— Вязать их и в темницу!
Разумеется, нам он не собирался ничего объяснять. Это было не в обычаях того времени.
Итак, роли переменились. Из вершителей правосудия мы превратились в обвиняемых, организаторов вооружённой банды. Но часто ли вам приходилось видеть вооружённую банду, которая сдалась бы без сопротивления? То-то и оно! Наши бравые полицейские решили постоять за честь мундира. Крестьяне убрались от греха подальше и быстро ретировались в пещеру, а полицейские открыли огонь. Правда, стреляли они в воздух, но это не имело значения. Наши противники всё больше разгорячались. Люди пристава притащили луки, вокруг засвистели стрелы. У одного из полицейских, когда он чуть-чуть высунулся из-за скалы, стрела пронзила фуражку. Он удивлённо воскликнул:
— Такое я только в кино видел. Настоящий вестерн!
В конце концов мы благополучно добрались до входа в пещеру. Отдельные смельчаки нас преследовали, но потом благоразумно решили повернуть обратно — нас было слишком много. К счастью, обошлось без кровопролития. Но это были, так сказать, цветочки, ягодки нас ждали впереди, на нашей стороне горы. Не могу передать, что делалось в деревне. Настоящее светопреставление! Оказывается, в «походе» вместе с крестьянами принимал участие корреспондент сельскохозяйственной газеты и приехавший к нему погостить приятель — знаменитый репортёр, писавший хлёсткие статьи в центральной прессе для разделов хроники общественной жизни. Газетчики тут же приняли свои меры и повисли на телефоне. Кто-то до сих пор бил в колокол на пожарной вышке. Рядом, захлёбываясь, трезвонил храмовый колокол. На сельской мэрии выла сирена. Короче говоря, любители совать нос не в свои дела развернули бурную деятельность. Животные, казалось, не хотели отстать от людей. Куры кудахтали, как сумасшедшие, петухи орали осипшими голосами, мычали коровы, собаки то заливались звонким лаем, то протяжно выли. К этому концерту присоединился несмолкающий детский рёв. Трудно поверить, что пустячный случай может вызвать такой переполох. Наверно, всё дело в деревенской скуке. Когда поблизости нет никаких увеселительных заведений, люди сами готовы стать участниками любого спектакля. Впрочем, предаваться рассуждениям было ещё рано. Вскоре прибыл вертолёт, битком набитый фоторепортёрами и корреспондентами. А дело запутывалось всё больше и больше. Вслед за вертолётом появился вооружённый отряд, откомандированный на место происшествия ближайшим гарнизоном самообороны. Когда один фоторепортёр, не взирая на уговоры, сунулся в пещеру, а потом выскочил оттуда, обливаясь кровью, с торчащей в плече стрелой, атмосфера накалилась до предела. Полицейские и парни из отряда самообороны наскоро построили загородку у входа в пещеру, а сами заняли позиции неподалёку, готовые к бою.
На следующий день после полудня в деревню приехала комиссия по расследованию, возглавляемая представителями прессы. В неё входили и учёные. Наверно, их тоже привело сюда любопытство. Впрочем, вряд ли они до конца верили россказням о странных делах, творившихся в нашей деревне.
Перед тем как комиссия отправилась обследовать пещеру, один из её членов не преминул высказать своё мнение:
— Очевидно, бандиты, о которых вы говорите, представляют собой маленькую изолированную группу, скрывающуюся в горах. Несколько лет назад здесь уже была обнаружена подобная группа, жившая по законам феодальной общины. Эти люди были потомками средневековых воинов, потерпевших поражение в междоусобицах XIII–XV веков. Впрочем, не исключена возможность, что мы имеем дело просто со сборищем умалишённых, вздумавших поиграть в войну…
«Расследование» окончилось бесславно. Прошло около получаса, и из пещеры начали выскакивать члены комиссии с обезумевшими лицами, изодранные и израненные. Сопровождавшие их солдаты из отряда самообороны выглядели не лучше. Оказывается, с той стороны тоже была засада. Не знаю уж, изменилось ли мнение комиссии относительно странных событий, происходивших в окрестностях нашей деревни, но газетчики и учёные разъехались.
