Козни Тамуры

Смятение и растерянность Дайдзо Тамуры — загадочной личности — были поистине жалкими. Слова Гоэмона «А я уже сделал _это_» как громом поразили его.

Он побагровел, потом посинел. Глаза выпучились, вот-вот выскочат из орбит, рот открылся, челюсть отвисла. Я испугался, что его хватит удар.

— За… за… зачем же… — пролепетал он наконец. Но через секунду его лицо из синего снова стало красным. Тамуру душила ярость. — Мистер Гоэмон, кто же просил вас так торопиться, а? Разве мы не договаривались, что вы будете действовать по моему указанию?

— Ой-ой-ой! Поглядите на сию особь! Человече, какая у тебя становиться, делаться, превращаться страшенная морда! — ноздри Гоэмона раздулись, как всегда, когда он чему-нибудь удивлялся. Глаза запрыгали вверх и вниз. — Зачем, зачем… Чего пристал? Разве сам, господин хороший, барин ты мой милый, несчастный раб, не говорил, не рек, не трепал языком: сделай «это», и я сведу тебя с его японским величеством приятелем императором?! Изволил изрекать сие?

— Изволил, не изволил, то да се… — обалдевший Тамура вдруг залопотал совсем как Гоэмон, но тут же спохватился. — Я же вам ясно сказал — приложу все силы, чтобы вы смогли лицезреть нашего владыку в конце апреля!

— Ой, папуленька, хозяин, до конца апреля-то вон еще сколько дней, ночей, минут, секунд! А ты меня никуда не пускаешь, улицами, переулками любоваться не даешь. Надоело мне быть домашним артистом…

— Быть под домашним арестом, — машинально поправил я Гоэмона.

— Ладно, домашние аресты, оркестры, скрипки, флейты, барабаны, тараканы…

— Гоэмон! При чем тут тараканы?

— Отстань, к каждому слову придираешься! Есть, нет, сказал, не сказал, указал, доказал, кукиш-мукиш показал, накося, выкуси!

Гоэмон рассердился, что бывало с ним крайне редко.

— Помолчите, Тода! — Тамура бросил на меня злобный взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

— Все равно надоела мне тараканья жизнь! Вот исполню, выполню, проверну работенку и своей собственной высокой персоной отправлюсь повидаться с господином величеством… Мигом-сигом, раз-два, одна нога здесь — другая там, и айда домой, прощаться хочу!..

— Гоэмон-сэнсэй!

Тамура вдруг скинул дзори и поджал под себя ноги.

Пока я размышлял, что он будет делать дальше, Тамура положил ладони на сиденье кадиллака и пал ниц перед Гоэмоном.

Подумаешь, удивил! Я бы тоже смог, на мягком-то сиденье!

— Гоэмон-сэнсэй! — сказал Тамура театрально надтреснутым голосом и ткнулся своей большой головой чуть ли не в нос Гоэмона. — Ваш гнев вполне оправдай. Понимаю вас и сочувствую! Нелегко жить в тисках неволи. Но умоляю вас, потерпите еще немного. Видите, я, Дайдзо Тамура, прошу вас об этом, смиренно склонив голову. Клянусь вам, я выполню свое обещание! А пока — осталось ведь совсем мало! Не покидайте меня, действуйте так, как я буду вас просить. Нижайше молю вас, укрепите мое мужество!

Пока Тамура, забравшись с ногами на сиденье, бил поклоны, наш кадиллак выехал за пределы города, на шоссе Аоумэ. Сумасшедшая Кисако вела машину как попало, лихачила, превышала дозволенную скорость. Оглядевшись, Тамура приказал вернуться в Токио, в его контору.

— Кисако-сан, прошу вас, уступите место за рулем моему шоферу, — сказал Тамура и, сложив на груди руки, глубоко задумался.

Кисако нехотя притормозила, вышла и села не рядом с шофером, а на заднее сиденье, около Гоэмона.

Заднее сиденье кадиллака достаточно большое, поместиться вчетвером вполне можно, тем более что Гоэмон занимал немного места. Но меня беспокоило поведение Кисако. Раньше она шарахалась от Гоэмона, как от огня, а теперь, после того разговора в особняке Тамуры на Йоцуя, прямо-таки облизывала это чучело. Неужели на нее так подействовали деньги?

