Вик подала ему флягу и стала смотреть, как он пьет. Маленькими глотками Пабло принял в себя немного теплой воды, ощутив прилив новых сил. Это был уже третий их переход, но до ручья было пока далеко.
      - Нужно пройти еще десять километров и только тогда можно будет наполнить фляги, - подумал он, поправляя на себе американское солдатское снаряжение.
      Вик уже сделала несколько шагов вперед и теперь безмолвно стояла, любуясь каким-то робко пробившимся из земли цветком. Пабло подпрыгнул несколько раз, разминая сонно уставшее тело и взвалив на плечи рюкзак, последовал за ней.
      Она стояла укрытая бесконечной тенью леса и улыбалась своей немного робкой, но украшенной смелым взглядом, улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ и легко обнял ее за талию. Она ответила ему нежным взглядом, говорившим о благодарности за все его тепло и любовь. Они поцеловались. Вик хлопнула его по ягодице и засмеялась.
      Через час деревья неожиданно закончились.
      Тропинка, по которой они теперь шли, была очень узкой. Здесь, как и везде пели птицы, и стоял какой-то маняще-чужой пряный горячий запах. Но возможно он только казался таким, являясь на самом деле не сказочным ароматом далекого леса, а обычной атмосферой зеленых дебрей.
      До ручья оставалось совсем недалеко, когда она, уже зная ответ, но, просто желая услышать любимый голос, спросила его:
      - Милый, тебе сейчас хорошо?
      - Да, - улыбнулся он, нежно сжимая ее пальцы в своей руке.
      Опять начался лес, как-то странно и теперь немного непривычно смешанный с кустарником. Здесь нужно было прорубать себе дорогу мачете. Но эти зеленые, свитые воедино гущи были пройдены ими за несколько часов. И они снова теперь шли рядом и ничего не говорили.
      Неизвестно, как и когда, но Пабло выучился от этих мест науке быть молчаливым и все свои чувства отдавать без слов. Слова, конечно, были нужны, он не обходился без них, но иной раз время требовало от него молчать часами, даря взамен непостижимое блаженство. Так было и сейчас.
      Обогнув невысокую каменистую гору, они спустились к свежей прохладной воде, чей поток бил прямо из земли. Наполнив фляги и напившись, путники двинулись дальше. Теперь до лагеря диверсионного отряда оставалось совсем недалеко.
      Они добрались до своих, когда было уже совсем темно. Выйдя рано утром и пройдя большое расстояние, эти двое вовремя смогли доставить ценный груз.
      - Отличный динамит Вик, - добродушно поблагодарил их индеец, командовавший отрядом. - Молодцы. Спасибо вам. Заходи к нам почаще Пабло.
      Ночь они провели вместе, укрывшись москитной сеткой, но у них не было сил для любви. Утром весь небольшой отряд направился на запад, оставив лагерь. Они повернули на восток, изменяя маршрут и держа обратный путь в бригаду. Путь что они выбрали, оказался более трудным, чем тот, по которому они пришли. Нужно было почти все время пробираться сквозь густые заросли и существовал риск встретить местных жителей, которые все еще не везде относились к повстанцам благосклонно. К тому же в этих местах орудовало несколько карательных отрядов правительства и плантаторов, не заходивших, правда, далеко, но все равно опасных. Однако за первые два перехода, то есть за семнадцать часов им никто не встретился.
      Вдруг, пока путники перебирались через мелководную речушку, раздались несколько очередей. Пули брызнули по воде. Одна из них пробив насквозь икру Пабло, заставила его свалиться в воду, окрасив часть ее бурного потока темно красной струйкой. В это время, думая, что Пабло тоже все понял Вик, прибавила шаг и укрылась в кустах, приготовившись стрелять. Прицел ее винтовки улавливал малейшие движения на противоположном берегу. Но первое что она увидела, был Пабло.
      Он почувствовал жгучую боль в ноге и упал, теряя силы. Сознание, чуть-чуть окрашенное ощущением раны в ноге, оставалось ясным. Огонь не прекращался, но, теперь видимо решив, что он мертв, противник направил смертоносный поток в сторону уходящей Вик. Наверное, это его и спасло.
