22

Для Тактика теперь не было задачи важнее, чем отстоять свой чин. Неприметный вскользь брошенной фразой как бы разрешил Советнику попытать счастья. Но что за Тактик выйдет из Советника?! Что он может?! Его глупые советы уже привели к тому, что «Толстяк» не может взлететь с Планеты, а сама Планета так и не получила положенной ей взбучки. Правда, тут во многом виноват и сам Стратег. Но он тоже слишком часто прислушивался к словам Советника.

Нет, удержание во что бы то ни стало с таким трудом доставшегося чина принесло бы необходимую пользу не только самому Тактику, но и всем остальным!

Только жестокая борьба! До победы или смерти!

Тактик осторожно крался по коридору, приноравливаясь к наклону пола, стараясь не зацепиться колчаном с солнечными лучами за какую-нибудь выступающую часть стены, сжимая в руках взведенный арбалет. Скорость солнечного луча мгновенна. Практически все решает реакция стрелка. А Советник был плохим стрелком. Тактик это знал и считал, что у него есть несколько очков форы.

Коридор под прямым углом повернул направо. Тактик остановился, вдвойне насторожился. Острый слух его уловил шорох крадущихся шагов. Тактик подождал еще, пока не определил, что человек за поворотом удаляется. Когда он бесшумно выдвинулся из-за угла и мгновенно поймал на мушку широкую, мясистую спину Советника. Все разрешилось так просто, что Тактик даже разочарованно вздохнул. Лишь на пять миллиметров нужно было согнуть указательный палец, чтобы навсегда остаться Тактиком. Других соперников у него на «Толстяке» не было.

Но что-то удерживало его. Простота происходящего, что ли? Он ожидал борьбы, хитростей, ловушек, игры ума… А тут широкая мишень, не попасть в которую просто невозможно.

— Эй, претендент! — неожиданно для самого себя крикнул Тактик. — Так дело не пойдет! Слишком примитивно!

Лишь на мгновение растерялся Советник, замер, но уже в следующее резко обернулся и пустил луч, второй, а затем уже и целую очередь. Ни один из лучей не попал в Тактика, который чему-то смеялся, успев заскочить в помещение и захлопнуть за собой дверь. Он отчетливо представил себе, как, обезумев, убегает Советник по коридору, ища спасительного поворота или двери. Ну и Советник! Тактиком захотел стать! Но Тактиками не становятся, а рождаются!

Металлический звук наружной защелки заставил его образумиться. Советник, оказывается, не бежал и даже поймал его в ловушку. Тактик растерялся, но лишь на секунду. Попытался вспомнить, что было написано на двери, которую он так неосторожно закрыл за собой. Вспомнил. Это еще не ловушка! Есть другой выход! Советнику никогда не догадаться, что у этого помещения есть другой выход!

Для того, чтобы окончательно сбить с толку Советника, он с грохотом набросал возле двери разных металлических предметов. Помещение оказалось кладовой инструментов. Пусть Советник думает, что он строит баррикаду и готовится к длительной осаде. Затем, сбросив сапоги с металлическими набойками, чтобы не выдать себя случайным стуком. Тактик начал пробираться к запасному выходу. Все здесь было перевернуто и разбросано, так что ему пришлось основательно потрудиться, пока он не добрался до лестницы, которая вела на другой ярус. Люк был открыт. Тактик начал осторожно взбираться наверх, крепко хватаясь за металлические перекладины. Иногда он поднимал голову, чтобы определить, много ли еще осталось. Но вот и последняя ступенька… Рука прилипла к холодному металлу и не было сил оторвать ее. А в каком-нибудь полуметре в грудь ему смотрел арбалет. Советник сидел на стуле. Он, видимо, уже устал ждать.