А Гоэмон, едва кончив говорить с Тамурой, откинулся на спинку и уснул мертвецким сном. Рот и глаза, как всегда, были открыты.

— Включи радио! — приказал Тамура, все так же задумчиво глядя перед собой.

По радио как раз передавали последние известия. Обычные новости дня чередовались с сенсационными сообщениями из залов парламента. Дикторы не скупились на слова, расписывая скандал, разразившийся в двух парламентских комиссиях. Передача иллюстрировалась магнитофонными записями с мест заседания.

— Что происходит у нас, ясно. А вот за морями что? — раздраженно выкрикнул Тамура, пристально смотря на радиоприемник.

— Переходим к сообщениям из-за рубежа… — сказало радио.

В заокеанских сообщениях не было ничего сенсационного.

«…Всемирно известная кинозвезда возбудила дело о разводе со своим мужем, всемирно известным миллиардером, и одновременно подала в суд на всемирно известного врача всемирно известной больницы. Причиной судебного разбирательства является неправильный диагноз, поставленный врачом нынешнему мужу актрисы еще до их свадьбы. Согласно этому диагнозу, упомянутый миллиардер должен был умереть в течение года. Однако после бракосочетания прошло уже более двух лет, а супруг продолжает здравствовать…»

«…Вооруженные силы Соединенных Штатов Америки продолжают военные действия в районах Юго-Восточной Азии. В их задачу входит поддержание порядка в дружественных странах…»

— Значит, пока еще не… — Тамура взглянул на часы и начал трясти спящего Гоэмона. — Гоэмон-сэнсэй, проснитесь, пожалуйста, на одну минутку! Проснитесь, сэнсэй!

— Проспитесь, пробудитесь, продерите глаза!.. То да се, урчат-бурчат, покою не дают… беспокойные отроки… Я спать хочу…

— Сэнсэй, когда вы сделали «это»?

— Совсем недавно.

— А эффект наступает мгновенно?

— Мгновенно, моментально, быстро, сразу… Это как сказать! — Гоэмон задумчиво склонил голову. Его похожие на белый кафель белки выпучились, глаза куда-то закатились. — Подумаем, поразмыслим, погадаем, мозги раскидаем… Можно было и вашими машинами сделать, без забот, без хлопот. А можно и без машин… И так и сяк, и так и эдак… Так-то так, но Земля — не маленькая, просторная, обширная планета… И моря… триллионы волн, триллионы триллионов капель… Так что потихоньку, полегоньку, понемногу… Дня два, пожалуй, пройдет.

— Два дня! — глаза Тамуры засияли. — В таком случае еще есть время!

Он протянул руку к спинке переднего сиденья, включил телефон и набрал номер.

— Секретаря… Да, это я. Про парламент знаю. Содержание первых выпусков вечерних газет тоже знаю. Меня интересует реакция иностранных корреспондентов… Всполошились? Телеграфируют в свои страны?.. Как ты думаешь, какая реакция будет за рубежом?.. Гм… так… так… Ладно, подождем до утра. В утренних иностранных газетах обязательно появятся сообщения. Хорошо… — Тамура весело ухмыльнулся. — Успеем, еще не поздно. Немедленно организуй пресс-конференцию. Время? Завтра в двенадцать, нет, впрочем, лучше пораньше. Намекни, что речь пойдет о новом оружии, о котором сегодня упоминали в парламенте. Раздразни их любопытство. Передай в редакции газет, чтобы вовсю печатали сообщения о сегодняшних заседаниях. Перед конференцией в самый раз… Да, вот еще что. Если утром будут международные радиопередачи, подгони пресс-конференцию под это время… А сейчас срочно собери командиров отрядов и всех заинтересованных лиц. Да, созываем экстренное чрезвычайное совещание.

Положив трубку, Тамура вновь обрел степенность крупной личности и, откинувшись на спинку сиденья, коротко приказал шоферу:

— В контору!

— Да мы уже приехали, сэнсэй!

Чуть смутившись, Тамура нажал ручку двери. Обернулся ко мне:

— А вы все отправляйтесь в мой городской особняк. Охрану увеличьте втрое.

Наступила ночь.

Мы находились в одном из роскошных особняков Тамуры. Гоэмон уже храпел. Кисако, занимавшаяся косметической гимнастикой, уснула посреди упражнения. Один я не знал, куда себя девать.

