Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Продается Япония (сборник)

ModernLib.Net / Комацу Сакё / Продается Япония (сборник) - Чтение (стр. 15)
Автор: Комацу Сакё
Жанр:
Серия: Зарубежная фантастика (изд-во Мир)

 

 


      — Вы это серьезно?
      — Разумеется, серьезно. Ох ты, сигарета погасла, а я и не заметил…
      — Я был бы очень рад, если б мог этому поверить…
      — Да нет же, у вас это превосходно получилось! Я вот не додумался до того, чтобы изменять своих марсиан до такой степени. Ведь как ни приглядывайся, нипочем не скажешь, что вы — марсианин. Где бы вы ни были, никто не догадается, каково ваше истинное лицо.
      — И все же, сэнсэй, я приношу извинения, так как обманул ваши ожидания… Дело в том, что я совершенно не менялся.
      — То есть это ваш настоящий вид?
      — Да. Сколь это ни прискорбно, но если меня порезать, у меня пойдет кровь. Красная кровь, совсем как у людей…
      — Ну хорошо, хорошо. Не принимайте этого так близко к сердцу. Вот ведь говорят, что путь к необычному лежит через обычное.
      — И все же я позволяю себе надеяться… — Он скосил глаза и поджал губы, и вдруг, словно мгновенно сменилась маска, лицо его приняло прежнее, первоначальное выражение благоразумия и респектабельности. Трудно было даже представить себе его облик за мгновение до этого — зловещий, исполненный мрачной жестокости. — Ну вот и прекрасно, произнес он. — Нет, глаз у меня все-таки верный… Я верил, что уж вы-то, сэнсэй, обязательно меня поймете.
      Я облегченно вздохнул. Теперь наши силы были равны. Сумасшедший, даже если он способен на игру софизмами, все же не более, чем сумасшедший. Нет, не такой простоте тягаться со мною, который зубы съел на словесных фокусах… Сбросив с плеч эту тяжкую ношу, я решил немедленно уладить вопрос о содержимом карманов моего беспокойного гостя. Я спросил:
      — Послушайте, а что это вы все ищите?
      — Да нож. Только я его, кажется, забыл.
      — Нож?
      — Да. Никогда не расстаюсь с ножом, всегда ношу с собой…

8

      Какое-то дурное предчувствие заставило меня бросить взгляд на свой рабочий стол. Это было моей ошибкой.
      Из-под кипы черновиков выглядывало холодно блестевшее широкое лезвие альпинистского ножа. Нож этот был тяжелым — я употреблял его как пресс, и очень острым — я пользовался им вместо ножниц. И при случае он мог служить превосходным оружием. Я сразу отвел от него взгляд, но было уже поздно. Гость оказался невероятно проворным. Едва ли не единым движением он соскользнул со стула, обогнув стол, пересек комнату, и нож очутился в его руках. Уже одно это полностью деморализовало меня.
      Впрочем, на физиономии его, когда он повернулся ко мне, не было заметно никаких следов возбуждения. И на том спасибо. Он попробовал лезвие пальцем. При этом он улыбался своей прежней, как бы пристыженной улыбкой. Видимо, дело все же обстояло не так скверно, как я опасался. Ведь есть же дети, которые привыкли обгрызать себе ногти, есть и психи, которые привыкли чистить ногти ножом, чего же тут волноваться?
      — Отличный нож, — сказал он. — Настоящий олений рог?
      — Настоящий.
      — Не могли бы вы одолжить его мне ненадолго?
      — Зачем вам?
      — Я думаю, сэнсэй, мы с вами прекрасно поладили. Честное слово, не знаю даже, как мне отблагодарить вас… Но вы сами знаете, желания наши безграничны… Если бы вы взяли на себя труд подкрепить свои слова делом, я не имел бы к вам больше никаких претензий… Очень вас прошу, сэнсэй, окажите мне эту любезность, ладно? Подтвердите нашу с вами близость по духу… — С этими словами он взял нож за лезвие и застенчиво протянул его мне рукояткой вперед. — Дело очень простое. Всего-навсего ткните для пробы…
      — Куда ткнуть?!
