Улицы бурлили.
      Это началось с самого утра. Собираясь сперва небольшими группами, люди шептались, обсуждая произошедшее и предстоящее. Все уже знали, что сегодня начинается общероссийская политическая забастовка. Все знали, чего требует Левый фронт и либеральная оппозиция, вожди которой большей частью были заграницей. Люди мало пока разбирались в том, что должно быть дальше. Но они были уже на многое готовы.
      Потом, никем не руководимые, Комитет действий был ночью арестован, люди двинулись с окраин к центру города. Они шли, медленно подбирая в себя все новые и новые группы собиравшегося в разных местах народа. Было еще очень рано, но весь город стоял уже на ногах. Постепенно подбирая один поток за другим и сливаясь в огромную реку люди все больше наполнялись уверенностью своей силы, и все больше узнавали о случившемся за ночь. Всюду были листовки сотен организаций - правительственных и оппозиционных, пугающих и убеждающих, призывающих и успокаивающих.
      Что происходило в Москве? Восстание студентов, отказ подчиниться поднятых недавно воинских частей. Полная растерянность брошенного на блокаду центров студенческого выступления ОМОНа. Паника в правительстве. Мятеж нескольких танковых дивизий. Бегство министров. Банкротство монополий. Всеобщая политическая стачка. Как много и как горячо обсуждались все эти реальные и вымышленные события. Конечно, это были слухи, в них не все было верно, но то, что они были пропитаны надеждой, нет, больше того, уверенностью, радовало всех.
      Люди вышли на улицы. Впервые за много лет "порядка и спокойствия". Колонны плыли, сливаясь с все новыми и новыми, с все большими и большими колонными, разливаясь неизвестно откуда возникшими транспарантами и красными, красно-черными, черными и многоцветными знаменами.
      Ольга была в общей, движущейся к Лубянке и Кремлю, массе. Здесь собрались сотни тысяч. Это был всесильный, обезумевший от себя самого поток. И эта казавшаяся ей бесконечным неуправляемая никем река несла ее вперед. Кто вел ее эту стихию народного гнева? Ольга, не могла этого сказать. Она была членом ЦК партии, она отвечала за подготовку этих событий, она много лет работала ради вот такого солнечного дня свободы. Дня ветра и радости. Но она не знала, откуда взялась та сила, и та воля, что собрала здесь этих людей. Народ шел, не встречая никаких препятствий. Милиция, которую мэрия попыталась вывести на заграждение, просто пропустила его. В людях куда-то исчезла прежняя замкнутость, неуверенность. Все разговаривали, улыбались. Никто не знал, что будет дальше. Но каждый понимал: сегодня, на глазах у миллионов и при их участии, меняется все. Меняется вся привычная жизнь, рассыпается весь старый политический уклад.
      Ольга радовалась этому дню и глубоко вдыхала новый для нее воздух. Мир становился другим. Было невероятное, не виданное ей доселе массовое ощущение свободы, полета и радости. Пробужденный всеобщей политической стачкой поток нес Ольгу к новым свершениям народной истории.
      В разных частях города, у Думы, на Лубянке, возле памятника Маяковскому развернув знамена и наполнив небо ревущими голосами гнева, начались митинги. Потоки выступающих сменялись здесь один за другим. Одни ораторы вызывали бурный восторг, другие - получали обратный отклик, заставляя стаскивать себя с импровизированных трибун. Несколько раз Ольга видела, как крупные чины в милицейской форме пытались призвать толпу разойтись. Ничего не выходило. Представителей власти перебивали раздраженными криками, и они старались скорей покинуть уличное собрание.
      Возле Государственной Думы к народу вышел лидер Народно-патриотической партии Сергей Андреевич Райский. Он поддержал все требования трудящихся и заявил, что будет добиваться их удовлетворения. Его выступление люди встретили хорошо. Многие его любили за прямую, пускай порой и не умную, но как казалось оппозиционную позицию. Райский был позер и позер умелый. Осторожный националист, аккуратный поборник доброй традиции, он всегда указывал на истинно народные корни русской государственности и считал (говорил), что власть должна думать о людях. Такое было о нем мнение.
      У Кремля тоже начался митинг. Его никто не готовил, он начался стихийно и проходил очень бурно. Выступая, ораторы, а в числе их оказался и Алексей Хрисовул, Ольга узнала его по голосу, призывали народ требовать отставки Президента, правительства и отмены всех существующих законов включая и конституцию. Требовали сформировать истинно народное правительство. Требовали разогнать политическую полицию - ФБС, отчаянно отстаивали право личной свободы, социальной справедливости и равенства.
      Так было везде. Такие митинги, пусть меньшего, но не менее горячего масштаба проходили на всех бастующих предприятиях, в вузах и воинских частях. Их тоже никто не организовывал. Это был стихийный народный, демократический порыв.
