…Человек, которого ждали, вышел из салона первого класса гигантского трехсоттонного реактивного самолета «Эйр-Индиа», приземлившегося в международном аэропорту Капсай. Любуясь великолепным закатом, он приветливо улыбнулся стюардессе в сари, с маленьким чемоданчиком в руках миновал паспортный контроль, предъявив паспорт на другую фамилию, и сел в поджидавший его автомобиль. Из японского отделения Интерпола его приметы поступили через полчаса после того, как машина с господином Мартэном, миновав ворота аэропорта уже мчалась на север.

А еще через час господин Мартэн сидел в кабинете тихого клуба на склоне холма Рокко. Из окна открывался прекрасный вид на порт, уже зажигавший вечерние огни. Собеседником господина Мартэна был моложавый широкоплечий высокого роста японец с элегантной стрижкой. Рядом с этим седеющим массивным иностранцем он казался мальчиком — уж очень у того все было крупным: нос, рот, голова, все тело весом в сто десять килограммов при росте под два метра.

— Подтверждаю, что получил Хогая и Хиросигэ… — сказал господин Мартэн по-английски с сильным акцентом. — Уникальные вещи. Я показывал нашим экспертам. Подлинники.

— Счастлив, что вы остались ими довольны, — ответил японец на великолепном куинз-инглиш.

— Вы действительно их мне дарите? — господину Мартэну явно хотелось, чтобы собеседник еще раз подтвердил этот факт.

— Да, в знак знакомства…

— Гм… — хмыкнул господин Мартэн, не совсем понимая намерения собеседника. — Кстати, я хотел бы услышать, в чем состоит ваше деловое предложение? Насколько я понял, мне предоставляется возможность приобрести произведения японского искусства и в большом количестве…

— Совершенно верно, — подтвердил собеседник. — Нам известно, что вы покупаете только первоклассные произведения и только оптом. Мы можем достать именно то, что вам нужно.

— А что за вещи — картины?

— Не только. Там еще и резьба, и статуи будды, и вышивки…

Господин Мартэн думал, поджав губы. Казалось, его обуревают сомнения: уж слишком заманчивым было предложение.

— И когда вы предполагаете…

— Этого еще точно сказать нельзя. Скорее всего через год или два. Но вещи в любую минуту могут оказаться в наших руках, и мы, как вы понимаете, тут же завершаем сделку. Поэтому мы и обеспокоили вас просьбой прибыть к нам. По возможности хотелось бы избежать посредников. Да и соблюдение секретности играет немаловажную роль. Ведь речь идет о вещах, которые в большинстве своем являются национальными сокровищами.

Кто он, этот тип? — думал господин Мартэн. За него поручился один верный человек в Гонконге. Однако он не похож на представителя мира темных дельцов. Может быть, он босс? Или за ним стоит еще кто-то…

— А пока мы хотели бы узнать ваши условия, — продолжал собеседник. — Сколько вы могли бы заплатить?

— Это, конечно, зависит от вещи… — Ну, скажем, подойдет вам, если за основу мы возьмем… международные цены?

— Мы хотели бы получить вдвое против международных. Вывоз за границу — наша забота. Доставим в указанное вами место. Так что весь риск берем на себя. А вы, используя одному вам известные способы и связи, продадите их миллиардерам в коллекции по ценам, во много раз превышающим международные. Поскольку в нашей сделке исключены посредники, вам обеспечена крупная прибыль. Наши вещи в противоположность подделкам, по которым вы специализируетесь, абсолютно все подлинные.

Взяв бокал с коньяком, господин Мартэн повертел его в толстых пальцах.

— Обычно я заключаю сделки только с хорошо известными мне партнерами. С такими людьми, как вы, я прямых сделок не заключаю. Это мое правило…

— А может, иногда стоит рискнуть? При условии, что с вами мы не будем иметь никаких личных контактов. Единственный контакт — вещи…

— Что же, хорошо. А способ связи?

— Вот по этому адресу в Брюсселе вы можете с нами связаться. Несколько позже мы вышлем вам шифр.

— Ладно, попробую рискнуть.

— Кстати, посмотрите, — сказал собеседник, доставая альбом для этюдов. — Это нечто вроде образца нашего товара. Как видите, кое-чем мы уже располагаем, — и он раскрыл альбом.

Господин Мартэн пораженно поднял брови.