      Течение отнесло Пабло на несколько метров вниз. Где, скрывшись за большим валуном, он теперь оказался невидим для врага, и Вик была спокойна. Она моментально оценила местность и все обстоятельства. Для нее было ясно, что это не была засада, нет, скорее они просто случайно столкнулись с группой солдат правительства.
      - Если бы это была засада, - рассуждала она, - мы были бы уже мертвы.
      Эта лаконичная мысль, вместе с ощущением того, что позиция у нее теперь хорошая заставили Вик бросить короткий взгляд на часы и оценить, сколько времени остается до темноты. Она приняла решение не уходить, а вытащить Пабло во что бы то ни стало. Дело это было не простое. Но оно сильно облегчалось тем, что темнота должна была спуститься где-то, через час. Правда, существовал риск того, что гориллы могли вызвать подкрепление. В этом случае дело принимало совсем другой оборот. Пабло чувствуя, что его спасение в этом большом камне вцепился в него ногтями и, сжав зубы, удержался. Пробитая нога как-то тоскливо ныла, но или от холодной воды или от скопления в нем душевных сил кровь перестала идти из раны и он, почти не двигаясь в своей неудобной позе, понял что, возможно, останется жив.
      В это время, обшарив свой берег и решив, что один из партизан убит, а второй, скорее всего, ушел, несколько молодых солдат высунулось на берег. Они, робко, держа винтовки на изготове, вышли к воде и стали двигаться в сторону Пабло.
      Укрытый камнем, но настороженно напряженный, Пабло не мог видеть приближающейся опасности, но он отчетливо слышал и чувствовал всплески ее шагов. Внезапно несколько выстрелов разрезали воздух.
      - Что-то произошло? - метнулось в голове раненого.
      Вик выстрелила еще раз, быстро меняя позицию и слыша, как автоматные очереди срезают листья ее недавнего укрытия. На новом месте она могла теперь лучше оценить результат выпущенных ей патронов. Откинувшись на спину, в воде плыл зеленовато-серый труп, в пяти метрах от него, лежа на открытой местности и повалившись спиной на камни небольшой отмели, лежал другой человек с пробитым бедром и правой рукой. Пабло был цел. Больше попыток сделать вылазку гориллы не делали.
      Несколько раз он чувствовал, что теряет сознание, но каждый раз ведомые какой-то неистовой силой его пальцы, онемевшие от холода пальцы раненого, лежащего в воде человека делали свое дело, и он оставался на месте. Течение, с которым он вел в ходе уже двух часов неравную борьбу как будто не находило в себе достаточно сил чтобы вырвать его из каменного плена открыв еще целое и живое тело пулям врага. Спустилась ночь. Вернее это была еще не ночь, но густая тропическая темнота.
      Вик не выпускала его из виду все это время. Она также следила за противоположным берегом, где время от времени кто-то копошился и делал глупые и пустые выстрелы в некуда, словно рассчитывая, что Вик выдаст себя. Но она не стреляла, зная цену этой игре. Так шло время, в течение которого мысли ее, как и мысли Пабло были вместе, и сливались в общей идее уйти в темноте.
      Пабло пошевелил плечами, делая попытку заставить свое тело двигаться. Он не был уверен, что у него хватит сил встать и уйти, но он хотел жить и был готов бороться за это свое желание. Нужно было что-то делать. Раненый солдат невдалеке издал стон, видимо приходя в себя. Они оба, подумал Пабло, были сейчас двойными заложниками. Заложниками войны и заложниками смерти.
      Он разжал пальцы. Кипучий поток понес его вниз. Вернее это ему показалось, что он движется вниз. Внезапно сжавшись в комок, он остановил падение, ободрав себе о дно бок и мучительно скрипнув зубами от прикосновений чего-то к больной ноге. Пальцы его вцепились в мелкую гальку и помогли развернуть все еще малоподвижное тело. Несколько выстрелов разбрызгали воду невдалеке. Ответного огня не последовало.
      - Наверное, она там, - преодолевая ноющую боль и оцепенение, подумал Пабло.
      Он впился зубами в свои щеки и, дернувшись чтобы сбросить рюкзак, пополз к тому берегу, на котором его ждала жизнь и Виктория. Ее нежные теплые руки встретили его и, подхватив под мышки, выволокли из воды. Это произошло так быстро, что он даже не смог почувствовать помогает он ей или нет. Ничего не было видно. Он весь дрожал, вдруг неожиданно почувствовав холод и страх. Почувствовав то, что было ему неведомо все прошедшие часы.
