часом. Вот уже последний из условленных дней ожидания клонился к вечеру. Груз уже был размещен в трюме, равно как и запасы воды и провианта. На следующее утро Карфангер собирался выйти в море и взять курс к родным берегам. Но в тот самый момент, когда он вместе с Клаусом Петерсеном и Яном Янсеном хотел спуститься в каюту поужинать, на рейде появился большой двухпалубный парусник, красно-бело-синие флаги на его мачтах не оставляли сомнений по поводу его принадлежности.

— Смотрите, голландский военный корабль! — воскликнул Карфангер.

Тяжелый фрегат вскоре лег в дрейф неподалеку от «Мерсвина»; по всем признакам корабль только что побывал в морском сражении. Карфангер немедленно отправил своего штурмана с бочонком хорошего вина к капитану фрегата с тем, чтобы оказать ему полагающиеся в таких случаях знаки внимания, а самое главное — расспросить его об адмирале де Рюйтере.

Через некоторое время Ян Янсен вернулся и пересказал Карфангеру все, что услышал о сражении у Балеарских островов. «Что до адмирала Михиэла де Рюйтера, то он сейчас скорее всего уже стоит на рейде алжирской гавани», — сказал он в заключение.

И вновь Карфангер обратился за советом к своему штурману. Если они отсюда пойдут в Алжир, то прибудут в Гамбург на неделю, самое позднее, на десять дней позже намеченного срока, что большого значения не имеет. Зато им представляется прекрасная возможность передать Юсуфа ибн Морада и остатки его шайки адмиралу, который, вне всякого сомнения, также везет с собой пленных алжирцев, чтобы обменять их на голландских моряков, попавших в неволю.

Штурман заговорил об опасностях, поджидающих любое судно на пути в Алжир: «Вдоль всего африканского побережья, от мыса Трес-Форкас до самого Алжира у берберийцев имеется достаточно укромных бухт, где прячутся их быстроходные средиземноморские галеры, многочисленные команды которых знают толк в абордажных делах. А что будет с нами, если мы, упаси Бог, разминемся с голландской эскадрой?» — спрашивал он капитана.

— Значит, вы не советуете идти в Алжир?

— Ни под каким видом!

— Хорошо, в таком случае, соберите всю команду на юте. Послушаем, что думают по этому поводу остальные.

Хотя экипаж «Мерсвина» уже давно привык к тому, что их патрон ведет себя по отношению к команде не так, как большинство других шкиперов, все же его решение посоветоваться с простыми матросами было встречено не без удивления. Некоторое время все переминались с ноги на ногу и поглядывали друг на друга, пока наконец не выступил вперед парусный мастер.

— Капитан, это ваше судно, а мы его команда, посему мы поплывем туда, куда вы прикажете. Мы знаем, что на недоброе дело вы нас поведете.

— Все ли так думают? — громко спросил Карфангер.

— Так точно, капитан! — дружно гаркнули в ответ матросы.

Что и говорить, не всякий капитан мог похвастать таким расположением команды к своей персоне. Карфангер мог быть доволен. В свою очередь он в нескольких словах похвалил решимость своих людей и поблагодарил их за доверие. Однако это не помешало ему упомянуть и о всех опасностях задуманного предприятия.

Тем не менее команда осталась тверда в своем намерении следовать за капитаном в Алжир. Никто не принял предложения Карфангера сойти на берег и дожидаться возвращения «Мерсвина». На следующее утро, ещё до восхода солнца, «Мерсвин» поднял паруса и взял курс на Алжир.

До мыса Гата они шли вдоль испанского берега, ловя в паруса попутный вест, а когда Европа осталась далеко за кормой, старались держаться подальше от североафриканского побережья. Только на третье утро, после того как «Мерсвин» прошел половину пути между Ивисой и Алжиром, Карфангер приказал повернуть на юго-восток, рассчитывая, если не спадет ветер, ещё до вечера встретиться с эскадрой де Рюйтера.

Вскоре после полудня на северо-востоке показались двенадцать парусов; корабли шли тем же курсом, что и «Мерсвин». Но кто это был — алжирские пираты или голландские военные корабли — из-за большого удаления распознать пока не удавалось.

