ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Новый, 1676 год едва успел иступить в свои права, когда Карфангер получил письмо от Михиэла де Рюйтера. Знаменитый флотоводец с большой неохотой подчинился приказу генеральных штатов отправиться с крупной эскадрой в Средиземное море и поддерживать там испанский флот, сражавшийся с французами. Нидерланды в то время находились в состоянии войны с Францией, а Испания являлась союзницей не только империи, но и тех же Нидерландов. Когда же против испанского господства восстали и сицилианцы, французы начали оказывать им всяческую поддержку, понимая, что в одиночку им не устоять против могучего испанского флота. Задачей эскадры де Рюйтера и являлось, собственно, сохранение испанского господства над Сицилией, хотя, пожалуй, никто лучше нидерландцев не мог знать, что такое гнет феодальной Испании. Словно в насмешку флагман де Рюйтера назывался «Согласие». Адмирал утешал себя мыслью о том, что выступает против Франции, корабли которой разбойничали чуть ли не на всех морях.

Карфангер рассказал о письме Венцелю фон Стурзе.

— Все это, честно говоря, не очень радует, — сказал бывший корнет. — Однако позиция адмирала делает ему честь.

— Что вы имеете в виду? — спросила Анна.

— Прежде чем обнажить шпагу, он спрашивает, кто его противник. Обычные наемники никогда не задают подобных вопросов.

— Это верно, но тем не менее он согласился командовать эскадрой. Разве его возраст не самый лучший предлог для того, чтобы повесить наконец шпагу на гвоздь?

— Но ведь он сам пишет, — возразил Карфангер жене, — что утешается лишь тем, что Франция угрожает и его родине. Как же ему в такое время повесить шпагу на гвоздь, пускай ему и стукнуло семьдесят лет? Нет, такой человек, как адмирал де Рюйтер, не выпустит из рук оружие до тех пор, пока его родине угрожает опасность.

Перехватив быстрый взгляд Анны, Карфнгер умолк. Анна задумчиво промолвила:

— Да, сражаться за такую родину…

Карфангер отвернулся и стал глядеть в окно, на затянутое серыми облаками небо. Разве совет города Гамбурга не доказал недавно, как «рьяно» пекутся отцы города о заботах всех немцев, когда предпочел выплатить бранденбуржцам компенсацию за укрывшийся в альстерской гавани французский корсарский фрегат, чем выдать его и пойти тем самым на риск разрыва отношений с Францией? Но он и сам состоит на службе и обязан подчиняться решениям властей Гамбурга. А если эти решения идут вразрез с интересами империи?

Из-за всех этих обстоятельств Карфангер в глубине души был даже рад тому, что этой весной не придется выходить в море. Дело в том, что «Леопольд Первый» уже несколько недель подряд стоял в доке: ему чистили подводную часть и покрывали её заново защитной краской. Окончания работ не предвиделось раньше июня или июля. Может быть, в эти месяцы ему удастся встретить в одном из испанских портов адмирала де Рюйтера и поговорить с ним обо всем?

Тем временем «Герб Гамбурга» под командованием Мартина Хольстен отправился с китобойцами в Северное море, а «Пророк Даниил» — с «россиянами» к мысу Нордкап, чтобы оттуда плыть в Архангельск. Объединенный флот датчан, голландцев и бранденбуржцев под командованием датского адмирала Нильса Юля разбил шведский флот у островов Меэн и Борнхольм. Бранденбургские фрегаты «Берлин», «Король Испании» и гукер «Клеве» захватили шведские корабли «Леопард» и «Дидерих» и подняли на них флаги с красным орлом.

В разгаре лета у Ритцебюттеля вновь собрались парусники торгового флота, поджидавшие «Леопольда Первого», с тем чтобы отправиться под охраной его пушек в Испанию и Португалию. Как всегда вместе с остальными уходили в плавание и корабли Карфангера: «Дельфин» под командованием Яна Янсена и «Малыш Иоханн», капитаном которого по-прежнему был Юрген Тамм. Вновь прогремели залпы прощального салюта «Леопольда», ему ответили пушки с ритцебюттельских бастионов. Мачты кораблей оделись парусами, и караван покинул устье Эльбы.

