5

Переступив порог общего отдела штаба, Онодэра сразу почувствовал что-то неладное. Сотрудники, сбившись группами, взволнованно, с раздражением говорили о чем-то.

Снимая куртку, Онодэра спросил у соседа:

— Что-нибудь случилось?

— А вы еще не знаете? — удивился тот и протянул Онодэре журнал. — Прочитайте! Вчерашний, вечером поступил в продажу.

Это был массовый еженедельник, который выпускало одно весьма уважаемое издательство. Он был уже изрядно потрепан, побывав, как видно, во многих руках. Сразу бросался в глаза крупный, на весь разворот заголовок:

«Японский архипелаг утонет?! Предсказывает профессор Тадокоро, крупнейший специалист в области вулканологии».

Пальцы Онодэры, державшие еженедельник, невольно сжались в кулаки. Почувствовав, как меняется в лице, он набросился на статью, но волнение мешало сразу уловить смысл. В статье почти полностью, правда с некоторыми искажениями, излагалась теория профессора «об аномалиях во встречных потоках мантии» с сенсационной приправой, характерной для массовых еженедельников.

— Разглашение государственной тайны! — сказал парень, сосед Онодэры. — Он, может, и большой ученый, но настоящий дикарь. По слухам, проболтался спьяну.

Профессор Тадокоро напился?! За те полгода, что он знал профессора, Онодэра ни разу не видел, чтобы тот выпивал…

Внимательно перечитав статью, Онодэра заметил, что профессор ни прямо, ни косвенно не обмолвился о плане Д и его штабе. В статье был и комментарий Управления метеорологии, который сводился к тому, что на Японском архипелаге действительно концентрировались землетрясения и заметно активизировались горообразовательные процессы, а также происходят сдвиги земной коры в прилегающих участках. В настоящее время прилагаются все усилия для изучения возможных в будущем стихийных бедствий. Однако современная наука не считает погружение Японского архипелага на дно океана сколько-нибудь реальным…

Статья заканчивалась интервью с известным ученым Оидзуми. «…Исследования и теории профессора Тадокоро, — сказал он, — никогда не пользовались доверием в научных кругах Японии. Ему пришлось даже подрядиться на работу в группу стратегических исследований для военно-морского флота США… Настоящее высказывание вообще ставит под сомнение, в здравом ли он уме. Если да, то это можно расценить только как желание приобрести дешевую популярность в трудную для нашей страны минуту. Подобных людей решительно необходимо брать под надзор, поскольку они, высказывая совершенно нелепые с точки зрения науки теории, усиливают тревожное состояние масс…»

Далее следовали беседы с директором фирмы по торговле недвижимостью, домохозяйкой, популярным актером, писателем-фантастом… Короче говоря, статья в целом была написана так, чтобы подчеркнуть фантастичность и полную несостоятельность выдвинутой профессором теории.

— В прежние времена на разглашение государственной тайны его бы без разговоров арестовали и швырнули в тюрьму, — сказал молодой, но уже грузный майор штаба армии.

— А что профессор? — подавив раздражение, спросил Онодэра.

— Вчера после обеда явился вдрызг пьяный в Управление метеорологии и через участников плана подал в штаб заявление об увольнении, — грузный майор сложил руки на груди. — Видно, явиться прямо сюда постеснялся.

Был в Управлении метеорологии? Онодэра недоуменно пожал плечами.

— Если он от нас уйдет, то его уже ничто не будет сдерживать, — заметил сотрудник НИИ Управления обороны.

— Вот, вот, из-за этого со штатскими и нельзя работать! — высокомерно произнес майор, выпятив грудь и глядя прямо в лицо Онодэре. — Они совершенно лишены чувства ответственности, даже если родина в опасности. Его следует немедленно изолировать.

— Говорят, кто-то из руководства отправился к нему уговаривать…

— Разве можно урезонить этого штатского дикаря? Подобные типы, когда с ними миндальничают, как раз и начинают выламываться. Помяните мое слово, он таких дров наломает!..