      — В меня, конечно.
      — Что за глупая шутка!
      — Но я же марсианин.
      — Да вы же сами сказали, что, если вас порезать, потечет кровь.
      — Но не кровь человека, а кровь марсианина.
      — Перестаньте фиглярствовать!
      — Удивительное дело… В своих сценариях, сэнсэй, вы убиваете марсиан направо и налево. Только на моей памяти было убито не менее двухсот. Я уж не говорю о массовых побоищах…
      — Да ведь это только на словах…
      — Я думаю, здесь нечто другое. Предрасположенность к убийству марсиан заложена у вас в душе, сэнсэй. Именно поэтому ваше воображение создает таких чудовищ, всяких там стоножек, сколопендр, червей с отростками, бородавчатых шаров… живой дым, прыгающих песчинок, жидких существ, которые взбираются на потолки… Потому что их можно убивать без зазрения совести.
      — Неправда! Я вам уже говорил, что стараюсь выбрать такие формы, которые не бросаются в глаза, которые человек не замечает.
      — А для чего?
      — Я пытаюсь напоить черным кофе тех, кого убаюкивает обманчивая повседневность, обманчивый покой.
      — Кофе, который возбуждает воинственность и призывает к убийствам?
      — Вам известно, что такое аллегория? Мне уже надоело объяснять. Возьмите на себя труд подумать хорошенько, и вы поймете, что почти все марсиане, на которых я нападаю, есть в конечном счете как бы символы человеческого зла внутри нас. Ведь враг — это не только и не обязательно агрессор извне…
      — Звучит вполне благопристойно. А на деле? Если бы я не был совсем как человек, а что-то вроде огромного слизняка, покрытого бородавками, вы бы, сэнсэй, безо всяких моих просьб бросились бы на меня с ножом, не правда ли?
      — Так или иначе, но я вас очень прошу… Положите, пожалуйста, нож на место…
      — Ишь, какой вы хитрый, сэнсэй! Лучше вспомните, что ведь я сам обратился к вам с маленькой просьбой. Законов, запрещающих убивать марсиан, у вас здесь нигде нет… Наружность моя пусть вас не смущает, ничего вам за это не будет, так что действуйте с легким сердцем… — С этими словами он небрежно приставил острие ножа к своему боку и приглашающе похлопал другой рукой по головке рукояти. Стукните как следует по этому вот месту, вот и все.
      — Оставьте меня в покое!
      — Не понимаю… Выходит, вы меня обвели вокруг пальца, и я радовался преждевременно.
      — Погодите, — сказал я, бессознательно отодвигаясь от него к противоположной стороне стола. — Как к марсианину я действительно испытываю к вам вполне естественный интерес. Однако интерес — это одно, а доверие к вам — совсем другое. Возможность перерастания интереса в доверие способна возникнуть лишь в ходе достаточно длительных собеседований. Поспешность может только повредить нам. Вот так. Поставьте себя на мое место…
      — На вашем месте я бы сразу ударил! — Зловеще-привычным движением руки он перевернул нож и стиснул рукоятку. — Уж у меня-то, сэнсэй, нет ни капли сомнения в том, что вы землянин. И я твердо знаю, что марсианские законы не будут нарушены, если я убью землянина.
      — Это совершенно другое дело. При перестановке слагаемых сумма не всегда остается неизменной. Вы все время шарахаетесь из одной крайности в другую. Нельзя же так. В мире существует не только белое и черное, есть еще какая-то середина. И всякое соглашение начинается именно с этой середины. Насколько я понимаю, вы стремитесь к соглашению… Послушайте, я вас прошу, пожалуйста, не держите так этот нож! Видите, я уже взмок от пота. И весь побелел, наверное. У меня идиосинкразия к режущим предметам…
      — Да, действительно… Кажется, я напугал вас… — Он медленно опустил нож. — Значит, сэнсэй, вопреки моим ожиданиям вы — гуманист? И с моей стороны было глупо воображать, будто вам нравится убивать марсиан…
      — Ну разумеется! Странно даже, что мой почитатель мог так ошибиться во мне… Сказать, что я мухи не трону, было бы, пожалуй, преувеличением, но я совершенно уверен, что по своему духу уважения к жизни не уступаю никому.