Никакая реакция не могла спасти Тактика. Советник перехитрил его! Но что же он медлит? Неужели ему так приятна эта пытка? Тактик осмелился перевести взгляд с арбалета на лицо Советника и ужаснулся. На него смотрел не человек. Какое-то чудовище с мукой и отчаянием в глазах. Тактик пожалел, что не выстрелил там, в коридоре, потом ему стало все равно, А Советник медлил. Память Тактика жестоко подсовывала ему фрагменты из их деятельности на Планете. Охота на Бунтаря и Дурашку. О, Бунтарь! Много крови ты испортил Тактику! Но стрелял Тактик все же в планетянина, а не в Бунтаря. В планетянина… Если бы он знал, что это Бунтарь. А в планетянина стрелять было можно. И в него, в Тактика, тоже сейчас можно стрелять. Но почему можно было стрелять в планетянина? Правда, сначала в воздух! Но почему, зачем? Потом по ногам… Все-таки у планетян был шанс, если первый выстрел в воздух! Почему нужно было стрелять в планетян и разрушать Планету?

Да что же это? Лучше смерть, чем такие вопросы! Да разве можно вынести столь внезапно свалившуюся тяжесть?

— Стреляй, Советник, — попросил он.

Лицо того оживилось:

— Нет, нет… Уж лучше ты стреляй.

— В кого?

— В меня, конечно!

— Зачем же, Советник?

— Тошно все и противно…

— Ты первый…

— К черту все! — вдруг заорал Советник и бросил арбалет. — Как звери! Да нет! Мы же хуже зверей, страшнее. Те хоть не уничтожают себе подобных.

— Ты прав, — сказал Тактик, вылезая из люка. — Мы здесь столько натворили, что наше существование кощунственно.

И тут на них обрушился потолок и стены.

23

Советник очнулся и почувствовал на себе чей-то взгляд.

В полумраке светились глаза, дикие, сумасшедшие.

— Помогите… — прошептал Советник.

— Как?! — сказал кто-то удивленным голосом. — Советник и Тактик! Разве вы не охотились друг на друга?

— Это ты, Неприметный?

— Нет, я — Стратег.

— Ты — Неприметный. Да, мы охотились друг на друга.

— Надеюсь, ты выиграл новый, чин?

— Я проиграл, Неприметный…

— Ладно. Пусть я для тебя останусь Неприметным. Но только и ты в этом случае не станешь Тактиком. Уж он-то не упустил бы момента угостить тебя солнечным лучом из арбалета. Только Оружейник стреляет лучше его… Что посоветуешь, Советник?

— Я знаю, что ты смеешься надо мной. Я знаю, что всегда выполнял твои тайные желания. Ты подавал советы моим голосом! Даже сама мысль не отгадать твои желания приводила меня в ужас.

— Так, так. Все так, — согласился Неприметный.

— Это твоя вина, что мы навсегда останемся на этой Планете! Ты тайно направлял действия офицеров.

— Какая же тут вина?

— «Толстяк» взорван. Одни убиты, другие бежали!

— Пусть вина. Но только ли моя?

— Да… В равной степени виноваты все.

— Приятно прозреть. Советник, не правда ли? Особенно, когда уже ничего не можешь сделать…

— Почему не могу? Я еще жив. Мне бы вот только высвободить ноги.

— Конечно, высвободи.

— Я понял. Неприметный. Ты не поможешь мне.

— С какой стати. Планета должна быть разрушена! А ты ведь теперь, поди, станешь возражать?

— Теперь — да.

— Тогда возражай здесь.

— Будь ты проклят! Спаси хоть Тактика!

— А он еще жив?

— Дышит. Может, он…

— С какой стати я стану спасать Тактика?

— Ну уж он-то служил тебе верой и правдой.

— Что же он не выстрелил в тебя?

— Не знаю, Неприметный.

— Вот если бы он выстрелил в тебя, тогда другое дело. А так… Нет. У меня много работы. Заковыристая попалась Планета. Но с тремя такими отличными помощниками ее тайну мы разгадаем сегодня же.

— Кто это собрался тебе помогать, Неприметный?

— Умелец, Оружейник, Дурашка.

— Спасибо, Неприметный, что рассмешил перед смертью. Как раз эти трое были всегда настроены против тебя. Они, да еще Бунтарь.

— Бунтаря жаль… Я тогда ночью послал Умельца спасти его, но Тактик слишком настойчиво придерживался своей тактики.

— Так это ты открыл карцер и люк крейсера?

— Я. Бунтарь мог очень быстро разгадать тайну Планеты. Я надеялся, что, бежав с крейсера, он даже вступит в контакт с планетянами. Но ничего, эти трое вполне заменят Бунтаря.