Впрочем, вскоре заявилась вторая комиссия, более солидная. В неё входили мужи науки, руководившие кафедрами в центральных университетах. Среди них были и физики. Очевидно, в верхах начали понимать, что дело обстоит далеко не так просто, как показалось на первый взгляд. Вторая экспедиция, принявшая все меры предосторожности, прошла более успешно. Учёные, кажется, сделали кое-какие выводы. К этому времени наша деревня изменилась до неузнаваемости. Она кишмя кишела репортёрами, фото-, радио-, телекорреспондентами и просто любопытными. В расчёте на них понастроили уйму лавок и лавочек, ларьков и киосков, торговавших различной едой и вином. Мэр деревни почувствовал себя крупным государственным деятелем. Ещё бы — его осаждали газетчики, он давал интервью по десять раз на дню, вокруг беспрерывно щёлкали фотоаппараты, жужжали кинокамеры. Я казался себе испорченной патефонной пластинкой — что-то заело, и пластинка в тысячный раз повторяет одно и то же, одно и то же… Бабушке пришлось и того хуже. Штурмовые отряды репортёров с раннего утра толпились у ворот нашего дома. Стоило только зазеваться, и кто-нибудь просачивался в комнаты. Самые нахальные рвались к чулану, где хранилась известная фотография. Один из этих молодчиков попытался действовать силой, но с бабушкой не так-то легко было справиться: она укусила наглеца в руку, и он позорно покинул поле боя, унося, однако, врезавшиеся в рану бабушкины вставные челюсти… Да что там говорить! Достоверно только одно: когда председатель комиссии делал чрезвычайный доклад в ставке генерального штаба, то бишь в палатке, раскинутой на склоне горы, температура в деревне и её окрестностях поднялась ровно на три градуса по Цельсию… Честное слово!
Председатель комиссии, историк, в начале своего доклада, кажется, волновался. Вокруг, словно наконечники копий, блестели микрофоны. Докладчика озаряли вспышки непрерывно щёлкавших фотоаппаратов.
— В результате тщательного обследования установлено, что пещера на горе Богопрят, принадлежащей госпоже Умэ Кимура, которая проживает в деревне Кэдзири, уезд такой-то, провинция такая-то, ведёт в прошлое…
Слушатели ожидали чего-то подобного, но всё равно заявление докладчика было подобно грому, грянувшему среди ясного неба. В рядах корреспондентов началось волнение.
— Какая эпоха по ту сторону пещеры? — немедленно последовал вопрос.
— На той стороне конец эпохи Эдо, третий год Бункю, стало быть 1863 год. Нам удалось установить это в беседе с представителями… э-э-э… наших предков.
— Как?! Вы разговаривали с людьми эпохи Эдо?
— Да… Там нашлись толковые люди… Мы просили пристава доложить о необычайном явлении в бакуфу, то есть в правительство сёгуна.
Палатка ходила ходуном. Какой-то репортёр вскочил на скамейку и крикнул:
— Вы сказали — на той стороне. Можно ли отсюда сделать вывод, что по ту сторону пещеры начинается мир девятнадцатого века?
— Да! — ответил репортёру физик. — Именно так. Пещера является связующим звеном…
Ему не дали закончить. Что тут началось — ужас! Люди, кажется, с ума посходили.
— Чушь! — заорал кто-то. — Такого не бывает! Чудеса давно кончились!