— Постойте, — вмешался Онодэра. — В этой статье Тадокоро-сан высказывает свою личную точку зрения, не упомянув ни о плане, ни о штабе.

— Ну и что? Репортеры со временем и до нас доберутся.

— Они и так уже разволновались, — сказал молодой парень. — За профессором сейчас по пятам ходят сотрудники органов безопасности, а ему-то что? Он после обеда будет выступать по телевидению.

— Как это по телевидению? — брови майора угрожающе поднялись. — В какой программе?

— В программе «Послеобеденная всякая всячина».

— Скотина! — выругался майор, стукнув кулаком по столу. — Его необходимо остановить! Поручить бы это контрразведке!

— Какая там контрразведка! — усмехнулся еще один сотрудник, чиновник министерства иностранных дел. — Любая возня вокруг профессора может привести только к обратным результатам. Пусть себе плывет по течению, а мы — ничего не видели, ничего не знаем.

— Все же мне непонятно, — проговорил Онодэра, — почему профессор решился опубликовать свою теорию… и так внезапно…

Все четверо сразу к нему обернулись. Казалось, они только теперь вспомнили, что Онодэра работал вместе с профессором еще когда не было никакого плана Д.

— Быть может, виной всему уязвленное самолюбие? — предположил сотрудник министерства иностранных дел. — Нельзя не признать, что на сей раз Тадокоро оказался провидцем. Собственно, именно он открыл правительству глаза. Однако когда его открытие было признано делом государственной важности и им стали заниматься в организованном порядке, профессор лишился главенствующей роли. Ведь после создания группы Д профессору в сущности печем было заниматься. Мне кажется, самым сильным его желанием было доказать правильность своего прогноза… Прогнозируемое явление он рассматривал с чисто научных позиций, ни мало не заботясь о судьбе Японии. И вообще, профессор Тадокоро типичный «ученый чудак», да к тому же еще устаревшего типа, который как следует не может управиться с компьютером, не знает системного анализа. Естественно, он перестал быть стержнем плана, а ему, видно, хотелось оставаться центральной фигурой. Работу по этому гигантскому плану он, вероятно, представлял себе как наблюдение за «великой трагедией природы»… Но ведь речь идет не о солнечном затмении!.. И вот, когда дело стало обретать совершенно конкретные черты, он оказался за бортом… В результате — крушение честолюбивых надежд и этот последний взрыв…

— Может, его взбесило, что Наката-сан отнял у него руководящую роль?.. — сказал молодой парень. — Ребята не раз слышали, как профессор ругался с ним.

— Все они такие, эти дикие ученые… — прищелкнул языком майор. — Никаких сдерживающих центров. Сделают какое-нибудь открытие и обалдеют от радости, а до интересов государства им никакого дела нет…

Не-ет! Все это неправда! Онодэра не мог с ними согласиться. Тадокоро-сан не такой человек. Да, он ученый. Но не «безумный ученый» и тем более не «ученый чудак». У него широкая, открытая миру душа. Это не представитель официальной науки, выпестованный в башне из слоновой кости. Но почему, почему он повел себя так странно?..

— Идите скорее сюда! — крикнул кто-то из соседней комнаты. — Тадокоро-сан устроил потасовку со своим собеседником! По телевизору показывают!

— Что, что? — оживились все. — С кем?

— С профессором Ямасиро. А сейчас дубасит диктора, который бросился их разнимать.

— Другого не следовало и ожидать! — заключил кто-то.