— Где же ты их найдешь?

— Где? Умелец в своей лаборатории.

— Он же бежал!

— Да. Но только до своей лаборатории, из которой уже не сможет выйти. Оружейник возвращается на корабль. С минуты на минуту он будет здесь. А Дурашку я могу найти в любой момент. Ведь я послал ему меченого скакуна.

— Они не станут помогать тебе. Неприметный.

— Отчего же? Неприятель убил большую часть экипажа. Тебя, Советник, в том числе. Подверг крейсер обстрелу, а потом и взорвал его. Все взывает к отмщению.

— На этой Планете нет никакого неприятеля, кроме тебя. Теперь я понял.

— Понимай, Советник, понимай. Мне кажется, что вот-вот лопнет шпангоут и тогда на вас обрушатся верхние ярусы. Пойду, пожалуй… Ведь разгадка Планеты так близка.

Неприметный протиснулся между покореженными металлическими конструкциями в люк, спустился по лестнице и уже выскочил в коридор, когда вверху раздался грохот.

Обрушилась еще одна часть «Толстяка».

24

Умелец честно проводил эксперименты, придерживаясь графика, который ему кто-то подсунул. Очень интересные получались результаты. Тайну Планеты он еще не разгадал, но уже приближался к этому. Не хватало какого-то одного звена.

Страшный взрыв потряс корабль.

Умелец очнулся в темноте, ощупал себя. Кажется, он отделался лишь ссадинами да синяками. Не теряя времени. Умелец начал восстанавливать электропроводку. Но главный генератор крейсера, видимо, был разрушен. В лаборатории имелись аккумуляторы, и вскоре электрические лампочки зажглись.

Разгром был полнейший. Ни о каком продолжении экспериментов не могло быть и речи, но Умелец упорно трудился. Входная дверь все равно заперта, а сидеть без дела он не привык. Вскоре на стене, на расстоянии полутора метров друг от друга были прикреплены клеммы, куда Умелец подсоединил все аварийные аккумуляторы. Он начал разгребать остатки аппаратуры, надеясь, что что-нибудь уцелело, и не заметил, как кто-то открыл дверь и вошел в лабораторию.

— Плохи наши дела, Умелец, — услышал он, вздрогнул и обернулся.

— Неприметный!

— Стратег, — поправил Неприметный.

— Стратег? А что же произошло с настоящим Стратегом?

— Убит!

— Убит?

— Да. Он и еще многие.

— Кто же?

— Тактик, Шкипер, Звездочет, Канонир, Советник, Лекарь. О Бунтаре ты знаешь и сам.

— Как же это произошло, Неприметный? — ужаснулся Умелец.

— Неприятель жесток и коварен! Нам не будет пощады, если мы не разгадаем тайну Планеты. Корабль взорван. Обратного пути все равно нет.

— Я не верю, Неприметный, что планетяне могли так поступить.

— Кто же убил семерых офицеров? Может, я?

— Что ты, Неприметный… Хотя, Бунтаря убил Тактик.

— Они ввели Тактика в заблуждение. Значит, это их вина, а не Тактика. Так что же ты выяснил, Умелец? Знай, ты сейчас единственная надежда «Толстяка».

— Странных фактов много, но объяснить их я еще не могу.

— Выкладывай свои факты, Умелец. Я подбавлю своих. Может, вдвоем мы что-нибудь и поймем.

— В атмосфере Планеты непрерывно уменьшается количество кислорода. Вернее, не непрерывно, а скачками. И это как-то связано с обстрелом скал из бомбард. При каждом выстреле доля кислорода уменьшается.

— В момент выстрела или в момент взрыва? — уточнил Неприметный.

— В момент взрыва.

— Что же там взрывается?

— Я заснял скоростной камерой момент соприкосновения ядра с Планетой. На одном кадре видно, что скала взорвалась. Но уже на другом она стоит целой и невредимой.

— Длительность кадра?

— Одна микросекунда. И вот еще что. Скала восстановилась не совсем в таком виде, какой она была прежде. Она стала чуть больше, ровнее. Первая из второй могла бы получиться под действием Светила, ветра и дождя. Но вторая из первой — никогда. Я не знаю, в чем тут дело.