— И вы на этот раз действительно собираетесь идти через Ла-Манш? — спросил Венцель фон Стурза, вновь отправившийся в плавание на корабле своего друга.

— Хочу я того или нет, — отвечал Карфангер, — но именно таков приказ адмиралтейства. Господа ратманы целиком полагаются на магическое слово «нейтралитет» и рассчитывают на благосклонность французских корсаров — ведь Гамбург не выдал тогда «Дюнкерк» бранденбуржцам.

— Время покажет, насколько оправданы их предположения, — вставил Михель Шредер.

— Безусловно, — подтвердил Карфангер, — поэтому прикажите держаться лучше поближе к английскому берегу, чем к французскому.

На траверзе Брайтона каравану пришлось лавировать из-за неутихающего западного ветра; в конце концов он вынужден был взять курс на Нормандию и уже оттуда вновь направиться к мысу Старт на побережье Англии.

Солнечным июльским утром вдалеке показался французский берег. Карфангер собрался отдать приказ поворачивать на северо-запад, но в этот момент из «вороньего гнезда» донесся крик:

— Паруса справа на траверзе!

На мачтах трех быстро приближавшихся парусников Карфангер разглядел в подзорную трубу голландские флаги.

— Может, это авангард эскадры де Рюйтера, которая возвращается в Нидерланды? — предположил Михель Шредер.

Гамбуржцы удивились ещё больше, обнаружив на топах мачт голландских парусников длинные черные вымпелы.

Траур на корабле! Карфангер немедленно отдал приказание почтить память покойного — кем бы он ни был, — как этого требовал морской обычай. Караван привели к ветру, убрали брамсели и приспустили флаги. Тем временем готлангеры выкатывали пушки, готовясь дать траурный салют, когда голландцы подойдут ближе. Карфангер спустился в свою каюту и переоделся в парадный мундир, надел почетную золотую цепь и опоясался серебряной шпагой. Вновь поднявшись на шканцы, он приказал спустить на воду шлюпку, намереваясь немедленно отправиться на голландский корабль.

На встречных кораблях уже поняли, кто командует караваном под гамбургскими флагами: голландцы тоже легли в дрейф. Под залпы траурного салюта батарей «Леопольда Первого» Карфангер в сопровождении Венцеля фон Стурзы и Михеля Шредера сел в шлюпку и приказал грести к флагману голландцев — пятидесятичетырехпушечному двухпалубнику, внешний вид которого позволял заключить, что корабль недавно побывал в жестоком сражении. Флагман назывался «Согласие»; вместе со шлюпкой с «Леопольда» к его фалрепу подошла и шлюпка с «Дельфина», в которой прибыл Ян Янсен.

На палубе голландского корабля гостей встретил капитан Жан де Рюйтер и молча проводил их в адмиральскую каюту. Там стоял матово поблескивавший гроб с телом старого друга и учителя Карфангера и Янсена. Сняв широкополые черные шляпы, гамбуржцы в скорбном молчании склонили головы. Жан де Рюйтер тихим голосом начал рассказывать о том, что произошло.

В конце апреля объединенная флотилия голландцев и испанцев повстречала в Мессинском заливе французский флот под командованием адмирала Дюкена. Поначалу сражение складывалось для союзников успешно, но затем испанская эскадра неожиданно вышла из боя. Численный перевес французов сразу стал подавляющим. Однако адмирал де Рюйтер не собирался признавать свое поражение, надеясь все же склонить чашу весов в пользу голландцев, одолев флагманский корабль французов. Между «Согласием» и трехпалубным флагманом адмирала Дюкена разгорелась ожесточенная артиллерийская дуэль, и как раз в тот момент, когда адмирал де Рюйтер хотел отдать приказ идти на абордаж, шальное ядро раздробило ему правую ступню, и он рухнул на палубу. Собрав последние силы, голландцы сумели вывести из боя флагман с остатками флота. У Палермо они вновь соединились с испанской эскадрой. Адмирал де Рюйтер составил рапорт о сражении и отослал его генеральным штатам Нидерландов. В нем он выражал надежду, что сможет скоро оправиться от раны. Однако 29 апреля он скончался.

