Смерть нефти

Все, кто был в машине, выскочили наружу, оставив меня одного. Я-то думал — из-за мотора, но, когда в ветровое стекло попал камень, понял, в чем дело. Начался бой. Гундосый тут же вернулся и выволок меня из машины, Но кто-то треснул его дубинкой по голове, и он рухнул на землю с раскроенным черепом. Я бросился в кусты.

Тут бы мне и удрать. Но я, как последний идиот, увлекся развернувшейся перед моими глазами батальной сценой. Привалившись спиной к дереву и разинув рот, я смотрел, забыв обо всем на свете.

Очевидно, это было еще не сражение, а стычка передовых отрядов. Десятка два здоровенных парней, похожих на боксеров-тяжеловесов, дрались не на жизнь, а на смерть. В воздухе мелькали дубинки, мешки с песком и дробью, сверкали охотничьи ножи, свистели цепи с тяжелыми гирями на конце.

Звериное рычание, стоны, дикие выкрики, громкий хруст ломающихся костей. Я никогда еще не слышал, как хрустят человеческие кости, мне стало нехорошо. Все кусты вокруг были забрызганы кровью. Люди падали один за другим, искалеченные до неузнаваемости.

Я опустился на колени. К горлу подступила тошнота.

Но вдруг меня подхватили с обеих сторон, и я повис в воздухе, даже не вытянув ног. Пахнуло потом и кровью. Это были не те парни, которые затащили меня в машину. Меня поволокли к опушке леса у подножия холма.

За моей спиной все еще продолжалась драка.

В тени деревьев стояли две огромные машины. Около них несколько мужчин.

— Ну как, расправились с этими бандитами? — спросил один из них по-английски.

— Еще не совсем, — ответили мои носильщики, швырнув меня на землю. — Ладно, мы пошли заканчивать.

Они побежали вверх по крутому склону.

— Тода-сан, — сказал высокий мужчина по-японски, — поехали. Вы ведь знаете, где Гоэмон?

Где-то я уже видел эту отвратительную рожу. А когда за плечом высокого показалась знакомая фигура, я только ахнул.

На меня пристально смотрел бывший директор по планированию фирмы «Универсал» господин Асивара. А высокий был тот самый, который ударил меня по голове «Черным Джеком», когда мы с Гоэмоном ехали в Хаконэ.

— Тода, — сказал Асивара, сверкнув глазами, — надо немедленно разыскать это чудовище и принять соответствующие меры. Он и Дайдзо Тамура нарушили мир на земле.

— Вы бы хоть постеснялись произносить это слово — мир! — Я вдруг ужасно разозлился. — Скажите лучше, сколько получили за верную службу от ЦРУ? Мир… Да как вы смеете! Гитлер тоже сулил народам мир, когда завоюет Европу. Очень нужен такой мир, политый кровью…

— Помалкивай: лучше, — сказал высокий. — Жаль, нет времени, а то бы я раскроил тебе черепушку… Нам необходим Гоэмон. Необходим, чтобы сохранить мир на земле.

— А я считаю, пусть он лучше будет у Тамуры, чем у таких, как вы, — крикнул я, задыхаясь от ярости. — Вам только дай Гоэмона, вы таких дел натворите! Впрочем, куда вам с ним справиться, вот и Тамура не справился…

— Ты знаешь, что это такое? — высокий сунул мне под нос какой-то странный предмет.

При ближайшем рассмотрении он оказался не странным, а страшным: палка с толстой цепью, на конце цепи ощетинившийся колючками шарик размером с теннисный мяч.

— Это европейское средневековое оружие. Называется «утренняя звезда», — высокий ухмыльнулся. — Ничего, обойдемся и без пистолетов. Наши предки оставили нам неплохое наследство. Стукнем разок по твоей башке этой игрушкой, и черепушка лопнет как переспелый арбуз. Ну, скажешь, где Гоэмон?

— Откуда я знаю? Разве за ним уследишь? Он разозлился, что Тамура никак не устроит ему свидание с императором, и куда-то пропал.

Высокий нахмурился.

Со стороны замка донеслись крики. Я обернулся. С крепостных стен стреляли из луков, швыряли камни. Должно быть, батальон, скрывавшийся в лесу, пошел в атаку. Я видел маленькие фигурки солдат штурмового отряда, карабкавшиеся на стены. Снизу тоже стреляли из луков.