— Ландшафт Планеты вообще здорово изменился. Возможно, что выстрелы из бомбард пробудили дремавшие в ней силы. Вулканы возникают десятками. Учти и это, Умелец.

— Массовое возрождение вулканов?! А ведь возросла и тектоническая деятельность Планеты.

— Жаль, что у «Толстяка» больше нет бомбард. Мы бы ее так растрясли ядрами, что она уничтожила бы сама себя.

— Уничтожила, Неприметный?

— А что ты думаешь?! Простить ей все, что она сделала с «Толстяком»?! Впрочем, не это сейчас главное… На Планете есть жизнь!

— Что же ты молчал. Неприметный!

— В пригоршне воды Океана я обнаружил десятиклеточные живые организмы и водоросли. После залпа бомбард Океан отступил на километр, но я догнал его. В нем снова были живые организмы и водоросли, правда, почему-то девятиклеточные. Это тебе говорит о чем-нибудь?

— Жизнь… Жизнь! А мы обстреливали Планету из бомбард.

— Умелец! Мы должны разгадать тайну Планеты!

— Ты говоришь, десятиклеточные, а потом — девятиклеточные… В таком случае, боюсь, что жизни на Планете больше не существует.

— Объясни.

— Скажи, Неприметный, а не замечал ли Звездочет каких-нибудь странностей в ночном небе?

— Замечал. Еще как замечал! Он как сумасшедший орал: и Планета, и небо сошли с ума! Единственное спасение — стартовать!

— Если бы знать, что он там увидел.

— Уверен, что что-то со звездами.

— Я думаю, — сказал Умелец, — он заметил, что изменилось расположение звезд.

— Звезд?! На Планете может происходить все, что угодно, но звезды не могут меняться так быстро. Они далеко!

— Тогда кое-что проясняется. Только это не в нашу пользу.

— Что теперь думать о нашей пользе, Умелец. Подумай о вреде для Планеты. Больше нам ничего не остается.

— Неприметный! Я понял, в чем тут дело. Каждый раз, когда мы наносили Планете какой-нибудь вред, она…

— Ну, ну, — с нетерпением сказал Неприметный.

— Остановись, Умелец!

В дверях стоял Оружейник.

25

Оружейник подумал, что он заблудился, настолько неузнаваемо изменилась местность. Горы стали выше, ущелья глубже, обрывы круче. В каком-нибудь километре от него вдруг вырос вулкан и начал извергать из себя темно-вишневую лаву и плеваться каменьями. Столб дыма и пепла поднялся в стратосферу. Оружейник развернул своего скакуна, бросился в одну сторону, чуть не попал под град камней, завертелся на одном месте. Скакун захрапел испуганно и протяжно. И намека на тропинку не было вокруг. Увеличив мощность скакуна до предела, Оружейник погнал его в гору, тяжело дышавшую, вздрагивавшую, шевелившуюся каменьями и целыми скалами. Преодолев подъем, он понял, что кратчайшим путем до «Толстяка» уже не добраться. Горы шевелились, вулканы ревели. Оружейник отчаянно гикнул, прижался к шее скакуна, вонзил в его бока шпоры, засвистел над головой витой плетью. Выручай, родной!

Скакун высоко заржал, на пределе слышимости человеческого слуха, и помчался, сам выбирая нужное направление. Он мягко перепрыгивал ущелья, карабкался, тяжело мотая головой, на скалы, чуть ли не на брюхе скатывался с крутых склонов, увлекая за собой груды камней, мягко касался копытами едва затвердевшей корочки лавы и ни разу не провалился, с удивительной точностью увертываясь от падающих с неба камней. Он весь покрылся грязью, потом и пеплом, натужно дышал, но шел хорошо, легко, уверенно, хотя интегральные схемы и исполнительные механизмы его наверняка уже перегрелись.

Оружейник не запомнил, как скакун взобрался на вздыбившееся плато, совсем не похожее на то, что лежало тут несколько часов назад. И «Толстяка», красавца крейсера, грозы Вселенной, Оружейник перед собой не увидел. Только груда металлических конструкций даже отдаленно не напоминающих корабль, пучилась и вздрагивала на голых камнях.