— Современная наука затрудняется дать исчерпывающее объяснение этому явлению, — неуверенно продолжал физик. — Но факт остаётся фактом. Известно ли вам, что в Нью-Йорке, например, недавно обнаружили джентльмена, попавшего в город прямёхонько из девятнадцатого века. С другой стороны, наблюдаются случаи таинственного исчезновения, наших современников. Очень возможно, что по каким-то ещё не выясненным причинам они переносятся в прошлые эпохи. Отсюда вывод: не все свойства пространственно-временного континуума, а выражаясь проще — пространства и времени нам известны. Самым распространённым является представление о линейно-протяжённом пространстве-времени. На самом деле это не совсем точно: пространствовремя искривляется в полях тяготения, следовательно, пространство-время может оказаться волнообразным или сложенным вдвое, или даже многослойным. Во всяком случае, на этой горе соприкасаются девятнадцатый и двадцатый века.
— Значит, пещера является туннелем, ведущим сквозь пространствовремя?
Этот вопрос потонул в невообразимом шуме. Все старались перекричать друг друга. А профессор физики старался перекричать всех.
— Заметили вы, — надрывался он, — что в пещере, примерно в середине подземного коридора, пространство перевёрнуто? Пойдите сами и посмотрите! Если коридор мысленно разделить пополам и с нашей стороны смотреть на их сторону, то в этом самом месте следы, оставленные ногами на полу, обрываются. Дальше они видны на потолке…
Сколько ни пытались восстановить порядок, утихомирить разбушевавшиеся страсти не удалось.
Председатель всё ещё пытался продолжать доклад.
— В те времена в Японии было неспокойно. Третий год Бункю — это год начала войны между Англией и княжеством Сацума на Кюсю, год бунта «Небесных карателей» против сёгуната. Иными словами, обстановка сложная… — тоненький голосок почтенного историка звучал как крик о помощи. Поэтому, господа, мы просим вас не поднимать шума и не пытаться без особой надобности проникнуть в мир на той стороне горы… Не толкайтесь, пожалуйста! Перестаньте! Больно ведь! Да как вы смеете?!..
Весть о «Пещере, ведущей в прошлое», с молниеносной быстротой распространилась по всему земному шару. Не думайте, пожалуйста, что я преувеличиваю — это чистая правда. Современное общество страдает чрезмерным любопытством, или, как теперь принято выражаться, активной любознательностью, и тут уж ничего не поделаешь. Учёные, исследователи, политические деятели, отважные путешественники, писатели, журналисты, репортёры, туристы и авантюристы наводнили Японию.
Наша захолустная деревенька мгновенно превратилась во всемирно известный центр. Международные телеграфные агентства открыли здесь свои постоянные филиалы. Сбор урожая был на носу, и жители начали беспокоиться. Тогда наш мэр обратился в префектуру за помощью. Он заявил, что при существующем положении уборка не может быть проведена в нужные сроки и с должным успехом, и потребовал от властей компенсировать деньгами предполагаемые убытки. Ходатайство удовлетворили, и мэр, таким образом, обеспечил себе большинство голосов на предстоящих выборах.
Губернатор префектуры объявил деревню Кэдзири и её окрестности «зоной, охраняемой государством». Незадолго до этого у нас в доме появился какой-то подозрительный тип, отрекомендовавшийся негоциантом (очевидно, он считал, что это архаичное слово как нельзя более подходит к создавшейся обстановке) и попросил продать гору. Бабушка даже за сердце схватилась, когда он открыл здоровенный чемодан и высыпал перед ней кучу денег — около миллиарда иен, наверно… Но старуху не так-то просто было облапошить. Она гордо вскинула брови и, обдав проходимца холодным презрением, произнесла целую речь. Гора, мол, не продаётся! Где это видано, чтобы старинный, благородный род торговал своими владениями?! Быть может, некоторым профанам и невеждам не известно, что на этой горе обитают боги и души предков… Скажите, молодой человек, вы бы рискнули продавать своих предков оптом и в розницу? Ах, не рискнули бы! А мы, Кимура, и подавно! С древних времён члены нашей семьи охраняли гору как святыню, и если теперь даже весь кабинет министров встанет на колени перед ней, Умэ Кимура, и предложит ей всё золото Японии, она останется непоколебимой. Да и кроме того, она собирается в ближайшее время отправиться на ту сторону — в гости к родственникам…
Вход в пещеру круглосуточно охраняли солдаты сил самообороны. В нашей деревне был на постое уже не один отряд, а весь гарнизон префектуры. Нет, мы не боялись вторжения с той стороны, скорее наоборот: уж очень много народу стремилось проникнуть в тайну. Разумеется, среди любопытных всегда найдётся несколько десятков задир и драчунов, а то и явных злоумышленников, которые не постесняются обхамить достоуважаемых предков.