      — Но ведь букашек-то вы убиваете?
      — Только вредных.
      — Наговорили вы здесь всякого, а все-таки убить меня вам мешает только мой внешний облик. Если бы я был — ну пусть не букашкой и не слизняком, а если бы у меня была, например, кожа зеленого или фиолетового цвета или если уши у меня были бы вершка на три длиннее, вы бы тут же раздавили меня, как букашку, не правда ли?
      — Послушайте, вы меня оскорбляете. Вам что, больше сказать нечего? Я всегда был принципиальным противником насилия; если не верите, можете спросить у моей жены. За четырнадцать лет совместной жизни я побил ее всего три раза, что составляет лишь один раз в четыре и семь десятых года. Заметьте, что по Японии в целом этот индекс равен одному и четырем десятым раза в два года. Я поистине образцовый человек в этом отношении. Далее, если вы хотите знать относительно насекомых, то я убиваю исключительно москитов и мух, а уничтожение муравьев, мокриц и тараканов полностью предоставляю своей жене…
      Тут он закатил глаза и залился жутким сдавленным смехом. Если бы он был нормальным человеком, я бы решил, что он сошел с ума. Но он и без того был сумасшедшим, и я не знал, что подумать.
      — Вот так штука! — просипел он сквозь смех. — Значит, чтобы зарезать меня, можно было бы отрядить вашу супругу?
      — Не говорите глупостей! Впрочем, должен признаться, что мой пример с насекомыми был, действительно, не совсем удачен. Вы все время бросаетесь в крайности, вот и у меня с языка сорвалось. Вопрос ведь чрезвычайно сложный. Но только определив, что же такое человек, мы сможем приняться за дело…
      — Не надо, не беспокойтесь. Я пошутил. Ну зачем вы так? Он оборвал смех и перевел дыхание. — Честное слово, вы позволили мне так надолго оторвать вас от ваших занятий… Поистине я получил огромное удовольствие… Серьезная беседа является превосходным упражнением для духа… Впрочем, было бы непростительно свести этот драгоценный для меня житейский опыт к простому упражнению. Чтобы еще более обогатить его, необходимо соответствующее заключение.
      Он явно собирался откланиваться, и мне показалось, будто сам воздух в комнате внезапно стал светлее, я почувствовал несказанное облегчение. Мне захотелось без умолку болтать всякую чепуху, но я строго одернул себя и с нарочито утомленным видом осведомился:
      — Какое еще заключение?
      — Вы ясно и недвусмысленно подтверждаете, что я являюсь марсианином.
      — Что такое, опять все сначала?
      — Вовсе нет. Как только вы это признаете, мы закончим.
      — Сколько можно повторять, чтобы вы поняли, наконец? Признание без доказательств равносильно догме. Пусть вы марсианин, но вы же не бог, какой вам смысл навязывать мне веру в вас? Если вы действительно марсианин, то должны, по-видимому, располагать какими-то доказательствами, подтверждающими это. Тогда прежде чем всячески порицать меня, вы, может быть, предъявите мне свои доказательства?
      — Но ведь это невозможно. Аксиомы не требуют доказательств, об этом говорится даже в учебнике по элементарной геометрии. Доказывать можно лишь отношения между фактами, а доказательство самих фактов сводится к утверждению, что собака есть собака. И не говорите мне, пожалуйста, “сколько можно повторять”. Называете себя гуманистом, а сами так обращаетесь со слабым человеком.
      — Ну, хорошо, что же я должен сделать?
      — Я бы хотел, чтобы вы поверили. Поверили по-настоящему. Сказать просто “верю” может всякий. Это пустая отговорка, и со мной это не пройдет. Кто здесь говорил, что Колумб не смог бы открыть Америку, если бы не верил в ее существование? Вы, сэнсэй!