— Очень шумно стало, — сказал Асивара поеживаясь.

— Да, поехали. Поговорим но душам в домашних условиях. Квартирка у нас надежная, никто не отыщет, — высокий усмехнулся. — А если будешь упрямиться, парень, у нас найдутся специалисты, которые мигом развяжут тебе язык.

— Если вы собираетесь договариваться с Гоэмоном… Надо действовать по-другому. Все люди должны принять участие, весь мир…

— Эй, — крикнул высокий шоферам, — что вы там копаетесь? Все еще не исправили мотор?

— Нет еще… — из-под откинутого капота показалась голова шофера. Американец. Лицо напряженное, на щеках пятна масла. — Ничего не понимаю, все как будто в порядке…

— Ничего у вас не получится, — сказал я. — Слишком поздно…

— Молчать! — рявкнул высокий. — Позвоните в штаб, пусть пришлют исправную машину и ждут на шоссе. А до шоссе мы дойдем пешком.

— Никакая машина за вами не приедет! — крикнул я.

Я-то знал, в чем дело. Гоэмон… Он ведь терпеть не может шума. Тогда, после бомбежки замка камнями, он страшно разозлился — ему помешали читать мудрые книги. Разозлился и сделал наш мир немножечко тише: моторы перестали работать…

— Не верите — попробуйте поджечь бензин, — продолжал я.

Шофер удивленно посмотрел на меня. Потом бросился к заднему крылу машины, отвинтил колпачок бензобака, сунул туда тряпку.

— Бензин нормальный, — сказал он, нюхая тряпку. — И запах нормальный…

— А вы подожгите…

Он положил тряпку на землю поодаль от машины и вытащил зажигалку. Но она не работала.

— Видно, бензин кончился, — сказал шофер.

— Возьми мою, — высокий кинул ему свою зажигалку.

— Газовая зажигалка не годится, — я посмотрел на высокого. — Ведь для таких зажигалок используется бутан, а он вырабатывается из нефти. Может быть, у кого-нибудь спички найдутся?

Я оказался прав — газовая зажигалка не работала. Шофер побледнел.

Спички нашлись у Асивары. Они загорелись странным блеклым огнем. Шофер с опаской поднес спичку к тряпке.

Тряпка не вспыхнула.

Он раздраженно ткнул спичку в самую середину. Спичка, зашипев, погасла.

— Видели? — крикнул я. — Поняли теперь, на что способен Гоэмон? Какая у него сила…

— Что же делать? — спросил Асивара упавшим голосом.

— А вы еще бесились, что взрывчатка заморожена! — ликовал я. — А теперь — нефть, бензин… Для него это пара пустяков.

— Как же быть, если нельзя вызвать ни машину, ни вертолет? — растерянно сказал высокий. — Видно, придется тащиться пешком. До станции электрички далековато, по ничего но поделаешь.

— А вы уверены, что электрички ходят? — не стерпел я. — Пожалуй, бензин и нефть — не последний каприз Гоэмона. Он и другое…

— Босс! — крикнул водитель второй машины. — Экстренное сообщение. По радио передают, что ООН вынесла решение направить в Японию специальную комиссию.

— Опоздали, — пробормотал я. — Им придется теперь ехать верхом на лошадях и пересечь океан на паруснике. Сколько же потребуется времени, чтобы добраться до Японии?..

Мне вдруг стало очень страшно. Я опустился на камень и закрыл лицо руками.

Да, состав нефти изменился. Остался только запах. В остальном она ничем не отличалась от обыкновенной воды.

Транспортные средства с двигателями внутреннего сгорания были парализованы. Функционировали только немногочисленные, оставшиеся от старых времен паровозы и пароходы. Советские и американские атомные подводные лодки тоже пока еще курсировали.

Почти по всей Японии прекратилось электроснабжение. Более шестидесяти процентов японских электростанций работало на нефти.

В этот роковой день многомиллионное население Токио оказалось свидетелем страшных происшествий.

Часа в три пополудни во всех домах погас свет. Все лифты замерли.

Улицы были запружены внезапно остановившимися машинами.

Машинам пришел конец.