      Но власти, несмотря на внезапно охватившую их растерянность, быстро пришли в себя. Правда к 10 часам обнаружилась их полная информационная изоляция. Не работал не один вид связи. Глухо молчали все телефоны, куда-то исчезали в Интернете любые послания, почти невозможно было выслать посыльных, так как стояла большая часть транспорта. Либо не было водителей, либо бензина. Схожая ситуация сложилась и со СМИ: не функционировали радио, телевидение, газеты. Да и если бы они и действовали, какой от них сейчас был толк?
      Кое-как к 11 часам собрали экстренное совещание. На него прибыло большинство министров, и президент республики лично возглавил заседание. Но от этого проблем стоящих перед властями не стало меньше.
      - Нужно вступит в переговоры с восставшим, нужно обмануть их, что-нибудь предложить. Выиграть время, собрать силы, нанести ответный удар, - выпалил, взволнованно озираясь и явно желая спрятать глаза, президент.
      Видно было, что ему плохо, но он не хочет показать этого, борясь в себе с любой возможной слабостью. Ситуация была непривычной, но глава государства все еще рассчитывал ее изменить.
      - Из-за того, что ФБС арестовало всех профсоюзников, нам не с кем вести переговоры, - вдруг пожаловался премьер министр. - Не с толпой же на площади разговаривать?
      Эта необычная кляуза, вдруг удивив всех, заставила угрюмое молчание превратиться в вой ужаса и непонимания. Раздались неразборчивые голоса, потом произошло какое-то движение и только после этого президент смог разобрать, что же тут говориться.
      - Весь транспорт столицы неподвижен, всеобщая политическая стачка охватила все фабрики, все организации и конторы страны. Твориться что-то нелепое. Какой-то бунт! - лепетал мэр, маленький необъятный в своей толщине человек с бородкой придававшей его лицу в эти минуты глуповатое выражение. - Но надо же что-то делать? Вот только что? Что?
      - Ночью, восставшие студенты захватили свои учебные заведения, а так же казармы некоторых воинских частей. Вы что, думаете, тут возможны переговоры или с этой красно-коричневой сворой вы собираетесь, переговоры устраивать? - возмутился директор ФБС. - Мы моментально произвели аресты. Это была нормальная, необходимая реакция. Нужно было обезглавить движение. Мы имеем дело с полномасштабным, пусть и разноочаговым, восстанием...
      - Информация об этом облетела уже всех. Вот только никто не может понять, откуда она взялась? - ловко парировал премьер, поворачиваясь к президенту, и выражением своего лица, давая понять, что он возлагает всю ответственность на директора ФБС.
      - Наши сотрудники и я в частности сделали что смогли, - возмутился беззвучным намекам на его некомпетентность главный полицейский шпион страны. - Именно поэтому сейчас возможно это заседание, а что до паники, так она не уместна. И ваши передергивания про летучую информацию только привносят напряжение в разговор.
      Президент бросил командный взгляд в сторону вжавшегося в кресло человека с растерянным взглядом.
      - Ну и министры у меня, - подумал Родион, покусывая желтыми зубами тонкую губу. - Неужели они совсем не способны мобилизоваться в трудный момент?
      - Еще вчера всюду появились таинственные листовки, сообщавшие о предстоящем событии. Появились во множестве острые, уже привычные, но от этого не менее взрывоопасные статьи в Интернете. Все это читалось, вопреки нашему ожиданию, - залепетал министр информации. - Все это просто проглатывалось обществом, рождая ураган, остановить который теперь кажется уже невозможным.
      - Бросьте панику! - рявкнул человек в зеленом мундире с погонами и лаврами на воротнике. - Надо собрать войска и по частям разогнать демонстрантов. Потом нанести удары по блокированным студентам и все.
      - Ну, этот-то нагородит, - мелькнуло в голове продолжавшего волноваться президента. - Этим дуракам маршалам только волю дай. Лучше бы в своих войсках порядок навели, а то эти студентишки под носом вот таких героев все оружие растащили.
      - Есть еще информация о том, что вооружаются теперь и рабочие. И оружие они берут из ваших неприступных арсеналов, генерал, - произнес, словно угадывая мысли президента, директор ФБС.
      Маршал брезгливо посмотрел на мэра, которого, по-видимому, считал во всем виноватым, и поморщился. Его огромные кулаки с короткими ногтями сжались, показав собравшимся, что медведь рассердился. Но никому не было до этого дела. Шум не утихал.
      - Прекратите болтать! - вызывая мгновенную тишину, негромко сказал президент.
      Он овладел своими чувствами и теперь был готов к серьезному обсуждению ситуации.
      - Что сейчас происходит? Как развивается ситуация? Что мы делаем?
      - Родион Григорьевич, - так же спокойно начал директор ФБС, - нами арестованы почти все вожди мятежа, в наших руках даже руководитель студенческого штаба. Практически все профсоюзные и коммунистические лидеры нами схвачены. В том числе и руководитель партии. На улице сейчас идет митинг, мы стягиваем ОМОН на случай неприемлемого поведения народа. Конечно, было бы здорово, если бы они все сами разошлись. Верные нам воинские части уже окружили ненадежные казармы. Также мы блокировали ОМОНом, милицией и спецназом восставшие университеты. Принимаются меры к пресечению вооружения рабочих. Но, так или иначе, мы вынуждены считаться с наличием у бунтовщиков 10-15 тысяч вооруженных, правда, плоховато, боевиков.