      — Я вовсе не это говорил. Здесь совершенно иной нюанс… Впрочем, ладно… Понятно. Я теперь решил, что верю. — Если не поверить, этот обмен словесами будет продолжаться до бесконечности, словно качание маятника. — Да, я поверил. Вы марсианин.
      — Благодарю вас, — произнес он с напыщенным достоинством, как актер в дешевой мелодраме. — Длительные усилия принесли свои плоды. Мне наконец удалось добиться успеха в равноправных переговорах с жителями Земли. От имени всех марсиан выражаю вам глубочайшую признательность.
      — Всех марсиан? Есть еще и другие?
      — А вы как думали? Какая же раса может существовать, если она состоит только из одного индивидуума? Однако простите… Да, коль скоро вы поверили, я вправе, естественно, рассчитывать на ваше сотрудничество… Будьте добры, не откажитесь напоследок подвергнуться маленькому тесту.
      — Тесту?
      — Видите ли, мне бы хотелось получить от вас доказательство, что вы действительно поверили. Конкретное доказательство тому, что это не просто отговорка, как раньше, чтобы отвязаться от свихнувшегося собеседника. Не беспокойтесь, это не будет зловещее предложение ткнуть меня ножом. Можно начинать?.. Нет-нет, сэнсэй, оставайтесь там, где стоите…
      Произнеся эти слова, он занял место между окном и дверью по другую сторону стола, выпрямился, медленно выставил вперед левую ногу, энергично отвел назад правое плечо, а затем подбросил в воздух и ловко поймал за лезвие нож. Держа нож над плечом, он принял классическую стойку метателя.
      — Это что же? — изумился я. — Опять нож?
      — Да, с ножом мне привычнее всего. Объясняю правила. Я считаю вслух до десяти и при слове “десять” бросаю нож. Куда я его брошу, сказать не могу. Может быть, в вас, сэнсэй, может быть, куда-нибудь еще. Об этом вам предоставляется судить самому. Далее. Пока я считаю, я не бросаю ножа, а вы, сэнсэй, вольны предпринять все, что вам угодно. Что бы вы ни сделали, ни возражать, ни противиться я не буду. Вам все понятно? По-моему, правила очень ясные и простые.
      — Не понимаю. Зачем все это нужно?
      — Вам предоставляется решать, сэнсэй. Кто я такой? Марсианин или помешанный, вообразивший себя марсианином? От этого зависит, куда я брошу нож… Если я марсианин, то внешнее сходство с человеком не обязательно предполагает сходство духовное… Тогда не исключено, что такие понятия, как гуманизм, для меня чужды и что я носитель совершенно иной идеологии… Впрочем, пятьдесят шансов из ста за то, что идеология у меня более гуманная, нежели у землян… Если же я сумасшедший, то опять-таки могу быть либо сторонником, либо противником насилия, смотря по тому, как я представляю себе идеологию марсиан…
      — Но это означает, что я решительно не могу судить об этом.
      — Да, если ставить вопрос так просто, то ни к какому выводу, пожалуй, не придешь.
      — Разрешите маленькую справочку. Сами-то вы что думаете о марсианах?
      — А ничего не думаю, ведь я же марсианин.
      — Но это абсурд! — Я больше не пытался скрыть волнение, мне все стало безразлично. — Страшно сложный вопрос, дайте мне на размышление хотя бы дня три…
      — Если вы не уверены в себе, то можете, пока я считаю, выбежать вон, наброситься на меня, принять меры к самообороне.
      — И что тогда? Вы вот сказали, что противиться не будете, но как я могу быть в этом уверен?.. Дайте мне еще хоть какой-нибудь намек!
      — Вы должны продемонстрировать силу своего суждения, сэнсэй. Если вы были по отношению ко мне вполне добросовестны, бояться вам нечего. Итак, я начинаю. Приготовились… Раз… два… три…
      Где же эта женщина, которая должна прийти за ним? Тридцать минут прошло наверняка. Это была моя последняя надежда, и я бросил взгляд на часы. Часы показывали, что прошло двадцать пять минут. Только секундная стрелка мчалась, как бешеная, и путала мои мысли.