— Сяраку… Но быть этого не…

— А вы как следует посмотрите, — собеседник пододвинул альбом.

Вытащив из нагрудного кармана складную лупу, господин Мартэн внимательно вгляделся.

— Подлинник, кажется… — недоуменно пробормотал он. — Но это же, я знаю совершенно точно, находится в Государственном музее искусств…

— Находилось. А теперь там отлично сделанная копия, — собеседник громко захлопнул альбом.

— Для начала мы доставим вам этот альбом в Антверпен. По получении внесите сумму, о которой мы договорились, в Швейцарский банк на указанный нами счет. В долларах, разумеется.

— Вы и доставку берете на себя? — господин Мартэн был несколько смущен. — Но каким образом?

— Ну, с такой вещью, как эта, — она ведь совсем небольшая — почти никаких трудностей, — собеседник едва заметно усмехнулся. — А вообще на свете существуют такие понятия, как «дипломатическая неприкосновенность»…

Примерно в то же самое время в фирму по разработке шельфов КК вдруг поступило авиапочтой заявление от Онодэры с просьбой освободить его от занимаемой должности.

С 16 августа, то есть со дня Великого землетрясения Киото, он исчез. Ни сотрудники фирмы, ни его мать, проживавшая в Кобэ, не знали, жив ли он. На конверте с заявлением стоял штемпель Неаполя.

— Что это значит?! — набросился один из директоров на управляющего Есимуру. — Ведь считали, что он погиб в Киото!

— Все его друзья, с которыми он тогда был, погибли… — лицо Есимуры выражало растерянность. — Правда, я задержал выплату единовременного пособия на похороны.

— Но почему он оказался в Европе, даже не предупредив фирму? — директор пожал плечами.

— Не могу понять. Однако надо срочно подумать о замене, — сказал Есимура. — Это для нас очень чувствительная потеря.

— Но зачем все-таки он поехал в Европу? — не унимался директор.

Ответ на этот вопрос был получен через несколько дней из совершенно неожиданного источника. Перелистывая сообщения отдела информации, Есимура вдруг впился глазами в одну из страниц. Закусив губу, он немного подумал, потом соединился по телефону с отделом информации.

Вскоре управляющий стоял с записной книжкой в руках в кабинете директора.

— Мне кажется, я понял причину странного поведения Онодэры, — сказал он. — По полученной нами сегодня информации, одна японская фирма купила у военно-морского флота Франции глубоководный батискаф.

— Что за фирма?

— Тут начинаются чудеса. Маленькая фирма, которая не то обанкротилась, не то временно прекратила всякую деятельность. Словом, фирма подозрительная, с душком.

— А что станет делать такая фирма с глубоководным батискафом, который погружается на десять тысяч метров? Ведь арендовать его гораздо дешевле и проще, аренды можно добиться и в Америке, и в Англии, и в той же Франции… — директор явно разволновался. — Как только такая мелкота решилась на покупку столь дорогой вещи?! И откуда деньги взяли?

— Неизвестно. Стараемся узнать… — Есимура заглянул в записную книжку. — Вот я и думаю, что эта фирма переманила Онодэру и отправила на приемку «Кермадека» в Европу. Какой смысл покупать судно, если нет специалиста, который мог бы им управлять?

— Вы думаете?! — пробормотал директор. — Даже… Но он не производил впечатления человека, способного на подобные поступки…

— По только что уточненным данным, фирма должна принять «Кермадек» в Неаполе…

— Значит, я в нем ошибался… — член совета директоров закурил сигарету.

В кабинет вошел заведующий отделом информации.

— Я относительно той самой фирмы… — сказал он. — Она давно уже не занимается поднятием затонувших кораблей. Одно время начала было строить подводное судно для исследования кораллов, но с этим у нее тоже ничего не вышло. Никудышная фирма с основным капиталом всего в двадцать миллионов иен.

— Откуда же такая фирма могла взять деньги?

— Местные финансисты и банки открыли ей кредит. Однако суммы ничтожные. Но, по-видимому, в ее субсидировании участвуют и более крупные финансисты. Точно это еще не установлено. Есть, правда, подозрение, что за этой фирмой под маской фирмы тяжелого машиностроения К. кроется Управление самообороны, но никаких точных сведений, подтверждающих это, нет.

— Управление самообороны? — переспросил директор.