      - Живой? - тихо спросил знакомый голос.
      - Меня убьешь, - с трудом усмехнулся он.
      Она помогла ему подняться на ноги. И обвив рукой ее шею, он сделал несколько первых шагов. Больно не было, но нога отказывалась повиноваться.
      Он не помнил как наступило утро. Сколько километров было позади? Как далеко они ушли? Он не знал и этого. Его нога была перевязана. Опираясь одной рукой на палку, а другой на Вик он медленно шел по влажной земле. Только через два дня, несколько раз меняя маршрут и отрываясь от предполагаемого преследования, они добрались до своих.

* * *

      Команданте Марко и Пабло сидят в прохладной вечерней траве. Хочется согреть руки у огня, но разжигать в лагере костры запрещено. Идет наступление и нужно быть невидимыми для всевидящего ока Пентагона. Помогает ли это на сто процентов? Скорее всего - нет. Однако именно порядок обеспечивает победу на войне.
      - Как твоя рана? - спрашивает Марко.
      - Уже лучше.
      Они недолго сидят молча. Марко играет своим пистолетом. Он то достает его из кобуры, то прячет обратно. Потом щелкает затвором, вынимает и вставляет магазин, считая патроны. Пабло с улыбкой и любопытством смотрит на него.
      - Ты расстрелял эту собаку Броуна? - интересуется Марко, засовывая свой пистолет обратно.
      - Он все равно ничего бы не сказал, а зря тащить его в лагерь не имело смысла.
      - Бешеная собака, весь прибрежный район его ненавидит. Говорят, ни один оккупационный военный не убил собственноручно столько людей. Особенно нравилось капитану издеваться над умирающими девушками. Что за садизм? Откуда это в человек? Ведь мы практически не убиваем пленных, а они...
      Пабло напряженно посмотрел в черную даль леса:
      - Скорее бы закончилась эта война.
      - Еще один удар и новое Эльдорадо свободы образуется на карте планеты. Я слышал, Интернационал собирается отозвать тебя в Англию? Не уверен, что это правильно. Скоро прибудет новая партия добровольцев из Европы. Потребуются инструкторы Коминтерна, а значит, работы у тебя будет много. Надеюсь, ты останешься?
      - Да, я не поеду обратно, мои силы и ум нужнее здесь.
      Они немного посидели молча, потом Марко неожиданно спросил:
      - Чем формируется на твой взгляд характер человека, пусть даже такого как капитан Броун?
      - Тем окружением, в котором он вырос, его обществом, отношениями в нем. Большую роль играют нравственные ценности, которые ему прививались, - ответил Пабло.
      - А мне думается, что здесь виноваты гены. Вот посмотри на меня, я простой сельский парень. Мои родители всю жизнь работали на плантации сеньора де Менго. Среда, что воспитала меня была отвратительной. Но я всю жизнь сам старался определять свою судьбу. Я боролся. В 17 лет я сказал: "Fiat lut!" и отправился в город. Стал рабочим, потом выучился и поступил в университет. Затем, когда началась Революция, я влился в герилью.
      Робкая бабочка вспорхнула где-то невдалеке из травы и еле заметно взвилась вверх.
      - Нет, все-таки именно гены делают человека чудовищем. Ведь из всех этих североамериканских офицеров только Броун прославился таким образом. Сколько из них добровольно перешло на нашу сторону? А сколько солдат?
      - Разумеется, биологический фактор нельзя забывать. Но все-таки общество, все-таки все то, что создает в человеке его главное отличие от всего остального живого мира -сознание.
      - У животных тоже есть общество, Пабло.
      - Разумеется, только очень примитивное, а вернее не само общество, а его зачаточные формы. Например, это стая обезьян или волчья стая. Наконец, стая дельфинов. Там четко можно наблюдать управляющий блок, коллективные действия, даже самопожертвование ради стаи.
      Марко подобрал тонкую сухую веточку и стал отламывать от нее по кусочку и бросать в сторону.
      - Раз уж мы говорим о психологии, то замечу, что в попытке понять человека нельзя забывать и его инстинкты, а том числе сексуальное влечение. Еще Фрейд писал о влиянии половых отношений на характер человека.