      — Три… четыре… пять…
      Пальцы гостя все крепче сжимают холодное лезвие. Я ощущал их, как свои собственные пальцы. Думать было некогда, оставалось положиться на внутренний импульс.
      — Пять… шесть… семь…

9

      Импульс… Это не мысль, это мистификация, в ней нет ничего серьезного. Судороги раздавленного паука тоже называются каким-то импульсом. И существует, несомненно, импульс, подсказывающий: ничего не предпринимать. Словно завороженный, пригвожденный к своему месту, неподвижный, как мерзлая рыба, я глядел на пальцы, сжимающие нож, в ожидании следующего движения.
      — Семь… восемь… девять…
      Считал он довольно медленно, с интервалами в две с половиной или три секунды. И расстояние между нами были невелико, от силы три метра. И еще было условлено, что он не бросит ножа, пока не досчитает. Таким образом у меня оставался шанс контратаковать, если бы я решился.
      Но если разобраться, условие, что он не бросит ножа, вовсе не предполагает, что он не окажет сопротивления. Более того, метать нож — вовсе не единственный способ пользоваться ножом. Может быть, он на это намекал как-нибудь обиняками, чтобы сдержать меня.
      — Нет, все эти логические рассуждения ни к чему не ведут… Признавая за шизофреником способность связно мыслить, я лишь признаю свое поражение. Мне оставалось только собрать все силы и пассивно отдаться на волю случая.
      А затем…
      — Десять!
      Я мгновенно нырнул под стол. И еще успел заметить краем глаза, как при слове “десять” рука моего гостя рванулась вниз и белое лезвие ножа прорезало воздух. Затем раздался звук удара — острие вонзилось во что-то упругое.
      Попал, мелькнуло у меня в голове, и я весь сжался, ожидая приступа острой боли. Но что это? Болел лоб, которым я при падении стукнулся о пол, болели колени… Больше не болело нигде, и, скажем прямо, я вовсе не чувствовал себя мертвым…
      Так и есть. Должно быть, он целил все-таки не в меня. Вот он вызывающе хохочет. Совершенно неуместный смех. Я боязливо поднял лицо и прямо перед собой, между ножками стола, увидел стул. Тот самый, возле двери. В спинке стула торчал нож, вонзившийся по самую рукоятку.
      Чувствуя себе неловко, я поднялся и сделал вид, будто счищаю пыль с колен. Я даже немного гордился тем, что нашел в себе силы не завопить во все горло… (Теперь уже поздно испытывать сожаление, что тогда я не сделал этого. На что мне чувство собственного достоинства, репутация? Говорится: воет, как трусливая собака. Но ведь именно благодаря трусости собака часто ограждает себя от нападения. Если вы когда-нибудь попадете в подобную ситуацию, не давайте себя увлечь самолюбию, не повторяйте моих глупостей. Именно трусость является, вероятно, высшим талантом, высшей добродетелью в наш вероломный век…)
      Мой гость с явным торжеством переводил взгляд с меня на нож в спинке стула и обратно. Затем, выпятив губу и скосив глаза, он произнес:
      — У вас очень быстрая реакция. Я был просто поражен.
      — Еще бы, — сказал я, все еще с трудом ворочая одеревеневшим языком. — Ну, так что же получилось? Прошел я тест или не прошел?
      — А, плюньте вы на него. Такие тесты смысла в общем-то не имеют.
      — Не имеют смысла?
      — Конечно. Ведь это был тест для определения того, что с самого начала не имело смысла. Естественно, тесты на то, что не имеет смысла, совершенно бессмысленны.
      — Да что же такое “то”?
      — Ах, сэнсэй, вы поистине отличный человек…
      — Эй, вы… если вы учинили все это безобразие просто шутки ради…
      — Не стесняйтесь, пожалуйста… я вас слушаю…
      — Нет уж, сначала я хочу вас послушать!
      — Ну, хорошо. Только для верности я хотел бы еще раз спросить вас, сэнсэй: вы искренне верите тому, что я марсианин?