— Да. Разве нельзя допустить, что Управление самообороны покупает для своих надобностей батискаф? Во всяком случае, средств у них на это достаточно. Но, по-видимому, они не хотят огласки, а поэтому прикрываются обанкротившейся фирмой. Фирма покупает батискаф, а управление берет этот батискаф в долгосрочную аренду.

— Наверное, что-то вроде этого, — директор достал ухочистку.

— Но зачем батискаф Управлению самообороны? И почему нельзя попросту арендовать его за границей? Зачем эти окольные пути? Или существует настолько срочная необходимость что-то исследовать, что они но могут подождать, пока будет спущен на воду второй наш батискаф «Вадацуми-2»?

— Не попробовать ли проверить в самом Управлении самообороны? — спросил Есимура.

Но попытки Есимуры кончились ничем. Когда он начал тянуть ниточку в самом ведомстве, она очень скоро оборвалась, исчезнув во мраке «государственной тайны оборонного значения».

Приват-доцент Юкинага подал в университет заявление с просьбой временно освободить его от занимаемой должности и теперь чуть ли не сутками просиживал в конторе, помещавшейся в одном из деловых зданий Харадзюку. Все его помыслы были связаны с проектами, получившими общее название «план Д». Разумеется, центральной фигурой этого плана был профессор Тадокоро. Сам профессор работал сейчас как одержимый: переезд в новую лабораторию не должен был задержать программы предстоящих исследований.

Чем же я занимаюсь? — порой ловил себя на этой мысли Юкинага. Он целиком и полностью отдался делу, зыбкому и расплывчатому как облака. Если в конечном итоге окажется, что все это только безумная фантазия ученого-одиночки, фанатика, то что же ждет его, Юкинагу, в будущем? Все свое время, все свои силы он отдает этому пресловутому плану Д, да еще не имеет права рассказать о своей работе ни бывшим учителям, ни родным, ни друзьям. И все так же смутно и туманно, как и вначале, и никто не знает, что следует предпринять, чтобы хоть что-то прояснилось… Сидел бы себе тихо на факультете, так в будущем году был бы шанс стать профессором. Его труды уже получили некоторую известность, а на осенней конференции научного общества он собирался выступить с серьезным докладом. Его учитель, профессор, которому он очень многим обязан, в страшном гневе разыскивает исчезнувшего ученика… Что его дернуло в столь серьезный момент своей жизни по собственной воле влезть в это неясное и неопределенное дело, в котором и ухватиться-то не за что?

Конечно, если бы исследования велись открыто, все было бы гораздо проще: никаких тайн, никаких окольных путей, любое достижение становится достоянием общественности и получает должное признание. Но работы носят такой характер, что необходимо соблюдать строжайшую секретность. На секретности особенно настаивали Премьер-министр и тот самый старик. Мучительная работа в тени, о которой никто, даже близкий друг, не должен знать. И никакого вознаграждения ему не обещано. Он сам себе удивлялся — с чего это он?.. О чем только думает?.. Почему решил пустить по ветру оставшуюся половину жизни? А может быть, он просто мечется от отчаяния? Может быть, виною всему жена? Она была единственной дочерью его самого любимого учителя, ученого, умершего несколько лет назад. Выросшая в баловстве и роскоши, она отличалась удивительным бессердечием. Детей у них не было. Год назад, когда он находился в заграничной командировке, она, оставив дом, переехала к своим родным. Эта женщина, по всей вероятности, вообще не подходила для роли жены скромного, сдержанного и несколько своеобразного ученого, который в своем увлечении наукой почти не бывал дома.

А что будет с ними со всеми, если план, осуществлением которого они сейчас заняты, окажется плодом фантазии, дурным сном?.. Ведь никто не давал ему никаких гарантий на случай неудачи. Самое печальное, что он не только сам ввязался в эту историю, но еще и вовлек несколько талантливейших своих друзей. Теперь он в ответе и за их будущее. От этих мыслей ему делалось физически плохо, начиналась головная боль, к горлу подступала тошнота.