Онодэра, вспыхнув, обернулся, но так и не понял кто. Он но пошел смотреть передачу и одиноко продолжал стоять у своего стола. Что же это такое!.. — беззвучно шептал он. Перед его глазами стояло лицо профессора Тадокоро. Широкое, некрасивое, но бесконечно печальное — лицо человека, привыкшего «созерцать» природу и разгадавшего немало ее тайн. Онодэра вдруг со щемящим чувством вспомнил, как профессор сказал про него Юкинаге: «Ему можно доверять». И Онодэра сам проникся безграничным доверием к профессору… Они были вместе на десятитысячеметровой морской глубине, вместе видели то, чего никто не видел. Профессор вообще видел многое. И многое знает… Но он глубоко проник не только в душу природы, но и в душу человека. Он прекрасно понимает, что такое «общество» и по какой системе оно строится. Но ему чужда борьба за власть, чужда эта мышиная возня. Честолюбие, слава — это его не волнует. У него есть его «великая природа» и есть душевная широта — он готов без боя уступить место другому. Все это Онодэра подсознательно чувствовал. Что же с ним вдруг сделалось?.. Или он на самом деле «дикий», «чудак-одиночка», который никак не может ужиться с этим брюзгливым и сварливым, как свекровь, обществом?..

— Кажется, профессора Тадокоро арестовали! — крикнул вбежавший из коридора мужчина.

— Что, что ты сказал? — Онодэра невольно бросился к нему и схватил сзади за плечо. — Почему арестовали? За что?

— В вестибюле телецентра после выступления он опять подрался. Оказавшийся там случайно сыщик арестовал его на месте преступления, — ответил тот. — Кажется, и сыщику досталось. Говорят, профессор явился в телестудию вдрызг пьяным.

Все заговорили разом возбужденными, пожалуй, даже радостно возбужденными голосами. Онодэра не мог здесь больше оставаться и выскочил в коридор. Здесь он столкнулся с Юкинагой.

— Пойдем! — схватил его за руку тот. Таким Онодэра его еще никогда не видел — бледный, с подергивающимся лицом, горящими глазами. — Пойдем, я говорю! Эту сволочь Накату избить надо! Понял?.. Избить…

— Да что с вами, Юкинага-сан?

Онодэра ошеломленно смотрел на Юкинагу, с силой тянувшего его за руку. Он никогда не видел этого спокойного, неизменно выдержанного, доброжелательного и, казалось, не слишком решительного ученого таким возбужденным.

— Успокойтесь, пожалуйста! — лепетал Онодэра, освобождаясь из рук Юкинаги. — Вы говорите, избить Накатусана? А профессора Тадокоро только что арестовали…

— Вот, вот в том-то и дело! Я этого Накате не прощу! Довести профессора до этого…

Резко распахнув дверь кабинета, Юкинага пошел прямо на Накату. Бывший там сотрудник испуганно оглянулся. Онодэра положил ему руку на плечо и решительно вытолкал из кабинета. А Юкинага уже схватил Накату за лацкан пиджака. Руки его дрожали. В таком состоянии человек не способен драться, подумал Онодэра, глядя на дергающееся лицо Юкинаги.

— Зачем… Тадокоро-сан… — сказал Юкинага и захлебнулся. — Ты… сволочь…

— Я его не просил об этом, — ответил Наката своим обычным спокойным тоном. — Он сам, по собственной инициативе, взялся за это дело. Это правда. Они о чем-то побеседовали со стариком Ватари и вдруг…

— Ты должен был его остановить! — крикнул Юкинага. — Ты только подумай, что он сделал для всех нас! И потом он мой учитель! Как ты смел не сказать мне…

— Ну, знаешь, если бы я тебе сказал, ты бы его отговорил, — Наката мельком взглянул на Онодэру. Юкинага все еще держал его за лацкан пиджака. — …Откровенно говоря, для этой роли никто так не подходил, как профессор Тадокоро. Эффект превзошел все ожидания. Не скрываю, я обрадовался, когда профессор сказал мне о своем намерении. Но, повторяю, не я его об этом просил. Он сам узнал о контрмерах, сам принял на себя эту роль…

— Ты думаешь, я не понимаю, что ты специально так подстроил…

— Неужели ты считаешь его человеком, который может поддаться на такие уловки? Или меня считаешь способным на такое вероломство в отношении профессора?! — на этот раз уже кричал Наката. — Или ты думаешь, что, кроме него, кто-нибудь в состоянии сыграть эту роль? Ну вот ты, например.