Напряжение росло с каждой минутой. Карфангер почувствовал в душе предательскую неуверенность: слишком высока была ставка в этой игре. Счастливое возвращение домой с ценным грузом сулило ему возможность построить новое судно. В случае же неудачи не приходилось сомневаться в том, что ему предстоит стать мишенью для злорадных насмешек со стороны многих шкиперов, судовладельцев и купцов, не говоря уже о потере доверия тех из них, кто из года в год грузил на его корабль свои товары. Никто и не вспомнит, что он намеревался вызволить из плена почти две дюжины гамбургских моряков. Гораздо скорее ему зачтется стремление сберечь талеры из выкупной кассы: к звонкой монете интерес всегда самый живой. Что против него слезы вдов и сирот!

Неустанно, час за часом, «Мерсвин» стремился на юг, рассекая форштевнем пенящиеся волны, подняв всю парусину, какую только могли выдержать мачты, стеньги и реи. Но преследователи неумолимо приближались, и вскоре последние сомнения развеялись: это были пираты. Горизонт прямо по курсу был по-прежнему чист — ни полоски берега, ни спасительной голландской эскадры.

Но тут с грот-мачты донесся голос дозорного:

— Пятнадцать, капитан, пятнадцать парусов на горизонте за кормой у пиратов!

Теперь Карфангеру предстояло решить новую загадку — разобраться, что это за корабли. Он сложил подзорную трубу, сунул её за пазуху и полез по вантам на грот-мачту. Через минуту он уже сидел в «вороньем гнезде» на брам-стеньге. Совсем не просто было удержаться на этом ненадежном «стуле» высоко над палубой, да ещё разглядывая при этом в подзорную трубу корабли на горизонте. Флаги на их мачтах различить не удалось, и Карфангер начал внимательно вглядываться в очертания парусников. В конце концов он пришел к выводу, что это британские линейные корабли, те самые трехпалубные парусники, которых островная империя в последнее время старалась построить как можно больше в противовес двухпалубным военным кораблям голландцев.

Далеко на юге едва виднелась полоска африканского берега, и сколько он ни вглядывался в горизонт, кораблей де Рюйтера нигде не было видно, Что касается англичан, то они явно гнались за пиратами, в то время как последние спешили укрыться в спасительной для них гавани Алжира.

Карфангер решил оставаться на прежнем курсе, составлявшем почти прямой угол с курсом пиратской эскадры. Но поскольку скорость «Мерсвина» уступала скорости пиратских кораблей по меньшей мере на узел, можно было не сомневаться, что те гораздо быстрее достигнут алжирской гавани. И если эскадры де Рюйтера там действительно не окажется, гамбургский корабль сможет еще, повернув на север, попытаться уйти под защиту пушек англичан. Маловероятным казалось, что пираты вздумают атаковать его, будучи сами в положении беглецов.

Однако Карфангеру было вовсе не безразлично, кому передать пленных алжирцев, сидевших в трюме «Мерсвина». Его личная дружба с прославленным голландским адмиралом намного облегчила бы дело. Англичане же, как, впрочем, и любой другой голландский флотоводец кроме де Рюйтера, могли заупрямиться и заявить, что не располагают полномочиями своего правительства на посредничество в деле обмена пленными. «Мерсвин» продолжал идти курсом зюйд-ост, и расстояние между ним и пиратами неумолимо сокращалось. Вдруг сверху донесся крик дозорного:

— Земля-а! Прямо по курсу земля!

Вновь Карфангер мгновенно вскарабкался по вантам на грот-мачту. Теперь очертания алжирского берега просматривались совершенно отчетливо. Ему сразу бросилось в глаза скопление кораблей на рейде. Это мог быть — нет! это должен был быть — не кто иной, как адмирал де Рюйтер со своей эскадрой: красно-бело-синие флаги на кормовых флагштоках развеяли все сомнения.

Однако опасность пока ещё не миновала, ибо «Мерсвин» порядком отстал от пиратов, и если бы даже голландцы решили в этот момент прийти на помощь, им пришлось бы затратить много времени на то, чтобы сняться с якоря и поднять паруса. Да и англичане все ещё оставались далеко позади, так что экипажу «Мерсвина» по-прежнему оставалось уповать на собственные силы и держаться начеку.