— Что ни говори, это игра втемную: ловишь нечто за хвост, а вероятность поймать близка к нулю, — сказал Сэйити Наката, университетский друг Юкинаги, признанный авторитет в области теории информации. — Условия настолько сложны, что системой «Перт» не обойдешься. Придется разработать специальные средства программирования. Во-первых, правительство должно постоянно выделять нам средства, не дожидаясь получения результатов от первого этапа исследований. Во-вторых, после определенного этапа работ потребуются такие гигантские суммы, что правительству придется придумать какой-нибудь убедительный предлог, чтобы их выделить. В-третьих, если результаты работ на каждом этапе будут подтверждать гипотезу, правительству, пусть постепенно, но придется принимать соответствующие меры. К тому же характер работ таков, что отнюдь не каждый этап будет давать подтверждение гипотезы в чистом виде. Скорее всего после подтверждающих гипотезу результатов первого этапа исследовании могут быть отрицательные результаты или приближенные в ту или другую сторону. Не исключен и полностью отрицательный результат. Все возможно. А в таком случае до каких пор правительство будет нас поддерживать? И как оно ухитрится делать это втайне от общественности? В-четвертых, до какого этапа исследований можно будет хранить в секрете проводимые нами работы и ту гипотезу, на основании которой они проводятся?..

— Секретность секретности рознь. Одно дело, если речь идет о государственной тайне, которая не должна просочиться за границу, и другое — секретность внутри страны, — сказал Ямадзаки, прикомандированный к исследовательской группе отделом разведки кабинета министров. — Да и внутри страны разная бывает секретность: в отношении всего населения, пользующегося массовой информацией, оппозиции в парламенте, государственных учреждений, финансовых кругов…

— Существует и другая проблема: когда и какие меры примет правительство, — вмешался Куниэда, секретарь канцелярии премьер-министра. — На определенном этапе станут необходимыми законодательные меры. Вот тогда-то и встанет вопрос, до какой степени и в каких пределах соблюдать секретность, да и возможно ли будет ее соблюдать. Страшно все усложнится.

Да, все было чрезвычайно сложно. Сначала Юкинага думал, что до определенного момента работы будут проводиться открыто, по программе обычных научных исследований. В этом случае не составило бы труда провести через парламент ассигнования на комплексные исследовательские работы и распределить их между университетами. При надобности на каком-то этапе эти работы можно было бы и засекретить. Далекий от подобных проблем, Юкинага вообще считал все эти соображения секретности нелепыми. Однако Наката и Куниэда, друзья, с которыми он поделился своими мыслями на этот счет, с ним не согласились. И если Куниэда еще мог рассуждать, по мнению Юкинаги, как всякий чиновник, то Наката, серьезный ученый, кибернетик, не раз отказывавшийся от соблазнительных предложений «Рэнд корпорейшн», убедил его.

Первая причина, по которой нельзя было допустить открытого ведения исследований, заключалась в том, что эти исключительно важные работы касались судьбы Японии. Просмотрев материалы профессора Тадокоро, Наката сразу интуитивно понял, что на данном этапе вероятность того, что дальнейшие исследования действительно превратятся в дело огромной важности, составляет не более двух процентов.

— Однопроцентная вероятность при настоящем положении вещей, должен вам сказать, — это чрезвычайно много, — решительно заявил Наката. — На свете нет-нет да и случаются такие вещи, вероятность которых вообще бесконечно мала. Чтобы объяснить это, одной только теории вероятности недостаточно. Здесь необходимо учитывать возникновение и развитие качественно иных явлений.

Наката уже много лет занимался статистическим анализом явлений природы. Он внес свою лепту в разработку вероятностного описания цепных процессов и разработал топологические подходы к пониманию эволюции живой материи. Он выдвинул теорию, объясняющую причины, по которым в природе происходят явления, вероятность которых бесконечно мала. Эта теория, правда, еще не получила полного признания в научных кругах, но кое-кто уже начал называть предложенную им схему по аналогии с винеровским и марковским процессами «процессом Накаты».

— Безусловно… — сощурил глаза Куниэда. — Такое возможно. Однажды, когда я играл в покер, у меня три раза за вечер вышло «файф-кард», причем два раза — подряд.