Свыше пяти миллионов легковых автомобилей превратились в металлолом.

Наступила тишина. Нефть умерла. А с ней начала умирать и шумная цивилизация двадцатого века, базировавшаяся на нефти.

Диалог о завтрашнем дне

Банкротство гигантских нефтяных монополий потрясло мир. Через двадцать часов после «смерти нефти» на фондовых биржах Нью-Йорка, Лондона, Токио началась паника, приведшая к полному параличу всех биржевых операций. К счастью — если можно говорить о счастье в такие минуты, — народ Японии не имел привычки вкладывать свои сбережения в акции. Потом начались продовольственные затруднения. Особенно страдали береговые районы, зависевшие от морского транспорта. За дело взялись рабочие профсоюзы. Вновь началась добыча каменного угля. Таким образом удалось восстановить около шестидесяти процентов электростанций, ранее работавших на нефти. Возобновилось движение трамваев и электричек. Но давка была ужасная, число несчастных случаев возросло. В часы пик люди просто боялись подходить к переполненным вагонам.

Прошло два месяца. Паника понемногу улеглась. Мир начал приспосабливаться к новым условиям жизни.

В один из таких дней я стоял вместе с Гоэмоном на памятном для меня холме в окрестностях Йокогамы. Внизу лежал залитый солнцем порт.

Но он не был похож на тот порт, который некогда так благотворно действовал на мои нервы. На дорогах ржавели «трупы» машин, по заливу медленно тащились пароходы, изрыгавшие клубы черного дыма. Издалека доносились гудки паровозов, восстановивших свои права после того, как умерли автомобили и автобусы, некогда гордо отвергшие рельсы и мчавшиеся в любом направлении на упругих, одетых шинами колесах.

— Много хлопот, забот, неприятностей тебе причинил, — сказал Гоэмон совсем охрипшим, срывающимся голосом. — Жалею, скорблю, плачу — так и не удалось взять автограф у Сына неба, у Японского величества. Впредь не приеду я к вам больше, устал, умаялся, выдохся… Жаль, пережаль, тысячу раз будем плакать…

Я просто не узнавал Гоэмона, словно его подменили, Худой, бледный. Круглое лоснящееся лицо сморщилось, как засохший капустный лист. Нос заострился и стал тоньше. Глаза, весело смотревшие вверх и вниз, скатились куда-то к нижним векам и, казалось, вот-вот бессильно упадут на землю. Котелок запылился, шаровары висели лохмотьями. Авоська с черной шкатулкой волочилась по земле.

— Гоэмон, послушай, я все забываю тебя спросить… — сказал я. — Зачем тебе зонтик, а? Открой мне секрет, что ты делаешь с помощью зонтика?..

— Тода, дружочек, братец дорогой, ты меня просто поражаешь! — Он посмотрел на меня с искренней жалостью. — Ты землянин и не знаешь, не ведаешь, не кумекаешь, для чего нужен зонтик! А если дождь — кап-кап-кап, хлюп-хлюп-хлюп?.. Кому охота мокнуть?

Гоэмон с видимым трудом поднял руку и, заслонясь от солнца, посмотрел на небо.

— Кажется, за мной…

Глядя в чистое, высокое, розоватое предвечернее небо, в котором пока еще не было видно никакого космического корабля, я рассеянно подумал о Дайдзо Тамуре и обо всех связанных с ним событиях.

Когда на него ополчился весь мир и он почувствовал, что игра проиграна, Тамура распустил свою банду и поджег А-ский замок. Трудное это было дело — огнеупорные железобетонные стены, камень и — ни капли бензина. То есть бензина было хоть залейся, но ведь он не горел. Тамура и тут вспомнил старицу: в ход пошли смола, солома, сухие ветки. А когда пожар наконец разгорелся, Дайдзо Тамура, темный закулисный деятель, крупная личность, диктатор, безумец, сделал себе харакири в объятом пламенем замке. Правда, потом ходили слухи, что это была всего-навсего инсценировка, а на самом деле он скрылся, но я-то знал правду. Я собственными глазами видел его обгоревший труп и опознал его.