Пальцы Юкинаги, сжимавшие лацкан пиджака Накаты, разжались. Он побледнел еще больше, затрясся всем телом и закрыл лицо ладонями. И только сейчас Онодэра смог встать между ними.

— Тадокоро-сан… — Наката на секунду запнулся. — По собственному почину начал применять тактику «с открытым забралом».

— Роль болтуна, разглашающего тайну и поставляющего информацию еженедельникам?

— И выступление на телевидении… — Наката смущенно отвернулся от Онодэры. — Я никак не ожидал, что он настолько войдет в роль… Скоро нельзя уже будет скрыть, чем мы тут занимаемся… Ну, мы и решили прибегнуть к довольно банальному способу. Запустить пробный шар, намеками разгласить тайну и изучить реакцию на нее. Моя идея заключалась в том, чтобы подать информацию в скандальном виде. Выбрать для этого какой-нибудь крупный еженедельник… Но я не успел еще составить конкретный план действий, как…

— Тадокоро-сан по собственному почину взял на себя скандальную роль, хотите вы сказать?!

— Да, и только он… — Наката запнулся, даже закашлялся. — Эффект намного превзошел все наши ожидания… это, конечно, было под силу только ему… Правда, я совсем не думал, что он зайдет так далеко…

Горький комок застрял в горле Онодэры. Вот оно что! Когда никак уже нельзя сохранить тайну, ученый-одиночка, слывущий чудаком, даже сумасшедшим, и пользующийся в научных кругах сомнительной репутацией, публикует в массовом еженедельнике сенсационную статью. Именно в массовом еженедельнике. Таким образом, с одной стороны, информация воспринимается с ограниченным доверием, как обычная для еженедельников погоня за сенсацией. Здесь все учтено: и смягчение удара уклончивым отрицанием официальных органов, и насмешливое отношение академических авторитетов к ученому «со странностями». Хотя информация и из ряда вон выходящая, но воспринимается без особой тревоги, как мнение чудака. А выходка профессора в телецентре — блистательная концовка этой статьи. С другой стороны, люди все-таки прикоснулись к неизвестному им до сих пор факту, теперь у них начнется адаптация к мысли «а может быть…». Потихоньку будет вырабатываться иммунитет, как от вакцины, содержащей вредные, но ослабленные бактерии…

— Сенсей сам, по собственному почину, говоришь… — сказал Онодэра. — Мне кажется, я начинаю понимать.

— Это человек, конечно, со странностями… но большой человек, — сказал Наката, опускаясь на стул. — У него нет семьи, это тоже существенно… У него нет никакого тяготения ни к высокому общественному положению, ни к славе…

— Дело не только в этом! — категорически заявил Онодэра. — Он действительно никогда не помышлял о престиже, для него это совсем неважно… Мне кажется, основную роль тут сыграло то, что ему было очень горько.

— Горько? — обернулся стоявший у окна Юкинага. — Отчего?

— Оттого что именно он сделал это открытие.

Юкинага и Наката потрясенно смотрели на Онодэру. В наступившей тишине было слышно, как дребезжат оконные стекла. Теперь на небольшие землетрясения уже никто не обращал внимания.

Сейчас, подумал Онодэра, Тадокоро-сан в полицейском участке… Этот большой человек… Конечно, его сразу освободят, тем более он был пьян. Ну, а потом что он будет делать?

— Положим, профессор временно отвлек внимание общественности от нашего плана, от существования нашего штаба… Но неужели он к нам не вернется? Или он считает, что свое дело уже сделал?

— Он сам закрыл себе дорогу назад. Я никак не думал, что он способен на драку в телецентре, — грустно произнес Наката. — Но хочется, чтобы какая-то связь между нами сохранилась. И, я думаю, она сохранится. Надеюсь, старик Ватари все уладит…

— А старик в Хаконэ? — нахмурился Онодэра. — Туда сообщили? Ну что, вулканический пояс Фудзи с юга…

— Ах да! Извини, чуть не забыл… — Наката испуганно посмотрел на Онодэру. — Мне час назад принесли… Ты еще не видел?