В один ясный, погожий день произошло чрезвычайное событие. Из пещеры выехал самурай на белом коне. Одет он был, как положено: хакама, богато расшитое походное хаори с разрезами по бокам, на голове сверкающий лаком охотничий шлем с изогнутыми полями. Его сопровождала довольно большая свита. Один из воинов держал белый стяг.
— Саданосин Абэ, — представился он, подъехав к палатке штаба комиссии, — начальник стражи замка сёгуна в Эдо. Прошу дозволения лицезреть господина Таока. Я привёз высокочтимому господину ответное послание из совета старейшин, составленное господином Сакаем.
Профессор Таока, председатель второй комиссии, прочитав послание, просиял.
— Господа, — сказал он, — бакуфу предлагает обменяться делегациями!
Вдруг раздался свист меча, рассекающего воздух, и фоторепортёр, нацелившийся аппаратом на парламентёра, с пронзительным визгом отскочил в сторону. Мы сразу даже и не поняли, что произошло — уж очень быстро действовал самурай.
— Я немного владею мечом, с вашего позволения! — сказал Саданосин Абэ с тонкой улыбкой. — Прошу удалить чернь.
Фоторепортёр был вне себя от возмущения. Мало того, что этот кретин разрубил пополам его камеру, так ещё и обзывается!
Укомплектовать состав делегации оказалось делом нелёгким. Страсти разгорелись вовсю. Каждый претендовал на почётную роль делегата. У каждого нашёлся друг-приятель, обладавший такими-то и такими-то достоинствами, которого абсолютно необходимо было включить в делегацию. А как быть с членами парламента? С представителями различных отраслей науки? А писатели разве без них можно обойтись? Кто же увековечит знаменательное событие и в высокохудожественной форме расскажет о нём потомкам?.. Мелкая сошка газетчики и киношники — действовала проще, решая спор кулаками. Солдаты самообороны и полицейские, понимая, что без хорошей вооружённой охраны наши не рискнут отправиться на ту сторону, — не на пикник ведь едут! — из кожи вон лезли, превознося собственную храбрость и умение владеть всеми видами современного оружия. Наконец делегацию кое-как укомплектовали. Представители предков, ожидавшие по ту сторону пещеры (около недели, наверно), в душе презирали людей нового времени — суетных, недисциплинированных волокитчиков. Зато, когда обмен состоялся, все, кажется, остались довольны. Предки сначала только хлопали глазами — уж очень странным казался им наш мир, но потом, уразумев, что к чему, пришли в себя и с большим достоинством вели переговоры. Наши, вернувшиеся с той стороны, были в полном восторге. Они привезли документальный фильм о нравах и обычаях эпохи Эдо, стенограммы всех встреч и бесед, ценные подарки. Обе стороны договорились о взаимном обмене научными и культурными делегациями.
— Господа! Это величайшее открытие! Величайшее достижение современной науки! — кричал профессор Таока, историк. И куда только девались его важность и степенность! Он прыгал, как мальчишка, взъерошенный и весь багровый от возбуждения. — Этими вот глазами мы можем наблюдать прошлое столетней давности! Этими вот руками можем прикоснуться к нашим предкам! Господа, я выдвигаю новый лозунг: «Совершенствуя настоящее, изучайте прошлое!»