Что же теперь будет? Что предпримет Тамура с помощью Гоэмона?.. Дайдзо Тамура показал мне краешек своей заплесневелой мечты. Но как он использует Гоэмона, чтобы осуществить целиком и полностью свои отвратительные трухлявые идеи?..

И как это связано со скандалом, разразившимся сегодня в парламенте?.. И что значит «это», и почему Тамура так перепугался, узнав, что Гоэмон уже сделал «это»?

А завтра… Завтра пресс-конференция. И на пресс-конференции наконец станет известно, какую крупную игру затеял Тамура…

Глубокой ночью вернулся страшно возбужденный Тамура. Я вышел на порог встретить его.

Вслед за ним совершенно неожиданно явился гость. Это был мой бывший шеф, заведующий плановым отделом электрокомпании «Универсал».

— Какой редкий гость! — сказал я.

— Гм… да… — он смотрел на меня как-то странно, щурился, моргал. — Мне с тобой поговорить надо, вот и пришел.

Меня охватило неприятное предчувствие. Очень уж у него глаза бегали. К сожалению, предчувствие меня не обмануло.

— Тамура-сэнсэй просил меня переговорить с тобой… — сказал он, как только мы вошли в гостиную. Последовала довольно долгая пауза. — Э-э… Как поживает Кисако-сан? Спит уже?

— Ага, делала гимнастику и заснула в позе золотой рыбки, вставшей на голову.

— Так вот… Тамура говорит… — зав откашлялся. — Говорит, что сейчас наступил самый ответственный момент… Очень важный момент, понимаешь?.. Ну, значит… Надо бы попросить Кисако-сан поухаживать за Гоэмоном…

— Здрас-с-те! А мы что, не ухаживаем за ним, что ли? И я, и Кисако. Правда, ничего особенного мы для пего не делаем, обычные домашние заботы. Вообще-то он жутко капризный тип. Ухаживать мы ухаживаем, но капризам не потакаем. С ним надо попроще, погрубее…

— Да я по об этом! Не о таком ухаживании речь… Понимаешь, мужчине всегда необходимо женское тепло… Вот Тамура-сэнсэй и говорит, хорошо бы по ночам…

— Что-о? — Меня захлестнула такая ярость, что я задохнулся… — Какая наглость! Мерзость! Да она…

— Постой, не кричи, прошу тебя! По словам сэнсэя, Гоэмон совсем заскучал, затосковал. Еще бы — домашний арест ведь затянулся… Но ты же сам понимаешь, если он вконец разозлится, то возьмет и уйдет. Ему ото раз плюнуть. А Кисако-сан, видно, ему приглянулась. Как говорится, женский волос и слона удержит.

— Замолчите! Перестаньте! — я затрясся от гнева.

— Да не ори ты так!.. Успокойся. Потерпи уж… ведь ради любимого отечества.

Никогда в жизни не испытывал я такого бешенства. От унижения и беспомощности мне захотелось завизжать, не закричать, а именно завизжать, как несчастному поросенку под ножом мясника.

«Возвещаю всему миру!»

Назначенная Дайдзо Тамурой пресс-конференция началась в десять утра в зале второго этажа отеля Т.

Многочисленные члены «секретного отряда» Тамуры еще с вечера разместились в номерах отеля, а ранним утром заняли свои посты.

Обеспечить охрану первоклассного нового отеля для Тамуры не составляло труда: администрации время от времени перепадали от него крупные куши, а управляющий вообще был у него на жалованье.

Из особняка мы выехали на громоздком кадиллаке с бронированными стеклами и двойным бронированным корпусом в сопровождении вооруженных телохранителей. Я обратил внимание на одно странное обстоятельство: по пути нам попадалось слишком много патрульных полицейских машин и мотоциклов.

Если одна из патрульных машин исчезала за поворотом, на ее месте тотчас возникала другая, словно нам прокладывали путь. Да и в хвосте у нас все время ехали полицейские машины и мотоциклы. Присмотревшись внимательнее, я заметил, что в наш кортеж входили и обычные машины, в которых сидели переодетые в штатское полицейские.

— Здорово, а?.. — Я попробовал взять Тамуру на пушку. — Видно, и полиция под вашим влиянием, Тамура-сан. Значит, и с блюстителями порядка вы в контакте.