      — Вы мне надоели. Разве не поэтому я согласился подвергнуть себя вашему тесту? А вы теперь вот объявляете, что он не имеет смысла… Должен же быть предел безответственности, в конце концов!
      — Мне очень жаль, что вы приняли это так всерьез… — Он втянул голову в плечи. — Вы только не сердитесь на меня, сэнсэй. Я ведь без всякого злого умысла. Просто спектакль получился слишком уж эффектный…
      — Спектакль?
      — Понимаете, распродажа в наши дни — дело очень нелегкое. Рекламные передачи по радио и телевидению помогают мало. Что ж, цель, как говорится, оправдывает средства. Как произвести на клиента впечатление? Хорошее впечатление, плохое впечатление — все равно, лишь бы достаточно сильное. Хотя я не предполагал, что лекарство так подействует. Видимо, немного переборщил… Но вы, сэнсэй, знайте одно: я все время был уверен, что не причиню вам ни малейшего вреда…
      Он подошел к стулу, выдернул нож и осторожно положил на край стола. Затем двумя пальцами достал из внутреннего кармана визитную карточку и протянул мне.
      — Разрешите наконец представиться. Честь имею… Я взглянул. На карточке было написано:
      АССОЦИАЦИЯ “МАРС”
      ОТДЕЛ СОДЕЙСТВИЯ РАСПРОДАЖЕ
      ЗЕМЕЛЬНЫХ УЧАСТКОВ
      ТАНАКА ИТИРО
      Левый нижний угол, где обычно указывается адрес, был аккуратно срезан чем-то острым.

10

      — Так вы что же, просто торговый агент?
      — Совершенно верно, — ответил он, вытирая платком потный нос и доброжелательно улыбаясь. — Отдел занимается главным образом рекламой, но при благоприятных обстоятельствах он осуществляет и торговые сделки.
      — Нет, это переходит все границы! — Я ощутил вдруг, как мускулы моего тела наливаются яростью. Хотел заорать, но не было голоса. Яд распространялся слишком быстро, и мое горло, как и мое сознание, сжали спазмы. — Я не знаю, что там распродает эта ваша ассоциация, но подобные вещи совершенно недопустимы! Это же мошенничество! Преступление против личности! Немедленно убирайтесь вон! Я занят! Всему есть границы!
      — Умоляю вас, сэнсэй, — просительно проговорил он. — Если вы будете так волноваться, я от вас заражусь. У меня очень горячая натура, я вам уже говорил…
      — Хватит молоть вздор! Это больше не пройдет! То он, видите ли, марсианин, то, буйно помешанный… Имейте в виду, я вовсе не такой слабовольный, как вы думаете!
      — Это недоразумение, сэнсэй… прискорбное недоразумение… Я же признал, что зашел слишком далеко… Однако не все, что я вам здесь говорил, является ложью.
      — Ну еще бы, марсианин по имени Танака Итиро — это же не зубоскальство, это вполне серьезно! Если вы не соврали, что вы — марсианин, значит, врет ваша визитная карточка. Неужто вы сами не видите, как непристойно выглядят все ваши попытки оправдаться?
      — И все же я не лгу. Действительно, если судить по имени, то я — самый обычный землянин. Но в то же время я все-таки и марсианин. Все дело в том, что я — будущий марсианин, ассоциация “Марс” официально зарегистрировала меня как будущего жителя Марса. Вы ведь не видите ничего странного в том, что белые, переселившиеся некогда в Америку, называются сейчас американцами. И я думаю, что в марсианине по имени Танака Итиро тоже нет ничего одиозного…
      — Вы подлец!
      — Прошу вас, сэнсэй… Я ведь вас предупреждал…
      Он произнес эти слова до жути мрачным голосом, уставившись мне в лицо, втянув голову в плечи и закусив губу, словно превозмогая боль. Кончики его пальцев легли на рукоять ножа, затем медленно заскользили вправо и влево по краю стола. Даже если это был его излюбленный трюк… Но плечи, как бы поднявшиеся от того, что остановилось дыхание… побелевшие, без кровинки, губы… Было нечто угрожающее в этом изменении облика, и я опять заколебался.