Казалось бы, теперь можно приступить к спокойной работе, но не тут-то было! Шум, поднятый вокруг пещеры, не утихал, а становился всё больше и больше. Историки и социологи рвались на передовую — ещё бы, им вместо копания в пыли архивов представлялась возможность покопаться в живой жизни! Физики настаивали на всестороннем изучении структуры подземного хода. Всех насмешили гинекологи, заявившие, что они должны отправиться в первую очередь — нельзя же допустить, чтобы наши прабабки и прапрабабки болели женскими болезнями и рожали по старинке, с помощью тёмных повитух, в антисанитарных условиях! Члены парламента, большие любители завязывать контакты с народами, стоящими на более низкой ступени развития, твердили о своём праве первенства. Писатели, авторы исторических романов, доказывали, что кому-кому, а уж им-то необходимо попасть «туда» как можно скорее мол, герои романов ждут не дождутся встречи. И вообще не известно, насколько точно отображена прошедшая эпоха в их произведениях, возможно, после непосредственного знакомства многие романы придётся переписывать заново, чтобы не обидеть действующих лиц…
Очеркисты сочли это заявление личным оскорблением. Во-первых, кто теперь читает исторические романы?! Во-вторых, когда история становится действительностью, сегодняшним днём, надо писать не романы, а документальные очерки, ибо в романах вымысел всегда торжествует над правдой. В этот спор, поднятый представителями двух литературных жанров, моментально включились представители всех видов искусства: художники, композиторы, мастера цветной фотографии, драматурги, фольклористы, поэты, актёры, режиссёры, скульпторы, архитекторы и пр. и пр. Все рвались на «ту» сторону. Надо отдать должное писателям-фантастам. Они вели себя значительно скромнее и призывали не вмешиваться в прошлое, ибо такое вмешательство может привести к нежелательным изменениям настоящего и, кто знает, возможно, даже к непоправимым катастрофам. Я думаю, у их благородства была и оборотная сторона: они просто боялись, что люди, соприкоснувшись с фантастическим и удивительным в жизни, перестанут читать фантастику.
Министерство просвещения начало настоящую тяжбу с канцелярией премьер-министра. Решался вопрос, какое ведомство должно взять под своё крылышко «сношения с прошлым». Да и вообще просто нет сил описать, что творилось в Японии в это время. А тут ещё одна газета, оставив с носом все остальные, опубликовала сообщение о секретной встрече-представителя нашего правительства с членом совета старейшин, господином Сакаем, имевшей место в замке сёгуна. Мало того, в статье приводилось и содержание беседы высоких встретившихся лиц!
Как выяснилось, газета действительно проявила чудеса изобретательности и, я бы сказал, наглости. Разнюхав о предстоящей встрече члена нашего правительства с бакуфу, редакция установила слежку за входом в пещеру, и когда наш представитель прибыл туда под покровом ночи, один ловкий репортёр подсунул ему в карман крохотный, совершенно невесомый передатчик-микрофон. Другой сотрудник газеты, заранее вошедший в контакт с обслуживающим персоналом канцелярии государственного деятеля, ухитрился вмонтировать в портфель его секретаря мини-приёмник с магнитофоном. Впоследствии мне представилась возможность прослушать записанное на плёнку содержание секретной беседы. Это было нечто поразительное!