Однажды ночью французы, воспользовавшись благоприятным для них ветром, прокрались на внутренний рейд палермской гавани и атаковали стоявшие там на якоре голландские и испанские корабли брандерами. В адском пламени погибли большая часть голландского военного флота, множество «купцов», сгорел и город Палермо. Спастись удалось только нескольким фрегатам и флагману, на борту которого находился гроб с набальзамированным телом адмирала де Рюйтера.

Карфангер и его спутники молча отсалютовали покойному адмиралу, защищавшему свою республику в более чем тридцати морских сражениях. С болью в сердце покинули они голландский фрегат и возвратились на свои корабли.

Непривычно тихими голосами офицеры «Леопольда» отдавали приказы, и команда почти бесшумно управлялась с такелажем и парусами. Вскоре гамбургский караван продолжил свой путь по волнам.

Когда голландские фрегаты скрылись за горизонтом, на шканцах вновь появился Карфангер в своем обычном платье, привычно обвел взглядом такелаж, глянул на компас и вполголоса отдал несколько приказаний относительно курса штурману и рулевому. Все опять шло своим чередом, и только горькая складка у губ адмирала свидетельствовала о том, что творилось в его душе.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Едва Карфангер успел вернуться из Испании, как получил приказ сопровождать китобойную флотилию в Северном море. В августе «Леопольд Первый» благополучно привел китобойцев в родной порт; Карфангера ожидал новый приказ: ещё в сентябре отплыть с караваном «купцов» в Испанию. В марте следующего года он вернулся — и снова китобойная флотилия подняла паруса. Оказывается, китобойцы ждали только возвращения Карфангера, так как Мартин Хольстен ушел на «Гербе Гамбурга» с караваном в Испанию.

Три недели ушло на ремонт и подготовку «Леопольда» к плаванию; снова встал вопрос о замене попорченного такелажа, и на этот раз не обошлось без препирательств с прижимистыми господами из казначейства.

С женой и детьми Карфангер виделся, как всегда, лишь урывками. В Гамбург пришла весть о том, что курфюрст занял Штеттин и готовит осаду Штральзунда. Гамбург по-прежнему задерживал выплату очередных субсидий и отказывался выслать из города французского посланника. Отто фон Герике посоветовал Карфангеру остерегаться французов: для них он такое же бельмо на глазу, как и для совета города. И французы, и гамбургские ратманы с раздражением реагировали на настойчивые требования адмирала встать наконец на сторону империи и покончить с двуличной политикой.

Карфангер поблагодарил бранденбургского посланника за доверие и, сердечно простившись с Анной и детьми, вновь отправился на свой фрегат. Убедившись, что «Леопольд Первый» в полном порядке, он отплыл с пятьюдесятью китобойцами к берегам Шпицбергена.

В этом году было крайне важно заблаговременно прибыть в район промысла, в те места, где водилось особенно много китов, — ведь шотландцы, баски и голландцы тоже не дремали. Добыча оказалась богатой: более пятидесяти китов удалось загарпунить и разделать. А поскольку в этих заполярных широтах летом солнце не уходит за горизонт, гамбургские китобои старались тратить как можно меньше времени на сон и отдых. В конце августа были задраены последние люки доотказа набитых трюмов, и китобойная флотилия стала собираться в обратный путь.