Оружейник бросил поводья, и скакун, медленно опустившись на передние ноги, судорожно задышал и завалился на бок. Короткое замыкание превратило его в никому не нужный хлам. Сердце дрогнуло в груди Оружейника, но там, впереди, его, наверняка, ждали люди!

Проникнуть в корабль было нетрудно, хотя и опасно. Первым детдом Оружейник бросился в кают-компанию. Кое-как соорудив стол из обломков и досок, Стряпух расставлял приборы на тринадцать персон.

— Что здесь происходит?! — крикнул Оружейник.

Стряпух посмотрел на него, но ничего не ответил, даже когда Оружейник тряхнул его за лацканы изрядно изодранного мундира.

— Кто здесь есть! — крикнул Оружейник еще раз и выпустил офицера из рук.

Стряпух спокойно и старательно, медленно, как в полусне, расставлял на столе черепки чашек. На Оружейника он не обращал внимания. Он сейчас вообще ни на что не обращал внимания. Приближалось время ужина, и стол на тринадцать персон должен был быть накрыт в любом случае.

Оружейник бросился по уцелевшим ярусам. Звездочет с солнечным лучом в груди… Убит?.. Оружейник наклонился, исследовал луч. С луча была соскоблена метка, но следы ее остались. Неприметный! Да что же происходило здесь?.. Оружейник растерялся. Но и в лечебнице было не лучше: на двух сдвинутых операционных столах рядом, как братья, лежали Стратег и Лекарь. А среди инструментов — кинжал. И снова — Неприметного!.. Оружейник взял в руки братоубийственное оружие и взглянул на рану Стратега. Да! Кинжал несомненно побывал в груди Стратега!.. Ноги несли Оружейника дальше, пока среди металлического залома он не обнаружил Тактика и Советника. Ну эти-то погибли под рухнувшими балками… Но что это? Следы подошв!.. Оружейник, как следопыт, присел на корточки и всмотрелся в отпечатки каблука. Здесь проходил, долго сидел на корточках, а потом поспешно бежал Неприметный. Причем он даже пальцем не дотронулся ни до одного обломка. Оружейник бросился на груду металлических балок, перекрытий, листов стали и прочих обломков. Он разгребал их и отбрасывал в сторону, гнул, сгибал, пока не освободил тела офицеров. Его помощь запоздала… Ну, Неприметный! Оружейник озверел. Он еще искал Шкипера, Канонира и Умельца, но никого не нашел. Впрочем, ни палубы бомбард, ни шкиперской рубки на корабле уже не существовало. Каким-то чудом уцелела лаборатория. Оружейник бросился было в распахнутые двери, но остановился, замер, сжал плеть, которая неизвестно как оказалась в его руке. Прислушался. Говорили Неприметный и Умелец… Умелец явно что-то знал о Планете, и похоже, это знание должно было сейчас перейти к Неприметному… А Неприметный ни перед чем не остановится! Он уничтожит все! Он никого, даже себя, не пожалеет, если такое понадобится для достижения его бредовых целей.

— Ну, ну! — поощрил Умельца Неприметный.

И тогда Оружейник выступил из своего укрытия.

26

— Оружейник! — воскликнул Неприметный. — Уж и не знаю теперь, нужен ли ты мне?

— Нужен, Неприметный, нужен! Еще как нужен! — Оружейник приблизился, поигрывая плетью.

— Проходи, — предложил Неприметный. — Расскажи, что видел интересного. Нашел ли беглеца Дурашку? Не образумился ли он?

— Дурашку тебе не достать, Неприметный! А вот с остальными ты сыграл ловко! Умелец, это он убил Бунтаря!

— Вот что значит быть в бегах, — спокойно ответил Неприметный. — Бунтаря убил Тактик. Это знают все. Да ты ведь и сам участвовал в деле!

— Твоя рука направляла арбалет Тактика. Он лишь выполнял твою волю. Да и все остальные тоже. Ты убил Звездочета!

— С какой целью? Ты видишь, Умелец, Оружейник сошел с ума!