Выдвинув ящик стола, Наката вытащил сложенную вчетверо газету и передал Онодэре. В разделе объявлений одно было очерчено красными чернилами:

Это было так внезапно, что Онодэра даже не удивился тому, что в такую минуту не испытывает острой боли.

— Много лет было твоей матушке? — не глядя на Онодэру, спросил Наката. — Ты, наверное, давно ее не видел?

— Шестьдесят восемь, нет, шестьдесят девять, — тихо проговорил Онодэра. — После смерти отца она очень сдала… Наверное, сердце.

— Съезди, — сказал Юкинага. — Твоя родина ведь на Кансае. Аэропорт Ханэда открыли…

— Билет на самолет достать невозможно, — Наката протянул руку к телефонной трубке. — Из Ацуги в Итами ежедневно отправляется транспортный самолет сил самообороны. На нем и лети.

— На вулкане Фудзи объявлено чрезвычайное положение, — сказал побледневший Куниэда. — На отдельных участках начались выбросы пара. С метеостанции на горе все эвакуировались, осталось только несколько человек на чрезвычайный случай.

— Отсюда, наверное, не увидеть извержения? — старик засмеялся. — А вот извержение Комагатакэ или другой вершины Хаконэ было бы видно.

— Три автомобиля стоят наготове. Очень прошу вас — вернитесь в Токио. Премьер строго-настрого приказал привезти вас. Представить себе трудно, что будет, если с вами что-либо случится…

— Не бойся, я пока не собираюсь умирать, — усмехнулся старик. — В течение двух-трех дней ничего не произойдет. Я это чувствую. Да и материалы сегодня к вечеру должны быть готовы.

— Да разве кто-нибудь работает?! — раздраженно воскликнул Куниэда. — Они только и знают целыми днями прогуливаться да прохлаждаться…

— Ну да, ходят, бродят, обдумывают… — старик окинул взглядом Куниэду. — Это-то меня и беспокоит. Последние трое суток совсем не спали. Так и организм не выдержит…

«Они» — так в этом доме называли группу ученых из Киото. Кроме Фукухары в нее входили бледный, плосколицый, неопределенного возраста человек, одетый в обычное кимоно, но сильно смахивающий на буддийского монаха, и совершенно седой, пожилой мужчина. Из штаба им придали трех помощников для сбора материалов и технической работы. Иногда премьер, несмотря на крайнюю занятость, приезжал и просиживал с учеными до утра. В таких случаях Куниэде приходилось их обслуживать. Когда он входил с чаем или легкой закуской, создавалось впечатление, что у старика Ватари просто собрались гости — сидят, неторопливо беседуют о садовых деревьях, о керамических чашках для чайной церемонии. А один раз премьер и старик весело смеялись: кто-то смешно рассказывал о своей заграничной поездке. Чем же эти люди занимаются? — не раз задумывался Куниэда. Отнюдь не казалось, что они заняты размышлениями над судьбами Японии, над будущим страны и народа…

В конце застекленной галереи появилась изящная девушка в кимоно. Она подошла к креслу-каталке, откуда старик любовался садом, и, опустившись на колени, что-то ему шепнула. Старик согласно кивнул. Девушка зашла за кресло и покатила его по галерее.

— Пойдешь со мной, — сказал старик Куниэде.

За поворотом открылся павильон-флигель. Пройдя через крытую галерею, они вошли в него и очутились в передней, из которой двери вели в две большие комнаты.

Несмотря на суровые холода, стоявшие в конце февраля, седзи и застекленные ставни были раздвинуты. Вдали виднелось озеро Асиноко. На большом лакированном столе, который стоял посреди комнаты, лежал ворох исписанных бумаг. Тут же был расписной лакированный ящичек с кисточками для письма тушью. Тяжелая темно-зеленая тушечница напоминала застывший водоворот.