За время их отсутствия ситуация успела обостриться. Под давлением императора и курфюрста Бранденбургского Гамбург был вынужден выслать французского посланника, правда, отцы города при этом выразили ему свое глубочайшее сожаление и принесли искренние извинения, ссылаясь на необходимость подчиниться высочайшему соизволению. Посланник, в свою очередь, дал понять, что Гамбургу в скором времени придется, возможно, раскаиваться в этом решении. Тогда владельцы китобойных судов и некоторые из старейшин капитанской гильдии потребовали от адмиралтейства выслать навстречу «Леопольду Первому» и китобойной флотилии подмогу. Но где её взять? «Герб Гамбурга» ещё не вернулся из Испании, а Томас Утенхольт лишь разводил руками: его конвойный фрегат «Пророк Даниил» ушел с «россиянами» в Архангельск, остальные стояли на ремонте, который в лучшем случае потребует нескольких недель. Утенхольт посоветовал обратиться за помощью к бранденбуржцам.

Скрепя сердце, Рихард Шредер и Дидерих Моллер послали за господином фон Герике. Однако тот отнесся к просьбам о поддержке весьма холодно. «При всем желании Бранденбург в настоящее время не имеет возможности оказать вам помощь, — сказал фон Герике, — поскольку его милость курфюрст сам нуждается сейчас в военных кораблях, даже в тех, что в настоящее время крейсируют возле Штральзунда.»

Тем временем китобойная флотилия в сопровождении «Леопольда Первого» шла вдоль норвежского и датского побережья, держа курс зюйд. Над морем висело серое, пасмурное небо. Крутой норд-вест гнал волну в устье Эльбы. Корабли китобойной флотилии шли сомкнутым кильватерным строем; справа по борту вздымались крутые гранитные скалы Гельголанда, как бы прикрывавшего караван с запада. Пенные гребни волн перехлестывали через фальшборты и растекались по просмоленным доскам палубного настила. Хотя гамбуржцы и промокли до нитки, это обстоятельство не портило им настроения: в Северном море погода была похуже. Все предвкушали близкое завершение плавания, ещё более приятно было возвращаться домой с полными трюмами. Завтра они смогут забыть холод, шторм и льды полярных широт, получат причитающееся им жалованье и неплохие премиальные. Уже сегодня ночью, идя с приливом в фордевинд, они увидят фарватерные огни Эльбы.

На следующее утро фор-марсовый прокричал: «Прямо по курсу башня нового бастиона!»

Спустя несколько минут раздался новый крик:

— Парус прямо по курсу!

Вскоре с палубы «Леопольда Первого» можно было разглядеть пять парусников, лавировавших против ветра возле самого входа в устье Эльбы на большом расстоянии друг от друга. Карфангер разглядел в подзорную трубу флаги с лилиями на топах мачт. До сих пор конвойный фрегат шел только под малыми парусами: иначе неповоротливым и медлительным китобойцам было бы за ним не угнаться. Теперь Карфангер приказал поднять все паруса, и фрегат, вспенивая форштевнем воду, помчался навстречу противнику. Под напором ветра корабль сильно кренился, волны то и дело захлестывали его бак. Из темноты орудийных портов грозно глядели жерла пушек. Мачты, стеньги и реи гнулись и скрипели.

Все ближе французские корсары. Их корабли размерами уступали гамбургскому фрегату, однако вполне могли состязаться с ним в маневренности и мощи орудийного залпа. Самый крупный из пяти парусников нес не менее тридцати шести пушек. Карфангер внимательно следил за тем, как французы, лавируя длинными галсами, борются с ветром и течением.

Он задумал атаковать корсарские фрегаты поодиночке, чтобы не дать им объединить силы: в этом случае их перевес по корабельной артиллерии был бы подавляющим. Канониры «Леопольда» уже стояли возле пушек наготове; готлангеры раздували мехи горнов, в которых докрасна калили ядра. Такелажный мастер собрал своих подручных на главной палубе и давал им последние наставления:

— Ребята, не подкачайте! От вас зависит, насколько хорошо «Леопольд» сможет маневрировать.