      Идиотская кульминация — метание ножа — и сразу после нее пошлейшая карточка торгового агента… Положительно этот внезапный поворот ослепил меня. Не надо забывать, что остается еще телефонное предупреждение его жены. И даже если выдумку с марсианином считать просто, хитроумным ходом, то где доказательства, что сама эта выдумка не является плодом настоящего безумия? Нет, осторожность — прежде всего, и я снова втянулся в свой панцирь.
      — Пожалуй, — проговорил я, — если судить с этой точки зрения, то вы, действительно, угощали меня не только ложью. Раз производится регистрация жителей Марса, марсианином может сделаться любой, и тогда все получается вполне логично.
      В ту же секунду лицо его прояснилось, как будто протерли запотевшее стекло, и он, воодушевившись, заговорил легко и быстро:
      — Я ужасно рад, что вы все поняли… Честное слово, у меня в мыслях не было только лгать… Нечестность решительно недопустима, хотя в интересах дела иногда приходится допускать некоторые преувеличения… Мне хотелось как раз подчеркнуть это различие…
      От такой наглости я вновь разозлился.
      — Между прочим, — сказал я, — зачем это в вашей карточке отрезан адрес?
      — А, это?.. Так, ничего особенного… Просто мне не хотелось, чтобы вы зря тревожились во время нашей беседы…
      — Тревожиться? О чем?
      — Не беспокойтесь, потом узнаете.
      Опять мистификации. Но пытаться протестовать — значит только играть ему на руку. Когда с ним обращаешься по-человечески, он так и норовит вцепиться тебе в лицо. Это все равно, что драться с обезьянами на дереве — никаких шансов на победу. Самым благоразумным будет немедленно отступить и оставить поле боя противнику. Как бы отдыхая, я откинулся на спинку кресла, закурил новую сигарету и сделал попытку вывести собеседника из лабиринта.
      — Хорошо, пусть будет так. Кстати, вы ведь, кажется, принесли мне какую-то интересную новость. Помнится, вы поначалу говорили о чем-то в этом роде… или это тоже было некоторым преувеличением?
      — Ну зачем вы так, сэнсэй! Я ведь все-таки ваш горячий почитатель. Разве я бы осмелился заявиться к вам с пустыми руками?
      — И что же это за новость? — осведомился я, пуская к потолку колечки дыма. — Что вы производите распродажу земельных участков на Марсе?
      — Да, производим. И если вы желаете, мы с радостью… Однако причина моего визита никак не связана с этими торговыми операциями. Я пришел, чтобы от чистого сердца оказать вам одну услугу.
      — Это очень приятно… И было бы совсем неплохо, если бы вы перестали меня изводить и вынули бы наконец ваш пакет с подарком.
      — Странно… Я, кажется, сразу вынул его… Я и есть подарок, понимаете? Я сам!
      — Вы?!
      — Ах, я вас не устраиваю?.. Ну, разумеется, ведь я такой негодяй… Ничего дельного, конечно, ждать от меня не стоит…
      Разочарование, отразившееся на его лице, было так неподдельно, что я сказал:
      — Что вы, что вы! Я этого не говорил. Вы, например, производите очень сильное впечатление. Я бы охотно написал в ассоциацию самый благоприятный отзыв о вас.
      Но он, сохраняя на лице скорбное выражение, помотал головой и сказал:
      — Вам, сэнсэй, все еще непонятно… Не понимаете вы, какое значение имеет для вас мой визит… Нет, не понимаете. Я мечу бисер перед свиньями. Но я — то отлично знаю вам цену, сэнсэй. И только тот, кто знает вам цену, способен понять, что означаю для вас я, сэнсэй. Поймите, я — ваш беззаветный почитатель. Да что там, я больше чем просто почитатель. Вот, взгляните, у меня приемник с часовым механизмом… — Он извлек из своего портфеля и показал мне портативный радиоприемник. — Этот приемник включается точно в ту минуту, когда начинается передача вашей программы. Еду ли я в электричке или иду пешком, я никогда не пропускаю вашей передачи. Вы меня многому научили. Вы были для моей служебной деятельности могучим источником вдохновения. И вдруг я забеспокоился. Видимо, мое горячее к вам отношение сделало меня особенно восприимчивым. Я обнаружил, что содержание ваших передач медленно и неуклонно меняется в определенном направлении. И оно, сэнсэй, отдает неприятным душком… Чутье у меня верное. В последних передачах это особенно резало слух. Положение ваше становится опасным… Если не принять мер, то нынешняя марсианская ракета может весьма круто повернуть вашу судьбу. Вам это не кажется, сэнсэй? Или я преувеличиваю?