Карфангер решил выждать некоторое время: приказал убрать лисели и для начала повернуть на юг. Его команды были, как всегда, сноровисто исполнены, и «Мерсвин» замедлил ход. В этот момент раздался крик марсового с фок-мачты:

— Двое пиратов слева по борту отвернули в нашу сторону!

Через некоторое время все, находившиеся на палубе «Мерсвина», увидели два парусника, которые отделились от пиратской эскадры и направились к гамбургскому кораблю.

Карфангер ни минуты не сомневался в том, что, сохранив спокойствие и соблюдая необходимую осторожность, сможет отвести угрозу от своего корабля. Боцману было приказано расчехлить орудия и готовить их к бою, однако орудийные порты держать до поры закрытыми: прежде всего Карфангер хотел продемонстрировать свои мирные намерения, и в то же время, удачно лавируя, постараться пробиться к гавани Алжира. Не спуская глаз с пиратских кораблей, один из которых стремился зайти в корму «Мерсвину», в то время как другой далеко впереди отрезал ему путь к гавани, капитан приказал снова раздернуть лисели, чтобы судно пошло побыстрее. Впоследствии он намеревался опять убрать дополнительные паруса: в их ситуации маневренность становилась важнее скорости. Самое главное сейчас было — держаться на почтительном расстоянии от пушек алжирцев, поскольку волнения почти не было, и канониры могли вести прицельный огонь. Обстановка накалялась.

Далеко впереди, слева по борту, пиратская эскадра уже почти достигла алжирской гавани, где по-прежнему безучастно стояли на якоре голландские корабли. Также слева по борту, но уже за кормой, совсем близко раздувались паруса англичан. В кильватере «Мерсвина», разбрасывая форштевнем клочья белой пены, словно несущийся во весь опор гончий пес, на всех парусах мчался алжирец. До него оставалось уже не более трех кабельтовых. Другой пират внезапно повернул к ветру и медленно дрейфовал, поджидая гамбургский корабль.

Дело принимало скверный оборот. Теперь Карфангеру не оставалось ничего иного, как ставить на карту все и любой ценой пробиваться к де Рюйтеру.

— Убрать лисели! — разнесся над палубой его громкий голос.

Прямо по курсу маячил алжирец, вдоль его ощетинившегося пушками борта столпились пираты, размахивавшие абордажными крючьями и тесаками. Карфангер продолжал отдавать команды. Загрубелые ладони вцепились в канаты и брасы, матросы повисли на них, упираясь ногами в палубу. С пронзительным скрипом повернулись вокруг мачт реи, «Мерсвин» заложил галс на правый борт так круто, что нок марса-рея едва не коснулся воды, и пошел на восток.

Пиратский корабль, поджидавший «Мерсвин», повторил его маневр — Карфангер только этого и ждал. Снова реи гамбургского парусника со скрипом повернулись, и зарываясь носом в пенную волну, накренившись на правый борт, он прошел курсом зюйд-ост на расстоянии полета пушечного ядра от пиратского фрегата, с палубы которого доносились пронзительные вопли алжирцев. Еще несколько раз пришлось Карфангеру проделать такой маневр, при этом пираты осыпали его корабль градом картечи и мушкетных пуль. Последние не нанесли большого урона, лишь продырявив в некоторых местах паруса и отколов несколько щепок от фальшборта. До алжирской гавани оставалось ещё не менее часа хода, и никто не мог бы поручиться, что «Мерсвину» удастся добраться до неё целым и невредимым. Карфангер делал все возможное, чтобы ускорить бег корабля по волнам, вновь отправил грот-марсовых к нокам марса-рея поднимать лисели, в надежде выиграть хотя бы несколько десятков саженей в состязании с морскими разбойниками.

Голландские корабли по-прежнему неподвижно стояли на рейде.

— Эх, если бы минхер адмирал де Рюйтер только знал, кто мы такие! — невольно вырвалось у Яна Янсена.

— Твоя правда, штурман, — отозвался боцман. — Что адмиралу голландского флота до какого-то гамбургского торгового корабля? Надо привлечь внимание адмирала, долго нам не продержаться: команда валится с ног от изнеможения.

— Знаю, — только и ответил капитан.