Может, он был мужественным человеком, героем? Хватило же у него духу покончить с собой… Впрочем… Гитлер тоже покончил с собой… Нет, героизмом тут и не пахло, оба они — что Гитлер, что Тамура — были жалкими маньяками, презренными трусами. Тамура жестоко просчитался. Хотел в одиночку перевернуть мир, и вот что из этого получилось…

В тот день, когда меня сцапали шпионы, я все-таки удрал. Воспользовался суматохой вокруг машин и дал тягу.

Отправился домой, в Токио, в мое старое гнездышко, где мы с Кисако столько раз ссорились и мирились. Шел вместе с изнемогавшей от усталости толпой по дорогам, которые были запружены остановившимися машинами. Когда ночь уже близилась к концу, я переступил порог моей квартиры. Давненько я тут не бывал, но квартплату высылал регулярно каждый месяц.

Чутье меня не обмануло.

В грязной, пыльной комнате горела свеча. Кисако сидела у изголовья Гоэмона и мурлыкала колыбельную песенку.

Растянувшийся на постели Гоэмон, Кисако в роли заботливой нянюшки — привычная картина. Меня поразило другое.

В руках Кисако был увесистый молоток, и она время от времени стукала им Гоэмона по лбу.

— Кисако, дорогая, бедняжка моя! — закричал я. — Не выдержала ты всего этого кошмара! Заболела… Сейчас побегу за доктором!

Но Кисако ничуть не изменилась.

— Я тебе покажу доктора! — сказала она, сверкнув глазами. — Подойди только, я и тебя тресну…

— Но… что ты делаешь?! Зачем его бьешь?

— А-а, — она устало махнула рукой. — Не знаю… Может, и правда сбегать за врачом? По-моему, наш Гоэмончик несколько тронулся после того, как ему на голову упал тот камушек. Это еще в замке началось. Представляешь, ему уже мало, когда его гладят, все просит и просит, чтобы я стукнула его чем-нибудь тяжелым. Вот я и стукаю. Жалко что ли доставить человеку удовольствие?

Я бросился к Гоэмону. Дышал он тяжело. В глазах стояли слезы.

— Кисако, это…

— Припадок падучей начинается?

— Нет… Это — ностальгия, тоска по родине…

Мы два месяца ухаживали за Гоэмоном, не обращая внимания на бурю, свирепствовавшую за стенами нашего дома. В конце концов он пришел в себя и заговорил:

— Домой, назад, к себе на родину… Хочу, желаю, скучаю… Не выдержать мне земной жизни… Да и срок прошел, истек, утек… Скоро за мной приедут…

— Все, Тода, хозяин, дружок! — сказал Гоэмон и поднял вверх обе руки. — Приехали за мной…

С неба, красного от вечерней зари, прямо на наш холм плавно опускался полупрозрачный, похожий на медузу космический корабль.

— До свидания, Тода, прощай, прощевай, не грусти, не скучай…

— Гоэмон! — невольно воскликнул я. — Ты хочешь уйти и оставить наш мир в таком кошмарном состоянии?!

— А что? — обернулся Гоэмон. — Разве я сделал что-нибудь плохое, дурное, нехорошее?

— Шутишь ты, что ли? — Я указал на мертвый порт, на затихший портовый город. — Посмотри вокруг… Ведь все это ты натворил! Перекорежил всю нашу Землю, отбросил на целое столетие назад. А теперь уходишь…

— Я не сам, не своей персоной, не своим умом… Тамура-сан просил, я и делал, творил, производил. Тамура-сан изрекал, вещал, что это необходимо для блага вашей Земли…

— Гоэмон! Гоэмон! — сказал я с укоризной. — Ты же умный, ты же добрый. Ну, ответь, разве ты не добрый, а? Неужели сам не понимаешь, что взрывчатые вещества еще могут нам пригодиться? Конечно, война, бомбы, снаряды — это все кошмар, это никому не нужно. Но ведь взрывчатые вещества можно использовать совсем для других целей, для полезных дел. Ведь люди же в свое время не поубивали всех диких животных только потому, что они кусались. Возьми собаку, например. Ее приручили, она стала первым другом человека. А история огня? Ведь мы пользуемся огнем не для того, чтобы поджигать дома. Огонь дает тепло, на огне готовят пищу… Взрывчатка… опасная, конечно, штука… Но мы же не идиоты. Неужели мы допустим гибель всего человечества?.. А ты хочешь отнять у нас прогресс, отнять наш завтрашний день.