— Ясно, мастер! — дружно гаркнули в ответ подручные.

Карфангер отдавал последние приказания своим офицерам, готовясь к предстоящему сражению:

— Таранить — только в самом крайнем случае! Фрегат должен оставаться боеспособным до тех пор, пока последний китобоец не войдет в устье Эльбы.

Тем временем два корсарских фрегата, описав широкую дугу, вышли на траверз «Леопольда Первого» и теперь неслись в фордевинд. Над круто выгнутыми парусами реяли белые флаги с золотыми лилиями Бурбонов. Из борта шедшего первым метнулся сноп пламени, облачко порохового дыма пронеслось вдоль корабля. Перед самым форштевнем конвойного фрегата ударилось об воду ядро, запрыгало, словно мячик, по поверхности и исчезло в волнах: французы требовали убрать паруса, спустить флаги и сдаться на милость победителей.

В следующий момент «Леопольд Первый» отвернул на несколько румбов. Француз быстро приближался, пока ещё не подозревая, что мчится навстречу гибели. Грянул бортовой залп гамбургского фрегата — и почти все ядра угодили точно в ватерлинию корсарского корабля. Его ответный залп пришелся в такелаж «Леопольда», крепкий бриз засвистел в продырявленных парусах, некоторые из них лопнули. Рвались тросы, хлопая, словно мушкетные выстрелы.

Французский фрегат тонул; но с противоположного борта уже подбирался другой. Настало время действовать такелажному мастеру и его подручным. Словно кошки, карабкались они по вантам наверх, сплеснивали разорванные концы, рубили болтающиеся на ветру; рядом с ними хладнокровно и сноровисто работали матросы, менявшие порванные паруса на новые. Давно уже им не приходилось так быстро управляться, тем не менее, когда другой француз подошел на расстояние пушечного выстрела, такелаж был отремонтирован.

Новые залпы прогремели над волнующимся морем, раскаленные ядра вгрызались в дубовую обшивку фрегатов, поджигая дерево, сея смерть и разрушение. В зияющие пробоины со зловещим шипением устремлялась солоноватая вода. Град картечи хлестал по палубам «Леопольда Первого», сцепленные ядра в клочья рвали только что поставленные новые паруса.

Призывая на головы французов все кары небесные, такелажник с подручными вновь полезли на ванты. Они были ещё на полпути, когда одно из ядер перебило брам-стеньгу; увлекая за собой парус и такелаж, она с треском и грохотом рухнула на бак.

— Руби концы!! — что было сил завопил такелажник. — Руби!!

Адмирал по-прежнему спокойно стоял на квартердеке, командовал сражением, изредка поглядывая в сторону китобойцев, которые, подняв малые паруса, устремились, было, в устье Эльбы, но три остальных французских фрегата помчались им наперерез.

— Идем на них! — коротко бросил Карфангер своему лейтенанту; тот приказал поворачивать. Оставив французский корабль, из орудийных портов которого уже валил черный дым, фрегат тяжело развернулся, уваливаясь под ветер. В этот момент у француза взорвались крюйт-камеры, столб пламени взметнулся к небу адская сила пороха разворотила палубу, и разбойничий фрегат вскоре скрылся под водой.

Со всей скоростью, какую только позволяли изорванные паруса, «Леопольд Первый» летел к каравану, настигая корсарские корабли. Поняв, что им не уклониться от схватки с конвойным фрегатом, французы оставили первоначальный замысел наброситься на беззащитный караван и повернули свои корабли против гамбургского флагмана.

Солнце перевалило зенит. Карфангер и его люди сражались уже несколько часов, и силы их были на исходе. Такелажник со своей командой все ещё возился с фок-мачтой, приводя в порядок стоячий такелаж. Самый крупный из оставшихся тридцатишестипушечный французский фрегат попытался занять выгодную для атаки наветренную сторону и на несколько секунд повернулся к «Леопольду» своей широкой кормой.