Вот выдержки из этой беседы:
— …Высокочтимый гость мой, я должен сообщить вам весьма прискорбную и, по моему разумению, давно известную вам истину: страна наша кипит и бурлит, словно вода в котле огромном, над разгорающимся пламенем подвешенном… — говорил печальным голосом член совета старейшин Тадаскэ Сакай, через два года ставший главой старейшин бакуфу. — Иноземцы стоят у порога Страны восходящего солнца и с настойчивостью дерзновенной требуют распахнуть перед ними двери. Внутри страны началась смута великая. «Дальние» князья, феоды свои не из дарующих рук сёгуна получившие, противятся требованию оному, а спесивые самураи, неслуживые, каждый из коих мнит себя господином владетельным, на иноземных пришельцев со всею яростью ополчаются. Не далее как в прошедшем году зарубили они мечами подданного короля англицейского, а в ответ на сие англицейская же флотилия княжество Сацума из пушек обстреляла, учинив шуму премного, а сверх того и урон чувствительный. А допреж того корабли чужеземные осыпали градом ядер город Симоносэки в княжестве Тёсю. Одному небу ведомо, какие беды ещё обрушатся на наши головы, ежели и далее твориться подобное будет…
— Гм… да… действительно… Очень, очень неприятно! — растерянно бормотал в ответ представитель нашего правительства.
— Да не поленится досточтимый гость наш утрудить свою память и вспомнить старинные книги, им читанные. В книгах оных повествовалось, а я, недостойный, ныне подтверждаю, что в году прошедшем жизнь была отнята у господина Ий, главы старейшин, и отнята самым кровожадным образом. И с той поры не прекращаются убийства и покушения на земле нашей. В Ямато вороги сёгуна, подлые собаки, одно имя коих осквернило бы мои уста, подняли стяги измены, именуя себя «Небесными карателями». Поведение двора императорского и многих аристократов высокородных тоже нам опасения наисерьезнейшие внушает….
— Кхе-кхе… Гм… да… печально… Сочувствую…
— Посему спасение наше лишь в сплочённости и единстве полагаем, а коли не объединимся и не укрепим своей мощи, дабы выстоять против чёрной тучи, с морей далёких надвигающейся, быть нам под стопой чужеземных захватчиков. И пример тому злосчастие, Цинскую династию постигшее после войны, именуемой «Опийной». Вот и вопрошаю я вас, соотечественника нашего, готовы ли оказать нам помощь посильную?
— А? Что? Помощь?.. Это… позвольте поинтересоваться, в каком же роде?
— Наслышаны мы премного о вашем славном воинстве, храбром и многочисленном — до ста восьмидесяти тысяч душ, располагающем кораблями, кои летают по воздуху, аки птицы небесные, и вооружённом ружьями огнестрельными, в мгновение ока сотни пуль испускающими… Вот и просим нижайше — уделите нам малую толику сего вооружения чудодейственного, уделите от братских щедрот ваших!
— Однако вы прекрасно информированы…
— Мир и покой столетиями царят в стране под властью благословенного дома Токугава, однако садовники владыки, сёгуна нашего, не дремлют…
в голосе члена совета старейшин послышалась сдерживаемая ирония. — Так как же, надеяться нам на помощь братьев и соплеменников наших или не надеяться?
— Видите ли, в чём дело… — представитель правительства замялся. Дело в том, что современная конституция Японии запрещает отправку войск за рубеж…
— Многоуважаемый гость не так меня понять изволил — не об отправке в заморские страны ведём мы речь…
Как ни юлил наш представитель, победителем в этой встрече оказался член совета старейшин Сакай. Видно, среди людей прошлого встречалось немало цельных натур, которых защищала непроницаемая броня уверенности в правоте своего дела. И надо же было, словно нарочно, попасть именно в 1863 год! В самое смутное, самое сложное для Японии время!