— Как только ты не умер!.. — съязвил Ямадзаки. — Говорят, если подобное случается при игре в маджонг, человек умирает…

— Хватит об азартных играх, давайте-ка еще немного поразмышляем, — прервал Наката. Этому талантливому математику никогда не везло в игре: во что бы он ни играл, всегда проигрывался в пух и прах. — Грубо говоря, мы наблюдаем два типа изменений. С одной стороны, по мере развития исследовательских работ и накопления данных меняется общая картина нашего представления о происходящем. С другой стороны, само явление, за которым ведется наблюдение, тоже, видимо, претерпевает изменения. Следовательно, в первую очередь необходимо определить направление равнодействующей векторов всех звеньев полиморфного процесса. Тогда удастся установить, какое явление произойдет и когда…

В этом «когда» заключалась вторая причина того, почему план необходимо было засекретить. Профессор Тадокоро, сделав самые общие подсчеты, приблизительно определил сроки развития и завершения ожидаемого явления: максимальный в течение пятидесяти, минимальный — в течение двух лет. В расчетах профессора было много неясного — уж очень своеобразен был его метод сбора и обработки материала. Но Юкинаге, знавшему, насколько часто оправдывается интуиция профессора, минимальный срок внушал ужас. Необходимо было заново проанализировать обширный, порой, казалось бы, не взаимосвязанный материал, чтобы как можно скорее проверить точность предполагаемых сроков. Конечно, можно было бы взять среднее — двадцать четыре — двадцать пять лет, но ведь речь идет о природе, а здесь любой, самый незначительный случай может повлечь за собой цепь явлений, стремительно нарастающих, словно снежная лавина. Правда, бывает и так, что природные явления, возникнув и развиваясь, вдруг на полпути сникают. Однако, когда речь идет о явлении, которое может иметь серьезнейшие последствия для Японии, приходится исходить из наихудшего.

По программе Накаты, в основу которой было положено «наихудшее», и предмет исследований, и сами исследования нуждались в абсолютной секретности. Если в ходе исследований худшие предположения подтвердятся, какими бы ни были сроки явления, придется принять ряд срочных мер, но во всех случаях избежав паники и волнений. Особенно не желательна огласка за рубежом, ибо нельзя сбрасывать со счетов международные связи на случай, если «оно» превзойдет по масштабам определенные границы. Лучше, если мировая общественность узнает об этом уже тогда, когда будут приняты хоть какие-то меры. Конечно, когда четко определится тенденция в развитии явления, эти данные придется опубликовать. Но тут возникает и другая проблема огромной политической важности: можно ли что-то предпринять до того, как придется раскрыть тайну? И далее: не просочатся ли какие-нибудь сведения до публикации? Все эти соображения требовали безотлагательного и детального изучения того, что происходит в настоящий момент.

О мерах пока совсем не думать — таково было мнение Накаты. Ибо конкретные меры по существу можно и планировать, и принимать только в конкретный момент. Зато очень важна установка на оперативность: если этот конкретный момент все-таки наступит, следует быть готовыми к любым неожиданностям и к мгновенному принятию соответствующих мер. Сейчас в первую очередь необходимо, систематизировав, подвергнуть тщательному анализу всю имеющуюся информацию, далее следует тщательно обрабатывать все данные, которые будут поступать на следующих этапах работы, и, кроме того, выяснить, где и кто лучше всего осведомлен по интересующей проблеме.

— Короче говоря, надо иметь представление обо всем, — утверждал Наката. — В такой работе ведь нет ничего нового! Каждый по своей линии должен иметь чутье, собирать и подытоживать материалы, только и всего. Естественно, предполагается, что все мы обладаем некоторым чутьем, необходимым ученому, и умеем отличать главное от несущественного…

— О-х-хо-хо… — вздохнул Юкинага. — Крупнейший авторитет в области теории информации говорит об общем представлении и о чутье. А что же думает по этому поводу профессор Тадокоро? Оказывается, то же самое — для ученого самое главное иметь чутье! Как в древности!..

— Между прочим, именно теория информации подтверждает, что такие вещи абсолютно необходимы, — убежденно сказал Наката. — Кстати, нам нужны люди с хорошим чутьем. И как можно больше. Нельзя что-нибудь придумать, чтобы раздобыть таких, а?..

Как-то само собой получилось, что Наката стал теоретическим руководителем в осуществлении плана. Кроме профессора, в настоящее время в работе участвовало всего пять человек. Все молодые, от тридцати пяти до сорока лет.

— Я проанализировал проект Тадокоро-сенсей, — сказал самый молодой — Ясукава, которого сманили из строительной компании, сдавшей им в аренду контору. Сейчас он вел бухгалтерию. — Совершенно очевидно, что уже на предварительном этапе расходы превысят средства, которые может ассигновать отдел разведки кабинета министров. И число личного состава нужно увеличить… А сколько аппаратуры потребуется…

— «Кермадек» мы уже закупили… — сказал Юкинага. — А сколько еще нужно компьютеров?