      Я был потрясен. Я считал, что передо мной сумасшедший, и вдруг он запускает пальцы в мои отверстые раны. Отрицать я не посмел.
      — Гм… да… Все это потому, что в студии у нас сидят одни только нищие духом.
      — Правильно! — Он поежился и издал горловой смешок. Интуиция меня не подвела… я пришел вовремя… Так вот, сэнсэй, пусть ваша сегодняшняя передача будет последней. Довольно. Меня прямо злость разбирает, как подумаю, что вы с вашим талантом вынуждены подлаживаться к этим невеждам в студии. Это оскорбление таланта. Доведись мне попасть в такие условия, я бы немедленно и без сожалений ушел с работы.
      Я подивился про себя, какой он изрядный психолог, но настроение мое испортилось еще больше.
      — Это и есть та услуга, которую вы хотели мне оказать? — спросил я.
      — Не относитесь к этому так просто.
      — Да я вообще никак не отношусь. Только уйти со студии это тоже не так просто, как вы воображаете.
      — Вы так считаете, сэнсэй, потому что недостаточно знаете самого себя. Просто! Очень даже просто! Например… Ну, возьмем, например, то, что вам ближе всего. Хотите стать романистом? По-моему, это бы вам очень подошло, сэнсэй. И придирок таких, как на радио, почти совсем не будет. А?
      — Вы порете чушь… — Я невольно рассмеялся. — В жизни никогда романов не писал.
      — Именно поэтому, — торжествующе объявил он, — я к вам и пришел. Вот он я, взгляните! Уж теперь-то вы узнаете мне цену…
      — Да, разумеется, я же говорю, что вы яркая индивидуальность…
      — Бросьте вы эти абстракции, сэнсэй. Образ, необходимый для вашего романа… Глядите, как все отлично складывается… Прототип для вашего первого романа, марсианин как квинтэссенция образа, сюжета, темы, идеи, находится здесь, перед вами. Не нужно никаких усложнений, берите меня в качестве героя, напишите о том, что случилось сегодня у нас с вами, и все будет в порядке. Должен выйти превосходный, остроумный роман в современном духе. Конец, как полагается, будет иметь едкий саркастический привкус…
      — Вы так любезны, что мне, право, неловко. Однако мало написать роман, его надо еще и продать. А мне почему-то кажется, что оптовых покупателей найти будет трудновато.
      — Об этом не беспокойтесь. Планета Марс — это, конечно, пока фантастика, но вот ассоциация “Марс” — это уже совершенная реальность. Деловой дух пронизывает ее до мозга костей. Вообще говоря… — Он снова полез в портфель и на этот раз извлек пачку бумаги. Осторожно держа ее обеими руками как нечто драгоценное, он продолжал: — Простите, что получается несколько неожиданно, но я никак не мог решиться начать… Поскольку наши мнения до сих пор совпадали, надеюсь, что все обойдется благополучно… Сэнсэй, вот это рукопись вашего романа. Если точно записывать весь ход опыта, совершенно неважно, кто записывает. Вдобавок наша сегодняшняя беседа и содержание рукописи почти дословно совпадают. В конце концов, сэнсэй, вы все-таки типичны для своей эпохи. И если бы даже вы сами это написали, разница получилась бы очень незначительная. Короче говоря, вы можете со спокойной совестью считать это собственным творением. Ну как? Мне, знаете, очень лестно называть себя величайшим из ваших почитателей.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19