      - Не думаю что секрет Броуна в половой неудовлетворенности. Подавление сексуальности, типичное для иерархичной, построенной на классовых противоречиях армии, конечно, имело место. Но само его отношение к людям, особенно к своим врагам не было целиком вызвано этим. Тут что-то другое. Нет, он определенно вел с нами борьбу сознательно, отдавая себе в этом отчет, ясно понимая, что и зачем он делает.
      - Что ты имеешь в виду, когда говоришь о подавлении сексуальности в армии? - удивился Марко.
      - Об этом писал еще Вильгельм Райх, строевые позы, шаг, жесткий распорядок, физические перегрузки, все это вызывает мышечное напряжение, тормозя протекание сексуальных реакций. Человек, мужчина не испытывает полового влечения в полной силе. Либидо, сексуальность, подавляется, а личность становится более послушной. Это больше не самец, это почти бесполая особь.
      - У нас не такая армия, - нахмурился команданте. - Мы за свободную любовь, у нас нет долгих строевых упражнений, нет иерархичной структуры - нет званий, мужчины и женщины сражаются вместе, плечом к плечу. И если любят друг друга, то им никто не препятствует.
      - У нас революционная армия.
      - Такая армия всегда отличается от армии эксплуататорских классов, будь хоть рабовладельцы, хоть феодалы, хоть капиталисты. Мы боремся за свободу, а значит, не станем притеснять человека.
      - Все верно, только создавая революционное государство нужно помнить об опыте СССР. Бюрократия, отрываясь от масс, постепенно может перейти в особый изолированный слой, а затем превратиться в класс собственников - капиталистов. Это ведет к реставрации старого порядка. Необходимо самое широкое участие масс в управлении. Народ должен в реальности обладать властью, созданные им органы должны быть основой всего управления обществом.
      - Ты прав, Пабло. Мы будем бдительны и мы не допустим отделения власти от масс. Мы знаем, к чему это может привести.
      - Хорошо, - улыбается Пабло. - Хорошо, что вы это понимаете.
      Скоро погода станет совсем другой. Сейчас сухо, но пройдет день или два и все изменится. Пойдут дожди. Потом они начнут затихать, временами прекращаться и исчезнут совсем. Тогда снова потянутся теплые дни.
 

 
      Непрерывно идет дождь. Принято решение наступать и пользуясь такой погодой, колонны одна за другой приходят в движение. Искусно маскируясь, части революционной армии идут вперед. В крупных городах наступление поддерживается забастовками, актами неповиновения и информационными диверсиями. Выведены из строя правительственные сервера, нарушена работа банков. Бастуют предприятия и транспорт.
      - Штаб равнины только что передал сообщение о том, что по данным правительства 8 танковая дивизия отказалась выполнить приказ и отправиться в джунгли, - говорит, неловко улыбаясь, бельгийский доброволец, весь в каких-то амулетах, прикрепленный к штабу 3 бригады как специалист в электронике. - Также известно, что потери американцев за эти дни превысили 100 человек.
      - Отлично, Гай, - улыбается в серые усы генерал Макуэло.
      - Хорошие новости, но кроме 8-й такая же ситуация и в 29-й, - говорит небольшого роста кудрявая смуглая женщина, ее зовут Изабелла, она бригадный командир. - Мы быстро продвигаемся.
      Пабло что-то набивает на своем ноутбуке. Пластиковая карта, утыканная флажками, изрисованная красным и синим маркерами, лежит возле него. За окном палатки не прекращаясь идет дождь. Ливень такой силы, что, кажется, он способен смыть своим потоком весь старый мир.
      С улицы слышатся чьи-то голоса. В палатку то входят, то выходят какие-то люди. Где-то гудит несколько автомобилей.
      - Сколько еще занято деревень? - спрашивает генерал.
      - После обеда сведений не было, получается шесть.
      - Отлично, как ведут себя крестьяне?
      - Многие записываются в армию, все рады. Уверена Эмилиано, мы справимся, правительственные войска терпят поражение за поражением. Сопротивляются слабо, вчера только в плен сдалось 250 человек, а сколько их разбегается в разные стороны.
      Полог палатки поднимается и, наклоняясь, в комнату входит мокрый человек с густой бородой. Пабло поднимает глаза от экрана и видит бесконечный поток воды, льющийся с неба.