— Один уже перевезли из лаборатории профессора, так что пока будет достаточно еще одного. А частные расчеты можно распределить по фирмам, на условиях почасовой аренды компьютеров, — сказал Наката. — Но дело в том, что нам потребуется еще один глубоководный батискаф. По проекту профессора Тадокоро, может быть, придется вести исследования и в Японском море. С одним батискафом дело будет двигаться очень медленно.

— Еще один?! А где его взять? — Куниэда пожал плечами. — Арендовать за рубежом мы не можем, а если повезет с покупкой, то где взять средства?

— Постойте, — сказал Юкинага. — Я точно знаю, что компания по разработке шельфов КК скоро спустит на воду «Вадацуми-2».

— Это прекрасно! — щелкнул пальцами Наката. — Вот его и арендуем. Немедленно приступить к переговорам.

К группе присоединился еще один человек. По рекомендации Накаты, из института Министерства обороны к ним пришел сотрудник с «хорошим чутьем». Пока этого, пожалуй, было достаточно. Но потом… Сколько потребуется людей, сколько средств и до каких пределов придется расширить работы, определить сегодня было совершенно невозможно. И опять-таки, как добывать правительству деньги, если нельзя огласить, на что они нужны.

До сих пор средства выделялись из так называемых секретных фондов отдела разведки кабинета министров, канцелярии премьер-министра и Управления самообороны, поступила и некоторая сумма неизвестного происхождения. Среди членов правительства в проект, кроме премьер-министра, были посвящены только управляющий делами канцелярии премьера, управляющий делами кабинета министров и начальник Управления самообороны. А поскольку только Управление самообороны могло соблюдать секретность, мобилизуя крупные материальные средства и людские резервы, то можно было предположить, что проект постепенно перейдет в его ведение. Ведь уже при закупке «Кермадека» за кулисами действовали силы морской самообороны. Но даже и они, допустив малейшую оплошность, могли подвергнуться нападкам за «бессмысленное разбазаривание бюджета». Существовала и другая забота: следить, чтобы проект не просочился в американскую армию.

Если расходы превысят ассигнования на несколько миллионов иен, это еще куда ни шло. Но если речь пойдет о миллиардах, удастся ли скрыть истину от политиканов? Лидеры правительственной партии вряд ли захотят обратиться за помощью к гражданским финансовым кругам — они и так уже собирают у них средства на предвыборную кампанию, которая состоится через два года.

— Пусть премьер и боссы заботятся о деньгах, — сказал Наката. — Здесь мы ничего не придумаем. Наша задача — работать не покладая рук. Что мы еще можем?..

Ясукава, пожав плечами, взял толстую пачку заказов-заявок на аппаратуру и ушел. Почти все, что предназначалось для специальных глубоководных исследований, приходилось делать на заказ. Естественно, и денег это требовало много.

— А профессор Тадокоро где? — спросил Наката. — Мне хотелось бы обсудить с ним некоторые детали нашего проекта и уточнить, в каком объеме будут проводиться наблюдения и измерения…

— Сейчас он беседует с премьер-министром, — сказал Ямадзаки, взглянув на часы. — Думаю, скоро вернется.

— Ну что ж, тогда отдохнем пока? — предложил Наката. — Я спущусь вниз, выпью кофе. А вы как?

— Я скоро к вам присоединюсь… — сказал Юкинага. Никаких срочных дел у него не было, но его не оставляло чувство подавленности и он не мог сорваться с места с такой легкостью, как Наката.

Когда Наката с Ямадзаки ушли, Юкинага рассеянно уставился на карту Японии, которую перевезли сюда из старой лаборатории профессора Тадокоро. К юго-востоку от мозаичных островов Японского архипелага, там, где проходил Японский желоб, появились красные стрелки. Это была идея профессора Тадокоро.

Юкинага обратил внимание, что карта тихо покачивается. Опять трясет, подумал он.

— Говорят, старик Ватари расстался с частью своей коллекции картин… — как бы невзначай произнес Куниэда, закуривая сигарету.

— И эти деньги пошли в фонд наших исследований?

— Очевидно. У старика есть уникальные картины, на уровне национальных сокровищ.