— Эй, ты! — меня толкнул в бок один из незнакомых телохранителей, здоровенный детина с непропорционально маленькой головой. — Не хами великому сэнсэю, мальчик!

— Оставьте, мы его жалуем, — произнес Тамура тоном средневекового феодального князя.

Кажется, он стал изъясняться в духе Гоэмона.

— Я ни о чем не просил полицию. Но когда человек становится такой крупной фигурой, как я, полиция осуществляет его охрану по собственной инициативе и делает это аккуратно и неназойливо.

— Вызываю СН-1 и СН-3… Передает СК-6, — заговорило радио рядом с водителем. — На маршруте А есть признаки опасности… Просим изменить маршрут у Тодзука…

Ехавшая впереди машина замигала задними сигнальными огнями и свернула с шоссе налево, на боковую улицу. Наш кадиллак последовал за ней.

— Ну и ну! Какие предосторожности, — сказал я, оглядываясь на следовавшую за нами машину с телохранителями.

— Ничего не поделаешь. Я стал мишенью для различных разведок, — широко разинув рот, Тамура расхохотался богатырским смехом.

— Вы это серьезно? — Мне стало немного не по себе, я окинул взглядом тихую, залитую весенним солнцем улицу, по которой мы ехали. — Но что может случиться с вами в Токио среди бела дня?

— Мало ли что. Да и порепетировать не мешает. В недалеком будущем это пригодится, — Тамура снова потряс воздух раскатами смеха, потом как бы про себя добавил: — И вообще чем больше охрана, чем больше показываешь, что за тобой охотятся, тем значительнее кажешься публике…

Кто его разберет, шутит он или говорит серьезно. Но я вспомнил нашу жизнь на загородной вилле, частые ночные стычки между неизвестными и охранниками, нападение на мерседес, когда хотели похитить Гоэмона, и на душе у меня стало тревожно.

Как бы чего не случилось с Кисако, она ведь осталась с Гоэмоном в особняке.

Ох, уж эта Кисако! Удивительное существо.

Вчера вечером, когда Тамура через моего бывшего шефа передал мне, что Кисако просят «быть подругой Гоэмона в постели и развлекать его сказками», я потерял голову от ярости. А Кисако, услышав об этом сегодня утром от меня, даже бровью не повела.

— Только и всего? — спросила она. — Подумаешь, какое дело! С удовольствием буду развлекать дедушку.

— Кисако! Как ты можешь… — Меня снова охватил жгучий гнев, я был готов ее задушить. — И ты… после этого ты можешь считать себя порядочной женщиной?.. И говоришь это мне, своему жениху… да я…

— Что с тобой, милый? Это же так просто — развлечь человека… — У нее было совершенно невинное лицо. — И вообще наш дед страшный симпатяга. Между прочим, когда я еще работала, мне все время хотелось уйти из подготовительной школы и устроиться в детский сад воспитательницей. Так что положись на меня, отлично буду его нянчить.

— Да ты понимаешь, о чем речь? — Я был совершенно ошеломлен невозмутимостью Кисако. — Ты только подумай, что это за развлечения…

— Милый, но это же так легко! Я знаю уйму сказок, и наших, японских, и других — Андерсена, например, братьев Гримм…

— Сказки! — взревел я. — Знаем эти «сказки» в постели!

— Ну что ты раскричался! Я не дурочка, все понимаю, — Кисако начала сердиться. — Детишкам, когда их укладывают спать, всегда рассказывают сказки. И малыши страшно любят, чтобы мама или няня прилегла с ними рядом. Вот увидишь, от моих сказок Гоэмон будет спать как миленький.

У меня не было слов. Я ничком бросился на кровать, стараясь подавить нахлынувшее отчаяние. Значит, я ее совсем не знаю?! И она еще работала преподавательницей! Чему же она учила подростков, в какой университет их готовила?

— Стой! Тормози! — завопил сидевший рядом со мной телохранитель.

Кадиллак резко остановился, и я со всего размаху ткнулся лбом в спинку переднего сиденья.

Скрип тормозов и испуганные возгласы смешались со страшным скрежещущим грохотом. Поглаживая шишку, я поднял голову. В переднюю машину, собиравшуюся повернуть на шоссе, врезалась автобетономешалка, сплющила ее и повалила на бок. Из-под перевернутой машины показались язычки пламени.