      - Что за новости привез этот парень? - думает он.
      О чем-то продолжают шептаться командиры вокруг генерала.
      - Эмилиано, 2-я бригада ведет жестокий бой у селения Хуерони, командир просит подкрепления. Только что звонил, дело у них тяжелое, - говорит бородач, стряхивая с нейлона крупные капли.
      Изабелла теребит короткие вьющиеся волосы и с волнением смотрит на рослого гостя. Новости теперь очень важны. Их все ждут. Генерал Макуэло внимательно слушает, поглаживая большим пальцем усы. Что-то в его облике говорит Пабло о серьезном напряжении.
      - Нужна помощь, там много американцев и без резервов в этом деле не обойтись, к тому же у бригады отрезана 3-я колонна.
      - Трудное положение, - думает Пабло.
      Мокрый человек садится у стола, ему наливают чаю, но чувствуется, что он еще что-то хочет сказать.
      - Не торопись, - говорит генерал Эмилиано. - Немного отдохни, а мы подумаем.
      Обращаясь ко всем присутствующим, командующий добавляет:
      - Что будем делать? Какие есть предложения.
      Пабло высоко поднимает руку. Все смотрят в его сторону, а он не торопясь, говорит:
      - Стоит попробовать провести в соседнем к бригаде районе атаку, так чтобы зайти поглубже в тыл к правительственным частям и янки. На это дело вполне хватит одной роты.
      Генерал теребил седой ус, потом, опустившись всем своим мускулистым телом на руки, упертые в карту, что-то обдумывает. Тянутся безмолвные минуты. Спящий за спиной Пабло раненный командир ровно и глубоко дышит.
      - Хорошо Пабло, мы дадим тебе две роты, но ты готов? - не громко произносит генерал.
      Пабло уверенно кивает головой в подтверждение.

* * *

      Ему не страшно. Слева разрывается граната, Пабло прячет лицо в грязной воде. Комья вырванной взрывом земли падают ему на спину. Он подымает голову и слышит в трубке, зажатой в сильной загорелой руке, голос:
      - Субкоманданте, субкоманданте мы прорвали их оборону, это янки они отходят! Взяли в плен двадцать недоносков!
      Новый взрыв где-то невдалеке. Строчит пулемет, очередь за очередью, навечно всаживая в грязную землю чьи-то тела. Дождь не перестает. Небо серое и холодное.
      - Хосе! Давай не останавливайся, я лежу со всей ротой в грязи и только...
      Ничего не слышно. Ползком взвод добирается до густых зарослей и открывает огонь. Из-за горизонталей падающей воды невозможно ничего больше разобрать.
      - Что?!
      - И жду тебя. Только ваша атака может вытащить нас отсюда.
      Вода за воротником, вода повсюду, даже непромокаемая одежда мокрая до такой степени, что кажется, что это не земля, а какой-то бушующий океан.
      Пабло морщится, набирая новый номер.
      - Бригада?! Альберто, милый, чтоб тебя съели черти и папа римский, где минометы? Пожалуйста!
      - Хорошо Пабло. Как вы там?
      - Почти как в раю, скорее накрой к черту эти доты! Мы сделаем остальное и пойдем вперед! Ты понял?
      - Да, приятель!
      Неожиданно умолкают пулеметы.
      - Преодолели, - думает он. - Неужели еще один шаг и нас не остановишь?
      Тишина. Теперь слышно даже монотонные удары капель.
      - Вперед! Вперед! - слышит он свой голос повторяемый чьими-то еще голосами. - Надо занять высоту N 6.
      Люди, слившись с грязью, с водой с дождем, с холодом и наглой зеленой травой преодолевают метры опасной земли.
      - Вот она та страшная низина, что, накрытая огнем пулеметов, час назад казалась такой неприступной. Обошли, с фланга обошли и теперь вперед!
      Скользя по раскисшей земле словно змея, к Пабло подползает Хосе. Белки его глаз горят на фоне перепачканной физиономии.
      Он улыбается черным ртом, в котором, вторя глазам, горят белые зубы:
      - Хай красавчик, как добрались?
      - Молодец, если бы не ты лежать бы нам в этой грязи как в могиле. Как обстановка?
      - Сносная.