Что он за личность, этот сморщенный дед, сидящий в кресле-каталке? — думал Юкинага. Удивительный старик! Родом он был из той же провинции, что и Куниэда, как будто бы Куниэда даже попал в канцелярию премьер-министра не без его помощи. Юкинаге, выросшему в столице, была чужда провинциальная общинность, семейственность, все еще сохраняющаяся во многих районах страны. Но Куниэда, видимо, поддерживал такого рода контакты, в том числе и со стариком. Когда Юкинага рассказал Куниэде об опасениях профессора Тадокоро, а затем вместе с ним чуть ли но насильно включил профессора в число участников встречи, он еще не знал об отношениях Куниэды со стариком. Даже имени его не слышал. А когда Куниэда рассказал ему о Ватари и объяснил, кто он такой, Юкинага вспомнил, что некогда Ватари был довольно известной личностью. Но старику уже перевалило за сто, он уже более двадцати лет назад ушел с общественной авансцены. Поело встречи ученых с правительственными чиновниками Юкинага был представлен ему Куниэдой. Его поразила духовная сила, исходившая от этого сморщенного, немощного на вид старика, острота и ясность его ума. Он задавал Юкинаге лаконичные, точно сформулированные вопросы, но при всем том казался простодушным и ласковым патриархом. А когда Юкинага там же, в доме Ватари, узнал, что влияние этого человека способно заставить пошевелиться даже премьер-министра, то без всяких возражений согласился выманить профессора Тадокоро на свидание со стариком.

Как бы то ни было, ясно только одно: если бы этот старик но обратил внимания на сообщение Куниэда о встрече ученых и членов кабинета министров, если бы он не заинтересовался личностью профессора Тадокоро и не учуял чего-то при встрече с профессором в отеле «Палас», о плане Д не было бы еще и речи.

Уже одно то, что какой-то столетний старик, давно удалившийся на покой, продолжает иметь такое влияние на стоящих у власти политиков, совершенно не укладывалось в голове Юкинаги. И все-таки он собственными глазами видел, как старик, пригласив премьера в свой дом, несколькими словами заставил его решиться принять план исследований. А окружение старика? Какие-то подозрительные личности, мужчины с пытливым, острым взглядом, видно телохранители, прелестная юная девушка… Какой-то легендарный мир, жутковатый и привлекающий…

— Вполне возможно, что этот дед что-нибудь задумал независимо от нас, — Куниэда погасил сигарету, смяв ее в пепельнице.

— Я все хочу тебя спросить, — сказал Юкинага. — Что он такое, этот старик?

— Да я и сам точно не знаю. Мы с ним из одной провинции, но когда я начинаю распутывать клубок под названием «люди из нашей провинции», ниточка сразу обрывается. Одно несомненно, в свое время он был крупной закулисной фигурой и в правительственных, и в финансовых кругах. Книг о старике написано уйма, но что книги — разве в них обо всем расскажешь? А те, кто мог бы рассказать, его современники и ровесники, теперь уже почти все в могиле. Наверное, расцвет его деятельности приходится на времена Манчжурских событий. Кое-кого убрал с дороги, то есть, попросту говоря, укокошил… Пусть не собственными руками, но это не важно. Во время последней войны, полностью отойдя от всяких дел, вел жизнь человека на покое и потому не был объявлен военным преступником, а после войны лет на пятнадцать опять активизировался и развил бурную деятельность. По когда ему перевалило за восемьдесят, он перестал непосредственно участвовать в делах. Однако разные политические деятели до сих пор к нему обращаются то за советом, то с просьбой примирить враждующие стороны. А нынешнего премьера старик знавал еще рядовым в партии, так что тот перед ним пикнуть не смеет. Однажды он даже спас его, когда тот был замешан в каком-то скандальном деле…

— Противно слышать все это… — сказал Юкинага.

— А мне, думаешь, не противно? — Куниэда нахмурил брови. — Ведь он видел закулисный мир трех эпох — императоров Мэйдзи, Тайсе и Сева — и не оставался пассивным в этом мраке… Нам, желторотым птенцам «эры компьютеров», трудно понять таких людей. Да, с нашей точки зрения, они занимались нехорошими делами. Но настоящей силой в подобном мире — в их мире — обладают только отрицательные личности. С другой стороны, не появись такая злая, но непреклонная воля, многое не осуществилось бы…