— Ты убил всех! И Стратега, и Тактика, и Канонира, и…

— Снова ложь. Канонир убил сам тебя. Тактик и Советник начали охоту друг на друга, и я не успел им помешать. Они погибли под завалом. Я бы помог, да не сумел добраться до них.

— А я добрался.

— Конечно, Оружейник. С твоею силою можно гнуть стальные балки.

— Там следы твоих сапог! Офицеры были живы, когда ты сидел рядом. Ты просто не захотел им помочь, потому что они мешали тебе.

— Ты тоже начинаешь мешать мне. Оружейник. Я организовал побег Дурашки и Бунтаря. Я санкционировал твой уход из экспедиции. Я освободил Умельца. Я знал, что только вы четверо сможете разгадать тайну Планеты. Вы с самого начала были против того, чтобы подвергнуть ее наказанию. Но я, кажется, ошибся во всех, кроме Умельца. Ты мне больше не нужен, Оружейник. Берегись!

— А теперь слушай меня. На солнечном луче, пронзившим грудь Звездочета, твоя метка. Ты плохо стер ее. Конечно, когда кругом неприятель, кому придет в голову исследовать смертоносный луч. Но никакого неприятеля нет! Мы воевали только друг с другом!

— Планета все равно получит свое! Ее тайна разгадана!

— Твоим кинжалом. Неприметный, был убит Стратег!

— В этой неразберихе, когда никто честно не исполнял свои обязанности, мне некогда было следить за тем, кто взял в руки мой кинжал.

— Умелец! Не выдавай Неприметному тайну Планеты! Мы и так произвели здесь множество необратимых изменений!

— Необратимых изменений… — прошептал Умелец. — Разве ты тоже догадался, Оружейник?

— Нет, я больше привык действовать руками, чем умом. Я знаю только одно: Неприметного надо остановить.

— Ты слишком много знаешь, Оружейник! И ты мне действительно больше не нужен!

Неприметный отступил на шаг, завел правую руку за спину, что-то нашаривая там. Взведенный арбалет вмиг уставился Оружейнику в грудь. Но и Оружейник не был бы Оружейником, если бы не его мышечная реакция. Он метнулся чуть в сторону и прямо, витая плеть свистнула в воздухе и наверняка рассекла бы Неприметного надвое, но бросок Умельца испортил дело. Плеть обрушилась на пустое место. И в тот же миг солнечный луч вонзился Оружейнику в грудь.

— Эх, Умелец… — только и успел сказать Оружейник.

27

— Что ты наделал?! — ужаснулся Умелец.

Он почти всю свою жизнь просидел в лаборатории, разгадывая тайны природы, считая общение с офицерами корабля помехой в работе. Он никогда не принимал участия в наказании планет. Исследования, исследования были его уделом да еще четкая работа всех систем корабля. И он не зря был Умельцем. Каждый болтик и каждый рычажок корабля чувствовал он как живое существо. Все слушалось его и редко выходило из строя. Усовершенствовать что-нибудь на крейсере, будь то новая броня или двигатель орлана — вот это жизнь, достойная человека. А все остальное, все, что происходило на крейсере, его не касалось. Слишком долго это его не касалось!

— Что ты наделал?!

— Нет, это не я. Это ты подтолкнул меня, Умелец. И арбалет сделал случайный выстрел. Ах, как жаль, что ты убил Оружейника!

— Я, Неприметный?!

— Ну да ладно… Ведь об этом никто не знает.

— Нет, Неприметный! Я не мог убить человека!

— И все же убил… Я понимаю, что это нечаянно. Вот и Бунтаря убили нечаянно.

— Нечаянно, — прошептал Умелец. — Нечаянно! Нет не нечаянно! Все было закономерно! Я, действительно, виноват в их смерти. Я молчал. Я старался ничего не замечать. Я заменил человеческое окружение машинами. Пусть все происходит так, как происходит! Мне ни до чего нет дела! Ведь я ни во что не вмешиваюсь… А оказалось, что не вмешиваться нельзя!

— Да что об этом говорить, Умелец. Мы, конечно, совершали ошибки. Но тайну… Тайну Планеты…

— Ты не узнаешь ее, Неприметный.

— А вдруг я не утерплю и расскажу, что ты убил Оружейника?