Думаю, и объяснять нечего, что это было за время. Всего десять лет прошло с тех пор, как в 1853 году в порт Урага вошла американская флотилия под командованием капитана Перри и потребовала открыть иностранным судам доступ в Японию. Вслед за этим, не успел поэт написать, что «страну от долгой дрёмы пробудили», явился русский флот под предводительством Путятина, и посланцы царя всея Руси тоже начали стучаться в двери Японии. Японское правительство поспешило заключить с Англией, Америкой и Россией договор о мире и дружбе. Тут-то в стране и начались распри между сторонниками открытого доступа и его противниками, между сторонниками восстановления власти императора и приверженцами сёгуна. Всё это действительно было «весьма прискорбным», как выразился член совета старейшин Сакай. Пятый год Ансей, то есть 1858 год, когда во главе совета старейшин встал князь Ий, ознаменовался печальными событиями: по стране пронёсся ураган правительственного террора, получивший название «ансейских казней», произошло знаменитое ансейское землетрясение, начались страшные эпидемии чумы и холеры. Люди умирали от болезней, от голода, не имея сил бороться с налогами и дороговизной. Через три года, в тот день, когда князь Ий праздновал трёхлетие своего правления, вспыхнули крестьянские бунты. В этой обстановке такие крупные княжества, как Сацума, Тёсю и Дои, боровшиеся против сёгуната, приобретали всё больший вес. Они требовали единовластия — восстановления прав императора и сосредоточения в его руках полномочий сёгуната. Сёгунат не мог не понимать, насколько сложной и грозной стала политическая обстановка в стране, и, естественно, пребывал в постоянной тревоге. А тут ещё разбушевались экстремисты из вольных неслуживых самураев. Они требовали изгнания иностранцев из Японии и в знак протеста объявили открытый террор. Его жертвами пали некоторые высокопоставленные члены бакуфу и многие иностранцы. Князь Ий был убит у ворот Сакурадамон Эдосского замка… В третьем году Бункю, т. е. в 1863 году, началась война между Англией и княжеством Сацума. Иностранный флот обстрелял город Симоносэки. Кумитами Хирано поднял в Намано восстание против бакуфу. Организация «Небесные каратели» не давала властям покоя. Положение в стране с каждым днём становилось всё напряжённей. Кульминационным моментом явился дворцовый переворот в замке Эдо, в результате которого император, номинальный правитель Японии, был подвергнут домашнему аресту в своей Киотской резиденции, а семь его ближайших сановников отправлены в ссылку…
Как только распространилась весть о встрече представителей двух правительств, ажиотаж вокруг пещеры разгорелся с новой силой. Однако теперь страсти влились в несколько иное русло. Если раньше основной движущей силой были любопытство и желание оказаться в числе первооткрывателей, то сейчас людей волновала романтика политической тайны. Прошёл слух, будто бы после этой «секретной» встречи к нам пробрался с той стороны вольный самурай и имел конфиденциальную беседу с крупнейшим магнатом Осаки. Вскоре стало известно имя самурая — Рюма Сакамото. Разразилась целая буря — ведь Рюма Сакамото был крупнейшим деятелем Реформации!
Один из членов оппозиции сделал в парламенте запрос — намерено ли правительство оказать военную помощь эпохе Эдо? Ответ прозвучал крайне осторожно: мол, о прямой военной помощи не может быть и речи, поскольку современной Японии ничто не угрожает. Раздались реплики с мест — как это не угрожает? Угроза самая непосредственная, Япония остаётся Японией, и эпоха тут не имеет никакого значения. Правительство стояло на своём, утверждая, что переговоры велись только об оказании экономической помощи и о внедрении некоторых достижений науки. Каверзные вопросы сыпались один за другим. Например, кому же помогать, бакуфу, уже находящемуся на грани политического краха, или княжествам Сацума и Тёсю, тем самым ускорив образование Реформационного правительства?.. Депутат от префектуры Кагосима, бывшего княжества Сацума, поднял страшный шум: «Не забывайте, в каком положении находится дом императора! Предотвратите убийство императора Комэй, пока не поздно!» В ответ ему орали с мест: «Не сметь вмешиваться! Это может изменить весь ход истории!» Дальше начались вовсе уже нечленораздельные вопли…
Жители нашей деревни недоумевали.