      - Хорошо. Что с забастовкой?
      - Надо бы утихомирить провинцию. Вот как?
      - Конечно патриарх, он должен нам помочь. Надо чтобы он выступил и всех успокоил, призвал к примирению, - предложил столичный мэр. - Но для этого нужно заставить работать телевидение. Тех, кто вооружился необходимо объявить преступными элементами.
      - Этого мало, - заметил президент. - Но это подходит. Что-нибудь еще? Какие будут предложения?
      - Нужно привлечь левых. Наших левых разумеется, лояльных. Во-первых, правительство в отставку, - посоветовал директор ФБС, замечая, как заерзал премьер. - Во-вторых, повысить всем зарплату, пенсии...
      - Денег нет, - заметил длинный худой старик в старомодных очках бывший директором Центрального банка. - Даже золотовалютные резервы израсходованы на поддержание стабильного курса корпоративных бумаг, да и все средства, полученные по новым займам израсходованы. Кризис... Биржа... Мы еще год назад предупреждали, что... Нет денег...
      - Так напечатайте, - робко вмешался человек с маршальскими погонами и угодливо с собачьей преданностью посмотрел в глаза президента.
      - Продолжайте, - президент кивнул головой директору ФБС, не соглашаясь с предложением военного министра, но и не отклоняя до гениальности простую мысль.
      - Хорошо, Родион Григорьевич. В-третьих, назначить Райского как оппозиционного левого главой кабинета. И конечно поручить ему, сформировать правительство.
      - Гениально, - радостно сжался в мягком кресле молчавший до этого министр внутренних дел, во всем всегда поддерживавший более умного и волевого директора ФБС.
      - И еще, я бы сюда добавил декларацию прав и свобод. За подписью президента, но добытую в трудных обсуждениях с отставленным кабинетом министров - Райским конечно. Так, для авторитета, - предложил первый вице-премьер Касилли.
      - Хорошо, подготовьте и принимайте меры, - одобрил президент. - И помните, что нужно работать оперативно.
      Президент подумал и, повернувшись к Касилли, добавил:
      - И пригласите ко мне Райского, он сейчас в Думе.
      Но всем этим планам не суждено было сбыться.

* * *

      Митинг у Кремля не утихал. Выступали все новые и новые ораторы. Но вместе с тем начался и бурно развернулся еще один митинг, на Лубянке. Здесь инициативу сразу захватила либеральная оппозиция. Ее ораторы, вздымая свои возмущенные голоса, обращались к народу не только с критикой консервативного бюрократического режима, но и с призывом идти на Кремль и самим изгонять оттуда полицейский режим. Этот призыв, наиболее яростно произнесенный устами Татьяны Юсада, вызвал бурное движение, приведшее к страшным последствиям.
      Разгоряченная либеральными призывами толпа вдруг, никем не управляемая и влекомая одной лишь своей волей, двинулась в сторону золотых маковок Кремля с возгласами: "Долой президента! Вон из Кремля!" Она решительно прошла в массе людей собравшихся у государственной Думы, подхватила несколько потоков и неукротимой силой хлынула через Александровский сад к Кремлевским воротам.
      Ольга, находившаяся недалеко от всего происходящего движения, видела, как большая масса людей возмущенно скандирую, направилась к Александровскому саду. К этой движущейся бездне, не то из любопытства, не то из желания одним ударом покончить со старым режимом присоединились, и многие из тех, кто участвовал в митинге на Красной площади.
      Ольга пошла в этом потоке.
      Вдруг, останавливая судорогой испуга всю приведенную невиданной стихией массу, раздались автоматные очереди. Ольга не могла разобрать в поднявшемся шуме, что же все-таки произошло.
      Увидев решительно надвигающуюся народную массу, начальник службы безопасности отдал приказ не пропускать толпу в Кремль любой ценой и если народ попытается прорваться силой, то открывать огонь на поражение. Для выполнения этой команды им с санкции перепуганного президента были созваны все надежные части имевшиеся поблизости.
      - Назад! Не подходите! Мы будем стрелять, - таким приветствием встретил идущих к воротам людей майор ОМОНа в пластиковом шлеме.
      Но люди не поняли его требований. Не пожелали понять, больше не собираясь терпеть произвол полиции и чинов. Один шаг, так им в тот момент казалось, один шаг отделял их от нового, свободного мира. Они приблизились к воротам и, не поддавшись повторным требованиям остановиться и разойтись, попали под беспощадный огонь спецназа и милиции.
      И снова раздались выстрелы.
      Толпа попятилась назад, но, похоже, в ее движениях кремлевская охрана не разобрала стремления отступить, потому, что раздались новые очереди. Это были уже не короткие первые выстрелы, это были длинные очереди беспощадного расстрела народа.