— Рассказывай.

— Тебя будут судить. Тебя будет мучить совесть. Говорят, что это страшнее всего.

— Я уже осудил себя.

— И что же… Это больно?

— Больно, Неприметный.

— А если я сделаю еще больней?

— Больнее уже нельзя.

— Посмотрим.

Неприметный схватил даже не сопротивлявшегося Умельца, подтащил его к стене, закрепил одну руку в клемме высокого напряжения, разорвал провод, ведущий к ней, чтобы не ударило током, зажал второй клеммой другую руку Умельца, отошел на несколько шагов, огляделся, хорошо ли у него получилось, взял в руки плеть.

— Тайну!

— Нет, Неприметный.

Плеть рассекла Умельцу лицо.

— Тайну!

— Нет.

Плеть разорвала мундир на груди Умельца.

— Тайну!

— Нет! Нет. Нет…

Неприметный остановился передохнуть.

— Тебя обратит в пепел электрический ток, Умелец. Послушай, ну зачем тебе тайна? А мне она так нужна! Еще не все потеряно. Я найду способ расправиться с Планетой, только бы знать ее тайну. Сжалься, Умелец! Сними с моей души гнет неведения! Что тебе?! Да и ей тоже! Скажи, она мертвая?

— Она живая, Неприметный! Планетяне приглашали нас в гости.

— Они просили милости! А потом затаились. Тайну… Тайну. Тайну!

Взрыв близкого вулкана потряс остатки корабля.

— Молодец, Планета, — прошептал Умелец. — Представляю, что здесь будет через час.

— Что? — с надеждой спросил Неприметный.

— Расплавленный шар.

— Это ведь от бомбард, правда?! Мы ведь все-таки встряхнули ее?

— Нет, Неприметный. Это она сама. Я, пожалуй, раскрою тебе тайну Планеты.

— Давно бы так!

— Мало радости принесет тебе это. Планета обманула тебя. Вернее, она увернулась от твоих действий. Как жестоко ты просчитался!

— Мне бы только узнать тайну. А там…

— На Планете существуют разумные планетяне. Они хотели принять нас с радостью и желанием. Но мы тотчас же уничтожили их корабль. Уверяю тебя, Неприметный, у них хватило бы средств уничтожить в ответ наш крейсер. Но они не могут убивать людей. Они просто забросили наш корабль в свое прошлое, когда на Планете еще только зарождалась жизнь. Они хотели посмотреть, что мы будем делать. Если, не обнаружив планетян, спокойно улетим, что ж… далеко за пределами своей солнечной системы они бы наверняка вернули нас в свое время. Но мы обстреляли Планету из бомбард. Им, наверняка, пришлось здорово поработать, чтобы сгладить следы, оставленные нами. Планетяне перебросили нас в еще более далекое прошлое. И так случалось каждый раз, когда мы производили на Планете какие-либо разрушения. Поэтому уменьшалось в воздухе количество кислорода, поэтому убегал от тебя Океан, поэтому десятиклеточные организмы превратились в девятиклеточные, поэтому менялся ландшафт, а сейчас вдруг ожили вулканы. Мы уходим все дальше и дальше в прошлое этой Планеты. Ты понял, Неприметный?! Скоро здесь заплещется лишь одна раскаленная лава. А за стенами корабля наверняка уже нечем дышать.

— Не верю!

— Это так, Неприметный.

— Они убили всех нас!

— Нет, это сделали мы сами. Ведь они только предоставили нас самим себе.

— Будь проклята эта Планета! Я буду бороться с ней до конца!

— Поздно, Неприметный, поздно!

— Для тебя — да. — Неприметный соединил концы проводов и даже не взглянул, что там осталось между клеммами высокого напряжения.

Хлеща плетью все, что попадалось под руку, Неприметный бросился вон.

28

По мнению Стряпуха, что-то случилось. Никак не хотел стоять скрепленный чем попало стол. Потух очаг, пищевые продукты превратились в неприглядное месиво. Никто не отдавал приказаний относительно ужина. Стряпух чувствовал, что его вина безмерна. Не накормить как следует команду! Да такого, наверное, еще никогда не случалось за всю историю флота Толы!