— Видно, там, в верхах, все как есть рехнулись, — рассуждали они. — Подумаешь — прошлое! Нашли дырку в горе и пошли куролесить. Нам-то какое дело до этого самого прошлого? Сколько лет без него жили, и неплохо жили чисто, культурно, и ещё столько же проживём…
Между тем бакуфу настойчиво требовало ответа на свой запрос. Потом перешло к угрозам: если правительство современной Японии не удовлетворит его просьбу о незамедлительной помощи, выход из пещеры, ведущий на ту сторону, будет завален, и люди двадцатого века навсегда потеряют доступ к эпохе Эдо. А если кто-либо осмелится проковырять дырку и появиться в стране своих предков, то дерзновенный моментально подвергнется самой жестокой казни… Правительство в конце концов с большой неохотой согласилось на некоторую экономическую и культурную помощь. Очевидно, его толкнули на это не столько угрозы бакуфу, сколько вопли современников о «недопустимости халатного обращения с культурным наследием прошлого». Правительству ничего не оставалось делать, как, преисполнясь сознанием своей благородной миссии, начать спасать исторические ценности. Дело в том, что в интересующий нас период эпохи Эдо в Японии происходила непрерывная утечка золота за пределы страны. Мы-то знали, как у наших предков будут обстоять дела в дальнейшем: в первые годы правления императора Мейдзи в стране начнётся разруха и обнищание. Под угрозой окажутся знаменитые древние храмы и статуи Будды. Иностранцы с жадностью изголодавшихся шакалов набросятся на произведения национального искусства, и все они неудержимым потоком потекут за границу… Пожалуй, правительство избрало самый благоразумный путь — экономическая помощь с целью сохранения исторических памятников. Попробуй, возрази! А пока что на ту сторону начали транспортировать продовольствие и текстиль. Тоже правильно предкам нужно есть, пить и чем-нибудь прикрывать своё бренное тело, иначе будет не до культурных ценностей. Вскоре патриотизм начал принимать уродливые формы. Появилась какая-то нелепая националистическая организация под названием «Поможем пострадавшему Эдо!» Члены этой организации устраивали шумные сборища, на всех зданиях, на всех углах расклеивали плакаты и лозунги.
— Спасём эпоху Эдо от когтей заморских чудовищ! — надрывались ораторы. — Создадим там высокоразвитую современную промышленность! Сделаем землю наших предков самой передовой страной девятнадцатого века! Мы уж покажем всем захватчикам, и бывшим и будущим! Граждане, дорогие братья, помогайте эпохе Эдо, помогайте Японии подготовиться ко второй мировой войне, чтобы нам не пришлось пережить поражение, которое мы уже пережили!..
Нормальных людей начинало тошнить от этих завиральных идей. Но, как видно, не только патриотизм руководил всеми этими одержимыми. Дело было куда сложнее и страшнее. В мире всегда так бывает — стоит появиться какой-нибудь идее, пусть даже и не очень разумной, но так сказать, чистой, как чудовище бизнеса тут же оживает и бессовестно к ней примазывается. Бизнесмены и на этот раз не зевали. Они предложили послать в эпоху Эдо группу экономических советников и начать грандиозную перестройку прошлого. Предпосылки обоснованы со всем знанием дела: в те времена, мол, с сырьём было легче, цены на землю не выходили за пределы умеренных, а самое главное, рабочие руки почти даровые. Раздолье для развития мощной промышленности! Что же касается политической стороны вопроса, то и тут всё предусматривалось: Япония девятнадцатого века станет чем-то вроде протектората Японии двадцатого века. В первую очередь необходимо помирить бакуфу с княжествами, а затем одним махом установить в стране демократическую систему правления. Наступит настоящий рай — добрососедские отношения двух Японии, небывалый расцвет экономики, и… весь мировой рынок девятнадцатого века к нашим услугам…
Часть правых шовинистов, которым призрак войны не давал покоя, сразу возжаждали крови — в современных условиях им негде было особенно развернуться — и организовали отряд смертников. Они горели желанием сложить свои головы за императора и несколько раз пытались проникнуть в пещеру.