      Невдалеке раздаются взрывы. Пабло протирает бинокль, снимает защитный чехол и всматривается в четкую игнорирующую дождь картинку. Что-то взметается вверх, огонь, движущиеся в разные стороны фигуры в зеленой промокшей одежде.
      - Наши?- интересуется Хорхе.
      - Наши, - усмехается Пабло. - Сейчас немного разметут укрепления горилл, и тогда мы свалимся на них.
      - Значит снова в бой? - неизвестно зачем Хорхе протирает лоб рукавом, пластиковый шлем съезжает ему на затылок.
      Видя эту нелепую картину, Пабло беззвучно смеется. Измученные за день люди не перестают идти вперед.
      - Доты взяли без боя только зря пол дня в грязи просидели,- мысленно рассуждает Пабло. - Гориллы просто разбежались, побросав оружие. Такое теперь часто происходит, не то, что в начале войны.
      Наступление идет своим ходом. Ночью бойцы спят, укрывшись маскировочными синтетическими полотнами, которые не должны промокать. Они действительно держат водный поток. Пища плохая, да ее, по сути, вообще нет.
      На следующий день, о чудо, нет дождя, хотя по-прежнему сыро. И снова ноги увязают в грязи. Трехчасовой переход. Привал. Новый переход и опять выстрелы.

* * *

      Несколько горящих перевернутых автомобилей пускают в чистое небо черные облака горького дыма. Дом поблизости выглядит разбитым. Это Локимос, небольшой город, за взятие которого вчера шел бой.
      - Мы не успели к схватке, - думает Пабло. - Это хорошо или плохо? Черт его знает.
      Разведка докладывает, что в городе полно горилл. Через полчаса становится ясно, что город хотя и плохо, но укреплен. Он не собирается сдаваться без боя. И плевать его гарнизону, а это отборные правительственные части, что вся линия обороны вдоль правого берега сметена революционной армией.
      Оставив несколько наблюдательных пунктов, Пабло удаляется в тыл, туда, где уже невидимо концентрируются обе его роты. Он всматривается в уставшие исхудавшие лица и чувствует глубокую симпатию к этим людям, к этим пропитанным солью пота борцам за новый мир. Людям многое не знающим, многое не понимающим, но чутко ощущающим всю справедливость своего дела.
      - Пабло, город атаковали местные партизаны, но их было слишком мало и, понеся потери, они ушли дальше, перерезав провода и оставив Локимос нам, - слышит он знакомый, немного охрипший голос.
      Он поворачивается, и их взгляды встречаются. Пабло в первый раз за последние дни видит Вик. Не было времени даже поговорить. Она вся перепачканная, да и он не лучше.
      - Боже, какая она красивая, - думает он, даже не ловя себя на слове, что только что пускай мысленно, но он упомянул бога, имени которого не знает и больше не хочет знать.
      Свободным людям не нужны боги. Они сами подобны богам. Их губы сливаются. Он чувствует сладкую терпкость ее поцелуя. Нет ничего приятней на свете.
      - Дай я выплюну жвачку, - смеется она.
      Теперь в городе горит уже не один дом. Локимос снова внезапно атакован. Не удержав под первым натиском внешнего кольца обороны, гориллы отходят в глубь жилых районов. В воздухе кружат вызванные ими вертолеты янки. Но момент упущен и теперь их бомбы и ракеты уже не так легко находят цель.
      Повсюду звук боя.
      Внезапно один из вражеских вертолетов, сбитый повстанческой ракетой, срывается вниз, зажигая своим падением джунгли где-то вдалеке. Вскоре уничтожен уже второй вертолет.
      Пабло, пригнувшись к земле, крадется вместе с Хосе вдоль стены какого-то пятиэтажного дома. Кажется, будто людей здесь совсем нет, но они повсюду, просто боятся высунуть нос и прячутся.
      - Пабло, сопротивление ослабевает, похоже, они совсем не готовы защищать город изнутри, но дерутся все-таки хорошо. Мы уже потеряли восемь убитыми и двадцать человек ранеными.
      - Это серьезно.
      - Да уж, для ста сорока бойцов крупные потери. Мимо них быстрыми короткими перебежками проносится пятерка стрелков. Трое впереди, двое позади - прикрывают тыл. Пулеметчик залегает справа. На минуту устанавливается тишина.