— Не обманывай меня, не морочь голову, не забивай башку, — усмехнулся вдруг Гоэмон. — Сам же говоришь, что люди могут себя сжечь, убить, уничтожить… Да и нефть…

Вдруг тон Гоэмона изменился. Он посерьезнел и заговорил на правильном чистом японском языке.

Мне почему-то стало очень страшно. Именно из-за этого правильного языка. Кто он — Гоэмон? Может быть, он все время только прикидывался веселым чудаком? Может быть, он — высшая мудрость Вселенной? Существо иной галактики, где давно уже воцарились добро и справедливость? Зачем он пришел на Землю — научить глупых землян уму-разуму или покарать?

— Вы, земляне, странные существа, — сказал Гоэмон. — Планета у вас богатая, добрая планета. И меня поражает, почему вы поклоняетесь злу и искореняете добро? Ты говоришь — взрывчатые вещества… Много ли благ они вам дали? Посчитан лучше, сколько раз они были использованы во имя бессмысленного убийства… Или нефть. Вы не умеете с ней обращаться. Транжирите, разбазариваете. Ее вам и на пятьдесят лет не хватит. Наука и техника у вас, конечно, не на очень высоком уровне, но все же на достаточно высоком, чтобы контролировать собственные действия… — Гоэмон помолчал, потом снова перешел на шутовской язык. — Ничего себе планета, только очень шумная. Пу-пу! Бух-бух! Гром, гам, тарарам!.. А тебя и Кисочку я полюбил, хорошие вы звери, люди, человеки, побольше бы таких. Вот и хотел сделать вам дар, подарочек, сюрприз, чтобы жили вы тихо да мирно…

— Но…

— Не перебивай! Хватит вам суетиться, мотаться, болтаться. Кататься по дорогам на машинах, автомобилях, давить кошек, собак, людишек. А жить и без нефти можно, и без сверхзвуковой скорости. Потихоньку, полегоньку, не бедно, не богато. Трух-трух на лошадке… А чтобы рассуждать о завтрашнем дне, надо с честью прожить день сегодняшний, не позорясь, не пятная себя бессмысленным убийством. А то еще взорвете вашу Землю. Вот так! Подрастите немного, повзрослейте, тогда и будете думать о завтрашнем дне…

Я растерянно слушал Гоэмона. Он был и прав и неправ. Ну как бы ему объяснить?..

— Понимаешь, Гоэмон… Не все так, как ты говоришь. На Земле, конечно, еще много безумцев и злодеев. Ну, вроде Тамуры… Очень жаль, что ты попал в его лапы и не видел толком настоящих людей. Но поверь мне, настоящих больше. Они не допустят, постараются не допустить, чтобы наша планета превратилась в мертвую пустыню. Вот я тебя и прошу: не отнимай у нас завтрашний день…

— Не знаю, верю, не верю… — Он задумался. — А водородная бомба? Игрушки-хлопушки, пушки?.. А ребятишек, детишек сколько бегает без отца, без матери? Где они — отцы-матери? Поубивали на войне, погибли при бомбежке… Вот и подумай, кто похищает ваш завтрашний день. Ну ладно, разболтался я, пока!..

— Гоэмон, стой, подожди! — задыхаясь, я схватил его за руку. — Ты прав, но только отчасти. Я же сказал тебе, что простые люди…

Он пристально посмотрел мне в глаза.

— Что ж, мне не жалко. Если хочешь, могу все разом «разморозить». Для блага простых людей, как ты их называешь. Ну, так как же?

Я не знал, что ответить. Не представлял, каким станет наш мир, если вновь оживут ракеты, пушки и бомбы.

— Что же ты молчишь? — сказал Гоэмон, ступив одной ногой на прозрачный трап своего корабля. — Я не могу больше ждать. Выбирай, как быть?

Я молчал. С моего лба градом катился холодный пот. От моего «да» или «нет» зависел завтрашний день Земли. От одного-единственного слова простого маленького человека…

— Ну! — торопил Гоэмон. — Я отправляюсь! Говори скорее — да или нет?

Но я не мог разомкнуть губы.

А что бы вы ему ответили, люди?

1

«Ночной полет» (фр.)